Краше только в гроб клали

       80 лет Победы!

       Война закончится, мужикам памятник гранитный поставим.
       Чтобы все фамилии — золотом!..

       Под Старой Руссой лейтенанта нашего, двадцатилетнего Лёшку Осинцева в голову пулей насквозь шмальнуло. Полчерепушки снесло. Однако выжил, брат.
       Опосля войны добрые люди определили его в интернат на острове Валаам. Жена ушла к здоровому трактористу. Дети не считали героем — так, моль никчёмная, слабак.
       До конца дней своих просидел на ватных подушках слепой, полоумный орёлик. Потихоньку и жизнь мимо крадучись прошла...
   
       Если наших воинов, защитников Отечества, погибших на полях Великой войны положить плечом к плечу рядами, то будут лежать они аккурат от Москвы до Владивостока. Не вернуть уже никогда чудо-богатырей.
       Загубили великие кукловоды их души. Оборвали нить эволюции. Поэтому, ещё в те времена, надобно было бы всех прямо или косвенно причастных и виновных в общечеловеческой трагедии прогнать вдоль мемориального «строя». Без права отдыха и привала. Без звона орденов и кутежей за одержанные любой ценой кровавые победы. Можно сказать, в назидание последующим поколениям.
       Хотя, звезданутые сукины сыны никогда не смогут уже признать правду. Ведь на миллионы погибших были ещё другие миллионы калек.
       Говорят, что о достоинстве цивилизации судят по её отношению к инвалидам и малоимущим. Это точно, уверенной поступью общество равных возможностей стройными рядами шло к коммунизму. Как говорится, без комментариев.
       У нас вся страна наблюдала глухих и слепых, безруких и безногих, обожжённых и обмороженных, контуженных и сумасшедших. Все пригородные электрички, вокзалы, площади, базары, кладбища, парки, центральные улицы были забиты нищими инвалидами, получившими увечья на беспощадной, но священной войне.
       В той или иной степени, абсолютно все калеки виделись повреждёнными в уме, одержимыми маниакальными фронтовыми синдромами, прибабахнутыми своей яростью в мозгах и беспощадно протекающей "крышей" в головах.
       У них повально не было ни жилья, ни продовольствия, ни одежды, ни денег, ни медицинской помощи. Все они были грязными, вшивыми, гниющими, в струпьях и незаживающих язвах, опустившимися донельзя.
       Победители не ведали, что такое рак. Хотя почти все, в той или иной мере, были причастны к гангренам, ампутациям и кровяным переливаниям.
       Вечно пьяные люди на скорую руку одевались во фронтовую одежду, вернее в то, что от неё оставалось и называлось по месту — лохмотьями.
       В жару и стужу на головах у них напялены пилотки без алых звёздочек, офицерские фуражки с поломанными козырьками, шлемы танковые и лётные, бескозырки, суконные солдатские треухи.
       Зимой на руках, в лучшем случае, бабьи варежки. А в общей массе с обмороженными грязными, мозолистыми ладохами, засунутыми в рукава, либо за обшлага потрёпанных ватников.
       Досадно, однако промёрзшие красные руки не способны поднять за Великую Победу даже гранёную стопку водки, так популярную в народе.
       Но и здесь инвалиды наловчились. Стакан с сорокоградусной беленькой брали зубами, без применения пальцев ловко запрокидывали к нёбу и в два глотка осушали до дна. А дальше выплёвывали стеклотару в снег и всеми ноздрями вдыхали в себя морозный воздух, потому что закусить было нечем, в абсолюте — и так сойдет. 
       На драных, засалённых гимнастёрках у бывших, когда-то уважаемых людей висели поцарапанные, укоцанные в хлам ордена с обмызганными ленточками от медалей. Других регалий, знаков отличия при них не водилось. Погоны сорваны, документы утеряны. «Кто таков солдат Петров?.. Или майор Иванцов?.. Сидоров…»
Измученному проблемами, равнодушному обществу совершенно безразлична личность уродины, а восстановлением бумаг заниматься совершенно некому. Других проблем хватало.
       А тут ещё эти калеки, обухом по башке долбанутые. Достали, юродивые. Вот перенесут  им очередь в Собес на месяц, тогда знать будут, почувствуют, кто на земле реальные хозяева.
       При таком раскладе сколько в живых останется? Чем больше откинется на погост, тем Родине расходов меньше. Значится, закрома богаче будут.
       Фронтовики-инвалиды рассказывали жуткие истории о войне, свирепо пытались кому-то доказывать, что вот если бы не их рота, то…
       Когда-то сильные мужики по пути рассказа своей драматической истории выпрашивали милостыню, которую тут же пропивали. Они хлебали как в последний раз, сливая в глотку буквально всё: денатурат, политуру, растворители, нитроклей, эфиры и даже не разбавленный ацетон. 
       После попоек калеки нещадно дрались между собой врукопашную, с применением всех навыков ожесточённого штурмового боя.
       В угарном месилове не понять, какой фронт, против какой армии буром прёт, а какая гвардейская бригада на привокзальном дебаркадерном плацдарме оборону держит?
       Покалеченные фронтовики дрались страшно, с исступлением и беспощадностью. Махались словно в последнем своём беспощадном и кровавом бою. После буйного хлесталова, размазывая сопли и кровь, выплёвывая выбитые зубы, калеки дружно братались и горланили фронтовые песни. Сломанные рёбра, носы и челюсти — это было само собой. Ежу понятно — издержки пьяной вакханалии.
       Уже поутру, некоторые из них, с отбитыми почками, проломленными черепами, воткнутыми костями рёбер в отёкшие лёгкие, так и оставались неподвижно лежать на родной земельке, за которую кровь проливали. Обыденная картина.
       По большей части, никто из номенклатурных чиновников не обращал особого внимания на никчемную смерть. Много ли инвалиду надо, буквально ткни пальцем и смертушка сама придёт.
       Если же задуматься? Куда идти недочеловекам, куда деваться, где обрести достойное пристанище? Так и сидели калеки-сотоварищи рядышком с покойниками. Пили дальше горькую.
       Народная милиция на разнузданные, яростные разборки внимания не обращала. Всех не пересадишь, да и кормить вшивых отморозков надобно за казённый счёт. А так сами, на подножном корму перебиваются прусаки-обглодыши.
       Быстрее сдохнут, скорее проблему человеческую с собой унесут в могилу. И на улицах без инвалидов приличнее, спокойнее, веселее станет. Они же грусть, тревогу, страх перед прошедшими испытаниями с собою заберут.
       На еду и лекарства у жалких отщепенцев общества просто не хватало денег. Впрочем, как не су-ществовало никакой перспективы на достойную и счастливую жизнь солдата-победителя.
       Маргинальные личности вызывали страх у обывателей. Тыловые, мирные люди не понимали внутреннюю сущность калек-фронтовиков. Мамочки пугали уродинами своих детей.
       В глазах людей развитого социалистического общества равных прав ходила-бродила, ползала, пьянствовала, хулиганила, попрошайничала, дралась, гадила, воровала, материлась, горланила фронтовые песни совсем другая и чужая для обывателей, сверху донизу разнузданная цивилизация.
       Хотя уж кто-кто, а она-то вне сомнений своей пролитой кровушкой заслуживала существовать от пуза на наших с вами улицах.
       К великому сожалению, в этом мире не всё вершится по справедливости. Между прочим, уродливая субкультура нам с вами обеспечила процветание, дала зародиться совершенно новому поколению свободному от коричневой чумы.
       Умерших от болезней и в драках, замёрзших по пьяни и от слабости, утонувших по беспределу и по причине паскудной жизни, отравившихся от сур-рогатов, повесившихся от невыносимых проблем, бросившихся под поезд от безысходности, спрыгнувших с моста и шагнувших под колёса автомобиля не сразу,  но брезгливо подбирали и свозили на безымянные поля. Подальше от глаз людских.
       Без гробов и траурных церемоний, умерших на улицах инвалидов быстренько закапывали, присваивая могилке порядковый номер. И всё.
       А что, собственно говоря, церемониться? Был человек, и нет человека. На памятниках братских кладбищ можно хоть фамилию родственника наблюдать. Кто-нибудь, когда-либо видел книги с расшифровками порядковых номеров могил бесславно закопанных фронтовиков? Нет конечно.
       С другой стороны, если по жизни реально приглядеться, то у нас живых и беспамятных так бывает: нет документов — нет вопроса.
       Да кого их жизнь, судьба искалеченная интересовала? Вот и сгинули миллионы сломанных, приведённых в негодность, ущербных страхолюдин. Ладно ещё сами. Власть всё сделала, чтобы выкинуть калек с глаз долой — из сердца вон.
       Разве можно было видеть работающей, жующей, гуляющей нации победителей жалостливую картину: грудь в орденах, а он возле булочной милостыню просит. Никуда такое зрелище не годилось. Уродины на тележках никак не вписывались в осваиваемый страной соцреализм.
       И потянулись караваны, автомашины, поезда, пароходы с калеками на изолированные территории в Кирилло-Белозёрском, Горицком, Александро-Свирском, Валаамском и других монастырях. На Соловки. В бывший женский монастырь со всего Северо-Запада были свезены полные обрубки войны, лишённые рук и ног. В народе таких называли просто «самоварами».
       Другие, шебутные орёлики, собранные со всей округи, вроде бы выезжали по месту назначения, но никто и никогда от них весточки уже не получал. Вроде жил, был, коптил инвалид-герой, а сейчас вот не стало ветхослужилого шейника-апутанта.
       Поговаривали, что в пересыльных лагерях организовались специальные расстрельные команды из отмороженных вертухаев. Кто ж это на зоне за инвалидом ухаживать будет? Проще пареной репы стоило закрыть вопрос раз и навсегда, общим чохом и никогда к нему больше не возвращаться.
Власть, видимо, так и поступала.
       Я хорошо помню по своему детству в 60-х годах двадцатого столетия, что уроды-инвалиды войны шарились везде: в райцентре Малая Пурга, в посёлке Центральный Ижевского района, на крупнейшей железнодорожной развязке и её ключевом транс-портном узле — «Агрыз», практически на всех вокзалах Ижевска.
       Были и шебутились что-то про себя, шумели, полоротили исключительно грязные люди. Нас, одомашенных мальцов, это не касалось. Но запах, вши, отрепья, жуткий мерзопакостный вид отталкивал от общения с дном человечества.
       У нас среди мальцов сложилась стойкая аналогия при сравнении бывших людей с недобрыми сказочными пугалищами вудурлаками, лешими, вампирами. В школе неприятную тему стыдливо замалчивали.
       — Проходите мимо, — говаривали взрослые.
       Для меня, пацана лицезреть на отверженных бродяг не просто отвратительно, а чудовищно страшно. Все показывали на несчастных пальцем и презирали за скотский уровень существования.
       И вдруг… В какой-то момент все они исчезли. Не стало их. В обществе постыдный вопрос замяли и с годами потихонечку забыли.
       Для простых людей, живущих в мирные дни и счастливую пору, инвалиды уже никто и звать — никак. Краше только в гроб клали.
       Наверное, в своей душе и многострадальном, израненном сердце искатели добра и счастья навечно оставались героями для себя. Так ли это было на самом деле, мы уже никогда не узнаем.
       Однако ушли потихонечку пугалища, уродины фронтовики, инвалиды в безвестность. Бывшие победители растворились в тумане времени навсегда.
       Так и затёрлась тема в рутине житейских дел. В те годы обществу мирового социализма стыдно, даже западло было признать, что героям сполна одаренным лихолетьем и бедою у родины просто не хватило денег, чтобы по справедливости обеспечить достойным существованием.
       Готовясь к очередной войне, Отечеству по-прежнему надо строить новые корабли, танки, самолёты, аэродромы. На судьбу фронтовиков-инвалидов  всем и вся уже глубоко наплевать. Лелеять их и возюкаться с ними абсолютно некому и некогда. Слишком много славных дел предстояло выполнить советскому народу.
       Так и уходили ветераны, исполосованные вдоль и поперек судьбой, инвалиды, калеки-фронтовики в безвестность.
       Зато на улицах, площадях советских городов и сёл красивее стало. Сразу же дышать без этих «недочеловеков», страшил и образин безродных стало легче. А то маячили без дела или по пьяни перед глазами, на красивых и нарядных победителей мешали смотреть и любоваться.
       Своим мерзким видом калеки портили весь праздник победившему народу. А новые поколения и не вспоминали уже о существовавшей после войны проблеме.
       Радость победы от этого никак не умалялась. И, тем более, не могла омрачиться ликованием и карнавалом вселенского счастья жизни.
       Триумфальное общество победителей уверенной поступью шло к коммунизму.

       Июнь 2017 года