История одних поминок

Поминки были превосходными.


Над телом Петра Петровича (или Пьера, как звала его жена и наиболее близкие
друзья) совершили все необходимые обряды, отвезли на кладбище и предали
блестящий свежим лаком гроб с покойником земле.

После кладбища все близкие были приглашены на поминки в почти семейный ресторан, где коллеги Пьера обычно отмечали радостные и, - бывало всякое, это жизнь, - не очень радостные события.

Владелица ресторана мелькнула на заднем фоне в красиво подчеркивающем
фигуру темном платье, кивнула собравшимся и деликатно исчезла за дверьми
банкетного зала.

Стол был накрыт на тридцать четыре персоны, состав был отменный - весь топ-
менеджмент, бывшие коллеги Пьера с женами, а для детей и их воспитателей
предназначался соседний лофт за черными зеркальными дверями.

Позвали даже водителя Петра Петровича, Олежку, который тоже зачем-то
пришел с женой, простенькой и наивной провинциалкой.
Они всего год как переехали в столицу, и многого пока не понимали в мире
нормальных людей: например, жена Олежки совсем уж неуместно пришла с
трехлетней дочкой, которая заморских языков еще не учила и не понимала,
поэтому быть с остальными детьми приглашенных и их воспитателями не
могла - пугалась.

Что делать, пришлось ее так же приткнуть на детском креслице за общий стол,
и это несколько разрушило стройный ансамбль рассадки.
Как бы то ни было, Олежку ценили за его высококлассное вождение,
преданность общему делу и однажды подтвержденное при следственных
действиях умение держать язык за зубами, поэтому на молодую семью,
сидящую рядом с руководительницей секретариата в дальнем конце стола
быстро перестали обращать внимание.

Заморские коньяки и виски были отменно выдержанными, черная икра к
блинам - выше всяких похвал, прочий набор блюд соответствовал
представлению самых утонченных гурманов о высокой кухне, впрочем, это
было обычным делом, иначе бы никто сюда не ходил, потому что ресторанов в
столице хватало с избытком.

Не чокаясь выпили по первой, второй и далее.

Говорили о том, как Петру Петровичу повезло - инфаркт во сне, быстрая и
легкая смерть.
Коллеги знали цену и покойному Пьеру, и друг другу, у всех на всех за долгие
годы совместной работы накопилось столько копромата, что их отношения
давно вышли за рамки корпоративной ненависти и стали почти что искренней
дружбой.

Все знали, кто с кем когда и сколько раз переспал, кто в каких интригах и
махинациях участвовал, но все это было, в общем-то, невинными пустяками,
без которых невозможна работа ни в одной уважающей себя компании,
штурмующей вершины Монблана успеха.

Первым помянул Петра Петровича добрым вдумчивым словом его Начальник,
который подставил Пьера перед ШЕФОМ, чтобы устроить на эту должность
своего двадцатипятилетнего племянника, недавно окончившего заморское
обучение, мальчика талантливого и многообещающего.

О том, каким Пьер был прекрасным семьянином проникновенно сказала безутешная вдова в декольтированном траурном платье, до этого категорически заблокировавшая
приглашение на поминки всеобщей любимицы - главного маркетолога, с которой у Пьера был роман.

Финдиректрису, сверкающую скромными многокаратными бриллиантами
вдова тоже было попыталась исключить из списка гостей по аналогичной
причине, но тут уж ее руки в дорогих дизайнерских браслетах, как говорится, оказались коротки - слишком уж важным элементом та была в структуре компании.

Выпитое раскрепостило гостей, и разговор с Пьера в какой-то момент плавно и натурально перетек на дела насущные.

Женщины говорили о своих важных проблемах - пластической хирургии,
воспитани детей, модах и заморских поездках, мужчины о своих -
планировании, кредитах, политике, корпоративных интригах и любовницах.
Некоторые закурили, но система вентиляции работала безупречно, и дыма не
ощущалось.

Внезапно двери в банкетный зал открылись, и сидящие за столом вздрогнули и
побледнели так сильно, словно увидели призрак Пьера.
Присутствующие мгновенно мобилизовались и выпрямились, потому что в
дверях стоял не ожидаемый никем ШЕФ.

Потом все задвигались и засуетились, откуда-то появилась хозяйка ресторана
со стулом в дрожащих руках, детское креслице немедленно убрали, Олежек
толкнул жену в бок, та быстро подхватила на руки дочку, и рассадка была
восстановлена. Все знали, что ШЕФ не терпел никакого нарушения пропорций
(видя в нем проявление хаоса) почти так же, как  когда его кто-нибудь
перебивал.
Впрочем, безумцев, перебивающих долгие пространные речи ШЕФА в коллективе не было.

ШЕФУ налили его любимого.
Он взял лафитник той самой рукой, которой несколько дней назад подписал
приказ об увольнении Пьера, грузно встал (все упруго вскочили и вытянулись,
как гвардейцы на параде), прокашлялся и прогмыкался.

- Гм, гм… Друзья! - начал он солидно и проникновенно, лаская взглядом то
декольте вдовы, то бедра финдиректрисы.
- Я хочу выпить за дорогого всем нам Петра Петровича, нашего незабвенного
Пьера, Петеньку, который…

И тут произошло нечто невозможное и неописуемое.

Маленькая дочка Олежки, которой строго-настрого наказали вести себя
тихонько, уставшая от всех сложных впечатлений дня, вдруг тонким голоском
сказала с другого конца стола:

- А бабушка в деревне говорила, что за умерших дядей и тетей надо не пить, а молиться,
вот так, - и она сложила ладошки, показывая как.
Помолчала и добавила как-то по-взрослому:
- Чтобы упокоились с миром.

Побледнели все и сразу.

Никто в этом мире (кроме случаев, когда звонили по селектору от Самого
Главного) не смел никогда перебивать ШЕФА, не понаслышке зная мощь и силу
его гнева.
А уж сказать, что ему делать и чего не делать...

Начальник и его племянник одновременно поняли, что их карьера закончена,
перед глазами жены племянника молнией промелькнула выскочившая
откуда-то из глубин подсознания латинская фраза Sic transit gloria mundi, у
руководителя безопасности от микроинсульта повело левую часть рта.

Остальным присутствующим было немного легче, потому что
непосредственной вины по вертикали подчинения за ними не было, поэтому их
их небо просто свернулось до размера овчинки.

Позеленевший Олежек хлопнул дочку помертвелой рукой по губам, но это
маленькое жертвоприношение было бесполезным, и все это понимали.
Он знал, что сделает с ним охрана, когда его под руки выведут из-за стола и
повезут в лес. Просить, умолять - это было бесполезно, и Олежек с ужасом
осознал, что их разлука с Петром Петровичем была недолгой.

Дочка разрыдалась, жена Олежки подхватила ее под мышки, порывисто
вскочила из-за стола и стремглав выбежала вон.

Драматизм ситуации усугублялся тем, что никто не понимал, куда девать свой
взор, поэтому все как-то внезапно и дружно выпили, а вышколенные
официанты налили еще, и все выпили снова.

На ШЕФА, лицо которого меняло цвета со свекольно-красного на индиго и
обратно, никто не смотрел, потому что посмотреть было жутко.
Слышали только, как он тоже выпил, повторил и выпил опять.

Присутствующим, конечно, случалось бывать во многих экстраординарных ситуациях,
но эта была самая экстраординарная из всех.
Гробовая тишина повисла над банкетным залом
.
Однако, все в жизни заканчивается, закончилась и она.

- Гм, гм, - услышали собравшиеся такое знакомое и родное гмыканье, и на
сердце у всех потеплело от невыразимой любви - простил!
ШЕФ их простил! Оргвыводов не будет!

«Какое самообладание! Какая выдержка! Какой гигантский опыт и такт!» -
историю о произошедшем присутствующие передавали потом из уст в уста не
иначе как с пиететом, доходящим до благоговения.

Потом ШЕФ сказал все, что хотел сказать, выпил еще и уехал на блестящем
лимузине в сверкающие горизонты своего прекрасного далека, милостиво не
посмотрев на Олежку, что было знаком высшего снисхождения.

Несколько человек, конечно, расстроилось, потому что за время кризиса уже
представили, как занимают освободившиеся места Начальника и его
племянника, но в целом катарсис был настолько полным и мощным, что всем
стало как-то не до мелочей будничных карьерных мыслей.

Счастливые и просветленные, все пили шумно и весело.

Отыскали и вернули убежавшую Олежкину жену с дочкой.
Олежку демократично похлопывали по плечу, его жену обнимали (чуть
дольше и сильнее, чем было бы надо), девочке совали в руки кто виноград, кто
бутерброд с икрой, и всем стало свободно, легко и радостно.

Курили, смеялись, опять пили и закусывали, шутили и даже танцевали,
поэтому никто не заметил, как откуда-то через стену в зал прошел невидимый
никем Петр Петрович, и бестелесной рукой вытер девочке слезинку, прежде
чем навсегда покинуть этот прекрасный и счастливый корпоративный мир,
полный гармонии, взаимного обожания и любви.

Конец.

1 февраля 2025.