Черепаха

«Привет, милая! Как ты? — Максим вынул из-за правого уха сигарету,
достал из кармана спички, прикурил и смачно затянулся. Снова приложил к уху телефонную трубку, — Почему так тихо? Да я «на даче». Зашёл, чтобы покурить спокойно. Вернее, залез. Через окно». Максим слегка поморщился от боли. Залезая через окно «на дачу», он ненароком разбил стекло и слегка поранил ногу. Дачей называлось заброшенное помещение, в котором раньше находилась тюремная медсанчасть. Там валялись какие-то ящики, сломанные стулья и тумбочки, а посередине стоял высокий стеллаж, на котором были разбросаны коробки из-под лекарств. Максим пошарил в одной из коробок и нашёл обрывок бинта. Замотал ногу (благо, рана была неглубокая, и кровь уже остановилась).
«Значит, у тебя всё хорошо? — продолжил он разговор по телефону, — Как ты назвала мой номер? Волшебная трубка? Какая же ты смешная у меня! Стой! Погоди-ка!» — Максим насторожился, потому что в дверном замке повернулся ключ. Не дай Бог, охранники. Опять упекут в карцер на неделю. А ведь не прошло и месяца, как он там побывал. Отпустили через пять дней только лишь потому, что Новый год наступал, в честь праздника, так сказать. Максим инстинктивно отошёл за стеллаж с коробками.
«Эй, «Животновод!» — на «дачу» ввалились двое ребят из его барака — Витька — «Пельмень» и Мишка — «Велосипед». На воле Витька занимался борьбой, и уши у него были переломаны и сплющены как пельмени, как бывает у большинства борцов, а Мишка работал продавцом велосипедов. Коронная речь его с самого утра начиналась одним и тем же: «Эх, вот бы мне на том велике с переключателем скоростей какую-нибудь грудастую тёлочку сейчас покатать!» «И чтоб без тормозов!!!» — ржали над ним парни в бараке.
«Животновод», выходи!» — парни, конечно, сразу заметили фигуру Максима, отчётливо видную сквозь рёбра стеллажей. Почему — «Животновод»? Максим любил животных и много про них знал. К тому же, у него был кот. Нет, не дома, а тут, на зоне. Прибился каким-то образом и спал с ним в кровати. Кота звали Коля.
«Смотри, что мы притаранили!» — веселились между тем «Пельмень» и «Велосипед». Максим вышел из-за стеллажа и увидел в руках у ребят… аквариум. «Что это?» «Да ты сам посмотри». Максим подошёл ближе и заглянул в аквариум. В нём плавали две черепахи. Они были не похожи на обычных черепах, которых можно купить на любом рынке (помните, такие рынки ещё раньше называли птичьими). У черепах этих были лапы-ласты и заострённые носики-клювы. «Да это же австралийские красноклювые черепахи! — не переставал удивляться Максим, — где вы их взяли?» Ситуация выглядела совсем уж абсурдно. То, что на зону приблудился кот, ещё можно было как-то объяснить, но что сюда попали заморские водоплавающие черепахи — это уж ни в какие ворота не помещалось. «Ха-ха-ха, — угорал „Велосипед“, — прикинь, это тёзке моему, Михе-мусору на днюху кто-то подогнал. Типа в подарок». «А нахрена Михе черепахи?» — подхватил тему «Пельмень». «Ну разве что суп варить, — хохотнул „Велосипед“, — я слышал, из них суп вкусный получается».
«Да, милая. Всё в порядке, — снова набрал, между тем, номер любимой Максим, — что за шум? Да это парни двух черепах притащили. Представляешь — водоплавающих. Австралийский красноклювый тортиллос». «Профессор!!!» — заржали парни, слышавшие разговор. «Слышь, «Животновод», а чем их кормить-то, черепах этих? Одуванчики нынче не растут. Зима на дворе». «Да они и не травоядные, они хищники», — оторвался Максим от телефонной трубки. «Это чё, мы им червей во дворе копать должны, что ли? Короче, ты «Животновод» сам с ними разбирайся. Нам велено было их забрать — мы забрали. Сказали — сюда отнести, мы отнесли. Нам ещё ключ вертухаям отдать надо». «В естественных условиях они бы сами нашли себе пропитание. Даже зимой. Главное им — попасть в какой-нибудь водоём, — Максим ощутил себя лектором перед аудиторией студентов, — а в неволе им корм специальный дают. Только кто же им его здесь купит?» «Хищницы, значит? — «Пельмень» сунул
палец в аквариум и сразу же отдёрнул, — Глядите-ка, кусается!“ „Эх, мне бы сейчас какую-нибудь хищницу на велике…», — завёл свою шарманку «Велосипед». «Ага, и без тормозов! — хохотнул „Пельмень“, — А ну-ка, иди сюда, хищница!» — и, крепко стиснув одну из черепах за бока, вынул её из аквариума.
«Да, милая, — продолжил параллельно свою беседу по телефону Максим, — вот я и говорю — черепах-то принесли, а чем их кормить-то? Связь прерывается? У балкона лучше слышно? Нет-нет, ты у балкона не стой, там дует, ещё простудишься. Ну или носки хотя бы тёплые надень».
«Пельмень», между тем, опустил черепаху на пол и начал гонять её туда-сюда.
«У нас тут не очень тепло, — продолжал Максим, — да это я виноват, окошко разбил, когда залезал сюда. Сейчас в барак пойдём греться. Да и черепахам в тепле, всё же, лучше будет. Здесь их, пожалуй, оставлять нельзя. Да не волнуйся, я ногу не сильно поранил. Забинтовал, конечно».
«Пельмень» в это время достал из кармана ложку с заточенным концом и стал тыкать вокруг черепахи. Привыкшая к воде, на суше черепаха передвигалась медленно, и «Пельменю» никак не удавалось ускорить процесс. «Хищница! Эй, хищница! Бегай давай. Хоть согреешься!» — ржал «Велосипед», наблюдая за играми «Пельменя».
«А я сегодня «Ворона» встретил, — говорил Максим в телефонную трубку, — помнишь, я тебе про него рассказывал. Пожилой мужчина, который вечно всё теряет. Я ему ещё как-то свои носки давал и шарф, чтобы он смог выйти на прогулку. Он раньше в нашем бараке жил и в четыре часа каждое утро гулять выходил. Часы по нему сверять можно было. У нас его не трогал никто, хотя выходить в такое время запрещено. Но он пожилой, ему за семьдесят. Вот и не трогали. А сейчас его в другой барак перевели, и там охранники у него кроссовки отобрали, чтобы он не мог гуля-а-а-а-а-а! Ты убил её!!!» — Максим издал пронзительный, перешедший в хрип, крик. «Пельмень», продолжавший свои игры, вдруг как-то неловко махнул рукой, и заточка вонзилась черепахе прямо в голову. Та как-то странно вытянула шею, а потом замерла и обмякла. Парни лишь заржали. «Я не могу так больше, не могу…», — Максим неожиданно для себя разрыдался. «Милый! Любимый! Ты плачешь? — доносился из телефонной трубки нежный голос, — Потерпи, мой хороший, ты вернёшься уже совсем скоро, я крепко обниму тебя, я буду ласкать тебя, и ты обо всём забудешь, как о страшном сне. Ты молись Господу. Каждый день молись!» Максим всхлипывал всё тише. Гогот парней тоже постепенно растворялся где-то вдали.
«Я в порядке, — сказал вдруг Максим неестественно спокойным тоном, — представляешь, — усмехнулся, — эти козлы меня заперли. Как выберусь-то? Да так же, как и забрался сюда. Через окно. Только вот черепаху похороню». Закончив разговор, Максим спрятал телефон в одну из щелей в полу. Затем, подойдя к несчастной невинно убиенной, прочёл над ней молитву (единственную, которую знал наизусть — «Отче наш»). После осторожно, как нож из своего сердца, вытащил заточку, нашёл какую-то ветошь и завернул в неё черепаху. Затем положил свёрток в одну из коробок, валявшихся на стеллаже. Вынул пару гнилых досок из пола и принялся ложкой копать землю, что была под ними. Земля промёрзла и плохо поддавалась, но через какое-то время Максиму удалось вырыть углубление, достаточное для того, чтобы поместить туда коробку. Засыпав всё землёй и накрыв досками, Максим взял одну из тумбочек, поставил сверху и сел на неё. Он достал из-за левого уха сигарету, из кармана — спички и закурил. Вдруг он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Из аквариума на него смотрела вторая черепаха.