телохранители

ТЕЛОХРАНИТЕЛИ

Иногда я приезжал к моим друзьям на дачу в Подмосковье. Дача в одном из бесчисленных садовых товариществ мало, чем отличалась от соседних – небольшой огород, теплица с помидорами и огурцами, пара плодовых деревьев, плодоносящих в разные годы по своей прихоти, ягодные кустарники и, наконец, цветник, соответствующий вкусам хозяев.
 Однако дача эта всё-таки отличалась от остальных своими четвероногими обитателями. Самым главным из них был великолепный молодой кане-корсо, большой чёрный пёс, удивительно добродушный и покладистый. Звали его Пати. Пёс спокойно бегал между грядок и посадок, не примяв ни единой былинки, тщательно обнюхивал каждого пришельца, как будто через запах проникая в самую сущность нового человека, его характер и намерения, меру дружелюбия и желания с ним поиграть. Он был одновременно свободолюбив и предан хозяевам, особенно младшему члену семьи – пятилетнему Славику, которого  брал под свою опеку, как верная долгу пастушья собака.

Славик, почти одного роста с собакой, довольно упитанный и подвижный мальчик, находящийся в самой поре счастливого детства, считал Пати своей личной собственностью. Оба они установили своеобразное общение между собой с помощью объятий, ласки, поцелуев и прочего, что так разнится с пониманием дрессировки взрослыми людьми. Иногда Славик, наигравшийся с собакой, засыпал на её тёплом чёрном боку, и Пати лежал покорно и неподвижно до тех пор, пока мальчик не просыпался.

 Опека над Славиком рассматривалась Пати, как самая главная роль его в этом доме, особенно, когда речь шла о купании в местной речушке. Славик вольготно плескался в удивительно прозрачной воде, стоя на песчаном дне, настолько река была мелкой, и делал вид, что плывёт, или залезал под какие-то коряги, но ни одно движение мальчика не было обойдено вниманием собаки, которая то следовала за ним, то преграждала путь, то внезапно хватала воду ртом, как ковшом, предупреждая о только одной ей известной опасности. Славик же, наоборот, был уверен в том, что именно он заботится о купании собаки, и то похлопывал огромного пса по холке, то гладил его и звал с собой на «глубину». Так оба, играя, купались под жарким солнцем, высказывая друг другу любовь и наслаждение тем, что природа дарит им радостную жизнь и юность.

А на берегу, меж тем, заливался отчаянным лаем другой четвероногий обитатель дачи – маленькая чёрная собачка с цыганским именем – Зара. Внешне Зара была удивительным существом, созданным природой по остаточному принципу. Неправильный прямоугольник тела с заниженным задом придавал её облику что-то схожее с маленькой гиеной. Это впечатление усиливалось обильным вкраплением рыжины в подпушье, поверх которого росли клочья чёрной шерсти разной длины, отчего возникало совершенно разное впечатление в зависимости от точки, с которой Зара представала зрителю.

 Особенно длинные клоки волос торчали из-за ушей и по бокам шеи, напоминая взъерошенного дракона песчаных пустынь. Такие же клоки длинной шерсти обнаруживались на животе, а на задней части туловища шерсть вдруг симметрично заворачивалась кольцами, создавая под хвостом довольно элегантный седоватый рисунок. Головка у Зары была маленькая, не больше куриного яйца, гладкая, с короткой блестящей шерстью. Собачка была обладателем чёрных глаз, округлых и блестящих, как две чёрные смородинки, а над ними красиво закручивались вверх, как у модницы, длиннющие ресницы, придавая собаке невинный взгляд. Хвост её работал непрерывно, как будто именно он определял образ жизни маленького несуразного и неунывающего существа. Впрочем, именно я оказался причиной её периодического уныния, которое наступало в период дрессировки.


- Да оставь ты её в покое. Видишь, она же ничего не соображает, - говорили в один голос хозяева, ласково гладя при этом Пати, смотрящего из-под гладящей руки умными серыми глазами, спрятанными под широким лбом. Он давно уже освоил обязательную программу собачьих команд.
- Нет, ну хоть что-нибудь она и освоит, - убеждённо отвечал я в свой первый приезд и принялся за дрессировку.

К удивлению хозяев она действительно освоила один из цирковых фокусов под названием «ворота», когда ей нужно было поступательно проходить между ногами идущего человека.
- Видите? – победно восклицал я, - Только вы с ней каждый день это повторяйте. Не ленитесь.
Нельзя сказать, чтобы Зара горела желанием выполнять этот фокус. Она предпочитала где-нибудь прятаться, как только понимала, что сейчас нужно выполнять что-то против её воли и желания. Это была игривая собачка, которая очень любила бегать за брошенными ей игрушками. Скорее она дрессировала человека, не отставая от него до тех пор, пока не включала его в игру. Надо сказать, что первые минуты игры с ней проходили довольно увлекательно. Но потом игра становилась утомительной, особенно если в это время ты читал интересную книгу. Брошенная игрушка, как бы далеко ты её ни кинул, обнаруживалась собакой мгновенно. Зара хватала её зубами и начинала так отчаянно мотать головой, что в случае, если это происходило на твёрдой поверхности, а не на траве, возникал довольно громкий ритмический звук, напоминающий звук битья мокрого белья о воду, когда его полощут в реке. Изрядно потрепав таким образом игрушку, Зара приносила её к человеку, настойчиво требуя повторения. Её глазки-смородинки умиленно смотрели и ждали вожделенного момента поимки игрушки и новой её трёпки. По-видимому, в ней играла кровь потерявшегося в недрах родословной терьера.
Итак, пока Славик наслаждался купанием, его стерёг Пати, а на берегу вопрос развлечения переходил к Заре. Славику, в отличие от взрослых, бросать Заре игрушку не надоедало. Это позволяло Пати возлежать где-нибудь в тени, дожидаясь с дворянским достоинством своей очереди заняться воспитанием мальчика.


Второй раз я приехал в гости через месяц, в начале августа. Было по-прежнему жарко, и речку, которая была по щиколотку взрослому человеку, по-прежнему оглашали голоса Славика и Зары и по-прежнему менторской невозмутимой походкой входил в воду Пати. Однако темнеть становилось раньше, под вечер чувствовалась прохлада, и мы больше проводили времени в комнате или на террасе, наблюдая за живой сменой дивных красок заката на горизонте.


- Ну как, Зара, ты ещё не забыла, чему научилась? Давай-ка проверим.
Как это ни странно, она довольно бодро прошмыгнула между моими ногами раз пять или шесть.
- Ну вот, а вы говорите, что она бестолковая.
 Вдохновлённый успехом, я тут же решил обучить её команде «сидеть». Честное слово, я даже не предполагал, что по отношению к Заре это могло оказаться таким трудным делом. Прежде всего, при попытке нажать на её круп, держа перед носом кусочек колбаски, я вдруг встречал такое сопротивление, как будто у маленькой собачки вместо покладистых ног росли деревяшки, которые совершенно нельзя было согнуть. Но я был непреклонен, нажимая на зарин зад каждый раз при слове «сидеть».

Бедная собака видимо понимала, унюхав перед носом вкусный кусочек и слыша мой командный голос, что от неё чего-то требуют, но решительно не понимала, чего именно. Её глаза-смородинки спрашивали: «Боже, что он от меня хочет? Чтобы я пробежала «ворота»? Тогда зачем говорит что-то непонятное и нажимает на меня?» Мы оба мучились до тех пор, пока однажды совершенно уставшая и сбитая с толку Зара не примостилась у ножки стола, завалившись на бедро.

 Поскольку это совпало с моим «сидеть», я наградил её. Что-то отложилось в маленькой головке, и с тех пор при команде «сидеть» она искала некий укромный уголок и садилась, завалившись на один бок. У неё было не только цыганское имя, но и чисто цыганское упрямство, желание делать всё по-своему и тяга к веселью. Она вновь победила меня, и корявое исполнение команды осталось за ней. Далее по плану шёл следующий цирковой номер под названием «вальс».

 Он был прост, так как иногда создавалось впечатление, что Зара родилась прямоходящей собакой. Итак, в короткое время было освоено, как мне казалось, три команды: «ворота», «сидеть» и «вальс». Однако с точки зрения собаки первые две команды были совершенно излишними, и она без церемоний переходила прямо к «вальсу». Ещё неизвестно, кто из нас к искреннему развлечению хозяев больше мучился – я или собака. Я уставал от одних и тех же слов, необходимости победить и не ударить в грязь лицом, изображая из себя дрессировщика, а Зара в неменьшей степени уставала прятаться от меня под стол.

 На начальных шагах «ворот» она путала направление и отвлекалась. Зато, как только была пройдена первая половина пути, собаку вдруг что-то осеняло, и она очень бойко и без ошибок пробегала вторую половину, после чего, не дожидаясь команды, на мгновение приседала, завалившись по-своему, и тут же вскакивала, чтобы протанцевать и получить, наконец, свою награду. Только я один знал, что такого номера задумано не было, и это была исключительно её инициатива. Собачка оказалась далеко не глупой.

Перед общим отъездом с дачи мы вновь пошли на нашу любимую лужайку около речки. По-прежнему светило солнце, теперь уже не такое горячее, отражаясь многочисленными бликами в ряби воды. Повзрослевшие мальки, раньше греющиеся на мелководье, куда-то уплыли. Окрестные птенцы научились летать и освободили своих родителей от тревог по поводу случайного выпадения из гнезда. Полевые цветы из прелестных ярких пятнышек превратились в сухие коричневые семена и неопрятные пуки серых волокон.

 Август катился к концу, купальный сезон окончился. На смену ему пришли прощальные шашлыки. Хозяева хлопотали с приготовлением, а я нагло валялся на траве, ничего не делая. Пати тоже лежал в тени, свободный от взятых на себя обязательств по обеспечению безопасности Славика на воде. Лишь одной Заре не сиделось, и они со Славиком играли в бесконечную игру в кидание игрушки, тряпичного подобия какого-то грызуна, которой Зара давала отчаянную трёпку, мотая головой из стороны в сторону.

 Собака с удивительной точностью прослеживала траекторию полёта и оказывалась, очень редко ошибаясь, на месте приземления игрушки даже раньше неё. Но в какой-то момент она отвлеклась, стала суетиться, искать, затем схватила что-то и начала отчаянно мотать головой, избивая свою добычу, которая показалась мне на этот раз не в меру длинной. Я вскочил на ноги и не мог оторвать глаз от увиденного.

 В зубах Зары, словно она была мангустом, извивалась змея. Собака держала её практически за голову, мотала своей головой из стороны в сторону и била змею о землю с силой и скоростью японских барабанщиков до тех пор, пока змея не замерла. Только тогда собака отпустила её. Мы все собрались вокруг.


- Какой кошмар! – кричала мать Славика, прижимая его к себе. - Какой кошмар! Это хотя бы уж? А вдруг она на Славика бы бросилась? Это уж или гадюка? Кошмар какой!
- Это не уж. Видишь, у неё нет жёлтых пятнышек на голове? Это гадюка. Натуральная. Смотри, на спине её рисунок зигзагом, и голова не круглая. А ведь действительно был бы ужас, если бы она подползла к Славику!


И тут, наконец, все обратили своё внимание на Зару. Она стояла и смотрела то на нас, то на змею, призывая бросить ей новую игрушку.
- А вы говорили, что она мало, что понимает. Очень даже понимает, что надо. Нет, ребята, вы ей хоть весь свой шашлык сегодня отдайте, а лучше, чем я, никто её не наградит. Я её теперь не буду дрессировать, раз она у вас змееловом оказалась!
;