Случай из жизни боевого птичника

(основано на реальных событиях, все имена и позывные вымышленны, любые совпадения случайны, из серии "Военные расказы")

От напряжённого всматривания в дёргающийся экран, глаза устали и налились жгучими слезами. Серёга то и дело чертыхался. Его птичка сегодня никак не хотела слушаться, вздрагивая всякий раз на досаждающих ей восходящих потоках. И как только он отмечал более или менее внятные признаки предполагаемой цели и делал попытки пристального её изучения, картинка монитора подло дрыгалась в конвульсиях, как грешница, попавшая на адову сковородку, и надо было всё начинать сначала.

Вообще, летать, над прогретыми ярким летним солнцем полями и огородами, которые закручивали весёлую кутерьму отчаянно-хулиганистых воздушных вихрей, было последим из его желаний, так как временами нападала предательская дурнота и выводила их равновесия его истерзанный вестибулярный аппарат. И это несмотря на долгий опыт его воздушных путешествий. Брачный союз со своими птичками, с которыми он буквально срастался за вылет, постоянно испытывали на прочность его организм. 

Вообще, он предпочитал большую высоту, когда сектор внимания впечатляюще распахивался до необозримого захватывающего дух горизонта, где всегда можно было легко исправить огрехи и хитрые подножки не по-детски разыгравшейся природы. Но временами, требовалось проводить вынужденное снижение и барражирование, заужавшие обзор с нарастающим дьявольским напряжением, и удержанием его в жёсткой строгости и порядке, что приводило к неприличным выражениям, закономерно прилетавшим в голову, и спонтанно вырывавшихся из уст Серёги.

Время его веселой «истерички» - до неприличия жужжащей, и пока ещё живой шайтан машинки подходило к концу. Каждый подобный вылет сопровождался у Серёги странным чувством лёгкого сожаления. Всякий раз он ощущал странную и внешне беспричинную печаль, как по безвременно утерянном друге.

Оставаясь по своей природе человеком до бесконечности верным, сейчас его ощущения переплетались с чувством вынужденного и узаконенного предательства. Ведь пока ещё бодрая, живая, красивая и новенькая конструкция, намеренно, по его прихоти и приказу, должна быть превращена в груду искорёженного хлама.

Он так и не привык к этой неизбежности, и традиционно очеловечивал и наделял жизнью даже самый бездушный механизм. Видимо подобное настроение берёт своё начало с тех давних времён, когда каждый мужчина особенно трепетно преклонялся перед своим другом - боевым конём. Это давняя традиция - выбирать и назначать тотемной грандиозностью, существо, от которого зависела жизнь, с олицетворением сущего и продолжением его самого.   

Так было и на гражданке, когда, разговаривая со своей отполированной до блеска ласточкой, подолгу скучавшей в одиночестве гаража, всякий раз мысленно извинялся перед ней за вынужденный простой, по причине неизбежной измены с другой машинкой, которой он уделял гораздо больше своего интимного времени, днями и ночами вынужденно таксив по городу. Что приводило к навязчивому чувству вины и сожалению.      

А здесь, на войне, в этой рутинной череде потерь и бесконечного напряжения, единственной компенсацией подобных сентиментальных настроений, оставалось всепоглощающая миссия, цель которой - уничтожение тех, кто хочет уничтожить его.  Но сколько бы упоительных побед, и жирных целей он не занёс себе в зачёт, он так и не привык относиться к своим верным питомцам, как к формальным и бездушным объектам. Каждая уничтоженная цель всегда сопровождалась чувством скорби, как по безвременно ушедшему верному товарищу.
 
Время жизни продолжало безжалостно скручиваться с необычайной скоростью. Серёга давно отметил, что как только он погружался в монитор своего аппарата, то секунды начинали лететь гораздо быстрее обычного. Даже посетила лукавая мысль, что можно смело требовать от начальства подкрутки срока своей службы, как один за пять.

Посматривая на тайминг, он подумал, что возможно придётся возвращаться. Его посетило противоречивое ощущение на грани взаимоисключающих бедовых эмоций, где с одной стороны он радостно вернёт свою птичку-камикадзе домой и ещё немного продлит ей жизнь, а с другой – горечь упущенной возможности, и сожаление о невыполненной задаче, вероятность которой повышалась с каждой минутой холостого кручения на этом воздушном пятачке, где он слил всё отпущенное время.

Понимая, что на сегодня это всё, напоследок, он решил сделать ещё пару оборотов зоркими глазами своего "пернатого" товарища, особенно тщательно всматриваясь в дорогу, на которой, по утверждению разведки недавно наблюдалось необычайное оживление, но сейчас по факту - как назло, всё вымерло. Весь горизонт был до неприличия девственен. И вот сделав разворот, он почти уже ринулся домой, как вдруг проведение подарило ему шанс, и краем давно уставшего, но намётанного глаза, он выцепил еле заметное облачко пыльной тени.

Из разрозненных и эфемерных пазлов, картинка быстро собралась мозгом в реальный движущийся объект. Было очевидно — это на всех порах мчалось какое-то авто. Опытным глазом Серёга сразу отметил, что это пиндосовский джип, которому хозяева, вместо почётной утилизации и переплавки в новое технологическое чудо, подарили вторую жизнь, предоставив ему возможность бесславно погибнуть в далёких краях.

Хитрые заморские владельцы этой железяки, продолжали древнюю традицию времён Колумба, который как известно, выуживал у глупых аборигенов горы золота обменивая их на засаленные дырявые панталоны и пустые стеклянные бутылки. Теперь по аналогии, забугорные "боги", всеми своими силами пытаясь удержать новую славянскую колонию, одаривали подобной авторухлядью своих верных рабов, пробуждая в них идолопоклонство, экзальтированный восторг и бесконечное слюновыделение.

Поглощающее, за несколько месяцев боевого дежурства, уже привычное чувство, наполнило своим нарастающим смятением всю природу его естества, а ощущения ринулись лавинообразными потоками энергии будоражащего азарта. Предательски задрожали руки, и адреналин накрыл его сущность своим непередаваемым впечатлением.

- Надо успокоиться, - давал себя команды Серёга.
- А ты чего в такой жаре, и в балаклаве? Думаешь тебя чубатые прямо здесь срисуют? И так в наморднике паришься, – видимо подразумевая массивные мониторные очки, весело зареготал, его напарник, высоченный долговязый парнишка, с вечно улыбающимся ртом, с позывным «Малой», когда-то давно, в другой жизни, именуемый Пашка.
- Малой. Отвали, – жёстко и спокойно парировал Серёга. От напряжения у него судорогой свело правую руку, от чего он зычно зашипел, замахав рукой, но быстро вернул её в стойло. 

- И почему этой ходячей дылде накинули такое чудное погоняло: «Малой»? – посетила совершенно залётная и мусорная мысль, отвлекая от сосредоточенной работы.  Он вспомнил, что эту смешную несуразную свёртку, подарил командир на призывном, соединяя несовместимое, но теперь, она отлично прицепилась. 

И правда, упарился я уже в этой паранже, - проскочила пулей новая шальная мысль. Но сейчас уж точно не до балаклавы. Времени не оставалось ни на что кроме цели. Мозг работал на предельных оборотах.
 
- Что там у тебя? Подцепил кого? – продолжал навязываться Малой. 
- Да. Я на глиссаде, - отрезал жёсткой фразой. 
Напряжение нарастало.  У него было совсем мало времени. Цель завороженно манила его, притягивала, и поглощала диким животным желанием утилизировать это американскую рухлядь вместе со всеми его бандеровскими внутренностями.

Сил и энергии на разговоры не было. Объект нарастающе увеличивался в зияющей голубой бездне экрана. Во рту появился привкус крови. Серёга к такому уже привык: когда от перенапряжения случайно прокусывал губу. По оценке оставалось еще секунд десять. Напряжение свело в тугую плеть всё тело утягивая спазмом запредельной концентрации, переводя сознание в пограничное состояние на грани настоящего и виртуальной реальности.    

И вдруг… джип резко дал тормоза. Да так резво, что Серёга не сразу сообразил, что происходит, и вынужденно проскочил вперёд. Обстоятельство и мозг дезориентировали ситуацию до полного безобразия. Унылый окружающий мирок затенённого таинственного пункта управления, был разбавлен последовавшей чередой ярких крепких выражений Серёги, обычно сопутствующих подобной ситуации.

Джойстики пульта управления микро-спазмировали со скоростью и ловкостью эквилибриста, но всё равно это не помогало обнаружить вылетевший из поля зрения объект. Локацию заволокло густой пыльной взвесью, которая вконец спутала всю картинку.  Но вот наконец, восстановив баланс, предварительно сделав заход петлёй, Серёга вывел свою птичку на новую исходную, и снова отчётливо разобрал контуры вожделенного объекта. И вдруг… из машины, горохом начали сыпаться боевики и разбегаться в разные стороны.

— Вот чёрт… - с горечью в голосе прошипел Серёга, выдавливая проклятья из пересохшей от напряжения гортани, - разбегаются твари.
— Срань господня, какой пыжик сорвался с переднего сиденья, - подумалось ему, - гладкий и укомплектованный, этот реально "чин", сейчас я эту тварь догоню.

Серёга напряжённо соображал сомневаясь в задуманном. Ведь, однозначно в приоритете оставалась более вкусная автоединица. Жаль, что она теперь осиротела.  Джип манил. Он так благополучно отливал на солнышке своими импортными боками, что невероятно захотелось увидеть его униженным, на коленях, просящего прощение за все беды, которые он принёс русскому православному люду, а потому представлялся ярко-горящим и рыдающим брызгами искр, разрываясь на мелкие куски своего небытия.

Но не удержавшись искушению и азарту былого охотника, Серёга решительно направил свою хищную птичку в сторону грузного, и неказисто вперевалку удиравшего бандеровца. Бликующая игра света, пыли и воображения, внезапно создала образ, соответствующий ситуации, и этот семенящий жирный хряк, превратился в этакого расфуфыренного польского шляхтича, алчного сармата с перьями на спине, который на протяжении сотен лет мечтал безжалостно поработить святую Русь, а сейчас позорно удирал с поля боя.

До цели оставалось мгновенье… Но внезапно, вожделенная пышная фигура круто сменила курс и начала бешено наматывать круги вокруг машины. Это было неожиданно и странным. Снова пришлось пролететь впустую.   
— Вот тварь, – зло подумал Серёга, - как он завертел своей задницей, неравен час отвалится. С ума что ли слетел от страха?

Выйдя на новую исходную и предусмотрительно зависнув над ситуацией, Серёга подумал, что учитывая подобные пируэты, нет ничего лучше, как накрыть всех разом: и это железное чудо забугорной мысли, и этого полоумного сального пана, без устали бегающего по кругу с интенсивностью и грацией африканского бегемота. На том и порешил.

Он снова ринулся к цели.
- В это раз уж не промажу, - уверенно подумалось ему.

И вот когда оставалось буквально совсем ничего, вдруг, это семенящее существо кинулось к машине, и мгновенно, с заднего сиденья, что-то быстро вытащило.

Теперь стал понятен весь подлый замысел его странных действий.  Он подхватил на руки ребёнка. Время остановилось…

Мозг Серёги заглючил. Эмоции и так переполнявшие его, сейчас буквально взорвались от ситуации.  В одночасье множество вариантов решений пролетели  и законфликтовали друг с другом.

Нет, конечно, Серёга мог бы предположить, что это был вполне себе взрослый карлик, чудом оказавшийся «за ленточкой», и осознанно решивший отдать свою жизнь на «божественного» псевдопрезидентского гражданина Зеленского.

Но, было явно очевидное: навряд ли сия раскормленная бандеровская тушка, стала бы рисковать жизнью, и возвращаться, даже ради столь экзотического сослуживца.

Всё окружающее пространство сжалось в сингулярность чёрной дыры, где как известно в единой точке палится бесконечность.

Время было в нуле. Рука сделала рефлекторное точечное и спастическое микродвижение, в котором, сошлось всё прошлое и настоящее человека, рождённого для жизни.

Серёга за миг до столкновения, взмыл свою птичку в небо.

Он спасал ребёнка. Война – это игра для взрослых. А дети… они должны быть окружены миром, добротой и любовью, играть в весёлую чехарду, кушать вкусные конфетки, спать в тёплых постельках в пушистых носочках, и наполняться радостью. 

Ему нарисовался образ его маленькой дочки. Её чудный носик, который потешно морщится и смешит его всякий раз, когда ей хотелось покапризничать. Её кукольный пушистый бант, так умело зарюшенный вечно беспокойной мамой. Сознание наполнилось фантомным эфиром ванилина, вкусной карамельки и детского цветочного парфюма. То ли от перенапряжения, то ли от воспоминаний, на лицо Серёги наползла спонтанная улыбка.

Он вдруг ощутил, что смертельно устал. Руки налились свинцом, ноги дрожали. Спина хрустально зазвенела сведёнными в стержень истерзанными суставами.

Весь запас сил его птички, отведённый батарейкой, им самим, и Господом - был исчерпан. Он и так перевёл сопровождающую его судьбу на грань фола. Выбравшись на прицельную высоту, направил своего подопечного зверька в последний путь. Экран зашипел белым шумом. Малой весело отрапортовал: «Джипу – всё! Разведка подтверждает» 

Он наконец сорвал надоевшую и мокрую от пота балаклаву отбросив её в сторону.  Серёга не мог отвязаться от навязчивых мыслей: кто же это был? Правда ребёнок? Тогда интересно чей? Неужели этот жирный укроп потащил с собой на войну своего ребёнка? И даже если так, то зачем он прикрылся им, как внезапно струсивший латный рыцарь своим щитом?

Хотя разве это сейчас важно? Накатило невероятное удовлетворение от чего-то большого и необычайно важного. И причиной тому, была точно не уничтоженная им машина нацистских нелюдей. Его дух ликовал: он сегодня спас жизнь ребёнка. Ему подумалось: может только ради этого мгновения он и был рождён на этот Свет.