Русская НЕ народная

Сидя за рулём своего старенького «Москвичёнка» 412-й модели, Иван катил из Лесного куда подальше: от родимых, но опостылевших мест, от надоедливых незнакомцев и не-друзей, от не сумевшей охмурить и обдурить его рыжеволосой хитрой Алисы, от родителей, не дававших ему свободы. Его руки и сердце были пусты, но мысли тяжким грузом давили на него. От всего этого он решил скрыться в неизвестности.

Путь его оказался долгим и далёким. В этом пути Иван окреп, очерствел, стал мужественным. Многое стало ему нипочём, на многое он стал смотреть иначе. Но где бы он ни был и куда бы судьба его ни забрасывала, с каждым разом, с каждым годом, с каждым днём тяга к родным краям становилась всё сильнее, пока однажды не стала невыносимой! И тогда он понял, что пришло время возвращаться домой.

В обратный путь он собирался, наполнив сердце любовью, мысли — чистыми намерениями, и только руки его были обременены сомнениями, но наполненный надеждой воздух вокруг не давал им опуститься.

С мешком прожитых лет, наполненных жизненными испытаниями, переброшенным через плечо, Иван остановился у подъездной дороги Лесного, чувствуя, как сердце его защемило от одного лишь вида. Вот они, места, что так дороги сердцу, в чём смысл всех слепых поисков в чужих краях.

Но, не успев и шага сделать, знакомый голос окликнул его:

— Ты ли это? — увидел он улыбающуюся из окна модного авто похорошевшую рыжеволосую знакомую.

— Алиса! Ну, здравствуй! — поприветствовал её Иван, почувствовав, как волной нахлынули воспоминания об их последней встрече, от которых ему стало холодно.

Улыбнувшись своей неизменно привлекательной улыбкой, Алиса тотчас же заполнила воздух комплиментами и восхищением тому, каким вернулся Иван, как она скучала по нему, по его голосу и как…

— Я любила тебя… — вставила она своё признание.

Но что бы она ни говорила, Иван не поддавался. Его сердце для неё ещё с тех пор остановилось и больше не отбивало такт, и всё было ему одно: как говорит она, красиво, коль иначе — всё равно.

— Отпусти меня! — прервав её, сказал Иван. — Не будем врать друг другу и прошлое воротить! Всё пустое! Не оправдались тогда твои стремления меня отведать, так и сейчас тебе не дамся, сестрица.

— А ты, как я гляжу, и правда изменился, и не только внешне! — начала она было причитать, но Иван не слушал больше, двинувшись вперёд. И, проезжая мимо, чуть не сбив его с дороги, Алиса напоследок выкрикнула: — Нахал! Смотри, как бы не пожалел!!!

О чём жалеть мог Иван, странник, путник, что наконец сошёл с тернистого пути, так только о потерянном времени, проведённом в чужбине. Ступая дальше, ногами пыль с дороги поднимая, он снова услышал крики из проезжающего мимо огромного авто:

— Ахахах! Не может быть, кого я вижу! — смеясь, из этого автомобиля показался необъятного размера старый знакомый Ивана — Миша.

— Ну что, набегался, вернулся в край родной? Какую в этот раз споёшь ты песню?

— Эх, Миша! С чего ж ты взял, что буду петь, как раньше? — оборвал Иван его. — Оставим всё, что было, и начнём сначала, а иначе…

— А иначе что… — взревел тут косматый. — Неужто угрожаешь? — и замахнулся на Ивана огромной лохматой рукой. Поймав в полёте руку, Ваня сказал:

— Ты не изменился, Миша! Как был неугомонно-злющим, так и не вырос с тех пор над собой! — и, откинув с силой руку Миши, оставил того в смятении, среди запутавшихся мыслей.

Лесной посёлок хоть и был небольшой, но Ваня не ожидал встретить знакомых и не-друзей старинных на одной дороге. Дальше в пути он встретил Вовку.

— Кто здесь? — подскочил от неожиданности сидевший у обочины слепой старый знакомый, когда возле него остановился Ваня. — Кто здесь, я спрашиваю?! — повторил он, когда Иван не стал отзываться. — Что замерли? Никогда не видели бродягу, калеку? Коль есть что дать, то не скупитесь, а нет — так и нечего глазеть!

Иван выгреб всю мелочь из карманов и, взяв Вовку за руку, всучил ему её всю.

— Серый, ты только всё не трать сразу! — сказал Иван, назвав его, как раньше называли люди, и отпустил.

— Погоди! Погоди! Меня давно так никто не называет! — обеспокоенный сказанным Вовка заметно занервничал. — И твой голос! Твой голос — он мне знаком! — и, сжав смятые деньги в кулак, Вовка поднёс их к лицу и тихо сквозь слёзы произнёс: — Я узнал! Прости…

Оставив Вовку, Иван покатил дальше, пока снова на дороге не наткнулся на Косого. За всё время, что они не виделись, Константин вытянулся, и из двух передних зубов, которыми раньше он гордился, теперь один был сломан под углом так, что Косой стал больше смахивать на хвостатого грызуна.

— Оу! Фтой! Фтой, шкажал! Это кого я вижу? Неуфта, неуфта! — скалясь кривой улыбкой, прокричал Косой и, сильно шепелявя, присвистывая и прихрамывая, перебежал через дорогу в сторону Ивана.

— Ждарова! — отбивая левой ногой чечётку, Косой протянул Ивану длинную лапу. — Шмотри, какой крашафщик! Ятя-тя!

— И тебе привет! — пожав в ответ руку, сказал Иван.

— Ну фто! Щаго тебя припёрло вернуться то? Шкажи же, нет прошто в мире нищего лущаго, щем наш Лесной!

— С этим не поспоришь, Костя! — сказал Ваня искренне.

— Коштя! Ишь! Шмотрите на него, гущь гутаперщивый какой! А ты щаго выштёбуеся?

— Кость, не начинай, а коль сказать больше нечего, так дай пройти! Спешу я.

— Ишь! Шмотрите на него! Щаго вообща припёрша? Щаво? Думал шашкущилища? Да пошёл ты! — Иван, выдернув руку, понял, что с этим вышедшим из ума даже разговаривать не стоило. И покатился тогда Иван дальше, попутно отдавив Косому, чисто случайно, честное слово, что случайно, правую ногу.

Теперь Константин старательно отбивал чечётку обеими ногами, а когда его отпустило, он даже не вспомнил, что делает не на своей стороне улицы. Разум его голову давно покинул.

А Ваня тем временем наконец-то добрался до своего отчего дома, где на порожке, как будто в ожидании его, сидели уже состарившиеся отец и мать.

— Ну здравствуйте, мои родимые! — сказал Иван родителям, отворяя калитку и заходя во двор.

«Уж от кого, кого, а от них мне не следовало бегать!» — подумал Иван Колобков, вернувшись в отчий дом.

(Основано на русской народной сказке.)