А на рассвете роса целебная...
Аня, Анечка, Анютка… с самого детства она была весёлым, смешливым ребёнком, после – заводилой в компании, этаким энергичным «живчиком», без которого не обходилась ни одна тусовка. У неё были десятки друзей обоего пола, и, как ни странно, ни одного родного, близкого человека.
Идеи, как хорошо и весело провести время из неё летели, как искры из полуночного костра, и каждый желающий мог всласть полюбоваться этим прекрасным зрелищем. Поездки на природу, танцы до утра на родительской даче, песни под гитару в городском сквере – в центре всегда была она.
Девушка всех организовывала, покупала еду и билеты (зачастую на свои деньги, которых у неё было ой как немного), придумывала развлечения и конкурсы. А потом, когда всё заканчивалось, счастливые и довольные «друзья» расходились по своим домам, как расползается туман в предутренние часы, тихо и незаметно. И Аня снова оставалась одна.
Но для неё это не было трагедией – она воспринимала это как должное. Она доставила всем радость, все довольны и счастливы, а значит и она, Анютка, должна быть вполне довольна и счастлива. И она натягивала на лицо довольную улыбку и отправлялась домой, считая себя очень счастливой и не замечая червячка душевной пустоты, грызущей её изнутри.
Родители с детства считали Аню абсолютно самостоятельным и беспроблемным ребёнком. Лет с пяти она самостоятельно гуляла во дворе, не выходя за его пределы, и никогда не ссорилась с другими детьми. Она без сопровождения ходила в школу, хорошо училась, разогревала обед и мыла за собой посуду.
Не пила и не курила, не носила дурацких безразмерных подростковых шмоток и рваных кед. В общем, вполне устраивала родителей – жива, здорова, а что у девушки внутри, никто впрочем, и не интересовался.
Потом она стала работать, и в коллективе слыла такой же девчушкой – хохотушкой, впрочем, очень хорошо справлявшейся со своими служебными обязанностями. А ведь хорошо известно, кто хорошо везёт, на того и грузят. И так на Анну постепенно переложили часть обязанностей Юлечки и Машеньки, а так же Анны Петровны и даже Сергея Макаровича.
И всё её нахваливали, мол, какая молодец, наша Анечка, и всё-то везде успевает, и всё может, а уж добрая-то какая, да сердечная. А сами пили чай с заботливо принесёнными Анечкой пирожными, а когда она выходила из комнаты, то шипели ей в след, словно старые змеи, свернувшиеся в клубок на ветке старого дуплистого дерева.
А она после работы шла то в тренажёрный зал, то в бассейн, то на какой-нибудь психологический тренинг, даже с парашютом пробовала прыгать. И искренне верила, что ей всё это нравится. Но это всё были бесполезные попытки заглушить грызущего её по-прежнему червячка душевной пустоты. А заглушить его, поверьте мне, очень и очень сложно.
А потом… Потом где-то там, глубоко-глубоко внутри её тела поселилась Болезнь. Она потихоньку пила её соки, набираясь силы и распуская свои щупальца по всему телу. И однажды Анечка увидела в зеркале тётку, обычную тётку, со стянутыми в пучок тусклыми волосами и одетую в мешковатую серую водолазку, коих можно встретить и в автобусе, и в магазине, и в поликлинике. И ни за что не угадаешь, сколько ей лет, этой тётке, двадцать пять или шестьдесят?
Ни на спортзал, ни на танцы сил уже не оставалось, да и не хотелось, честно говоря, крутится среди молоденьких девиц в ярких костюмах, когда сама ощущаешь себя старой рассыпающейся перечницей. Работу, по правде говоря, он делала всё так же тщательно и добросовестно, но как-то через силу, из-под кнута, зная, что это надо, и от неё ждут хорошего результата.
А вечерами лежала в своей крохотной квартирке, тупо рассматривая потолок, и не находила в себе сил не то что приготовить ужин, не даже включить телевизор, и всё чаще вспоминала бабушку.
Бабушка Ани жила в деревне, и умерла, когда ей только-только исполнилось пять лет. А до этого девочка часто гостила у неё в деревенском доме, потому что родители были слишком молоды и амбициозны, чтобы заниматься собственным ребёнком. Да и была она ей не бабушкой, а прабабушкой, а бабушки Анютки были тоже молоды и активны, и заниматься маленьким ребёнком им было совсем некогда.
А бабушка Маша была не простой бабушкой, а травницей. В её небольшом домике по стенам были развешаны пахучие корешки и пучки ароматных трав, пахло душистым мёдом и лесной земляникой. В деревне её уважали и немного побаивались, а если случалось кому захворать – шли к ней со своей бедой, и бабушка Маша давала им или травки, или настойки, а иной раз сушёных мёртвых пчёл или просто воды с плавающими в ней чёрными берёзовыми угольками.
И если мама строго говорила крохотной девчушке: «Ты уже большая, Анна!», то бабушка ласково называла её дитятком и младенчиком, расчёсывала ей льняные волосёнки большим костяным гребнем и рассказывала дивные сказки, которые девочка слушала, раскрыв рот.
А когда она рано-рано утром шла собирать травы, то брала Анечку с собой. И когда девчушка, переступая босыми ногами по сырой траве, морщила недовольно крохотный носишко, приговаривала: «Роса на рассвете самая полезная!» А потом рассказывала Анечке о разных травах - и как называются, и когда собирать надо, и от чего они лечат.
А потом бабушка Маша умерла, и Анечка в деревню больше не ездила, и про травы те начисто забыла.
А Анну всё чаще тянуло туда, где на берегу быстрой речки росла плакучая ива, а на лугу цвёл красный клевер и душистая кашка и летали толстые мохнатые шмели. Туда, где когда-то стоял домик её бабушки.
Два часа крохотная «женская» машинка Анны ползла по едва видной полевой дороге с глубокими колеями. Сама она устала, порядком изнервничалась и уже страшно жалела, что её понесло в эту жуткую глушь. Наконец-то показался насквозь проржавевший, старый указатель «Переваловка» - в деревне давно не осталось ни одного жителя. Оставив машину, Анна вышла на заросшую улицу. Домов почти не осталось, лишь в некоторых местах виднелись обрушившиеся развалины, покрытые седым мхом и белыми островками плесени. А в остальных местах на месте стоящих когда-то домов буйно цвела жирная крапива да беловатая лебеда.
Вечерело. По травянистой дороге носился тёплый ветер, и почему-то пахло молоком и свежеиспечённым хлебом, и казалось, что вот-вот вернётся с выпаса стадо и пройдёт, шумно вздыхая и позванивая колокольчиками.
Ночевала Анна в машине, мучаясь от неудобства и непонятной тупой боли, заполнившей с недавнего времени всё её тело и ставшей постоянной её спутницей, и всю ночь вертелась, не в силах найти удобного положения, а на заре вышла из машины.
Было тихо-тихо, только слабый ветерок шевелил волосы Анны. Цветы слегка приоткрыли свои бутоны, а на их листьях крупными каплями висели капельки росы. Она сняла туфли и босиком пошла по сырой траве, не чувствуя холода.
А со стороны казалось, что по пустой улице идёт вовсе не уставшая от жизни, больная тётка, а белокурая девчушка в коротеньком сарафанчике с ярко-синими широко распахнутыми глазами…
Свидетельство о публикации №225013100992
Анна Толстова 2 23.04.2025 16:22 Заявить о нарушении