Балатовский лес 2. 0. Гл23. Ностальгия

Похоже, многие приметы придуманы для компенсации, чтобы не расстраиваться. Тарелку разбил – на счастье. Птица пометила – удача придет.  В конце февраля ветер такой, что на ногах еле стоишь – не переживай, к урожаю! Будет вдвойне обидно, если и яровые не взойдут, и птица нагадит. Другие приметы констатируют неизбежное. “На себе не шей”. Разумно, уколешься! “Соль не рассыпай – поругаешься”. Еще бы, раньше она на вес золота была, тут уж никакие отдаленные перспективы с яровыми не спасут! Иногда приметы работали в обратную сторону: “Случилось что-то хорошее? Монету нашел? Не бери и не радуйся – беда придет откуда не ждешь.” Но то приметы, сейчас в ходу остались единицы. Их место заняли предчувствия, но они тоже зачастую носят компенсационный характер.

Тем утром все шло подозрительно гладко. Полина прекрасно выспалась в отеле, хоть и не любила ночевать в незнакомых местах. Темных кругов под глазами не было, волосы лежали на удивление аккуратно. В зеркале отражалась красивая, ухоженная и уважаемая женщина – руководитель отдела этики. И плевать, что дважды совершеннолетняя! Пусть из-за возраста переживают те, кто к 36 годам ничего не добился.

Прекрасное утро! Рабочие чаты молчали, в глубине сумки нашелся забытый злаковый батончик, который прекрасно дополнил завтрак, а погода… Ах, погода! Погода была такая, какая часто случается в понедельник после дождливых и промозглых выходных – тихая, ясная, теплая, всем своим видом намекающая, что зря ты столько времени проводишь в офисе.

Изумительное утро! Но… Полину не оставляло тревожное предчувствие: “Что-то должно случиться!” Неведомые законы мироздания мироточили интуитивным беспокойством. Культурная память шептала: “Нашла батончик – не радуйся, придет беда…” Однако взятая напрокат машина ехала без нареканий, пропуски в Балатовский были своевременно подписаны, и даже указатели до конференц-зала висели на самых видных местах и недвусмысленно вели к цели. Какие мрачные, путанные, но знакомые коридоры!

Перед входом в конференц-зал стояли трое и непринужденно общались. Высокий пожилой мужчина в строгом темно-синем костюме и крупных очках первым заметил Полину. Куратор из Министерства! Зачем только его навязали отделу? Зачем отправили вместе со всеми в Пермь в командировку? Прекрасно без него справлялись, не приходилось дважды объяснять…

Куратор сделал полшага вперед, чтобы первым встретить Полину:

– Вас отстранили, – произнес он с наигранным сочувствием в голосе.

– И вам доброе утро, Константин Иванович, – напомнила о правилах приличия Полина. – Чем же я провинилась?

– Пришло ходатайство от Балатовского. Там сказано, что вы – бывший сотрудник Центра и можете быть субъективны. Во избежание потенциальных конфликтов просьба отстранить от очных сессий. Дата, подпись, синяя печать.

Полина посмотрела на женщину в бесформенном бежевом костюме, щедро усыпанную майскими веснушками.

– Ксюш, – обратилась к ней Полина, – мы же это обговаривали! И с тобой, и с Балатовским. Найди переписку да отклони ходатайство. Разве у нас своих синих печатей мало?!

– Руководство посчитало… – вмешался куратор.

– Ой, с каких пор оно что-то считает! – вспылила Полина. – Счетоводы великие! Почему мне не позвонили?

– Полина, проблемы нет, Сергей вас подменит, – продолжал отвечать на все вопросы Константин Иванович.

– Кстати, Сережа, как твоя нога? – поинтересовалась Полина.

– Стараюсь не пользоваться, – грустно  ответил молодой человек с тросточкой в руках.

– Мне кажется, Сергей полностью ознакомлен с деталями наших… – продолжал Константин Иванович, но слова куратора уже не долетали до сознания Полины и навсегда пропадали без вести в стенах Балатовского.

Ничего ценного он сказать не мог, решение принято, озвучено, любые комментарии с его стороны – простая попытка хоть как-то обосновать свое присутствие на встрече. Куратор продолжал говорить что-то о “поводах зацепиться”, “формальных аспектах” и “сроках”. Но Полину это не волновало. Она сочувствовала подвернувшему ногу Сергею и обдумывала, с кем встретиться.

– Пусть проводит Сергей, – прервала она Константина Ивановича. – Я же давно не гуляла по Перми. Говорят, открыли первую секцию зоопарка недалеко от городского пляжа. Удачи!

– И вам, – вежливо ответил куратор. – Пообещайте, что будете вечером в отеле: нам надо поговорить.

– В зоопарке спать не останусь, – успела сказать Полина, прежде чем скрылась в запутанных коридорах Балатовского.

Конференц-зал располагался неподалеку от отдела ИПР. “Работает ли еще Алик? – гадала Полина. – Да и пустят ли? Попытка не пытка!”

– Вы куда? – строго спросили на входе.

– К Альберту Кирилловичу, – наудачу ответила Полина.

– По какому вопросу? – продолжался допрос.

“Значит, Алик все еще работает!” – обрадовалась про себя Полина.

Дальнейшее взламывание системы безопасности не составило труда:

– Вопросов много: о новых экспериментах, о том, как себя чувствует младший…

– Проходите.

Говорят, со временем вспоминается только хорошее. Говорят также, что забывание плохих эпизодов есть защитное свойство психики. Поэтому ностальгия – сложное чувство, обманчивое.

Полина не спеша шла по коридору, увешанному плакатами и постерами, и жадно разглядывала каждый из них. За долгие годы в этой части здания так и не сделали ремонт, поэтому многое она помнила. Все фотографии, незначительные детали интерьера и даже запахи, оказывается, хранилась где-то в недрах ее памяти и сейчас вызвали ностальгию. Каждый знакомый снимок словно протирал запотевшее зеркало, в котором отражалась молодая Полина. Но ей вовсе не хотелось вновь ставить эксперименты в ИПР. Это была приятная ностальгия по юности, увлеченности и новизне, но никак не по работе.

И хоть мы можем тепло вспоминать минувшие годы, разглядывая фотографии и вещи из прошлого, но оказалось, будет больно и даже жалко увидеть человека, застрявшего в том времени. Альберт Кириллович все так же сидел в своем захламленном кабинете, сильно наклонившись к монитору. На столе стояли все те же семейные фотографии. Его взгляд по-прежнему был суетливым и напряженным. Он постарел, поседел и еще сильнее высох.

– Тук-тук. К вам можно? – ласковым голосом сказала Полина.

– Да, по какому вопросу? – ответил Альберт Кириллович, медленно поворачиваясь на кресле.

– По одному, очень простому, но важному: “Как вы”?

Альберт Кириллович несколько секунд сосредоточенно рассматривал гостью, после чего его лицо резко расслабилось:

– Полина?

– Вы вспомнили!

Алик поспешно встал и пошел навстречу. Он долго, молча, с улыбкой и без тени смущения разглядывал лицо Полины. Наконец, словно опомнившись, пригласил пройти:

– Проходите скорее, рассказывайте, какими судьбами у нас?

Полину приятно удивила та искренность, с которой ее встретил руководитель ИПР. Они не так много работали вместе, и тем неожиданнее показался такой теплый прием.

– По делам, в командировке. Я работаю в отделе этики.

Альберт Кириллович замолчал и продолжил рассматривать Полину.

– Замечательно выглядите!

– Спасибо, – смущаясь ответила она.

– Похоже, нам придется туго, раз за дело взялись вы.

– Надеюсь, никому туго не будет. У меня нет цели разорить Балатовский, я лишь хочу сделать деятельность центра более прозрачной.

– У нас и так окна в пол. Куда прозрачнее?

– Они затемненные! Но я не хочу о работе, тем более меня отстранили от очных сессий. Вот хожу, гуляю. Так все-таки, как вы?

Альберт Кириллович вздохнул, его взгляд стал отстраненно-философским, стоическим.

– Крутимся… Персонал, особенно младшее звено, меняется как перчатки, запоминать не успеваешь. Респонденты – один чуднее другого. Представьте, оказалось, с нами убийца-рецидивист сотрудничал! Интересный мужик, кстати! Читать любил. Недавно пропал куда-то, говорят снова посадили. Так что пообщаться совсем не с кем.

– Над чем-то интересным работаете?

Спросив это, Полина почувствовала неловкость – не подумает ли Алик, что его с корыстным умыслом расспрашивают? А потому поспешила осечься:

– Хотя не отвечайте, а то решите, что я шпионю.

– Не сказала бы – не подумал. А проекты…, – начал вспоминать Альберт Кириллович, – ведем долгоиграющее исследование на военную тему: изучаем специфичные особенности агрессии, боли и тревоги, вызванные известиями с войны. Отдельно ищем новые способы психологической реабилитации. Если заглянуть в кабинки – там в каждой третьей-четвертой демобилизованный сидит. Кто без руки, кто без ноги, кто просто без будущего. Еще есть забавное исследование про кошатников и собачников. Есть…

В какой-то момент Полина прекратила слушать. Ее ностальгия сменилась горечью. Перед ней стоял человек, добрый, честный и искренний, но который хронически взволнован и постоянно что-то не успевает. Он решал чужие проблемы, забывая о своих. Похоже, за последние пятнадцать лет он мало что видел за пределами своего захламленного кабинета. С тех пор как Полина уволилась из Балатовского, в ее жизни произошло множество значимых событий: она переехала в Петербург, сыграла скромную свадьбу, родила сына, познакомилась с массой интересных людей, фактически создала отдел этики при министерстве, участвовала в разработке федерального закона о регулировании исследований в области ИИ… Чего только не произошло! А у Алика… та же кружка, тот же стол, те же отчеты.

– Альберт, вы любите то, чем занимаетесь? Считаете делом всей жизни? – неожиданно спросила Полина.

Этот вопрос поставил Альберта Кирилловича в тупик:

– Но… Но я ведь этим занимаюсь, значит, наверно, люблю.

– Я тоже каждый день посуду мою, но скажу честно: ненавижу торчать на кухне!

Мимо кабинета прошел молодой человек в белом халате и с бакенбардами.

– Подожди минутку, – обратился Алик к Полине.

Она кивнула. Полина знала, что сейчас произойдет.

– Женя! – окликнул Алик молодого человека. – Что ты мне скажешь за списки?..

Расспросив вдоль и поперек Евгения, который на поверку оказался Максимом, и раздав ЦУ на неделю вперед, Альберт Кириллович вернулся к Полине. Они проговорили без малого полчаса и проговорили бы еще больше, но гостье уже стало неловко так долго отвлекать руководителя отдела.

– Куда вы теперь? – спросил Алик перед уходом Полины.

– Хотела в исследовательский зайти, может, кто вспомнит. Михаил Валентинович еще работает?

– Увы.

Полина почувствовала, что это не простое “Увы”, не про увольнение ценного сотрудника, а более трагичное.

– Увы, что?

– Увы, инфаркт.

У Полины подступили слезы. “Берегите себя!” – сказала она на прощание.


Дальше: http://proza.ru/2025/02/01/694
Назад: http://proza.ru/2025/01/29/646
Начало: http://proza.ru/2025/01/10/1233