de omnibus dubitandum 37. 465

    ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ (1680-1682)

    Глава 37.465. ЗРИМОЕ ВЫРАЖЕНИЕ БЛАГОВОЛЕНИЯ ГОСУДАРЯ…

    В историографии сложилась традиция изучать комнатное окружение московских государей XVII в. на основе документов официального учета столичных чинов: боярских книг и боярских списков, а также разрядных записей. Эти важнейшие источники содержат систематические сведения о пожалованиях в думные и ближние чины, их службе и окладах. Однако в них отсутствуют данные о неформальных отношениях в ближайшем царском окружении.

    Статья, написанная Седовым Павлом Владимировичем посвящена, ближайшему комнатному окружению царя Федора Алексеевича, на основе архивных данных выделяет наиболее значимых государевых думных и ближних советников и прослеживает эволюцию этого круга лиц на протяжении данного царствования (1676-1682).

    Объявление придворным царских указов, а также государевы пожалования своим комнатным людям небольших сумм денег, дорогих тканей и украшений на парадную одежду позволили автору установить скрытые пружины влияния. Автор приходит к выводу о том, что именно ближние люди представляли самодержцу кандидатов на ключевые должности в дворцовых хоромах. В этом проявились две стороны придворной элиты: ее прямая зависимость от самодержца и вместе с тем относительная самостоятельность в следовании своим родственным и клановым интересам.

    Дополнительные возможности для изучения царского двора XVII в. дают документы дворцовых ведомств, в которых фиксировались, казалось бы, незначительные с материальной точки зрения пожалования. Однако эти царские милости были исполнены глубокого значения: они служили зримым выражением благоволения государя, становились ступенькой для продвижения по неформальной лестнице придворного успеха.

    Кроме пожалования чинов и земельных владений, царская милость могла выражаться в подарках, которые воспринимались как символическое измерение придворного успеха. Это были раздачи одежды, мехов, дорогих сукон, драгоценных украшений, которые носили на парадной одежде; дорогого оружия, денег на приобретение шитого золотом и серебром придворного платья или коней; некоторым придворным выдавали деньги на приобретение двора в столице или строительство новых хором после пожара.

    Как правило, подобные пожалования носили демонстративный характер и были рассчитаны на широкий круг всех причастных к придворной жизни: от думных людей до самых нижних дворцовых чинов — певчих дьяков, сторожей, истопников и т.п. Царские пожалования чаще всего объявлялись в дни церковных праздников, на именины членов царской семьи, во время торжественных застолий, царских выходов и других придворных церемоний. Эти пожалования были важнейшим средством управления правящей элитой, т.е. поощряли членов двора к верной службе, указывали на тех, кто пользовался особой царской милостью (доверием), позволяли контролировать в нужном для государя направлении действия сотен придворных, включая и тех, кто имел возможность «видеть государевы очи» лишь издалека.

    Подобные милости и подарки (пожалования «в приказ») часто объявлялись «словом» какого-то близкого к государю думного или ближнего человека. В дворцовых документах автор находит многочисленные записи о том, кто именно «сказал» государев указ о пожаловании. Несомненно, что записи такого рода сложились на основе предшествовавшей практики устного пожалования, которое объявлялось при дворе и предполагало внимание присутствовавших. Затем царская милость обсуждалась в более широком кругу всех причастных к придворной жизни и, таким образом, молва о царской милости расходилась, подобно кругам по воде. Формирование придворного общества Московского государства, особенно заметное во второй половине XVII в., превращало царское пожалование в придворное достижение, которое становилось не менее, а то и более важным, нежели местнический статус и земельные богатства.

    Интересно отметить, в каких образах и выражениях современники описывали царскую милость. В 1670 г. слуга окольничего Ивана Богдановича Милославского ревниво сетовал на благоволение Алексея Михайловича не к его господину, а к другому ближнему советнику: царь «жалует» Б.М. Хитрово, «а как бы де указал великий государь повяску з головы у него снять, и в то де время и государева милость была к нам такова» [РГАДА. Ф. 27. Оп. 1. Д. 564. Сст. 1-3].

    Данное образное сравнение царского доверия с повязкой, лишающей самодержца возможности увидеть подлинное состояние дел, косвенно характеризует восприятие придворного успеха как несправедливое в глазах всех окружающих, кроме счастливого обладателя царской милости. «В изучении придворной жизни московского двора XVII в. есть еще одно явление, которое не привлекло пока специального внимания исследователей.

    Кроме царской милости, важнейшими элементами придворного успеха было покровительство влиятельных придворных. Изначальным источником такого влияния также было царское благоволение, но затем, если думный или ближний человек утверждался в царских палатах, имел случай видеть «государевы очи», докладывать «в благополучно время» самому царю, то тогда попавший «в случай» придворный сам становился источником милости. Опытные «в дворцовых обхождениях проникатели» (так историк В.Н. Татищев охарактеризовал одного из самых выдающихся ближних людей царя Федора Алексеевича — боярина И.М. Языкова*) использовали в своих целях притекающих к ним придворных, собирая вокруг себя верных и обязанных своему покровителю сторонников.

*) ЯЗЫКОВ Иван Максимович - боярин, любимец царя Федора Алексеевича. Еще в молодых годах Я. занимал видное место при Московском дворе и с 1658 г., в звании стольника, принимал участие во всех придворных торжествах и церемониях по случаю приезда и приема иностранных послов, а в 1671 г., во время бракосочетания царя Алексея Михайловича с Наталией Кирилловной Нарышкиной, был в числе «свечников» в «государыни царицыну сторону». Уже в это время Я. несомненно пользовался покровительством сильных людей и удачно местничался с Измайловыми, не раз бившими на него челом государю «о бесчестье и оборони», но безуспешно. С воцарением юного Федора Алексеевича в 1670 (1676 – Л.С.) г. Я. был назначен его постельничим; этой должностью легко объясняется его сближение с молодым и болезненным царем, которого отныне Я. сопровождает во всех его «походах» на богомолье, деловых и увеселительных поездках. По другим сведениям, возвышению Я. много способствовали при царском дворе два старых боярина, кн. Долгорукий и Хитрово, которые, не имея личной возможности соперничать с энергичнейшим из родственников царя, Иваном Богдановичем Милославским, и опасаясь со стороны последнего слишком сильного влияния, умышленно выдвигали и поддерживали молодого, преданного им царского постельничего, человека «великой остроты» и «глубокого дворских обхождений проникателя». Но и помимо вышеуказанных причин, у царя Федора Алексеевича могли быть личные поводы благоволить к Я. Весной 1680 г., во время крестного хода в Москве, царь увидел девушку, очень понравившуюся ему, и поручил Я. узнать, кто она. Царской избранницей оказалась Агафья Семеновна Грушецкая. Несмотря на все происки Милославских, готовивших, очевидно, для племянника другую невесту, Я. удалось отстоять выбор Федора Алексеевича, и Агафья Семеновна в июле 1680 г. стала царицей. 16-го августа того же года Я. был пожалован из думных постельничих в окольничие, причем царь указал быть ему в оружейничих и ведать Оружейную, Золотую и Серебряную палаты. Возможно, что назначение это было только почетным, тем более что состав, например, Оружейной палаты, во главе со стольником Иваном Телепневым, оставался прежний, однако уже в самом почетном звании окольничего и оружейничего, данном одновременно, выказывалось особенное расположение царя к его давнишнему любимцу. Именно с этого времени, по мнению историка Соловьева, Я. вместе с новым постельничим А. Т. Лихачевым и боярином В. В. Голицыным становятся влиятельнейшими советниками царя Федора Алексеевича; при их непосредственном участии создаются и все гуманные распоряжения конца этого царствования, но за неимением достаточных данных трудно учесть долю влияния каждого из них в отдельности. По тем же причинам трудно дать и точную оценку деловым способностям Я.; несомненно только, что до последних дней жизни молодого царя он был в числе его ближайших помощников, и в начале 1682 г. пожалован был в бояре. В это время Федор Алексеевич уже заметно угасал, царица Агафья Семеновна умерла при рождении первого сына, новорожденный царевич Илья через шесть дней последовал за матерью в могилу. Положение царского любимца при таких условиях становилось весьма ненадежным. Оставалось последнее средство: устроить, и как можно скорее, второй брак больного и слабого царя и одновременно создать себе при дворе прочную партию, способную к борьбе с Милославскими. В этом направлении усердно и работает Я. В начале 1682 г. он прочит в невесты царю свою свойственницу, Марфу Матвеевну Апраксину, девушку незнатного происхождения, которая 14 февраля 1682 г. и вступает в брак с Федором Алексеевичем. При посредстве молодой царицы Я. усердно начинает хлопотать теперь за ближнего боярина Артамона Сергеевича Матвеева, томящегося в дальней ссылке. Этот умный и влиятельный человек особенно нужен теперь при дворе. Стараниями Я. дело Матвеева пересматривается, участь его облегчается, затем устанавливается и его невиновность; ему возвращается часть его поместий, он переводится на жительство в Лух и здесь ожидает царского указа об окончательном помиловании. Но в это время 27 апреля 1682 г. царь Федор Алексеевич умирает, и положение его приближенных становится затруднительным. Опасаясь владычества царевны Софьи (на самом деле Евдокии Алексеевны, старшей дочери  Алексея Михайловича - Л.С.) и мести Милославских, они, за исключением Голицына, становятся на сторону настоящего царевича Петра Алексеевича и Нарышкиных. Наступает трудное время придворных интриг, с которыми даже такому опытному царедворцу, как Я., справиться нелегко; когда же вопрос о престолонаследии осложняется затем вмешательством буйных московских стрельцов, гибель его становится неизбежной. Независимо от того, что имя Я. числилось у стрельцов в списках бояр, неугодных Милославским, часть стрелецкого войска имела свои причины ненавидеть Я. Они мстили ему за пристрастный розыск по делу полковника Богдана Пыжова, повлекший за собой наказание стрельцов, возмутившихся против своего начальника. Я. в этом деле, как потом оказалось, был действительно не прав; стрельцы обвиняли его во взяточничестве, но возможно, что в этом случае у Я. была и другая причина выгораживать стрелецкого полковника: он не хотел обнаруживать беспорядков в Стрелецком приказе, чтоб не разгневать начальника этого приказа, своего давнишнего покровителя, кн. Долгорукова. Правда, что стрельцы, забрав большую силу после смерти царя Федора Алексеевича, настояли на пересмотре их жалоб, и следствие обнаружило виновность Я., которому временно запрещено было даже являться ко двору, но взбунтовавшиеся стрелецкие полки не удовлетворились этим: они требовали выдачи им Я., и в грозный день 15 мая 1682 г., когда пали Матвеев и два Нарышкина, была решена и участь любимца царя Федора Алексеевича. Предвидя опасность, Я. с утра этого дня спрятался в доме своего духовника при церкви Николы на Хлынове, но был выдан собственным же холопом. Стрельцы схватили его, привели к Архангельскому собору и здесь изрубили на части.

C.M. Соловьев, «История России» (изд. т-ва «Общественная Польза»), кн. III, стр. 822, 823, 867, 886, 889, 893, 894, 896, 899, 901, 906. — «Дворцовые Разряды», т. III, стр. 507, 692, 694, 875, 915, 1194; доп. к III т., стр. 358, 414, 429; т. IV, стр. 7, 11, 14, 15, 20, 55, 63, 86, 95, 105, 111, 116, 119, 156, 174, 177. — Н. Новиков, «История о невинном заточении ближнего боярина А.С. Матвеева», СПб., 1776 г., стр. 369—371. — Записка Татищева о царствовании Федора Алексеевича (Моск. архив мин. Иностранных Дел, портфели Мюллера).