Книга 3. Глава 10. Источник проклятия

Мэтт. Америка, 1956 год

У Мэтта начались спонтанные болевые приступы. Его буквально сворачивало пополам, как будто ему наносили следующие друг за другом ножевые удары, боль была невыносимой, сопровождаясь приступами кровавой рвоты.

Он слышал посторонние голоса и звуки, сопровождающиеся угрозами и грязной бранью. А потом стал видеть рогатого фавна, стук его копыт становился всё ближе и ближе. Ариадна не щадила его, выкладывая всю правду о его преследователе.

— Проклятие входит в силу. Это твой проводник в преисподнюю. Он разверзнет под тобой врата ада, чтобы бросить в его огненную пасть.

Мэтт перестал есть, спать, он бродил как тень, прислушиваясь и озираясь по сторонам, от кого-то отмахиваясь и убегая. Ариадна пыталась его встряхнуть, подтолкнуть к действию. Линда, не оставляющая брата ни на минуту, поначалу не одобряющая столь жестоких методов, тоже взывала к его замороченному разуму.
 
Все трое понимали, что медлить больше нельзя, промежутки просветления становились всё короче, но никак не могли прорваться в логово ведьмы. На ее пороге Мэтта скручивало пополам, он практически терял сознание. И на этот раз всё повторилось, Мэтт, корчась от боли, повис на их руках.

Ариадна что было сил двинула в дверь ногой, к ее удивлению, она открылась. Это не к добру, пронеслось в ее голове. Они с Линдой втащили Мэтта внутрь. Там ему стало еще хуже, но, помня инструкции Ариадны, он не выпускал из рук проклятую пуговицу.

Они шли, вдыхая затхлый запах давно не проветриваемого помещения, по узкому длинному коридору, казалось, ему не будет конца. В гостиной так же царил полумрак, как и в других комнатах, здесь и вовсе дышать было нечем. Спёртый воздух, смешиваясь с запахом давно немытого тела, экскрементов и гнили, отдавал еще и плесенью, особенно сильно возле одной из спален.

Ариадна понимала, что источник проклятия Мэтта находится именно там, поэтому категорически запретила своим спутникам входить в оную спальню без ее на то позволения. Какое-то время она настороженно прислушивалась, а затем осторожно приоткрыла дверь, ожидая атаки, но ничего не произошло.

Окна были плотно занавешены, тошнотворный запах еще более усиливался возле кровати. На ней возлежало парализованное тело той самой старухи, всё постельное белье, как и она сама, были покрыты застарелой зеленоватой плесенью.

Поначалу Ариадна решила, что старуха мертва, ее тело было абсолютно неподвижным, но, когда подошла поближе, увидела испуганные бегающие из стороны в сторону глаза, яркие небесно-голубого цвета с белоснежной белочной оболочкой. Эти глаза никак не вязались с неподвижным, разлагающимся телом старухи. Это не ведьма, скорее всего, она все еще в теле той самой сиделки, а бедная девушка заточена в этом старом парализованном теле.
 
Ариадна внимательно осмотрелась. Вокруг кровати, внутри четко обозначенного мелом круга, проступали очертания пентаграммы и еще какие-то знаки. Они ярко алели, словно начертанные кровью.

Перед кроватью и за ней, не выходя за границы круга, строго напротив, были расставлены зеркала в человеческий рост. От зеркала к зеркалу вокруг кровати на полу так же строго по очертанию круга располагались несколько рядов зажженных чадящих свечей.

Отбрасываемые свечами подрагивающие тени хищными щупальцами расползались по полу, делая полумрак комнаты еще более зловещим. Словно пытаясь дотянуться до очередной жертвы, они все ближе подбирались к ногам Ариадны, медленно отступающей назад от кровати.

Здесь явно проводился какой-то колдовской ритуал и, похоже, с переселением душ из одного тела в другое. Она просмотрела воспоминания несчастной девушки и поняла, что ловушка находится внутри круга на этой самой кровати.

В зеркале у изголовья кровати отражалось парализованное тело старухи, а у изножья кровати билась из-за зазеркалья, беззвучно умоляя о помощи, та самая девушка, как маленькая рыбка, выброшенная на берег.
 
Внезапно свечи стали гаснуть в направлении к зеркалу у изножья кровати. Девушка, схватившись за горло, стала задыхаться, судорожно пытаясь вздохнуть, и с каждой потухшей свечой ей становилось все хуже.

Ариадна уже знала, что с последней догоревшей свечой девушка умрет, навсегда застряв в зазеркалье, а ведьма, приняв ее облик, вырвется наружу, чтобы снова возродиться и стать еще сильнее.
 
Оставалось всего несколько свечей, когда Ариадна, резко отворив двери ниши рядом с кроватью, швырнула не ожидавшую такой наглости плутовку на кровать.

Ведьма упала лицом вниз, утонув в своих же, пропитанных гнилью разлагающихся телесах, и отчаянно пыталась подняться. Но, увязнув в вонючей слизистой массе, ее руки и ноги не найдя опоры, разъезжались в разные стороны.

Пока ведьма отчаянно барахталась, размазывая свое протухшее тело по кровати, все свечи снова загорелись ярким пламенем, а затем стали стремительно гаснуть в обратном направлении.

Заметно преобразившаяся, помолодевшая, торжествующая физиономия ведьмы, отражающаяся в зеркале у изголовья кровати, снова приняла старческие черты, как и все ее тело.
 
И с каждой потухшей свечой ведьма становилась все безобразнее и безобразнее, удаляясь все дальше и дальше, пока не исчезла в помутневшем от чада свечей зеркале, как и молодое тело, в которое она так стремилась влезть.

В это самое время взорвалось зеркало у подножья кровати, посреди осколков стояла та самая бедная девушка – абсолютно голая, в мерзкой вонючей слизи, сотрясаясь всем телом от страха и омерзения.

Обеспокоенный Мэтт, уже полностью пришедший в себя, ворвался в спальню.

— Всё нормально, — жестом остановила его Ариадна, — мы сейчас выйдем.

Она обтерла, насколько было возможно, тело девушки от слизи, закутала в покрывало, вывела в гостиную и усадила в удобное кресло.

— Мэтт, нам нужно закончить начатое. Ты должен сделать то, о чем я тебе говорила, один на один – ты и она.

Мэтт вошел в спальню, стараясь не обращать внимания на мерзкий запах, со словами: “Возьми обратно”, вложил в то, что осталось от руки ведьмы, проклятую красную пуговицу.

Так закончилась эпопея с ведьмой, девушка, отделавшись испугом, благополучно вернулась домой. Все четверо избавителей договорились не распространяться о случившемся, тем более, что никто не поверит их словам.