Любовь и на войне любовь

Любовь и на войне любовь


Вечер с поэтом Николаем Куковеровым. Знакомству нашему – дай Бог памяти – четверть века, никак не меньше. В последние годы видимся редко. Цель нынешнего моего посещения Николая пусть останется за скобками повествования, поскольку к тому, о чём я намереваюсь рассказать, отношения не имеет.
Пора прощаться.
- Тебе не составит труда завезти журналы с моими публикациями о Нине Куковеровой её сестре - Валентине Молчановой? Она живёт на «Пионерской». Это по пути. Даже крюк не придётся делать.
Когда-то, при знакомстве с Николаем, я поинтересовался у него, не состоит ли он, пусть и в далёком родстве с Ниной Куковеровой.
- Не думаю, скорее всего – однофамильцы. Хотя… Она тоже – я узнавал – корнями из костромских.
Сейчас, к сожалению, её имя мало кому известно. А было время когда, наверное, во всех школах Советского Союза рядком висели портреты пионеров-героев, и среди них непременно рисованный портрет Нины Куковеровой, партизанской разведчицы.
Зою Космодемьянскую и сейчас в России знают все. Нину Куковерову основательно подзабыли, что, конечно же, несправедливо. Но Россия - страна устоявшихся, укоренившихся символов…
Я не смог ограничиться «должностными обязанностями курьера» и заговорил с Валентиной Петровной о сестре, потом мы встретились ещё и ещё раз, и документального материала у меня набралось не на газетно-журнальную публикацию, а на небольшую книжицу, но я поведу речь не о Нине Куковеровой.
Среди переданных мне Валентиной Петровной для ознакомления документов и материалов оказалась тетрадь Розы Фиалковской (в девичестве – Копасовской). Самая обычная для конца 1960-х, так называемая «Общая тетрадь»: 96 листов, упакованных в серую обложку из ПВХ.
На первой странице (листы пронумерованы вручную) – «Фиалковская Роза Константиновна. (Копасовская)». На обороте – приклеенная фотография майора Красной Армии: красивый мужчина лет сорока – густые темные волосы зачесаны назад; глаза тёмные, взгляд целеустремленного человека. На лице намёк на улыбку. Мужчина чисто выбрит, а вот усы… усы – щеточкой, как на некоторых фотографиях генерала (позже маршала) Леонида Говорова, а ещё у комического персонажа Чарли Чаплина и… Гитлера. Где-то я читал, что после начала Великой Отечественной войны многие мужчины в Советском Союзе, носившие такие усы, поспешили их сбрить.
На гимнастерке майора две нашивки «за ранение». Фотография черно-белая, и невозможно определить цвет нашивок: золотистого ли они цвета (тяжелое ранение), темно-красного ли (легкое ранение).
Подпись под фотографией: «Фиалковский Степан Иванович. Фото 1943 г.»
На листе под номером 2 фотография симпатичной девушки; косы закинуты за спину, одинокая прядь выбившаяся на лоб. Строгий, настороженный взгляд.
На девушке что-то вроде рабочей спецовки, она наглухо застегнута, похоже, на крючки – пуговиц на вертикальной планке нет.
Подпись: «Фиалковская (Копасовская) Роза Константиновна. Фото 1942 г., март».
Между страницами в тетрадь вложена еще одна фотография Розы Копасовской, датированная (внизу снимка) 1943 годом, а на обороте почему-то – 1944-м. Роза в той же или похожей куртке и в белой папахе-кубанке набекрень.
Кладу фотографии рядом – такое впечатление, что на той, что 1943-го или 1944-го года, не Роза, а ее старшая сестра, или даже мать – одним словом, взрослая женщина. Красивая женщина. Такой её и увидел впервые майор Степан Фиалковский. Впрочем, не будем забегать вперёд.
  Собственно воспоминания Розы Фиалковской начинаются на странице 3 и завершаются на 75-й. Далее – рукописные копии различных документов.

Признаюсь: взявшись за текст, ничего интересного я для себя не обнаружил.
Вначале шла автобиография.

«Я, Копасовская Роза Константиновна, родилась в 1925 году, 27 октября, в Мордовской области, г. Рузаевка.
Семья наша была большая – шестеро детей: трое сыновей и три дочери.
Отец мой родился в 1888 году. Старший брат - Александр – родился в 1919 году.
Александр пошёл служить в армию. Попал он в Могилёвскую область, где служил кавалеристом в кавалерийской части. Должен был вернуться из армии осенью 1941 года. Погиб Александр в первый же день войны в г. Сипович, на правом берегу реки, в самом пекле сражения…»

Роза Константиновна ошиблась – город называется Осиповичи, да, он в Могилевской области, а река там – Синяя, приток реки Свислочь. Свислочь значительно крупнее Синей. Возможно, Александр Копасовский погиб на правом берегу Свислочи…

«Младший брат – Пётр - родился в 1921 году. Петра призвали в армию в 1940 году. Война его застала на Дальнем Востоке, где он служил в лётной части.
Отец мой был революционером с 18 лет. Воевал в Германскую войну, в гражданскую войну, с фронта пришёл – семь ранений имел.
После войны пришлось Константину Нестеровичу Советскую власть восстанавливать – добивать буржуев, кулаков, раскулачивать и высылать в Сибирь. Много раз враги народа охотились за отцом, стреляли в него, много ночей не ночевал он дома, но судьба берегла его.
Автобиография (конечно же, биография. – В.Ж.) у отца была очень интересная, я очень любила слушать отца, когда он рассказывал про свою жизнь: как воевал он, как восстанавливал Советскую власть. Я очень любила отца - за его смелость, храбрость и честность.
Когда началась Отечественная война, мы жили – станция Кадошкино МАССР (Мордовской АССР. – В.Ж.). С первых дней войны отец пошёл в военкомат и сказал: «Возьмите меня на фронт. Мой сын, кажется, погиб. (Хотя дома об этом ещё никто не знал.) Там молодёжь погибает, а мы, старики, дома отсиживаемся. Я на двух фронтах воевал и у меня большой опыт есть. Иначе сам уеду на фронт, если не возьмёте». У отца был «белый билет».

«Белый билет» - разговорное обозначением (идиома) военного билета тех, кто не годен к военной службе по состоянию здоровья и/или в силу иных причин не служил в армии, либо иного документа, дающего право на освобождение от военной службы. Военный же билет при этом - обычный, красного цвета. Название «белый» не случайное. В РККА (Рабоче-крестьянской Красной армии) так называемым лишенцам (неофициальное название граждан, лишённых избирательных прав – с 1918 по 1936 год) – они состояли на особом воинском учёте и призывались не в боевые части РККА, а в тыловое ополчение, выдавались действительно белые билеты.

«В военкомате отца хорошо знали, его крутой характер, и решили отправить на фронт – спорить было бесполезно.
После отъезда отца я последовала его примеру – пошла в военкомат и заявила, что хочу поехать на фронт и воевать вместе с отцом, отомстить за брата Александра. Надо мной посмеялись в военкомате – иди, мол, дочка и сиди дома на печи.
Тут вскоре стали брать комсомольцев на фронт. Я уже была комсомолкой, но по годам не подходила для фронта. Вскоре поступила на (роковские) курсы медсестер».

Правильное написание  «рокковские», поскольку имеется ввиду: РОКК – Российской отделение Красного Креста. На рокковских курсах готовился младший медицинский персонал.

«В первый комсомольский набор меня не взяли. Узнав о втором наборе, я пошла в райком комсомола и попросила взять меня на фронт – воевать с отцом вместе, но мне опять отказали, ещё, мол, не доросла.
«С вашей семьи трое воюют, а ты лучше помогай матери по хозяйству».
Никому не говоря ни слова, я стала потихоньку собираться, тайком от матери. Собрав немного еды в мешок, пошла на вокзал, где отправляли комсомольцев на фронт. Я потихоньку забралась в вагон к девчатам, но меня кто-то признал и сказал сопровождающему. Военкомовский работник хорошо знал моего отца и мать. Сообщили матери – сказали, что вся в отца дочь пошла. Мать прибежала на вокзал, вытащила меня из вагона, забрала мешок с едой и выругала при всех........ (так в оригинале. – В.Ж.) «Трое воюют, да ты ещё, соплячка, лезешь». Очень хотелось мне попасть к отцу на фронт. Не понимала я, что не смогу его видеть, ведь фронт большой. А когда тронулся поезд, я сходу прыгнула в вагон. Так и уехала без еды, без благословения материнского.
Нас привезли в Москву. Первая беседа у нас состоялась с секретарем ЦК комсомола тов. Михайловым. Вскоре нас повезли куда-то, куда не сказали. Так я попала в спецшколу (подрывников). В спецшколе нам объяснили, что готовят подрывников для заброски за линию фронта.
Обучали нас подрывной работе, как обращаться с оружием, взрывчаткой, прыгать с парашюта (частая ошибка – не с парашюта, а с парашютом. – В.Ж.) и т.д.
На учениях мы проводили занятия, как взрывать мосты, шоссейные дороги, как сидеть в засаде и т.д. Училась я с большим желанием и охотой, и успешно окончила курсы.
Хотели меня оставить при в/школе. Ввиду того, что молода. Вызвал меня нач. школы и сказал: мол, остаётесь пока здесь. Я отказалась наотрез, и говорю ему, что из дому убежала и от вас убегу на фронт. Враг топчет нашу землю, убивает и уничтожает наш народ, Родина в опасности, нуждается в защите, и моё место на фронте.
Меня направили в тыл врага. К партизанам, где я находилась в спецподрывной группе при 1-й Калининской бригаде. В группе нас было четыре девушки, остальные – ребята.
В наши обязанности входило: подрывать мосты, железные дороги, склады и т.д. И какое задание получали, всегда выполняли успешно. Очень часто ходили на полоцкую железную дорогу (узловая станция), где проходили дороги: Себеж, Пустошка, Невель, Красная Вода, Идрица и др. На задание мы ходили по несколько человек.
Получили боевое задание, идём до места назначения, подходя до ж/полотна, осмотримся кругом, нет ли часовых или обходчика. Подползаем к железнодорожному полотну, быстро минируем и обратно уползаем.
Выбрав удобный наблюдательный пункт, ждём, когда пойдёт поезд. Поезд идёт… приближается, и ты как сыч выглядываешь и ждёшь взрыва. Мы любили наблюдать, как взрываются немецкие поезда, горят эшелоны, но задерживаться не имели права. Если эшелон с боеприпасами, то уходили сразу. А если с фашистами, то на минутку задерживались и наблюдали - как щепки, летит немчура, в воздухе барахтается. Вскоре на место взрыва прибывали немцы и начинали прочесывать этот участок, и лес, гнались за нами, а мы уходили на главную партизанскую базу, возбуждённые и радостные, с выполненным заданием.
Также проходили боевые задания по подрыву немецких баз, шоссейных дорог. Одна группа уходила на задание, другая группа приходила.
Получили задание взорвать железнодорожный мост. Дошли до моста назначения. К мосту было трудно подобраться незамеченным. Дозорная охрана на одном конце и на другом. Пришлось бесшумно снять часовых. Потом заминировали мост и скатились вниз, притаились под откосом, а, убедившись, что всё в порядке, отошли далеко. Шёл поезд… и тогда мы услышали взрыв огромной силы – взлетали рельсы и шпалы, обрушились мост и строения. Гул раскатился далеко вокруг, и казалось, нет ему ни конца, ни края. Наша группа довольна своим задание, ушла на свою базу.
Передвигались немецкие войска к линии фронта. Наша задача заключалась в том, что встретить противника и полностью уничтожить его. Задание было тщательно разработано вместе с отрядом 1-й Калининской бригады.
Нам, подрывникам, была дана задача – заминировать шоссейную дорогу (большак). Мы разделились на две группы: одна минирует главный участок – деревянный мост, а другая – шоссейную дорогу, дабы не дать фашистам отступить назад. Наша группа незаметно заминировала деревянный мост, замела следы и через овраг ушла за горку. Один отряд занял позицию главный удар (Так в оригинале. – В.Ж.) – второй отряд сидел в засаде, чтобы не дать немцу отступить.
Когда немецкая колонна приближалась, партизаны были уже наготове. Первая машина из колонны, где были высокие чины, взорвалась, поднялась паника, наши ребята только этого и ждали – открыли огонь из пулемётов, автоматов, а машины забросали гранатами. Задние немецкие колонны успели развернуться и двинуться назад, да и мы им дали такую возможность. Через некоторое время на шоссейной дороге взорвался хвост немецкой колонны, и сидевшие в засаде партизаны открыли огонь по фашистам, а оставшихся в живых поодиночке добивали. Оставшиеся трофеи быстро забрали, вооружились их оружием, и когда подошло подкрепление немцам, то нас уже не было».

До этого момента читать мне было интересно, хотя, честно говоря, ничего такого, что могло бы меня как журналиста «зацепить», в воспоминаниях Розы Константиновны не было. Понимаю, найдутся читатели, которые упрекнут меня, в лучшем случае, в непорядочности, в худшем – в цинизме, но не могу не быть предельно откровенным.
Что дальше? А дальше у Розы Константиновны – вот что.

«Первые годы войны (1941-1942 гг.) было очень и очень трудно воевать партизанам. Не было ни оружия, ни обуви, на одежды, ни медикаментов. А воевать чем-то надо. Поэтому приходилось всё добывать у врага. Каждое задание преследовало две цели: уничтожить противника и захватить у него всё необходимое, в чём нуждались мы, партизаны.
Гитлеровцы стали принимать дополнительные меры по усилению охраны железнодорожных коммуникаций, шоссейных и грунтовых дорог.
Большие операции проходили по Себеж – Пустошка, Идрица – Опочка, Полоцк – Идрица, Новосокольники – Резекне, Себеж – Резекне, Полоцк – Молодечно, Невель – Полоцк, Полоцк – Лепель и др.
Удачно провели первый этап рельсовой войны, который длился с 42-1943 гг и, по данным разведки, сильно переполошили оккупантов. Партизаны ликовали. Можно представить, с каким подъемом готовились все партизаны к новому удару по вражеским коммуникациям…»

Да простит меня мой читатель, но я не сторонник обобщений, призывов, лозунгов, общих слов. Когда читаю «с каким подъёмом готовились все партизаны…», невольно настораживаюсь: не последует ли далее пламенная речь ветерана, поднаторевшего в выступлениях на митингах и пионерских сборах? Местоимение «все» во мне вызывает раздражение. Все ли партизаны «ликовали», все ли «с таким-то подъёмом готовились к новому удару»? А вдруг кто-то один, либо двое, трое, не ликовали и «готовились» без «подъёма»?
«Ни сна, ни отдыха не знали партизаны». Всё верно: ни сна, ни отдыха не знали партизаны. Но ни сна, ни отдыха не знали и бойцы на передовой. Ни сна, ни отдыха не знали и рабочие на заводах, крестьяне в колхозах и т.д. Впрочем, и те, и другие – все знали и сон, и отдых. Иначе бы умерли кто через неделю, кто раньше. Человек, не знающий ни сна, ни отдыха – не жилец. Другое дело: сколько сна, в каких условиях, сколько отдыха мог себе позволить тот или иной человек. В экстремальных условиях (не только на войне) человеку приходится жить на пределе сил и возможностей организма. Не все выдерживают… Когда-то я пришел к, в общем-то, банальному выводу: с голодом бороться можно – со сном нельзя.
Пишу всё это для того, чтобы объяснить, что дальше я с полтетради пролистал, нашёл нужный мне фрагмент о встрече Розы Копасовской с моей героиней - Ниной Куковеровой, сделал необходимую мне выписку и понял: дальше читать воспоминания Розы Константиновны нет смысла.
На следующий день отправился я к Валентине Петровне. На метро. От «Парка Победы» до «Пионерской», примерно полчаса езды. Молодой человек («кавказской национальности») уступил мне, почти семидесятилетнему, место, и я, чтобы скоротать время, взялся «досматривать» воспоминания Фиалковской.

«В 1943 году воевать нам было легче; это не то, что было в 41-42 годах. В партизанских отрядах была хорошо налажена связь, имелась разведка - бригадная, агентурная… <…> Высокой надежностью и оперативностью отличалась связь калининских партизан. Первым начальником отдела связи стал полковник Романов. При штабе фронта… Калининский радиоузел имел прямую связь с 16-ю бригадами и одно спецгруппой…»
Если бы это написал командир партизанского отряда, комиссар, ещё куда ни шло, но когда рядовой партизан рассказывает о том, что творилось «при штабе фронта», пишет про «агентурную разведку» и т.п., это, мягко говоря, настораживает. Не всякий партизан, обладающий такими знаниями, попади он в плен, выдержал бы пытки…
«В бригадной разведке уточнили - оказалось, что враг выставил дополнительные посты, заминировал подходы к станции, усилил команды в дзотах и бункерах…» А это откуда, из каких источников, ей было известно?
А вот почти «отчёт о проделанной партизанами работе»: «По заданию центрального штаба партизанского движения в 1943 г. мы применяли участие в рельсовой войне. Удар наносился одновременно на всем протяжении. Всеми бригадами: белорусскими, русскими, ленинградскими, себежскими, латышскими… В течение одной ночи было подорвано партизанами: белорусских, калининских, латышских ленинградских спецотрядов и других партизан более пяти тысяч рельсов, пущено под откос  15 фашистских эшелонов, уничтожено более трехсот гитлеровцев… Передовые части Советской армии быстро продвигались вперед…»
Ну, во-первых, не Советской армии, а Красной.
Конечно же, всю приведенную ею информацию, Роза Константиновна узнала после войны, годы спустя.
Еду дальше. Читаю.
«Вдруг в небо взвились две зеленые ракеты, и тут же с криком «Ура» все бросились вперед…», «Немцы открыли сильный огонь из пулеметов на вышках. У нас было много раненых и убитых, но в бою об этом не думаешь. Сняли пулеметчиков, снова команда «Вперед!», «Ура!» Все до единого поднялись в атаку. Взрывались гранаты, мины, не прекращалась автоматная трескотня…»
И там, где речь идёт о так называемой «рельсовой войне»: «Подрывники ждали сигнала, и вот вспыхнул зелёный огонёк ракеты, сотни людей бросились к полотну. Тол быстро и ловко укладывали под лоснящиеся рельсы…».
«Лоснящиеся рельсы»!..
Дальше я уже просматривал текст «по диагонали» и пропустил, как и когда Роза Копасовская из подрывников «переквалифицировалась» с медсестры.

«Наша 219-я ст. Идрицкая дивизия уже находилась в Латвии. Медсанбат 374-й всегда следовал по пятам передовых частей. В то время у нас находились нетранспортабельные больные (раненые), которые получили гангрену. Необходимо было оставить на месте. Решили с ранеными оставить доктора Теплякову А.М., меня и санитара в одном из хуторов без охраны. Раненых было человек 20, из них некоторые были обречены. Назло врагу, назло смерти боролись мы за спасение наших людей! Дежурили круглые сутки, без смены. Недоедали, валились с ног, а выходили, вылечили всех и никто не умер. Мы побороли гангрену. Удивительно сильные, выносливые советские люди в своем фанатическом стремлении побороть смерть, чтобы снова взяться за оружие и беспощадно бить врага на своей земле.
Когда раненые стали транспортабельными, мы отправили их в полевой госпиталь, а сами стали догонять свой медсанбат.
Не успели приехать, как нам говорят: быстрее, быстрее в операционную – раненых много! Вот так изо дня в день на боевом посту выполняли свой долг перед Родиной советские женщины-патриоты!»
Что тут скажешь? Как человек мог, так и писал. Мемуары – единственный, на мой взгляд, литературный жанр, который не подлежит критике. «Каждый пишет, как он слышит» (Булат Окуджава).
До «Пионерской» оставалось несколько остановок. Читаю уже фрагментарно.

«Один день мне запомнился на всю мою жизнь. Было маленькое затишье на передовой, нам дали долгожданную передышку на несколько часов. Наша 219-я ст. Идрицкая дивизия решила отметить свой юбилей. Было это в Латвии. В 1944 году. Стояли в хуторе Адалас». (В интернете населенного пункта с похожим названием я не обнаружил. – В.Ж.) Дивизия получила Красное Знамя. Нас, девушек из медсанбата, направили в штаб дивизии, помочь. Когда мы подъехали к штабу, перед штабом стоял строй воинов, а перед строем стоял подполковник Фиалковский – вручал Красное Знамя дивизии».

Так! На Бог весть какой странице впервые появляется фамилия офицера, фотография которого предшествует воспоминаниям, фамилия, которую – в замужестве – обрела Роза Копасовская. «С этого места, - говорю себе, - пожалуйста, читай неспешно».

«Подошёл старший нашей группы и доложил начштаба, что группа из медсанбата прибыла в «ваше распоряжение».
Подполковник Фиалковский был начальником оперативного отдела дивизии и временно замещал начальника штаба дивизии. Он побеседовал с нами и дал задание. Большая палатка примыкала к зданию, мы убрали и накрыли столы в палатке и здании.
Закончив свою работу, доложили подполковнику Фиалковскому.
В этот момент я и рассмотрела его хорошо. Мне он очень понравился, да и я также понравилась ему (так говорил он мне много позже).
Нас, девушек, пригласили на торжественную часть. Мы поехали в медсанбат переодеться. Когда ехали в машине, по дороге кто-то из девушек сказал: «Девчонки, вы обратили внимание на этого офицера? Какой он красивый, - как красная девица. Доктор Чугай Т.К. сказала: «Он для нашей Розычки пара, она тоже румяная как красная роза, пальцем притронуться до щёчек – кровь брызнет!»

Похоже, начинается роман «товарища подполковника Фиалковского», где «Розычке» будет отведена роль ППЖ.
Кому неизвестна эта аббревиатура, сформировавшаяся в Великую Отечественную, а историю имеющая вечную – пока ведутся на земном шаре продолжительные войны?
Позже я прочту в интернете:
«Походно-полевыми жёнами в годы Великой Отечественной войны называли «боевых», «фронтовых подруг».
«Фронтовые подруги» заводили отношения с офицерами, кто  по любви, а кто и по расчёту, чтобы получить определенные блага или уберечь себя от службы на передовой. Но отношения по расчёту были скорее исключением, чем правилом.
Походно-полевые жёны в большинстве своем заводились в тыловых частях. Но встречались такие отношения и на передовой. Женщины помогали офицерам в быту, и не только. Появление походно-полевых жён на фронте сопровождалось презрением и завистью простых солдат, ненавистью официальных жён, которые ожидали в тылу возвращения своих мужей.
Маршалы, генералы, офицеры (реже старшины, сержанты, совсем уж редко – рядовые красноармейцы и краснофлотцы) заводили себе любовниц - симпатичные врачи, радистки или санитарки пользовались повышенным вниманием у мужского большинства.
Известно, что «боевой подругой» маршала Георгия Жукова стала его личная медсестра… Генерал Андрей Власов до своего предательства имел двух походно-полевых жён, с которыми регулярно встречался. Первая – военный врач Агнесса Подмазенко, вторая - повар Мария Воронова. Подмазенко забеременела от советского военачальника и была отправлена в тыл, для безопасных родов. Агнесса родила Власову сына и получила тюремный срок за связь с предателем…

Подъезжая к «Пионерской», я подумал: поскольку с Валентиной Петровной мы не договаривались о точном времени моего визита, что она всё равно дома, решил ехать дальше, чтобы, если не дочитать воспоминания Розы Копасовской, то хотя бы узнать, чем для неё обернулся роман с бравым подполковником (на момент знакомства) Степаном Фиалковским.

«Мы приехали в медсанбат, помылись, пришили чистые подворотнички, почистили сапоги, причесались и поехали на торжество в дивизию.
Это был первый вечер за всю войну, когда мы могли вздохнуть полной грудью, отдохнуть несколько часов.
Торжественная часть прошла успешно: в следующем номере газеты мы прочли следующее…»

Опускаю текст небольшой заметки «Вручение боевого знамени», который приводит Роза Константиновна. Затем следует: «У меня сохранилась вырезка из газеты». В заметке она не фигурирует. Да и Фиалковский лишь упоминается: «Впереди знаменосцев идёт Фиалковский С.И.».

«После торжественного выступления в части нам разрешили немного потанцевать, повеселиться. Все мы, девушки, танцевали. Я сплясала цыганочку. На меня обратили внимание (я хорошо танцевала и плясала) офицеры, а также Фиалковский С.И. Я тоже обращаю внимание на него, и так мы потянулись друг к другу. В общем, как говорят, полюбили с первого взгляда и на всю жизнь. Но ведь мужчин было больше, чем девушек, и девушки в танцах были нарасхват.
Начальство остаётся начальством и всегда хочет проявить свою власть. Генерал-майор из штаба армии (приглашенный) обратил на меня внимание и пригласил в комнату. Я не имела права ослушаться и пошла за ним. Генерал повёл такой разговор, что, мол, ты совсем молодая, боюсь за твою жизнь, здесь, на передовой, могу забрать тебя к себе в штаб армии. Во время разговора я молчала, а потом встала из-за стола и сказала ему: «За мою жизнь не беспокойтесь». Хлопнула дверью и ушла. Вообще-то за такую дерзость могли быть неприятности, но всё обошлось хорошо.
Потом, оставив веселье, мы с Фиалковским пошли погулять – вдвоём нам было ещё лучше.
Гуляли, шутили, смеялись, веселились. По дороге он говорит мне: «Малыш, я тебя ещё больше полюбил за твою смелость, честность, прямоту».
Вот тут-то скомандовали: по машинам! Мы все, девушки, уехали в медсанбат.
Вот так и прошла у нас первая встреча с Фиалковским. До него я не знала, что такое любовь. Да и некогда было тогда встречаться и любить, мы не вылезали из окопов и блиндажей, месяцами стояли за операционным столом, видя одну кровь, кровь и раны. В операционно-перевязочном взводе были неутомимые девушки. Работали безукоризненно, четко, со знанием дела».

Идет перечисление фамилий и имен сослуживцев Розы Константиновны.
Опускаю часть текста.
Далее Роза Константиновна излагает биографию супруга.

Степан Иванович Фиалковского родился в 1913 году в г. Кировограде. В семь лет он с родителями переехал в Ленинград, где и жил до начала Великой Отечественной. Окончил Строительный институт.
В 1939-м, когда началась советско-финляндская война, ушёл на фронт. В 1941-м защищал Ленинград. Был ранен, на излечении находился в госпитале в блокированном врагом городе.
В том же 1941-м назначен политруком 1-й дивизии народного ополчения. После второго ранения и госпиталя направлен на курсы штабных командиров Ленфрона.

«Командир отделения 234 ОС Б 50 СК г. Выборг. Опять 1-я дивизия народного ополчения Ленфронта, г. Ленинграда. Помощник начальника штаба 219 ст. 11 сд. 54 армии, Волховский фронт  1942 год. Сентябрь 1942 г. – начальник штаба 1017 стр. полка 285 сд 54 армии, Волховский фронт. Август 1943 г. до 1945 – начальник оперативного отдела 219 стр. дивизии 22 армии и 3-1 ударной, 2-й Прибалтийский фронт».
Член ВКП(б) с 1941 г.
Награды:
Орден Отечественной войны 1-й степени
Орден «Красная Звезда» (дважды).
Медали:
«За боевые заслуги»
«За оборону Ленинграда»
«За победу над Германией».

«За время службы в составе 219 стр. Идрицкой Краснознаменной дивизии за отличные боевые действия против немецко-фашистских захватчиков удостоен девяти благодарностей Верховного Главнокомандующего генералиссимуса Советского Союза тов. Сталина».

И вновь - «лирические» воспоминания.

«После первой нашей встречи Фиалковский С.И. нередко приезжал ко мне на несколько минут – в медсанбат.
Когда я находилась в операционной, я не имела права бросить раненных и выйти к нему; он так и уезжал, не увидев меня. Когда случалось на передовой затишье, Фиалковский приезжал ко мне на несколько минут верхом на своей серенькой лошадке. Он знал, что я очень любила ездить верхом и хорошо ездила (партизанский навык).
В верховой езде мы не уступали друг другу.
Как-то мы ехали с ним верхом, он сказал мне, что я очень красива. Даже лошади позволили нам поцеловаться.
Большую часть времени своей он находился в полках и на КП (командном пункте. – В.Ж.), хотя и не обязан был там находиться. Я много раз его просила взять меня на передний край: сидишь, выглядываешь фрица, а он тебя; кто кого на прицел возьмёт.
Всё-таки я дождалась и попала на передний край. Я знала и слышала, что Фиалковский любимец в дивизии, слышала хорошие отзывы о нём от других офицеров. Но, попав на передовую с ним, в полк, сама убедилась, как любят его солдаты, уважают его. Обойдёт все блиндажи и землянки, остановится, с каждым солдатом поговорит, спросит: «Ну как дела? Письмо получил из дому? Что пишут? Рассказывай. Давай, бери, закуривай! Есть у тебя табачок?» Возьмёт отсыплет из своего запаса. С каждым солдатом найдет, о чём поговорить. Солдаты его встречали как родного отца. «Родимый наш!» - называли его. Да и нельзя было его не любить, он этого заслуживал.
Во время затишья у нас, естественно, всегда было много раненых, но были редкие минуты такие, когда мы, девушки, делали другую работу: готовили перевязочный материал, чистили инструменты, операционный материал готовили, стерилизовали. Полностью была подготовка к заезду раненых.
В одно такое время вошла Тося и сказала:
- Тебя вызывают.
Приехал Фиалковский. Встреча была радостной, тёплой. Поговорили минут тридцать – он очень спешил. Мы дали друг другу слово ждать друг друга, если останемся в живых, после войны поженимся.
Это было перед наступлением. Каждый бой я переживала вдвойне. Я знала, какой он смелый, храбрый солдат. Он поднимал в атаку и всегда был впереди других. Кто был на переднем крае, видели. Благодаря ему, взяли Ерзовскую высоту (Ерзовская возвышенность в районе Сталинграда? – В.Ж.). Он поднимал в атаку, и за ним шли солдаты.
Я восхищалась им, радовалась, гордилась, что полюбила такого хорошего, сильного, мужественного человека.
Наши передовые части продвигались (передислоцировались) вперед, наступление по всему фронту шло успешно. Наш медсанбат следовал за дивизией – операционно-перевязочный взвод ехал на большой машине «студебеккере». Когда полностью загружали машину, мы, девушки, садились на верх груза. Трогались вперёд, иногда запевали песни. У нас сильная голосистая запевала была  - Женя Зубыр.
Нашу машину обогнала полевая эмка, в которой находились Фиалковский и два офицера. У нас не было возможности повидать друг друга перед боем.
Прибыв в назначенное место, мы быстро развернули медсанбат и начали принимать раненых. Раненых было столько много, что мы не замечали ни дневного света, ни лунного. Нам всё освещал круглые сутки электрический свет.
Вошла санитарка и сказала, что привезли тяжелораненого офицера из штаба дивизии. А у меня инструмент выпал из рук. Думала: не он ли?
Но после этого наступления он остался жив и здоров.
Наша 219-я ст. Идрицкая Краснознаменная дивизия передислоцировалась в марте 1945 г. в Румынию. Все части дивизии были переброшены на тот участок, который нуждался в подкреплении.
Наш 374 медсанбат ехал по большаку, догнал дивизию. Мы как всегда ехали на «студебеккере». Фиалковский, увидев меня, подъехал на своей эмке и крикнул:
- Прыгай ко мне, Малыш!
В партизанах меня звали Золотце, а в армии – Малыш. Маленькая была. Когда я спрыгнула с машины в его машину, он сказал:
- Береги себя! - и поцеловал.
Мы разъехались.
После этой встречи мы долго не виделись».

«Самый замечательный, счастливый день для всего советского народа был 9 мая – День Победы!!!
Наша дивизия находилась в Румынии. Такой же день был и для нас, для нашей любви. Сколько было радости, слёз, счастья, у нашего народа, невозможно описать, а у нас с Фиалковским была двойная радость – мы дождались конца войны, счастливого дня, остались живыми и любимыми.
В День Победы был парад. Всех медиков из медсанбата отправили в дивизию на парад; погода была хорошая. Меня лично День Победы застал так: дежурила 2-е суток, а в 5 часов сменили. Я легла спать, не успела заснуть, как услышала выстрелы, крики.
Девчата стащили меня за ноги и наперебой кричали:
- Вставай! Война кончилась!
Салютовали все. Из любого оружия, до последнего патрона.
После парада в дивизии, мы приехали в медсанбат, всем девушкам дали увольнение. За мной приехал ординарец Фиалковского. Мы поехали в штаб. Приехав в штаб дивизии, я увидела - все счастливые, радостные. Офицеры разъезжались кто куда – отмечать долгожданный День Победы. Такой долгожданный, кровью завоеванный день, нельзя было удержать людей не отмечать.
День Победы! Мы отметили так: я, Фиалковский, Степанов, Кописаров (возможно: Комиссаров. – В.Ж.), Белоусов Саша и др. поехали в ближайший город, зашли в ресторан отметить День Победы. Ресторан был ещё закрыт, но в честь такого дня открыли раньше. Мы зашли в ресторан, когда ещё никого не было. Вслед за нами пришли румынские офицеры, но их обслужили раньше, чем нас. Эту пилюлю мы проглотили, показав свою выдержку. Когда нас официант обслужил, мы с радостью подняли первый тост – за Победу! И предложили разделить нашу радость и румынским офицерам. Они надменно усмехнулись и отвернулись от нас. Такое поведение к такому дню меня взорвало, я встала, подошла к ихнему столику и крикнула:
- …. (так в тексте. – В.Ж.) Встать! Я приказываю!
Все встали.
- А теперь выпейте стоя за нашу Великую Победу! За Родину нашу! За наш народ! За Сталина! (В рукописи фамилия «Сталин» подчеркнута красным. Это единственное подчеркивание в тексте. – В.Ж.) Что они и сделали, улыбались нам, кивали головами.
Потом долго говорили об этом в дивизии, как старшина медслужбы приказала встать румынским полковникам.
Из города мы вернулись поздно. Я осталась в дивизии у Фиалковского. Это были первые часы счастливых людей, долго ждавших этого времени. Сколько любви, радости счастья, нежных слов мы говорили друг другу! Соединили наши сердца на всю жизнь. Клятву свою сдержали четно.
14 мая он накрыл стол, пригласил  своё начальство, друзей, объявил меня своей невестой – как делалось раньше.
Когда проводили гостей, вышли на улицу погулять – он взял меня на руки и сказал, что всю жизнь будет на руках носить – это и было.
Нам завидовали все его друзья и мои подруги, радовались нашей любви и дружбе.
Нашу 219-ю Идрицкую Краснознаменную ст. дивизию в конце августа 1945 года из Румынии перевели в Одессу.
В Одессе жителями была подготовлена встреча победителей. Когда дивизия вступила в город, победителей встречали с цветами; до самой Куликовой площади (площадь Куликово Поле. – В.Ж.) мы утопали в цветах. Эту встречу нельзя забыть, было очень торжественно, трогательно. В честь этого был открыт Оперный театр, где проходила торжественная часть.
В Одессе мы сыграли свадьбу. Тогда, чтобы расписаться, нужно было разрешение от комдива. Написала рапорт комдиву – комдив не возражал. После войны это была первая свадьба в дивизии. На свадьбу были приглашены комдив Коваленко, начштаба Бадей А.Г. (Александр Георгиевич) с женой, начполитотдела Достовилов с женой, все друзья и товарищи.
Так стала я уже не Копасовская, а Фиалковская.
Демобилизовалась я на основании Указа Верховного  Совета СССР».

Послевоенная служебная биография Степана Фиалковского – в кратком изложении – выглядит так.
С 1945-1946 – первый помощник нач. оперативного отдела 86 гвард. Ст. дивизии 10 гв. Стр. корпуса Одесского ВО. (Город Ананьев.)
С 1946 – 1953 – помощник начальника оперативного отдела 10 гвардейского ст. корпуса ОдВО, г. Кишинев.
С 1953 – 1956 – завкафедры военной в Республиканской партийной школе.
В 1956 г. – зам. председателя Республиканского комитета ДОССАФ МССР, г. Кишинев.
«Между делом», в 1952 году, окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе, г. Москва.

Роза Константиновна приводит текст выписки из приказа об объявлении подполковнику Фиалковскому С.И. благодарности, подписанного командующим войсками Одесского военного округа гвардии генерал-полковником… Жуковым К.Г.

Ни выписка, ни приказ не датированы.
Первое, что пришло мне в голову: Роза Константиновна перепутала в инициалах буквы - вместо «Г.К.», написала: «К.Г.» Но, но, но… Георгий Константинович Жуков командовал Одесским военным округом с 3 июня 1946-го по 4 февраля 1948 года. Воинское звание Маршал Советского Союза ему было присвоено 18 января 1943-го. Так что командовал он Одесским военным округом никак не «гвардии генерал-полковником». Этого Фиалковская не могла не знать.

Роза Константиновна перечисляет и свои правительственные награды: орден «Красная Звезда», медали «За боевые заслуги» и «За победу над Германией».

О послевоенной жизни пишет довольно кратко.

«Жили мы дружно, любили друг руга. Уже я была не Малыш, а Роднуля – муж называл меня так. Муж очень мечтал о сыне. Мечта его исполнилась – я родила сына. Вскоре родился второй сын. Муж очень любил сыновей, мечтал воспитать их в пример другим. Вот я и воспитывала их - выполнила его мечту и свой материнский долг.
…До последнего дня Степан Иванович Фиалковский находился в рядах Советской армии на различных ответственных должностях. Самого дорогого, любимого и единственного друга в жизни я потеряла в 1956 года – по ошибке врачей. Прошло уже 18 лет…».

Получается, что воспоминания Фиалковской написаны в 1974-м.

В заключительной части воспоминаний Роза Константиновна приводит тексты писем, поздравительных открыток однополчан, в которых, как нетрудно догадаться, много приятных, лестных, но общих слов, которые без особого труда можно отнести и к другим нашим соотечественникам военного и первого послевоенного времени. Однако есть и такие, что достойны цитирования. Например, письмо начальника связи дивизии Нила Даниловича Белоусова:
«Шёл сильный бой за Ерзовскую высоту в течение двух суток. Комдив полковник Коваленко послал его – Фиалковского - на КП полка уточнить обстановку на месте, а он вместо уточнения обстановки на своей серенькой кобылке выскочил прямо в боевые ряды наших войск, в 200-300 метрах от противника, проскакал вдоль фронта и поднял пехоту в атаку. Я в это время был с полковником Коваленко на КП дивизии. Комдив сперва ругался матом, а когда увидел продвижение наших войск, закричал «Ура! Высота будет взята!» Когда Степан возвратился на КП дивизии, Коваленко его обнял и сказал: «А я думал: ну всё, не вернется…»
Степан Иванович Фиалковский всегда говорил: «Не посрамим чести Питера и Александра Невского!»

После войны Роза Фиалковская работала в одной из клинических больниц Кишинева, в Городском сурдологическом кабинете медсестрой.
Жили Фиалковские по адресу: Кишинев, ул. Пушкина, 28, кв. 20.
Старший сын Розы Константиновны и Степана Ивановича Валерий (1946 года рождения) окончил Киевское высшее военное училище. На момент написания матерью воспоминаний он в звании старший лейтенант служил в Советской армии и готовился поступать в Академию им. М.В.Фрунзе. Младший – Дмитрий (1948-го г.р.) по окончании педагогического института преподавал в Сельскохозяйственном институте.

Долистывал я воспоминания Фиалковской на обратном пути – от предпоследней станции «Проспект Просвещения» до «Пионерской».
Возвращая Валентине Молчановой всё, что у неё взял для работы над материалом о её старшей сестре – Нине Куковеровой, я попридержал тетрадь в серой обложке:
- Валентина Петровна, с вашего разрешения, воспоминания Розы Константиновны я оставлю у себя, как надолго – не знаю, что с ними буду делать, тоже пока не знаю, но они не должны кануть в Лету, хотя бы потому, что, опубликованные, пусть и фрагментарно,  могут послужить ещё одним, не лишним, доказательством того, что любовь и на войне любовь.

Воспоминания Розы Фиалковской читал и комментировал Владимир Желтов

Февраль 2023 г.