Федот, да не тот

Жил у нас в деревне один. По имени Федот, а по фамилии Правдин. Господь  ему, по всей видимости, в насмешку эдакую фамилию учредил – потому как второго такого вруна, как энтот самый Правдин захочешь сыскать – и не сыщешь. У энтого Федота, что ни слово то, почитай, и неправда.  Мало того, что он за просто так приврать любил, для красного словца как говорится  - ето уж пущщай, с кем не бывает. Так он ещё, как набедокурит где: на работе ли, дома ли – работу-то свою он тоже спустя рукава делал – тогда заместо того, чтобы значит, вину свою признать да исправить, сразу же отбрёхиваться начинал и так лихо с больной головы на здоровую перекладывал, что у тех, кто с ним дело имел, у них самих головы кругом шли. И ещё, шельма, так вывернется, что получается, что он везде прав, а другие в дураках остаются. Как с ним, энтаким вертуном, жена уживалась – непонятно. Да только и у неё терпенье кончилось. Пришла однова к Председателю и говорит: так, мол, и так, нету больше моей моченьки с подобным вруном и лентяем далее совместную жизню проживать. Разведуся, - говорит, – с им, оглоедом да уеду с дитями в город, авось там не пропаду. Председатель видит, что бабёнка до отчаяния дошла, да и ему самому Федотовы плутни уж давно напоперёк горла стали, собрал правление. На правлении стали держать совет, да и придумали… приписать Федоту ту же пилюлю, какую он другим подсовывает.  Жену в изготовленный  план посвятили и других колхозников тоже. И вот как всё вышло...

В воскресный день проснулся Федот от того, что жена ево ухватом в бок тычет и голосит, что есть мочи: «Ой, батюшки, какой-то чужой в мою постелю залез, откудова взялси… А ну, вылазь, кому говорят, а то я тебя враз ухватом ушибу…»

Федот глаза вытаращил, не поймёт спросонья, что с женою деется. На постели сел, спрашивает: «Ты, чего, ополоумела, чё-ли, –  рОдного мужа не признаёшь?» А Наталья, жёнка евонная, знай, дальше шумит: «Какого-такого ещё мужа? Мой муж с утра в поле пашет, он у меня, чай, не бездельник какой, а трудяга, и руки золотые». «Какое поле – воскресенье же ныне?» – опять ничего не поймёт Федот. А Наталья ему: «А он у меня безотказный. Председатель попросил, он и вышел. А ты убирайся отсель, кому говорят», – и ухватом машет. Ну, Федот видит: неладно дело, схватил портки, рубаху и собрался к фельшару бежать – баба-то, видно, умом тронулась. Во двор выскочил, на ходу портки натягивая, а там Кузьминична, соседка, у плетня возится. «Тётка Варвара, – кинулся к ней с ходу Федот, –  ты не знаешь, что с моёй изделалось, – не признаёт меня совсем!»

Кузьминична ведро в сторону отставила, и из-под руки на Федота поглядела пристально: «Так и я тебя не признаю, мил человек. Ты как у них в дому оказался раздемши, родственник ихний, али кто? Первый раз тебя вижу-от». У Федота, понятное дело, у самого в голове помутилось. Выскочил за калитку и бегом в фельшарский пункт. По дороге пацанёнка за руку зацепил: «Эй, малой, знаешь кто я?» А мальчонка завопил: - Не знаю, -  и устрекалял в кусты, только пятки засверкали. Сам Федот на бегу старикам на завалинке «здорОво ночевали» крикнул,  а они ему: «ЗдорОво, гражданин хороший. А ты чей же будешь?..»

Что говорить? Федот ворвался в кабинет к фельшару совсем уж без лица. «Митрич, – кричит, – плохо дело, у нас пол-деревни с ума посходило, делай что-нибудь скорее». А Митрич ему: «Вы, товарищ, не волнуйтесь, вот присядьте, водички выпейте. Вы о какой-такой деревне гутарите? О своей, по всей видимости? В нашей деревне с гражданами всё, - говорит, - в полном порядке. Мы за этим строго следим, - говорит». Федот снова в лице переменился. «Ты чево Митрич, тоже спятил? Говорю тебе, жёнка моя признавать меня не хочет, сделай чево-нибудь!»
«А как жену вашу кличут?» – спокойно так уточняет Митрич. «А то ты не знаешь? Натальей отроду была». «Это которая Наталья, уж не Правдина ли?»  «А какая же ещё, ежели я тут перед тобою стою, муж ейный – Правдин Федот Петрович, – закипел Федот. - Будешь делать чего, эскулап разэдакий, али нет?!»  «Наталью знаю, отчего же, - невозмутимо так продолжает фершал. - Хорошая женчина, работящая, покладистая. Только вот с мужем ей не повезло – лентяй и болтун несусветный…  Да его тут у нас все знают, как облупленного».

Тут Федот чуть не заплакал от злости. «Да как же ты говоришь, что меня все знают, когда ты сам меня признавать не хочешь?!» «Мужа-то я знаю, – снова невозмутимо продолжает Митрич, – а вот вас, товарищ, вижу впервые. Вы по какой-такой надобности мужем Натальиным представляетесь? А ну-ка, документики ваши…»
«Я вот тебе покажу щас «документики», – рассвирепел Федот, – сговорились, небось, все… Я до Председателя дойду, я дальше дойду…  И – бегом в правление.

«Так-так, – постучал пальцами по столу Председатель, – врут, говоришь? Нехорошо, нехорошо… И с кого такую привычку взяли обманывать, не ведаешь?» А у Федота хоть и перекосило лицо маненько, но кричать и возмущаться всё равно не перестал. «Ты погоди шуметь-то, – сказал Председатель, вставая из-за стола, – пойдём-ка, выйдем». Вышли на крылечко, а возле правления уже, почитай, весь народ собрался деревенский. «Вот, – говорит Председатель, – дорогие сельчане, стоит рядом со мной товарищ ваш, жалуется, что не признаёте вы его. Так что, граждане, признавайтеся, как на духу, товарищ он вам, али нет?»

«Хорош товарищ – только взять, да не дать… тамбовский волк ему товарищ… с таким товарищем и врага не надо…» – послышалось из толпы. «Значит, говоришь, обманывать нехорошо… значит, не по нраву тебе неправда наша пришлась, – повернулся Председатель к Федоту. – Так вот, не обессудь, я тебе теперь всю правду доложу: ежели ты, Федот, ещё чего на работе хоть раз накуролесишь, или Наталью свою чем обидишь, выгоним напрочь из колхозу, так и знай».

Федот под людскими взглядами красный, как рак сделался. Голову опустил и в глаза никому не глядит. Стоит, молчит. И народ себе помалкивает. Ну, помолчали так-то, а потом Председатель взял Федота под локоток и говорит: «Ступай-ка ты домой, Федот Петрович, подумай как след над собою и фамилию свою не позорь боле».

Как там Федот размышлял, и как его Наталья дома встретила, никто не ведает. Только с той поры как подменили Федота. Другим человеком сделался: на подворье своём порядок навёл, на работе тоже всё наладилось.

Вот такая вышла история. Видно, верно старые люди сказывают: какою мерою меряешь, такой и тебе отмерено будет. И всё правда, и всё по совести.