От чистого сердца

Поучительная история

Мама всегда меня упрекала в неопрятности и умении то угодить в лужу, то ненароком облиться вечерним молоком, то перевернуть горшок с цветами на ковёр в гостиной. Я, конечно, знал об этой своей неловкой особенности и старался, чтобы не огорчать маму, следить за собой – чтобы не зацепиться, не задеть, не опрокинуть. Но как только забывал об этом, так что-нибудь и случалось.

В тот день, в субботу, я ничего особо не натворил, но всё же умудрился заляпать себе лицо и два раза одежду – сначала посадил чернильное пятно на футболку, когда писал письмо бабушке, потом капнул варенье на брюки, а в довершение всего перед самым выходом в храм на всенощную мама, посмотрев на меня, сказала, еле сдерживая смех:

- Серёжка, ну, глянь на себя, что это у тебя на носу?

Я подошёл к зеркалу – на кончике носа красовалось чёрное пятно. Хотел быстро размазать его рукавом, но вовремя остановился – по случаю церковной службы мама приготовила мне нарядную рубашку и её белоснежный манжет как раз немного выглядывал из рукава пальто. Вздохнув от досады на самого себя, я вынул из кармана свежий носовой платок, тоже приготовленный мамой, и вытер нос.

В ближайшем к нашему дому храме я был алтарником – помогал священникам во время богослужений. Я подавал кадило, выносил свечу во время чтения Евангелия, приносил и уносил записки с именами, выполнял разные поручения и много ещё всего по мелочи. Мама надеялась, что это приучит меня к аккуратности, а мне просто нравилось быть в храме – уходящий ввысь купол, немного тусклые старинные иконы в деревянном иконостасе в таинственном сиянии лампад, проникновенный голос священника, возносящего молитвы к Богу.

Всенощную в тот день служил отец Стефан. Отец настоятель почти всю службу принимал исповедь. Отец Стефан, молодой высокий худощавый мужчина, во всём любил порядок. Мама говорила, что я должен брать с него пример. Надо сказать, что батюшка был образцом чистоплотности. Зная мою неуклюжесть, он не давал мне лишних поручений (чтоб я, грешным делом, ничего не разбил и не сломал в алтаре), а всегда сам всё убирал. Прошёл полиелей – он до блеска надраит елейницу, хоть смотрись в неё как в зеркало! Если воск от свечи капнет на подсвечник, он отойдёт от престола и тут же вытрет его. Если, не дай Бог, испачкается в алтаре пол, он тут же хватает швабру и начинает усердно его мыть. Я, конечно, очень уважал отца Стефана и хотел быть на него похожим – когда вырасту.

Всенощная подходила к концу. Пожилая псаломщица Ольга читала канон, в храме было необыкновенно тихо, хор проникновенно пел ирмосы – я очень любил эти вечерние службы, когда немного народу, слышно, как потрескивают свечи, за окнами завывает зимняя вьюга, а в храме полумрак и царит такая благостная молитвенная атмосфера. Никакой моей помощи в этот момент не требовалось, и я стоял, прикрыв глаза, и сладко молился о маме, папе, бабушке, отце Стефане и отце настоятеле, о своих учителях, и даже о Татьяне Васильевне, математичке, хотя она поставила мне тройку и написала замечание в дневнике красными чернилами.

Вдруг раздался страшный грохот. В первый момент я подумал, что это ветер выбил окно – вьюга так разгулялась на улице, что старые рамы действительно ходили ходуном, а стёкла дребезжали, когда ветер и снег с особенной силой бушевали и в ярости набрасывались на них. Я открыл глаза. Отец Стефан растерянно и даже как-то испуганно смотрел на меня в упор. Я содрогнулся от мысли, что, забывшись, случайно качнулся и что-то уронил на пол. В нескольких шагах я увидел лежащий на полу большой золотой подсвечник. Он блестел – отец Стефан во время канона любил натирать его. А под ним, - о ужас! под ним была разбитая мраморная плитка. В храме стоял лёгкий гул – наверное, все переполошились, услышав страшный шум. Я не знал, что делать, и тоже молча смотрел на отца Стефана.

В алтарь грозно вошёл отец настоятель – грузный пожилой мужчина с окладистой седой бородой, густыми чёрными бровями, небольшой пролысиной надо лбом. Он словно чёрная гора навис надо мной и отцом Стефаном. Я опустил глаза и увидел, что руки отца Стефана дрожат – тряпочка в его правой руке трепетала (так колышется от ветра постельное бельё на балконе, когда мама развешивает его после стирки).

Шла служба. Отец настоятель не стал выяснять детали происшествия, и, недовольно хлопнув дверью дьяконских врат, ушёл к ожидавшим его исповедникам.

После службы он о чём-то тихо поговорил с отцом Стефаном, а потом подошёл к моей матери и сказал ей:

- Сегодня во время службы Серёжа уронил подсвечник в алтаре, и от этого раскололась плитка на полу, мы совсем недавно делали ремонт, и, чтобы её заменить, нам придётся вызывать рабочих.

Тут он сделал выразительную паузу. Мать сильно засуетилась, начала нервно поправлять платок на голове, теребить свою сумочку, быстро вынула кошелёк, открыла его и стала вынимать деньги…

- Нет-нет, Марина Павловна, денег, конечно, я не возьму, но Вы поговорите с Серёжей, пусть он отдохнёт пока от алтаря. А когда подрастёт, наберётся сил, ума, станет более аккуратным, снова придёт... 

Я не помню, как мы с мамой дошли до дома.

- Мамочка, я не знаю, я не помню, что произошло. Понимаешь, я закрыл глаза и молился. Ты знаешь, мне было так хорошо, как будто я не на земле, а на небе оказался. Так тихо, покойно, радостно, и тут этот грохот – подсвечник лежал на полу, когда я открыл глаза. Может быть, я покачнулся и как-то, не заметив, уронил его? Прости меня, мамочка, я такой неряшливый.

Мама против своего обыкновения молчала. Она прижала мою голову к своей груди. Я слышал, как бьётся её сердце, чувствовал, как поднимается её грудь от еле сдерживаемых рыданий. Она поглаживала своей рукой меня по голове и что-то шептала, думаю, она молилась.
Перед сном я подошёл к зеркалу и, глядя сам на себя, подумал: «ну, почему, я такой неловкий, почему всё время доставляю маме неприятности, хотя так сильно её люблю?».

Мои мысли невольно вернули меня к истории с подсвечником. Я внимательно всматривался в своё отражение – в глаза, лоб, губы, а потом оторвал взгляд от лица и прямо за собой увидел, как будто выступающее из темноты, слабо освещённое лицо отца Стефана.  Он был грустен, мне показалось, что по его щеке течёт слеза. Я вздрогнул от ужаса, на мгновение закрыл глаза. С невыразимым волнением посмотрел я снова в зеркало, но, конечно же, никого там уже не увидел.

Помолившись, я лёг спать. Мне снилось, что я иду по какой-то непролазной грязи. Вокруг бушует непогода – страшный ливень, промозглый ветер, деревья гнутся к земле и роняют листья. Я иду по земле, а она из-за дождя превратилась в сплошное месиво, и мне трудно идти от того, что нога каждый раз, как я её опускаю, увязает в земляной жиже. Но я продвигаюсь вперёд несмотря ни на что, потому что знаю, что где-то там непогода   закончится. Мою душу наполняет эта уверенность и помогает мне двигаться дальше. Я опускаю глаза вниз и с удивлением вижу, что несмотря на слякоть и грязищу у меня совершенно чистые ноги – и обувь, и брюки, что моя курточка суха, хотя на неё попадают брызги снизу и её заливает дождь, и даже манжеты свежевыглаженной мамой рубашки блистают своей белизной.

29 января 2025 г.
Г. Вологда