Лизонькин суд

В поселковом клубе судили четырёхлетнюю Лизоньку и её родителей. Зал был переполнен. В центре сцены на табурете стояло крошечное существо в розовом платьице, белых носочках и розовых сандаликах. Белокурая кудрявая головка была украшена красивым розовым бантом. Большие фиолетовые глаза с удивлением смотрели на собравшихся. Рядом, с обеих сторон табурета, сидели родители: папа — Иван Григорьевич, завгар совхоза, и мама — Галина Ивановна, директор школы и руководитель поселковой партячейки. За ними, за длинным столом, покрытым красным бархатом, сидели директор совхоза, председатель поссовета, участковый инспектор, секретарь поссовета и представитель райкома партии, специально прибывший на товарищеский суд.

Троих сидевших за столом Лизонька знала. Директор совхоза Валентин Иванович был мужем заведующей детским садом Тамары Ильиничны. Когда он приезжал к жене и заходил в группу, то улыбался и громко говорил: "Здравствуйте, дети!" В ответ они ему кричали в разнобой: "Здластуйте!" Сейчас он не улыбался, а тихо шептался с сидевшими за столом. Председатель поссовета Вадим Петрович был папой Марины Вадимовны, воспитательницы Лизы. И когда родители вечером приезжали в детский сад за своими детками, Вадим Петрович тоже приезжал за своей дочерью. Участкового инспектора Илью знали все детсадовцы. Он часто приезжал к нянечке Зое. Они закрывались в её комнатке и громко дышали там. А когда Илья выходил, то смеялся и грозил малышам: "Не будете слушаться — заберу в тюрьму!" Малыши с громким писком разбегались от него врассыпную.

Лизонька не впервые стояла на этой сцене, вот также на табурете. Но тогда она читала стихи Агнии Барто, а ещё вместе с Ванечкой они пели песню "Аты-баты". Взрослые улыбались, хлопали в ладоши. Но сегодня в зале было тихо, никто не улыбался и не радовался.

Дело Лизоньки было сложным и заключалось в следующем.

Этой весной Лизонька вместе с папой побывала в столице нашей Родины — городе Москве. Они гуляли по Красной площади, где когда-то папа стоял на посту №1, заходили в большой и красивый магазин, где купили Лизоньке механическую куклу, катались в метро и пили чай в гостях у папиных друзей. Но самым главным событием для Лизоньки было посещение Московского зоопарка. Она впервые увидела необыкновенных животных.

В бассейне плавал большой белый медведь. Он то крутился в воде волчком, то нырял с высоких валунов. По краю бассейна бегали толстые неуклюжие пингвины, которые вдруг, по неведомой причине, резко останавливались, а затем падали в воду один за другим, словно костяшки домино. Забавные маленькие обезьянки строили Лизоньке рожицы, а она весело и звонко смеялась. Красивый и огромный жираф, изгибая длинную шею, брал своими толстыми губами с Лизонькиной ладошки морковку.

Когда Лизонька с папой вернулись в родной посёлок, было уже начало июня — период наводнения в связи с таянием ледников.

Посёлок располагался на острове. Огромная якутская река шириной более двух километров, по которой ходили груженые морские баржи, обтекая остров шумно с водоворотами почти под прямым углом сворачивала к Ледовитому океану.

Во время половодья река частично затапливала остров. Поэтому все дома в посёлке были построены на возвышенностях. На работу, в магазин, в детский сад или школу жители добирались на деревянных весельных лодках. К лодкам были привязаны тонкие канаты, на концах которых находились небольшие якорьки — "кошки".

В первые же дни своего возвращения в детский сад Лизонька взахлёб делилась с друзьями своими впечатлениями. Ну как же она могла не рассказать им о зоопарке?! Все дружно захотели его немедленно посетить! Поэтому во время дневного сна, когда воспитательницы собрались в столовой на празднование Дня рождения Тамары Ильиничны, шестеро закадычных друзей прямо в пижамках и тапочках гуськом протопали во двор, где забрались в весельную лодку.

Затащить "кошку" с канатом друзьям не составило труда, так как Валентин Иванович, приехавший на этой лодке с цветами и подарками, официально поздравить жену, второпях забыл вдавить "кошку" в землю. Остальное сделала быстро прибывающая вода. Лодка медленно отошла от берега. Сильное течение подхватило её и понесло прочь из посёлка к середине речной стремнины.

Сначала захныкала Валечка. Затем запросился к маме Шурик. Громко заплакала Маша. Ванечка дергал рукоятку тяжёлого весла, безуспешно пытаясь сдвинуть его с места. Серёжу и Мишатку, забившихся в угол на корме, трясло от холода.

Лизонька стояла посередине лодки и смотрела на бескрайние просторы чёрной холодной воды. И тут она вспомнила, как у папы сломался лодочный мотор, когда они с мамой везли её в райцентр лечить заболевшее ушко. Тогда мама сняла свой красивый белый платок с шеи и стала махать им. К ним подплыл на лодке незнакомый дяденька и помог добраться до берега.

Под курточкой пижамки у Лизоньки была белая маечка. Она сняла её и, подняв высоко над белокурой головкой, начала махать ею. Ванечка последовал её примеру, встав рядом.

Вскоре детей заметили с речного парохода, перевозившего из совхоза в райцентр молоко и в это время возвращавшегося в посёлок.

Маленьких путешественников подняли на борт, напоили горячим чаем и растерли разбавленной водкой. Чтобы укутать и согреть детей, речники сняли с себя бушлаты, свитера и байковые рубахи, оставшись в одних тельняшках. Малыши смотрели на них с восхищением. Уже будучи дома, Ванечка восторженно будет рассказывать плачущей маме: "Нас спасли гелои!"

И вот теперь Лизоньку судили товарищеским судом за грубейшее нарушение дисциплины детского дошкольного учреждения, организацию побега и подвергание смертельной опасности двух и более лиц малолетнего возраста. Родителей Лизоньки судили за ненадлежащее воспитание дочери.

В зале перед рядами была установлена трибуна. К ней по очереди подходили родители друзей Лизоньки по детскому саду.

Мама Шурика, рассматривая что-то на полу, сказала, что родителей Лизоньки надо лишить родительских прав, а ребёнка отдать в детский дом.

Сережин папа, почему-то заикаясь, согласился с ней, но сказал, что Лизоньку лучше определить в колонию для малолетних, где её точно уж научат уму-разуму.

Папа Шурика сказал, что такая мать, как у Лизы, не имеет права учить детей, а отец — занимать какую-либо должность. После чего, глядя на сидевших за столом, спросил: "Я правильно сказал?" И муж Тамары Ильиничны ответил: "Правильно, правильно. Свободен".

Машенькина мама назвала всех сволочами, потому что судить надо не четырёхлетнего ребёнка, а воспитателей с заведующей детсадом за то, что они не досмотрели. Валентин Иванович встал из-за стола и стал кричать на Машенькину маму, что она опять глаза с утра залила. Он потребовал, чтобы её вывели из зала. А Машенькина мама всё равно кричала, что гореть им вместе с женой в аду за его казнокрадство. И спрашивала Валентина Ивановича, много ли он заплатил, чтобы откупить свою женушку от уголовки? Валентин Иванович, раскрасневшись, страшно визжал на весь зал: "Вон отсюда! Зечка!ты у меня сгниешь на этом острове!"

Все присутствующие напряжённо молчали.

Ванечкина мама попросила всех быть людьми:
- Только за то, чтобы нам написали положительные характеристики для снятия ограничения свободы, позволить судить четырёхлетнего ребёнка - это тоже преступление! Преступление против совести! За случившееся должны отвечать воспитатели, а не дитя, которое ещё не может нести ответственность за свои поступки. Это ведь всего лишь ребёнок!

"Плохо воспитанный ребёнок, заметьте!" — вставил Вадим Петрович.

Тётенька-секретарша с прической, напоминавшей Лизоньке коровью лепёшку, возмущённо добавила: "Дура! Тебе совхоз мало помогает? Взялась тут защищать малолетнюю преступницу! О своих детях лучше подумай! Их у тебя пятеро! А эта чуть пятерых малышей не утопила! И что ещё ждать от такого ребёнка — неизвестно."

Лизонька не понимала, о чём говорят взрослые и почему ссорятся. Однако это было знакомо ей. Иногда по вечерам, когда у мамы с папой было партийное собрание, Лизу брали с собой.

Она тихонько сидела за столом рядом с мамой и рисовала то, о чём говорили и спорили: сломанный трактор, потерявшуюся корову, пьяного скотника Василия, пожар в телятнике, большую семью своего друга Ванечки, у которого погиб в этом пожаре папа...

Но сейчас Лизонька чувствовала, что причина в ней. Взрослые говорили какие-то незнакомые слова. Зачем, к примеру, отправлять её в детский дом, если она и так ходит в детский сад? Или зачем определять её в какую-то колонию, чтобы учиться уму-разуму, если этому можно научиться у мамы в школе? Но одна фраза Лизоньке была знакома. Когда кто-нибудь из детей в детском саду не слушался, воспитательница всегда говорила, что ребёнок плохо воспитан, и ставила его в угол воспитываться.

Лизонька возмущённо топнула ножкой. Выкинула вперёд свою маленькую ручку, сжатую в кулачок, как дедушка Ленин на картинке. И начала свою обвинительную речь, перечисляя все поселковые секреты, что слышала от взрослых на собраниях у мамы, на производственных летучках у папы, в детском саду, в гостях и дома:

— Не плавда! Я холошая девочка! Это папа Шулика плохой! Он пьёт и пьёт! Из-за него телятник сголел, и Ванечкин папа умел! А его не наказали! Потом плохой дяденька плишёл к Ванечкиной маме. Мама Ванечки ласписалась на бумажке. А дяденька ей денюшки не отдал. Положил денюшки себе в калман и ушёл. Теперь у Ванечки папы нет и денюшков нет. А Мишаткин папа денюшки в матласе плячет, а Мишаткиной маме денюшков не даёт. И Валечкин папа совсем плохой! Он обижает Валечку и её маму. Они плакают и плячутся у нас дома. А у Сележи мама мясо валует на кухне...

Закончив, Лизонька глубоко вздохнула и разведя ручки в стороны, скопировала отчаянную фразу соседской бабушки Фроси:"Ну ни какой ладости от вас вашим деткам! Ни какой!"

Иван Григорьевич резко поднялся со своего места, подхватил дочь на руки и пошёл к выходу. В зале стояла тишина. Люди раступались перед отцом с дочерью. Из-за стола Ивану Григорьевичу кричали в след: "Вернитесь! Вы нарушаете партийную дисциплину!" А он высокий, широкоплечий, с есенинскими кудрями и такими же большими фиолетовыми глазами, как у Лизоньки, уносил свою дочь прочь.

Завтра на стенде около поселкового клуба будут висеть вердикты партсобрания и товарищеского суда. Ивана Григорьевича исключат из партии, снимут с должности. Галину Ивановну освободят от руководства партийной ячейкой. Лизоньку исключат из детского сада и запретят посещать детские дошкольные учреждения в течение трёх лет. Но это всё будет завтра. А сегодня папа нёс Лизоньку домой и шептал ей: "Солнышко мое - ты самая храбрая девочка на свете! Мы с мамой гордимся тобой!"