В Огороде Бузина

Стасик Хруст

Что соловьи?  Поют замечательно, иногда прямо под окном, кажется -- соловьи.  Наверное соловьи, но не поручусь.   Городские звуки легче различить, не спутать завывание разгоняющегося троллейбуса с фырканьем автобуса.  А трамвай?  Дребезжание, переходящее в оглушительное скрипение на повороте.  Во Львове улицы неширокие, извилистые -- ценители скрипа могут всегда им насладиться на повороте ул. Коперника у Почтамта или в начале ул. Лычаковской.

Под это подведена целая теория, все дело в стоячей звуковой волне в рельсах.  Была такая лабораторная работа по общей физике  на первом курсе физфака Львовского ордена Ленина государственного университета им И. Я Франко: пылевые фигуры Кундта.

"Трубка Кундта является простым приспособлением для демонстрации стоячих звуковых волн. Трубка Кундта представляет собой длинную стеклянную трубку, в которой насыпано немного легкого порошка (например пробковой пыли). Один конец трубки запаян, в другом с помощью пробки укреплен медный стержень. Если потереть стержень наканифоленной замшей, то он начнет скрипеть, а пыль расположится аккуратными кучками вдоль трубки. Такое распределение обусловлено стоячими звуковыми волнами." -- что-то в этом роде было написано в методическом руководстве.  В соответствии с инструкцией, я стал тереть стержень этой самой замшей, эффект ноль.  Я тер ее, как нерадивый солдат в Швейке ржавую винтовку, с тем же результатом.  Подошла лаборантка, казавшаяся мне тогда старухой, крепкого сухого сложения, седая.  Взяла эту замшу-тряпку, крепко зажала ей стержень, уперлась ногой в массивный стол, не спеша потянула на себя -- иерихонская труба, да и только!  Как там стены не упали, не знаю.  Дело сделано, можно идти и списывать результаты у сокурсницы, вычислять скорость звука в металле и все такое неинтересно.

Так возвращаясь к трамваю номер 2, генерирующему стоячие звуковые волны в начале Лычаковской.  Можно сесть в него, или пройти пару км на северо-восток по ул. Лычаковской, поворот направо на юг мимо ул. Некрасова, где жил Изон, справа Лычаковское кладбище.  Теперь кладбище памятник культуры, вроде не хоронят -- но договориться можно. Моя беспочвенная догадка -- тысяч пять зелеными, и все будет ОК.

Нам туда спешить нечего, мимо кладбища, и упираемся в закрытые ворота. На воротах надпись "ПРИНОСИТИ ТА РОЗПИВАТИ АЛКОГОЛьНІ НАПОЇ СУВОРО ЗАБОРОНЕНО". Стой, вру...  Это не оттуда.  Равным образом “TRESPASSERS WILL BE PROSECUTED” не из той оперы.  В общем, там написано "ВХОД ЗАПРЕЩЕН, ЗЛАЯ СОБАКА", по-украински, конечно.  Это университетский ботанический сад, и у ворот и в самом деле никого, кроме пары ободранных псов. За невысоким забором видны газоны, большая теплица.  Через забор несподручно, никто не встречает, хотя я приложил к этому руку.  Не то чтобы я строил теплицу, но уж канавы для отопления и коммуникаций копал точно.

Социализм, хоть и держал миллионы людей в томительном безделии, был страшно жаден до бесплатного труда. Инженеров подметать территорию, студентов колхоз и т.д. В начале второго курса нас послали не в колхоз, а в ботанический сад копать канавы, на месяц. Сентябрь во Львове лучшее время года, мягкое солнце, мягкий грунт под штыковой лопатой, запах свежей земли, гниющих яблок и дешевого крепленого вина. Мы рыли неглубокие траншеи для силовых кабелей и обстоятельные, трехметровой глубины для канализационных труб. Неподалеку был застойный живописный пруд, кладбище польских легионеров, в те времена, в шестидесятые, заброшенное и захламленное. Бот. сад изобиловал цветами с дивными латинским названиями, у меня много лет валялась фарфоровая табличка с надписью Adonis Vernalis.

Рядом благородный буковый лес, чистый, буки с мощными серебристыми стволами. Хороший лес, лучшее место для распития на природе, бега на дальние дистанции и романтических, а также семейных прогулок. Одно другое тянет.

Среди юных сокурсниц на земляных работах блистательной красотой и прочими качествами выделялись Инна и Юля.

Командовал нами бородатый и лысеющий Дарий, не намного старше нас. По обмену студентами он был послан в Москалию, в Московский Госуниверситет, закончив, вернулся на львовский физфак и это было его первое задание.  Зачастую, покинув канавы и рассевшись на траве, поближе к легионерам, мы играли в преферанс, к которому я обнаружил действительно выдающуюся неспособность. Домой мой друг Юрик и я  возвращались пешком, не обходя при  многочисленные винные магазины, на Лычаковской (тогда Ленина), Жовтневой, Щербакова. Названия львовских улиц... каждый живоглот считал своим долгом их переименовывать.  Трибунальскую в Жовтневую (Октябрьскую, по-русски), Лычаковскую в Гитлера, потом в Ленина, назад в Лычаковскую...  Странным образом, винные магазины остались более-менее, и в отличие от Москвы или Киева, во Львове всегда можно было выпить вина на разлив и зачастую неплохого, Алиготе или Фетяска меня всегда устраивали.  Наш с Юриком путь лежал либо через Щербакова, либо по Жовтневой.  Магазин на Жовтневой был известен под названием "Отцы и Дети" -- на вывеске, разумеется, было просто "Вино".  Разливала продавщица-блондинка, кажется без возраста, а может лет сорока.  Быстрая, спокойная, всегда в синем берете, вечная, во всяком случае утолила жажду очень и очень многих. В винном на Щербакова (под странным названием "Аудитория 206") бывал спивающийся скульптор с живописной бородой по прозванию Хемингуэй. Щедро уснащая свою речь матом, он говаривал: "Я не Хемингуэй... Но я хочу сделать то же самое в скульптуре".

В начале октября мы вернулись в аудитории. В прекрасный солнечный день мы как-то покинули их намного раньше положенного, этак в 11:15 вместо 15:15. Вместо (или после? не помню) пива в СОКИ-ВОДИ на Академической всей легкомысленной компанией решили двинуть к Изону пить принадлежавший его родителям спирт.  Сказано -- сделано.  По своей глупости я выпил первую рюмку неразбавленной (хотя после п/я 49 мне это было знакомо), запил, кажется Саянами или Байкалом.  Дело пошло очень резво, и в самый разгар пришел Изин папа (на обед, дело было днем).  Изин отец, щеголеватый крупный человек с усами в черном мундире майора ж. д. войск, сразу с порога закричал: "Изя! Что такое! Как ты товарищей угощаешь? Давай тащи такие и такие закуски из холодильника, фужеры, еще что-то!"  Изя выполнил указания, среди прочих деликатесов появился консервированный сосисочный фарш, "которым Фиделя Кастро угощали", по словам Изиного отца.  Завершив дело, мы беспорядочно двинули на знакомую территорию, в ботанический сад, к вырытым нами канавам.

Сад и канавы были на месте, в чем я немедленно убедился, свалившись в траншею трехметровой глубины. Юрик и Шура К. пытались плавать в пруду, состоявшем преимущественно из тины и ряски; остальные пытались покататься на тракторе, хотя в нем не было не только горючего, но и большей части двигателя: спирт, напиток нешуточный, мутил наши дурные головы, раскачивал грунт под ногами, толкал на глупые, опасные, а то и преступные дела. Но крепкая закуска, любимый фарш Фиделя Кастро удерживал в узде, с трудом, но все же мы сохраняли остатки разума. Viva Cuba!  Все обошлось благополучно.

Мораль всей путаной истории такая -- когда в следующий раз будете пить чистый спирт, закусывайте, как Фидель, сосисочным фаршем!  Жаль, не смогу составить вам компанию, я с недавних пор вегетарианец.