20гл. День рождения

              После полудня миновал час.
              Коломбо достал ещё ни разу не ношенные погоны. Зачем они в полном безлюдье? Памятной ночью, незадолго до отъезда на остров, их вручил новоиспеченный мон-ген Лим. Те самые… Удивился тому, что будучи больным не забыл переложить их из тюремной робы во фрументарскую форму. Сколько же лет миновало?
Сегодня следует выглядеть образцово.
              Под настроение Вир снял с гимнастерки старые погоны капитана и пришил новые – подполковника. Он действительно смотрелся в зеркале достаточно подтянутым офицером; за время пребывания на острове уже похудел и приобрел бравый вид. Зачем теперь ему фигура престарелого Архия? Издержки лишения должности его двойника. Хотя это не должность, а роль – и не двойника, а самого правителя.
              Так легко превратиться в заунывного филистёра. Без творчества начинается тоска, непременно переходящая позже в хандру. Но кому теперь нужен Архий, а тем более его двойник? Впрочем, если не нужен Архий, то, возможно, необходима его пародия? Толпе ведь нравится смех над теми, кто утратил власть и силу. Почему бы тогда не посмеяться утратившим власть над теми, кто им беспрекословно подчинялся раньше? Логично и справедливо. Робо наверняка тем и занимался.
              А кому нужен социолог, даже с научной степенью? Потому о необходимости диссертации бывшего придворного аналитика все благополучно забыли.
Тем более не нужны писатели; о них давно вытирают ноги…
             Через окошко был виден выходивший из лодки Ретос. По случаю сегодняшнего праздника он оделся в «партикулярное платье», как сказали бы в старину. Ретос привычно тащил сумку с продуктами, но, споткнувшись о кочку, устоял и ругнулся.
             Вир наскоро приделал усы из клока сена для розжига печи, натянул по самый лоб шапку; специально развернулся ко входившему подпоручику так, чтобы тот увидел его застывший профиль на фоне окна. Коломбо напустил на себя важный вид и не обращал ни малейшего внимания на вошедшего.
             – От скуки на театр потянуло? По случаю праздника позволительно: таки день рождения же, – простужено произнёс Ретос, выкладывая из корзины на стол довольно большую буханку ржаного хлеба, палку вареной колбасы, половину головки голландского сыра, балык форели собственного приготовления, пару селёдок в целлофане и бутылку самогона. Поверх продуктов украшением легла поздравительная открытка без обратного адреса. На ней женским почерком ярко-красными чернилами было выведено два слова: «Узнику Эдема». С буквы «У» спадала пририсованная капелька (крови?), а у «Э» вместо палочки стрелкой вытянулись известные треугольные усы.
            Что за послание? Символика хлеба, колбасы, даже форели (сойдёт за сёмгу) понятна. Остаётся прояснить смысл сыра, селёдки и самогона. Набор случаен, разумеется, но случайность есть неразгаданная закономерность. Имеем знаки-намёки: ржа; сырая голова (или половина ума?); нечто варёное (кипевшее?); кровь; пестрота (форель-пестрядь); пара казачьих чубов (оселедцев); прозрачность (целлофан); сам беги (самогон)… Чистейшей воды ребус. Уж не в бликах ли от пота бритоголовая голова Фридриха-казака вещает: государственные устои от полоумия до пестроты ржавеют, всё прозрачно и ясно, кровь закипает, можешь бежать, но самостоятельно. А зачем усы? Снова призывают в двойники Архия? Какой смысл, если Архий здесь, на острове? Почерк – женский… Дорны? Она в сговоре с церемонистром?!
            Как проверить?
            Через минуту старого Ретоса словно пронзила молния, он остолбенел. В его сознании произошло короткое замыкание: соединились вместе усы на букве «Э» и сенные усы Оргия.
            – Архий?!!
            – Как же ты не признал меня, служивый! – с улыбкой сказал Вир, не без удовольствия применяя все навыки речи, которым его когда-то учил Звездовский. И, запалив клок сена, бросил его в печь. – Плохо, очень плохо, подпоручик Ретос. За семь лет не распознал самого Архия, хотя тебя обязывает к тому и должность, и профессия.
            – Дык, Эрт не поставил в известность, – наоборот, ввёл в заблуждение. Запутанная игра, однако. На столичных вот так и надейся... Странность положения, признаться. Вы точно мон-ген, а не двойник? Темное дело, смею заметить. Нехорошо получилось-то...
           – Что значит «двойник»? – сурово накатился Коломбо. – У меня нет и никогда не было двойников! Подобную клевету распускают враги! Тебя, видимо, слишком давно проверяли. Вот и получилось «темное дело».
           Проверок Ретос особенно побаивался. В цифрах и числах был не силён; самые большие хлопоты доставляли проверяющие. Попробуй угодить им. Хорошо, когда дело обходилось лишь знатной рыбкой да битой дичью…
           – Простите, мон-ген! Опростоволосился. Шли вроде по одной дороге, а оказалось по разным. Семь лет! По слепоте не заметил... А как же Оргий? Он кто? Считай, прямо с Луны подул ветер. Посол к Бонфаранто? Так как же это? Батюшки, не ждал, никак не подозревал... – бормотал растерянный охранник, выдавая бегавшими глазками мучивший вопрос: «Почему Архий у нас на острове оказался Оргием? Вдруг он всё-таки не Архий! Ну не шпиона же Эрт привёз! Оставил целую пачку денег!! Были даны инструкции... Да и голос точь-в-точь. Никуда мон-ген не делся; его замаскировали и прислали на остров. С какой целью? Проверка?! Опять проверка!!! Семь лет?!! Потому начальство и бросило ездить на рыбалку! Архий порядок любит». – Искуплю вину любой ценой. Любил, люблю, буду и впредь любить мон-гена. Дайте шанс! Нас известили, что вы задевались, а оно вон что...
             Фрументар жестом намекнул Виру о желании поделиться большим секретом, и рукой настойчиво звал выйти во двор. Что за тайны?
             Они вышли.
             – Только между нами, – тихо предупредил в саду Ретос. На его лице прочитывался целый набор чувств – от страха до возмущения. – Кое-кто уже позволяет себе даже критику порядков... Понимаете, куда рыба икру мечет?
             Коломбо недоверчиво, пристально, даже зло полоснул Ретоса внутренним огнём прямо глаза в глаза между век, ибо не мог терпеть доноса, даже одного его тона; отчего подпоручик, вроде бы немного пришедший в себя, снова оробел:
             – Мог ли я предполагать или подумать... Эхма! В таком виде видеть... Мороз по коже. Виноват. Для нас честь, – а сам продолжал лихорадочно размышлять: «Значит, не просто исчез Архий; значит, есть в этом определённый расчёт. Начальство лучше всех знает, думает, действует... Прислали – и поручили именно Ретосу его аккуратно охранять. Охрана аккуратная по той причине, чтобы не привлекать постороннего внимания, но оставаться безупречно надежной. Враг не пройдет. Да, возможно, это – затянувшаяся (или постоянная?) проверка всей службы на благонадежность. И что? Снег на голову. А теперь – всё по боку? Что натворил! Что себе позволял! Потерял бдительность, ясен пень. Провал...».
             Вир поманил указательным пальцем к себе фрументара и доверительным тоном совсем тихо-тихо спросил:
             – Тебе мало платят?
             Ретос побледнел:
             – Достаточно, мой мон-ген! Весьма доволен. Каюсь. Было затруднение со свадьбой сына, но кабы я знал... Обстоятельство приперло.  Следовало перенести. Виноват. Сполна верну... Резоны сложились пагубные. Как бишь их? Живем без излишия. Сами видели. Судьба обделила. Не губите! Говорю на чистом духу: утратил право называться архианцем и быть фрументаром; упал в грязь.
             Вир остановил его властным жестом.
             – А нас великие дела ждут впереди, – невозмутимо, уверенно, твёрдо – насколько мог – произнёс он и энергично заходил между стволами деревьев. – Да, опозорил честь офицера. Злоупотребил доверием. Даже с днём рождения не поздравил. Тридцать пять все-таки, юбилей! Экватор жизни! А вот тридцатилетие вообще пропустил. Спасибо, хоть продукты привёз. Да и те, судя по этикеткам, существенно уцененные.
            Коломбо почувствовал удар изнутри и поймал себя на мысли: «О возрасте зря болтнул. Архий же старше!». Успокоил себя тем, что Ретосу не до того; он ошарашен; да и знает ли эта деревенщина истинный возраст Архия?
            Охранник одну руку держал по швам, а другой доказывал:
            – Клянусь, всё – из пайка! Чистая правда. Такие прислали! Сам удивляюсь... Трудная доля. Да что же? – ровно ничего. Служба! Готов вину искупить. Как?! Смыть кровью: я – солдат! Вышла осечка! Исправлюсь в бою, – бормотал Ретос. Пот катил по его красному крестьянскому лицу. Мысли, подобно блохам, продолжали скакать в разные стороны: «Крах... Смертельное обстоятельство. Дело дрянь. Угрожал Архию пистолетом! Всё так. Стыд и позор. Давно следовало сидеть на пенсии!! Ух! оглобля тебе в рот! Что теперь будет с семьей? Как ни крути, беда подобралась. К чему и идет. У сына трудности на работе. Того и гляди, хуже будет. Хорошенькая невестка... Взяли лучшую. Внуки ещё лучше. Прозевал? Потерял чутье. Вот-те и штука, ясен пень! А что дальше?  Впереди ждут дела великие? Ой ли! Смотря кого... Слизывал сметану там, где ею следовало мазать. Вся голова в разброде и в бесполезности. Отберут всё! Воистину жди маневра. Дело гибельное. Не иначе. Это катастрофа. А как жить? Смысл! Ну, вот и на ноготок не осталось... Всё позади, а не впереди. Осталось только продать Луну. Кому? Пора бы честь знать. Пожалуй, самое непростительное в том, что он, Ретос – фрументар мон-гена! – закаленный архианец!! – присвоением чужих средств, непозволительным отношением к самому Правителю изменил не только присяге, но изменил самому себе, своим идеалам и принципам, ради которых, собственно, жертвовал силами, досугом, больше тридцати лет служил верой и правдой, в молодости боролся с врагами, напряженно жил...  И вот вместо того, чтобы быть спасителем своего Архия, стал его гонителем. Любя и почитая, почитая и любя. Дал слабину? Одна тоска. Заблудил или заблудился? Не распознал... Стал изменником. Куда ни кинь, всюду клин. Гнусность и фальш. Вот и земля уходит из-под ног».
            Виру стало жаль этого невзрачного, трусоватого, престарелого служаку, он с сочувствием снова глянул Ретосу в глаза. Вспомнил своё унизительное стояние перед фантомом Лима? Возможно...
            – Вернёмся в дом, – предложил Коломбо, готовый расхохотаться на весь остров. – Всё-таки не лето на дворе.
            Фрументар окончательно пал духом, когда, войдя в прихожую, увидел в зеркале своего эльфоухого двойника: еще один Ретос стоял с усатым Архием – с образом, который относительно недавно боготворила вся страна. Дома до сих пор висит широко известный портрет с книгой «Государь». Голова совсем пошла кругом: затягивал в себя водоворот. Страшно признать: один мон-ген стоял в зеркале, а другой – шёл впереди. Как такое может быть? Что за скверные видения? Что думать? Явно дурная примета. Или расстройство ума? Не к добру, однако, ох, не к добру... Разум с умом расходится и забыл предупредить. Карикатура на сам рассудок. То известили, что Архий исчез, то теперь появилось сразу два Архия! И где! На острове!!! На глазах у Ретоса! Хорошо, не три и не пять... Хитрость вражия. И обратиться не к кому. Стена! Эка обложили! Точно крысу. Все ходы обрезаны.  Звонить лиафорону? – ан, нет! – посчитают полным идиотом и вместо комиссии пришлют бригаду санитаров. В то время как здесь, очевидно, проблема не в мозгах, а в совести… Дело закончится отставкой. Минимум. Плохо, но терпимо. А если привлекут?..
          Архий из зазеркалья поводил из стороны в сторону ладонью, что можно было воспринять за приветствие или за знак «нет». В штатском же костюме, вместо фрументара, стояло пустое существо без лица, полное ничтожество, подлый изменник, а не убежденный архианец. Да еще и острые уши навострил. Мог ли его приветствовать сам властитель? А что он хотел сказать знаком «нет»? Нет прощения предателям? По справедливости, так и есть. Так и должно быть.
          У Ретоса возникло отвращение к себе. Тем не менее в этом повелительном движении руки ему неожиданно открылся единственный выход из, казалось бы, безнадежного тупика.
          – Мой мон-ген, разрешите выйти! – вытянувшись по стойке «смирно», прохрипел охранник тому Архию, который находился в доме.
          Невыразительное лицо старика вдруг показалось Виру знакомым не семь лет, а много дольше. Оно напоминало, конечно, Симона. Тем не менее такое лицо-матрица было у самого Коломбо, молодого, ещё до ареста. Крестьянское?! Нет, крестьянство – всего лишь стиль. Дело действительно в матрице, её стандарте. С известных пор назойливо надоедала одна и та же мысль: именно по принципу «безликости» людей отбирают в ряды «альпинистов», чтобы человека размножить, вылепить из него кого угодно, но нельзя было бы запомнить. Технологии! И специфика службы. Всплыл в памяти разговор со Звездовским о лицах гениальных актёров, которые, напротив, из «безликости» творили неповторимость. Впрочем, здесь одной рукой и до фантомов подать... По меньшей мере, близнецам пора в строй!
          Вир по инерции тоже глянул в зеркало и отшатнулся: из зазеркалья на него уставился до боли знакомый человек с усами... То-то полегчало... Видит ли его Ретос? Кто он? – спрашивать излишне. Вот так шутка! Архий решил проснуться?!
Собственной персоной…
          Стало понятно: необходимо с ним остаться tеte а tеte*, без свидетелей. Да и Ретоса почему-то замутило; пусть проветрится на свежем воздухе.
          – Разрешаю.
          Фрументар несколько косолапо размеренным шагом удалился.
          Коломбо держал паузу.
          Первым заговорил Архий:
          – Знай, предстоят испытания. Кое-кто думал, что избавившись от меня, они заживут припеваючи. Глупцы… Мон-ген – не гном! Забыли неблагодарные. Они сами являются порождениями Архия, поэтому везде упрутся в тупики. Скоро поймут… Уже мыкаются.
          – И тогда нас вернут? Ужасно надоело здесь сидеть.
          Беглый правитель улыбнулся усами:
          – Меня не отягощают семейные связи, как обременяли Бонапарта, поэтому с удовольствием сидел бы дальше. Да и тебя никто не ждёт… Дорого небо, да надобен огород. У Оргия разве есть надёжная пристань?
          Виру неожиданно ударила кровь в голову. Он сомкнул глаза от головокружения, а когда силой воли тут же открыл их, то по инерции посмотрел в небольшое окошко, через которое около получаса тому назад заметил Ретоса, выходившего из лодки.
          Архий исчез. О чём он предупредил? «Ему, видите ли, хочется сидеть! Сначала пусть вылезет, гном… Кто его будет здесь кормить, если самостоятельно как-то удастся сбежать?», – возмутился Коломбо. Спасение для него уже забрезжило, подобно зарнице, и с практической стороны выглядело вполне реальным: после сегодняшнего дня Ретос особенно будет послушен, остаётся найти безотказную причину и пригласить бригадмильцев на остров, потом набиться к ним в гости. Кто откажет Архию? Доверие обеспечено. А там сами проводят с почётом, куда надо... Но куда надо? Этот вопрос повергал в смятение. И тем не менее… Не стоит терять оптимизма. Всегда есть выбор. И два выхода. Один – на остров – уже опробован, остался другой, неизведанный…
          Сквозь грязноватое стекло было видно, как охранник остановился в саду;  долго рассматривая ветку яблони, тронул ее; сорвал задержавшееся на ней яблоко, потёр его о подкладку расстёгнутого пиджака; несколько раз жадно откусил красный бок плода и равнодушно бросил огрызок в траву; посмотрел на небо, потом под ноги, снял с левой руки часы, медленно стал вынимать из карманов удостоверение, кошелек, носовой платок, расчёску; заглянул в несколько бумажек; небольшая связка ключей выпала сама; потом Ретос старательно сложил всё вместе на землю, выхватил из внутреннего кармана пистолет, мучительно зажмурил газа, выстрелил себе прямо в рот. Случилась осечка. Вторая попытка оказалась смертельной. Старик рухнул на спину в сухую траву, слегка прикрытую опавшей листвой.
          Вир рванулся в сад, надеясь фрументару помочь, если он просто ранен. Но чуда не произошло…
          Вот и поздравление…
          Открытый рот Ретоса словно замер в крике от самой земли к небу. При виде трупа и крови, вытекавшей из-под простреленной головы, подкатила страшная тошнота.
          Накаркал Архий со своими испытаниями. Началось…
          Вир хоть и числился в рядах «альпинистов», но с кровью дел не имел. Симон был прав: испытания оказались выше душевных сил бывшего преподавателя Коломбо.
          Он медленно вернулся в дом, открыл бутылку самогона, автоматически плеснул мутноватую жидкость в стакан и залпом опустошил его вплоть до донышка (чтобы досталось и Архию, никогда не пившему самогона); громко выдохнул, упал на кровать и охватил голову грязными руками; затем во всю глотку заревел, как бык, давясь слезами, но через несколько минут поднялся и выгнал себя во двор. Он не знал, чем заняться, а делать что-нибудь надо было срочно, иначе на смену тошноте могло прийти желание разрезать себе грудь, запустить туда руку и достать спрятавшегося Архия.
          Коломбо поплёлся в сад, в полуобморочном состоянии (опьянел?) зачем-то перетащил остывавший труп Ретоса к порогу дома. И перевернул тело на живот.
          Мёртвый подпоручик, уставившись теперь затылком в небо, лежал у самых корней берёзы. Раздвоенный ствол и голые ветви её, путаясь и хаотично накладываясь друг на друга корявыми линиями, убегали в пустое серое небо, словно они предлагали себя одиноко летавшим птицам. Вир глянул снизу вверх – на скворечник, напоминавший дом, возле которого он висел («Анкор, ещё анкор!»), на белую кору с чёрно-сизыми отметинами, на тёмные разной толщины веточки цвета ночи – и обнаружил труднообъяснимое: дерево хранило в себе не те десятки лет, которые отвердели ксилемой* внутри обоих стволов, а непостижимую сумрачную древность – время-бездну, когда не было на свете не только Вира, этого дома, а не было всего человечества. Берёза уже тогда росла берёзой и ничем другим, без двойников, но только сестричками, поднималась к пролетавшим облакам, не раскрывая своей извечной тайны: как в ней сошлись и примирились совершенно крайние противоположности – белое и чёрное, день и ночь? Теперь же добавлялось красное…
          Коломбо обнял один из стволов, а второй остался свободным. Свободным для Анны или Лоры? Ни для кого… Он и сам в данный момент ничего не ощущал. Просто ничего… Ноль! Органы чувств умерли, их место заняла пустота…
          Но пустота – не тишина; наступил момент, которого невозможно было избежать: Вир, упав на колени, стал проклинать свою самодеятельность, желая поколотить себя же. Пародист отыскался! Тьфу! Сам гном, а не мон-ген! Человек жил бы… Да! Да! Двойник, который обязан отводить смерть от оригинала, собственной персоной обратился в смерть для стороннего человека. Вир нашёл нечто общее между собой и своим инфернальным «дублёром», сотворившим виселицу из берёзы. Вот губительной виселицей для старика-подпоручика и стал Коломбо. Как же так! Ещё эти грубые намёки на деньги… Зачем? Сам же их и всучил. Чего он добился? Только одного – Ретос спрыгнул с корабля под названием «Жизнь». Хороша благотворительность! Но каков выход? А он позарез необходим. Понятно же, выстрел слышали на берегу, и «делегация» фрументаров скоро пожалует на остров. Поверят ли в самоубийство Ретоса? Маловероятно. Тем более труп находится уже на другом месте. Или начать отстреливаться? Подпоручик израсходовал всего лишь один патрон. Впрочем, во фрументаров долго не постреляешь... Стоп! Стоп. В принятии на себя вины за убийство и есть спасение для Вира. Ретос сможет сделать последнее, что он мог бы сделать – стать спасителем. Если не это, – на острове предстоит или умереть, или сойти с ума от одиночества. Тем более без добряка Ретоса. А если стать арестантом и оказаться под следствием, то на суде появится возможность раскрыть свою тайну, поведать свое настоящее имя. Выяснится, что именно он и есть жертва. Вот единственный шанс преодолеть непреодолимые обстоятельства… По ходу заседания можно будет отказаться от своих прежних показаний и рассказать о том, что на самом деле случилось самоубийство. Архий – свидетель. «Слышишь, дед!» – крикнул в свою душу Вир, впервые позволив себе подобную фамильярность к мон-гену. Тот глухо ответил вопросом: «Разве суды неподвластны Эллу? Никто из служителей Фемиды не возьмёт на себя смелость освободить какого-то ссыльного Коломбо. Напротив, они вынесут такой приговор, что остров покажется раем».
          Вир воспротивился, вспомнив слова охранника о недовольных порядками. Да и сам же Архий вещал о сложившихся тупиках. Следовательно, не всё ладно у Элла... Ведь Коломбо умышленно был отрезан от любых новостей. Стоит рискнуть, наверное... Под лежачий камень всегда успеется. Не выйди волк на охоту – он точно останется без добычи, а не пожалей серый своих ног, то наверняка сытно поест. Решено!
          Должны быть и среди судей люди чести. Разберутся…