de omnibus dubitandum 37. 37

    ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ (1680-1682)

    Глава 37.37. ПО СОВЕТУ ИЕЗУИТА ВОЗНИКЛА ИДЕЯ УЧРЕДИТЬ В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ ПАПУ…

    12 марта 1680 года

    Со временем И.М. Языков стал объявлять государевы указы не только о пожаловании сукном или платьем, но и о военных делах, что, строго говоря, не входило в прямые обязанности постельничего. 21 июня 1677 г. он известил письмом думного дьяка В.Г. Семенова о царском распоряжении боярину кн. П.И. Хованскому выступить из Москвы во Мценск для командования войсками [РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. Стб. 621. Л. 14].

    20 июля 1677 г. И.М. Языков докладывал Федору Алексеевичу в селе Коломенском о посылке денежной казны в полк боярина кн. Г.Г. Ромодановского: поначалу этот вопрос должен был решить боярин И.М. Милославский, но по отъезде боярина из Коломенского «сказал о том при государе Иван Максимович» [РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. Стб. 523. Сст. 76-77].

    Затем И.М. Языков стал вникать в дела военного управления и внешней политики. 1 сентября 1677 г. мать известила своего сына боярина кн. В.В. Голицына о том, что на заседании Думы дело о награждении за военный поход было решено в пользу его соперника воеводы боярина кн. Г.Г. Ромодановского: «а все то, свет мой, зделали Богдан Матвеевич Хитров да Иван Максимович Языков, да дьяк (думной. — Л.С.) Василей Григорьевич Семенов, а то, свет мой, а все было говорили бояре, что было дать тебе такая грамота» [Московская деловая и бытовая письменность. М., 1968. С. 19]. В данном деле царский постельничий действовал согласно намерению своего покровителя.

    В письме 20 ноября 1677 г. И.М. Языков известил главу Посольского приказа думного дьяка Л.И. Иванова о царском распоряжении послать к польскому королю соболей на тысячу рублей и доверии главе Посольского приказа по частным вопросам действовать без доклада государю: «...а имя ево указал великий государь писать и без него в Посолском приказе» [РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 184. Л. 83 об.].
Влияние И.М. Языкова не сразу превратило его в первостепенного царского советника.

    25 апреля 1678 г. Федор Алексеевич был «на Казенном дворе в большой казенной палате» для выбора серебряной посуды; его сопровождали бояре И.М. Милославский, И.Б. Хитрово, думный постельничий И.М. Языков, стряпчий с ключом М.Т. Лихачев и стольник «у крюка» А.Т. Лихачев [РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Д. 253. Л. 60 об.]. В этом домашнем деле царь полагался на нескольких комнатных советников, среди которых постельничий, по крайней мере, формально не занимал первое место.
Выступая передатчиком царской воли, И.М. Языков иногда сам писал письмо приказному судье с ее изложением, но чаще велел это сделать другим лицам.

    В августе 1678 г. разрядный дьяк Л. Домнин писал главе Разрядного приказа думному дьяку В.Г. Семенову: «…великого государя очей бояря не видали, и я видеть не сподобился ж. Выходил, государь, ис хором постельничей Иван Максимович Языков и сказывал великого государя указ, чтоб тебе вестно учинить, что указал он, великий государь, к троицкому объезду изготовить за постельным воском жилцов сто человек, для того, что его, великого государя, походу будут смотрить полские послы» [Грамотки XVII — начала XVIII века. М., 1969. С. 171].

    В данном случае Федор Алексеевич не пожелал принять в своих хоромах думных людей и доверил объявить свою волю постельничему, который безотступно находился рядом с государем. Подобного рода объявлений царских указов по многочисленным делам дворцового и государственного управления было много, и И.М. Языков воспользовался подвернувшимся приказным, чтобы тот уже письменно известил нужное ведомство о царском повелении.

    Тем самым в неформальном механизме управления И.М. Языков становился своего рода «передаточным ремнем» — отдавал «устные распоряжения приказному аппарату, а значит, был докладчиком перед государем по этим делам. Он выходил из царских хором, куда даже сами бояре могли войти лишь с разрешения государя (дверь им должны были открыть комнатные люди, стоявшие «у крюка» в Передней и Комнате) и с подобающим у почтением объявлял указ самодержца; присутствовавшие становились исполнителями высочайшей воли, выраженной устами постельничего.  Постепенно И.М. Языков стал контролировать государственные дела, далеко выходившие за пределы его комнатных обязанностей.

    С 1679 г. Федор Алексеевич начал оказывать опальному патриарху Никону знаки своего благоволения и 12 марта распорядился послать в Кирилло-Белозерский монастырь «монаху Никону на милостыню сто рублей»; государев указ о том «сказал» И.М. Языков [РГАДА. Ф. 396. Оп. 1. Д. 17844. Сст. 1. На следующий день И.М. Языков «приказал  записать и денги выдать» назначенному стольнику «для скорой посылки» к Никону о (Там же. Д. 17849. Сст. 1 — 1 об.). Следовательно, постельничий лично проследил, чтобы гонец к Никону благополучно отбыл].

    В дальнейшем это расположение царя к Никону вылилось в противостояние с патриархом Иоакимом, когда по совету иезуита Симеона Полоцкого возникла идея учредить в Московском государстве (России) папу (это место прочили С. Полоцкому), подчинить ему четырех патриархов, одним из которых оставался бы Иоаким. Тем самым ближайшее царское окружение предполагало избавиться от неуступчивого главы церкви, который выступал против увлечения царя польским обычаями. Участие И.М. Языкова в этой интриге позволяет увидеть в нем не только ловкого придворного, но и государственного мужа, допущенного к важнейшим делам державного правления.

    Дальнейшее возвышение И.М. Языкова связано с царским браком. Государь избрал в жены Агафью Симеоновну Грушецкую, которая происходила из польской шляхетской семьи, выехавшей в Россию в конце XVI в.

    Летом 1680 года здоровье царя Федора на время улучшилось, что было использовано им для обретения самостоятельности. Первым независимым шагом стала женитьба 18 июля 1680 года на дочери московского дворянина польского происхождения Агафье Семеновне Грушецкой. Против этого брака выступали и Иван Милославский, и все царевны, но государь никого не послушал. С момента царской женитьбы Милославский всё больше терял влияние. У Федора Алексеевича появились новые фавориты из числа незнатных дворян, выдвинувшихся на службе в дворцовом ведомстве. Главным из них стал Иван Максимович Языков, пожалованный в августе 1680 года в окольничие и получивший должность оружничего — руководителя Оружейного приказа. Тогда же возвысились братья Алексей и Михаил Тимофеевичи Лихачевы: первый получил место главного постельничего, а второй возглавил Цареву Мастеровую палату.

    Как известно, боярин И.М. Милославский решительно выступил против этого брака, но стараниями И.М. Языкова и братьев Лихачевых был опорочен перед государем. Молодая царица сочувствовала обычаям своих прежних соотечественников: при ее участии и поддержке Федора Алексеевича при московском дворе появились женские головные уборы, оставлявшие волосы замужних женщин открытыми. В мужском придворном платье были отменены наиболее одиозные старомосковские одеяния: охабни и однорядки. Впервые царица стала появляться вместе с государем перед подданными. И.М. Языков и братья Лихачевы самым непосредственным образом приняли участие в этих нововведениях.

    После свадьбы с Агафьей Симеоновной утвердившиеся в царских хоромах ближние люди стали продвигать и покровительствовать новой царской родне.
В том же году произошли новые изменения в составе правящей верхушки. Весной 1680 года умер Богдан Хитрово, из прежних лидеров остались только Иван Милославский и князь Юрий Долгорукий. Одновременно Федор Алексеевич по собственной инициативе возвысил князя Василия Голицына (француза, считавшегося, фантазиями немецких горе-историков, любовником царевны Софьи Алексеевны – Л.С.){с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге}, ставшего его основным советником по военным и политическим делам.

    После смерти Б.М. Хитрово 14(27) марта 1680 г. его выдвиженец И.М. Языков сам стал выступать в роли покровителя, продвигая своих ставленников. 23 июля 1680 г. И.М. Языков распорядился выдать «в приказ» 50 руб. стольнику Василию Фокину сыну Грушецкому [РГАДА. Ф. 396. Оп. 1. Д. 19419. Сст. 1. 13].

    Клан Языковых-Лихачевых, их родственники и ставленники овладели всем дворцовым управлением. 16 августа 1680 г., на праздник Нерукотворенного образа Господня И.М. Языков пожалован в окольничие и оружейничие с повелением ведать Оружейную, Золотую и Серебряную палаты [ДР. Т. IV. Ст. 174; РГАДА. Ф. 210. Боярские списки. № 17. Л. 5 об.]. Главой Царицыной Мастерской палаты стал Никита Иванович Акинфов (1680-1682) [Богоявленский С.К. Московский приказной аппарат. С. 200] — племянник Павла Петровича Языкова [В 1672 г. Андрей Яковлев сын Дашков просил не посылать московского дворянина П.П. Языкова межевать его спорную землю, потому что «Павел Языков Миките Акинфову - дядя» (РГАДА. Ф. 210. Столбцы Белгородского стола. Стб. 721. Сст. 888)]. 13 февраля 1681 г. П.П. Языков пожалован в казначеи [РГАДА. Ф. 210. Боярские списки. № 18. Л. 7; Богоявленский С.К. Московский приказной аппарат. д С. 86].

    И.М. Языков и его семья пользовались особенным расположением Агафьи Симеоновны (Грушецкой – Л.С.). 31 августа 1680 г. боярыня царицы Марья Матвеевна Грушецкая приняла в ее хоромах сукна и сказала, что это жалование жене, дочери и невестке И.М. Языкова «на шубки и на летники» [РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Д. 873. Л. 41]. Аналогичное пожалование жене И.М. Языкова — Марье Федоровне (Матвеевне – Л.С.), его дочери и невестке было сделано 18 октября 1680 г. [РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Д. 873. Л. 109. Еще раз пожалование жене, снохе (кнж. Авдотьи Ивановны Коркодиновой – Л.С.) и дочери И.М. Языкова из хором царицы состоялось 7 октября 1681 г. (РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Д. 803. Л. 186 об.). Происхождение супруги И.М. Языкова (из рода Апраксина, сестра царицы Марфы Матвеевны — Л.С.) до сих пор не установлено; тем самым остается неясным одно из важнейших обстоятельств дворцовой жизни царствования Федора Алексеевича]

    13 февраля 1681 г. родной племянник братьев Лихачевых [И.В. Большой Дашков назван «родным племянником» М.Т. Лихачева в челобитной Колтовских 1680 г. (РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Ф. 210. Столбцы Приказного стола. Стб. 1037. Сст. 77); мать И.В. Дашкова Матрена Тимофеевна была родной сестрой братьев А. Т. и М. Т. Лихачевых] стольник Иван Большой Васильев сын Дашков был пожалован в спальники «к крюку» [РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Ф. 210. Боярские списки. № 19. Л. 14. И.В. Большой Дашков был человеком необычным: в 1672 г. его отец стольник В.Я. Дашков бил челом царю о том, что его старший сын жилец «прошался (просился – Л.С.) у него в Нилову пустыню или Святозерской монастырь постритца»; не получив разрешения отца, молодой жилец «из двора от него сшол неведомо куды».

    Царская грамота 1672 г. запретила самовольный постриг и потребовала возвращения блудного сына (Архив СПбИИ РАН. Ф. 181. Оп. 1. Д. 2070. Сст. 1). Столь неординарный поступок молодого человека позволяет предполагать либо конфликт с отцом, либо сильное религиозное чувство], т.е. занял то место, которое до него занимал А.Т. Лихачев. Спальник «у крюка» имел право пользоваться царским перстнем, которым во дворце запечатывали сундуки с ценными предметами [13 января 1682 г. И.В. Большой Дашков «от великого государя ис хором сходил... и взял из сундука» атлас и «и запечатал тот сундук ево государевым перстнем» (РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Д. 729. Л. 7 об.)].

    Между тем женитьба Федора Алексеевича повлекла за собой серьезные изменения в придворном быту. Сильная и волевая царица Агафья, воспитанная на польских традициях, не побоялась бросить открытый вызов косным старомосковским традициям.
 
    Датский комиссар Генрих Бутенант в октябре 1680 года отметил в донесении в Копенгаген: «Во многих вещах видны большие изменения: императрица показывается на публике и часто сидит с его царским величеством в карете, в которую он ей помогает подниматься и выходить, чего никогда раньше не видано» {Бушкович П. Петр Великий: Борьба за власть (1671–1725). СПб., 2008. С. 118}.
 
    Молодая царица совершила переворот в женской придворной моде — стала носить маленькую шапочку по-польски, оставляя волосы частично открытыми. Появление замужней женщины в таком виде по московским понятиям считалось верхом неприличия {Курукин И.В. Романовы. М., 2013. С. 67}.
 
    Вне всякого сомнения, Агафья Семеновна произвела настоящую революцию в женской половине царской семьи, главой которой теперь являлась. Именно с этого момента начинается новая жизнь сестер Софьи {с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге}. Под влиянием царицы Агафьи Семеновны они стали заходить в апартаменты государя, не стеснялись расхаживать по мужской половине дворца и, даже открыто появляться на улице.
 
    Агафье Семеновне суждено было пробыть руской царицей всего год, но произведенная ею придворная «революция» закрепила свободу царевен и способствовала тому, что Софья Алексеевна {с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге} два года спустя смогла (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) открыто выйти на арену политической борьбы.
 
    Семейное счастье царя Федора оказалось недолгим. 11 июля 1681 года царица родила сына Илью и спустя три дня скончалась от родовой горячки, а еще спустя неделю умер и новорожденный царевич. Федор Алексеевич был настолько убит горем, что даже не смог участвовать в похоронах супруги и сына.

    Смерть Агафьи Симеоновны и ее сына царевича Ильи в июле 1681 г. открыла новую страницу придворной жизни. И.М. Языков и братья Лихачевы уговорили царя вновь жениться, несмотря на предостережения врачей из-за слабого здоровья Федора Алексеевича.

    Новый брак был устроен все тем же придворным кланом. Обычно с приходом новой царицы сменялся и ее дворецкий — глава Царицыной Мастерской палаты. Однако Н.И. Акинфов сумел удержать этот пост после второй царской свадьбы, потому что Федор Алексеевич выбрал в жены его родственницу. Новой царицей стала Марфа Матвеевна Апраксина**, дядя которой Степан Богданов сын Ловчиков [Мать Марфы Матвеевны — Доминика Богдановна была родной сестрой Ивана и Степана Богдановых, детей Ловчиковых. 23 апреля 1680 г. думный постельничий И.М. Языков «сказал» царский указ о пожаловании арзамасского воеводы С.Б. Ловчикова серебряным ковшом и 4 золотыми на его позолоту за воеводскую службу в Арзамасе (Барсуков А. Списки городовых воевод. С. 15; РГАДА. Ф. 396. Оп. 1. Д. 19240. Л. 1)] приходился дядей и Н.И. Акинфову [Н.И. Акинфов назвал С.Б. Ловчикова дядей в письме 12 сентября 1681 г. (РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. Стб. 628. Сст. 763)].

**) Марфа Матвеевна (см. илл.) — из рода Апраксина, царица, вторая жена Федора Алексеевича. Род. в 1664 г., венчана в 1682 г., умерла в 1715 г. в СПб. По утверждению ЭСБЕ Викитеки: 14 февраля 1682 г. царь женился вторично на родственнице (свояченице – Л.С) Языкова…».

    Это был первый серьезный шаг к возвращению и продолжению культурных нововведений Артамона Матвеева. К несчастью, 25 августа 1680 года иезуит Симеон Полоцкий скончался; однако типография осталась в надежных руках продолжателя его дел Сильвестра Медведева. Смерть любимого учителя стала большим горем для Софьи {с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге}. Еще в 1671 году процесс ее обучения под руководством выдающегося педагога закончился, и дальше ей предстояло пополнять свои знания уже самостоятельно.

    Вероятно, к этому тяжелому времени относится надуманный задним числом (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) рассказ Невилля о стремлении Софьи {с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге} как можно больше находиться рядом с Федором, болезнь которого снова усилилась. «Она, — писал (по наводке немецких горе-историков - Л.С.) французский дипломат, — выказала очень большую дружбу к этому брату и поразительную нежность, угождая его нраву и громко жалуясь на то, что она так несчастна оттого, что не видит его, тогда как она его так любит, и оттого, что она не может оказать ему все те маленькие услуги, которые можно оказать больному, в здоровье которого заинтересован. Она всё время посылала справиться об обстоятельствах его болезни, и даже потом она (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) не упускала никакого случая, где она могла показать свою предупредительность, и смертельную печаль, которую она испытывала оттого, что она не могла, как ей хотелось бы, принять на себя все маленькие заботы, которые всегда есть для тех, кого любишь.

    Наконец, ловко устроив всё и подготовив умы к тому, что она хотела сделать, она вышла из своего монастыря (автор путает монастырь и дворец в Бранденбурге — Л.С.) под предлогом того, чтобы заботиться о нем и делать всё возможное, чтобы помочь ему, что она и делала в действительности, не допуская, чтобы кто-либо кроме нее приближался к нему или давал ему лекарства. Эта способная царевна [Герцогиня, с 1688 г. курфюрстина – Л.С.] решила, что чем больше она сделает, тем больше она привлечет дружбу и признательность этого принца и в то же время расположение и уважение каждого. Своей манерой действовать она снискала расположение знати (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) , для которой у нее было много внимания и почестей, и завоевала народ своими ласками, приучая всех без печали смотреть на то, что они никогда не видели» {Невилль де ла. Записки о Московии / Предисл., подг. текста, пер. с фр. и коммент. А.С. Лаврова. М.; Долгопрудный, 1996. С. 197}.
 
    Возможно, у Софьи {с 1672 года Герцогиня Софья (София Шарлотта) со своим сыном Петром [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] находилась в Бранденбурге} уже в то время (фантазиями немецких горе-историков и их современных дипломированных верных продолжателей,– Л.С.) возникло стремление участвовать в государственных делах, однако никаких достоверных сведений на этот счет в источниках не сохранилось. [Потому и не сохранилось, что не было ее в Московии – Л.С.].