Лампочка

      

Когда десятый по счету  пациент  не постучался в дверь,   Афанасий Корнилыч  заподозрил неладное.

Заслышав очередной прибывающий шелест бахил,  осторожное скрипение стула   ножками по истертому линолеуму и   нетерпеливое   раздражительное шуршание  пакетами с той стороны  кабинета, он, в очередной раз   обреченно крякнув, поднялся  из-за стола, проделал эти  четыре  метра до двери, распахнул его, уже не сомневаясь, и,  как   вышколенный швейцар   отвесил пациенту поклон.

-Пожалте...-   показал рукой в направление глубин кабинета.
-Ой... - радостно и смущенно  захлопал пациент , кивая куда-то вверх, над дверью. - А я сижу, не вхожу. У вас тут лампочка красная горит. - и юркнул в направлении указанном гостеприимной рукой.

Афанасий Корнилыч,  пряча раздражение в усы,   устало шевелил бровями ,  двигаясь за спиной пациента.
Лампочка не горела уже  с неделю. То есть она горела, но явно издевалась над  доктором.

Придуманная в духе времени, под девизом молодости  и безрассудности  « Все интуитивно понятно» , лампочка должна была  легким  движением пальца переключаться с красного на зеленый. Красный — занято. Зеленый свободно.

Но  сколько-то дней назад ее перемкнуло.  То ли  от магнитных бурь, то ли от Меркурия в Марсе,   то ли просто заскучала — не известно. Ясно одно :  она стала переключаться  самостоятельно. С красного на зеленый и назад — в вольном порядке, известном только ей.

Приемы превратились в    проходной двор.

Одни пациенты просиживали у двери   скучающего доктора бесплодно, другие вваливались, когда шел прием.
Взвизгивали  дамы, прикрывая   наманикюренными   ладошками самое красивое, когда   в двери врывались    следующие записанные прямо во время приема.   

Влетали с криком — «Я первый !» - самые скромные,  бесславно просидевшие  все свое время под запрещающим красным,  и вынужденные заскочить   под натиском следующего.

Периодически  поднималась мелкая ругань на тему « А у вас красный»  или « У вас зеленый» .
Афанасий Корнилыч тыкал пальцами в пульт, бегал до лампочки и тыкал пультом прямо в нее, менял батарейки, все тщетно.
Лампочка светила, как  хотела.

Окончательно  обессилев, с ноющим от бесплодных боев пальцем и  раздерганной психикой,   утерев пот со лба , он, отпустив  последнего , смущенного красной лампочкой , вынул белый лист бумаги и написал обычной чернильной ручкой :
«Лампочка не  переключается. Заходите на красный.»

Перечитал.
Вспомнил анекдоты про врачебный почерк.  Смял этот лист, выкинул в корзину, достал другой.

Выудил из стопки ручек черный фломастер  и написал, как мог печатными:
«Лампочка не переключается. Заходите на красный.»
Вышел  в коридор и повесил табличку под  своим  именем.
Укоризненным взором  взглянул на лампочку, горящую наглым красным светом, и даже не моргнувшую  от стыда.

Доктор    припечатал ее еще раз своим тяжелым,  уставшим от беготни  и  стажа взором, и  вновь юркнул в кабинет, в надежде, что проблема решена.

Через 5 минут раздалось привычное  шуршание. Когда оно достигло двери,    повисла напряженная тишина.

Афанасий Корнилыч   впился взглядом в дверь, в ожидании, что сработает.
Тишина висла, напряжение росло.  Никто не стучал.
Чертыхнувшись, доктор, застревая халатом в стуле, рванул к двери.  Открыл.
-Ой.. — расплылся в    в смущенной улыбке пациент — А у вас тут красная  горит. -  закивал он на лампочку.
-Написано же,  -  тяжело задышал без  привычного «здравствуйте» доктор , тыча пальцем  в свою записку — Лам-поч-ка-не- пе-ре-ключается!
...-А...-  завис  пациент, не теряя умильной улыбки, следя за пальцем ,   указывающим на каждое слово  - Аа!!! -  осенило его -- А я тут   пытаюсь понять — что за лампочка! А это — фонарик!.. А лампочка — не понятно..- тихо добавил он, входя  в кабинет и извиняющимся взглядом     скользя по врачу.

В свободную минуту  Доктор взял новый лист и написал :
«Фонарик   сломан. Заходите  на красный»

Следующий шуршун  испытывал  нервы Корнилыча   с пристрастем. Ходил по коридору,  громко вздыхал,  грохотал стульями, хлопал  ладонями по всем частям тела. Потом  включил телефон и начал по громкой связи  слушать какую-то дребедень.


Корнилыч, не сомневался, что это по его душу, но  уже намотанные пару километров до двери и обратно и работа швейцара   истощили его доброжелательность.  В конце концов, он плюнул, понимая, что   получит по полной и от этого, не читающего объявлений и от следующего ,   прием которого будет задержан. Вскочил, опрокинув стул,  допрыгнул до двери и распахнул его.

-Ой-  невинно  растянулся в  улыбке пациент — а у Вас красная горит -  затыкал он указательным  пальцем в небо в район  лампочки над дверью. 

Корнилыч, насупившись, на улыбку не ответил.
-Написано ж ! -  выпалил он вместо «Проходите пожалуйста» - сломан фонарик!  Не переключается.
-Аааа..-  изумленно выдохнул пациент — так это Вы про этот фонарик? А я то думаю.... что за фонарик...  так слово написано скомкано... понимаете ли... - залепетал он, протискиваясь между  доктором  и  открытой дверью в кабинет — врачебный почерк такой не понятный...
-Там печатными буквами. — заметил Корнилыч.
-Все равно врачебный почерк..  -  залепетал пациент.


Оставшись один, Афанасий Корнилыч  не пожалел  принтера. Написал  в  Ворде, распечатал на белом листе. Аккуратно обрезал ножницами  лишнее.  Выскочил в коридор, прилепил на дверь.


Следующий пациент  сидел перед дверью 15 минут.
Доктор был занят, ему всегда есть что попечатать в историях, эти  летописи никогда не кончатся. В отличие от сил , которые иссякли к концу приема не столько от   моральной  усталости, сколько  от нескончаемой беготни.

Он слышал дыхание за дверью. Скорее даже не слышал, а чувствовал. Кто-то сидел  там скромный, тихий, боящийся даже дышать, не то что постучаться в дверь вероломно.

Видя, что и этот   прием будет    задержан, Корнилыч   с обреченным выражением лица выглянул за дверь.

Маленькая, худенькая старушка, в платочке , скрывающем половину тела,  подняла на него свои прозрачные,  безобидные глаза и   невинно улыбнулась :
-Ой... а у Вас красная горит...
-Написано ж, —  флегматично проронил  доктор,   сделав вираж рукой около таблички, — сломана лампочка. Всегда красный.   
-  Ой, милок, -  тяжело подняла бабушка корму со скамейки, — да мне мелко, я  ж  без очков такого и не  прочитаю.   А вот красный- она уважительно кивнула — вижу- и заползла в кабинет.

Афанасий Корнилыч  сделал шрифт  побольше. Еще побольше.  Максимальный, но чтоб на  лист влез. Распечатал.
Скомкал, метнул в корзину.
Сделал шрифт жирным.
Подумал еще , подчеркнул.
Распечатал.
Срезал лишнее.

Последний   подходил вприпрыжку.  Легкой, веселой, совсем не больной походкой.

Афанасий Корнилыч     начал расстегивать халат. По всем признакам — хотя бы этот зайдет вовремя.
Шаги  подпрыгнули и звуки исчезли.
Пять минут,  десять. 
Под ложечкой засосало.
На телефоне  множились пропущенные.

Стрелки на часах неумолимо  ползли  к финишу.

Доктор, уже практически стягивая с себя  халат, распахнул дверь и   вышел всей своей грузной фигурой из кабинета. Встал напротив  пациента. Уперся  руками в бока.

Тот сидел,  сложившись пополам на стуле.  Отбивал  головой  в такт.  Дирижировал  мелодией   носком  длинного узконосого ботинка,  опираясь на  манерный каблук. Уши в наушниках. Глаза в телефоне.


Видимо, от  дерганья головой, взгляд его случайно съехал в низ,  упал на ботинки доктора. Поднялся по всей его фигуре, по   распахнутому халату,  вздымающейся тяжело грудной клетке,   грозно посаженной  голове, с  расплесканными по  всей  поверхности  лица эмоциями.

- Ой- улыбнулся он безмятежно и    невозмутимо — А у Вас тут красная горит...
-Таблички для кого пишутся? -  чувствуя   превосходство возраста и веса, Корнилыч  уже с трудом сдерживался.
-Таблички? -  парень удивленно   перевел взгляд из телефона  на красиво напечатанное объявление  на двери. Жирным шрифтом, крупно,  на уровне глаз, четкими буквами ,  прыгающими, не хуже блох, на любого, кто    приближался  .- А чо-то... я и не читаю... таблички.. — пожал он плечами. - Вижу же -  и он кивнул на бессовестный фонарик  - Красный горит.


Поликлиника  пустела.
Последние  посетители спешно покидали     здание, двери  качали створками на прощанье, окна  темнели сиротливо. 

Коридоры притихли печально, стулья жались  робко друг к другу.
Лифты дремали. 


Одна красная лампочка над дверью кабинета  Афанасия Корнилыча  не сдавалась.
 И только в глубокой ночи,   устав от своего бессмысленного  и никому не выгодного перфоманса, вдруг вздрогнула.
 
Потом еще раз моргнула красным печально, словно прося прощения у доктора, которому так    бессовестно истрепала все нервы.

Потом задрожала  тихой,  нервной дрожью.
И погасла насовсем.