Главный мужчина моей жизни Первое предательство

«ГЛАВНЫЙ МУЖЧИНА» МОЕЙ ЖИЗНИ Первое предательство

Отец посмотрел на меня с недоверием и затаенной обидой. А еще в его глазах я увидела те острые огоньки от едва сдерживаемого желания ударить, может, даже ...убить, которые у него возникали в пьяном споре с собутыльниками, когда они теряли контроль над эмоциями.
 - Я никогда бы не вышла замуж за такого, как ты, - ответила я на его горделивое заявление, что мне нужен похожий на него муж.
 - Это почему еще?! - резко спросил он.
 - Потому что ты никого, кроме себя, не любишь. А то, что ты называешь любовью, это только твое личное собственническое самоудовлетворение...

В раннем детстве моя любовь к отцу была безграничной, как и доверие. Такое беззаветное отношение, наверное, возможно только у маленького ребенка, для которого весь мир - в родительских руках. Для меня отец был и моей колыбелью, и моей опорой. И мне, трех-, четырехлетней малышке, совсем не страшно было мчаться по деревне с ним, опьяневшим от самогона, на пролетке с тройкой резвых коней. И я сердилась на маму, когда она с криком и руганью догоняла и выхватывала меня из соломы, в которую отец усаживал меня, чтобы помягче. Мне было так уютно в рукаве его тепленного тулупа в 60-градусный сибирский мороз, и я никогда не капризничала, не просилась домой к маме, пока мужики спокойно болтали о своем, то и дело чёкаясь стаканами с огненным первачом.
Я так любила и ценила своего отца, что, как только выучила его полное имя, то поправляла всех, кто при мне называл его иначе. Его имя мне казалось самым красивым, как и сам мой папа. И я точно знала, что у моего мужа будет такое же имя.
И тем больнее и ужаснее для меня было его первое предательство. Как любое предательство, оно случилось неожиданно вдруг. И мое маленькое сердце сжалось в комочек так, что я несколько дней не могла говорить.
Была банальная пьяная семейная ссора, которая переросла в настоящую драку. За семь лет своей жизни я никогда не видела отца в таком нечеловеческом состоянии, - с обезумевшими красными глазами, оскалившимся лицом, грубой бранью, похожей на рык чудовища... Я кинулась защитить маму, но тут же, как пушинка, отлетела в сторону, упала и закричала. Но крик не вырвался из моего горла, он остался где-то глубоко внутри меня, он жег и разрывал меня изнутри, как острый и раскаленный огненный клубок. Я задыхалась и, казалось, сейчас умру.
Я достаточно подробно написала об этом судьбоносном для меня событии в своем посте «Спасибо деду за победу!» 03 «Цыганочка с выходом» (https://valafila.livejournal.com/33585.html)
Со временем эта история поблекла в моей памяти, я постепенно оправилась от шока. Тогда еще по малолетству я не могла осознать и оценить ситуацию в полной мере. Но тот острый и раскаленный комок от первого удара почти всю мою жизнь был внутри меня, подобно свернувшейся в клубок гадине, и ждал своего часа. В тот миг я впервые почувствовала страх, недоверие и одиночество.  И в тот миг мой мир, такой надежный, светлый и радостный, рухнул.
Когда остеопат, у которого уже глубоко во взрослом возрасте я восстанавливалась после автоаварии, спросил меня о детских травмах, я, конечно же, сразу вспомнила то, что произошло в мои семь лет. И этот клубок внутри меня как-будто проснулся, зашевелился и мне стало больно, как тогда.
Вас что-то так испугало на вдохе, что ваша грудная клетка до сих пор находится в напряженном состоянии, - сказал мне доктор. И его совсем не удивил мой ответ:
Это от моего отца. Он поселил во мне страх на грани ужаса.
 
Для семилетней девочки как раз в этот период полоролевой идентификации, как определяют психологи, когда происходит ее осознание себя девочкой, особенно значим отец. Потому что именно от его отношения к своей дочери в это время зависит самое важное — вся ее человеческая и, особенно, женская судьба. 
Моих родителей не сильно беспокоило, что переезд в другую страну может стать еще одним стрессом для маленького ребенка. Мать после той дикой ссоры, едва не приведшей к разводу,  увозила отца из нашей родовой деревни, спасая его от беспробудного пьянства и семью от возможного распада. Такие «мелочи», как психическое состояние ребенка, ее волновали в последнюю очередь. Есть, спит нормально, внешне выглядит здоровой... что еще надо?! Она была по профессии фельдшером-акушером. А в то время психологии в СССР не существовало в принципе. Главным критерием моего психического состояния для родителей были мои пятерки и исполнительность в работе по дому. А мои на новом месте постоянные простуды она залечивала мощной дозой антибиотиков и не связывала их с начинающейся депрессией.
На новом месте жительства отец пил умеренно. Семейных ссор, не считая бытовых перепалок, практически не было.
Отец «забыл» про тот случай с дракой и, как ни в чем ни бывало, снова стал любящим.
Но не забыла я. Более того, я стала взрослеть и понимать, что его отношение ко мне, к маме вовсе не похоже на ту любовь, о которой он постоянно говорил. Наше хозяйство на новом месте жительства было небольшим, мужские работы во дворе ограничивались подметанием небольшой территории и чисткой снега зимой. Баня была построена, помогал какой-то свояк, забор укреплен, гараж для заработанной на хлебоуборке машины сделан... На этом все «мужские работы» отец счел законченными. А все работы внутри дома — покупка и готовка еды, стирка, глажка, уборка... - отец считал женским делом, даже передвигание мебели при побелке, это «бабье дело».
Даже таскать ведрами воду в дом, пока он по настойчивости матери не провел водопровод... Вернее, после того, как мать, будучи на шестом месяце беременности, подняла флягу с водой и скинула...
Больше у тебя не будет детей, - заявила тогда она ему.
Но и этот случай ничего не изменил в нашей семейной жизни и в отношении отца к матери и ко мне.
Сейчас ни для кого не новость то, что отношение между супругами определяет характер будущей семейной жизни их детей.
С 12-13 лет я точно знала, что у меня никогда не будет такой семейной жизни и такого супруга, как отец. Но я не знала, и какой должна быть нормальная семья, какой должен быть нормальный супруг, хозяин дома. У меня не было достойного для подражания образца. Книжки по школьной программе — сказки, былины, Пушкин, Лермонтов, Чехов, Куприн, Пришвин... - представляли совсем иную, непохожую на мою, картину жизни, она мне казалось идеальной и недосягаемой. Наше окружение, в основном, родные, близкие, мало чем отличались от нас.
Вскоре у меня начался тот самый критический возраст с критическими днями, от которых я сильно страдала, и из-за боли, и из-за дискомфорта и стыда, потому что это состояние надо было прятать от глаз отца и всех остальных, и не сметь показывать свои переживания. Обезболивающие таблетки ненадолго помогали. Но ...меня никто не освобождал от домашних дел, даже если надо было таскать в тяжелых ведрах привезенный в этот момент уголь. Мой отец брезгливо отворачивался, когда я присаживалась, держась за живот. Ему неведома и неприятна была эта женская боль. И он никак не мог принять то, что в его «любимой деточке» пробуждается женственность. Его раздражала моя уклончивость от его нежностей и поцелуев. Его вывела из себя моя попытка закрыть свою кровать шкафом и занавеской - «не рано ли отделяешься?!». И только вмешательство матери остановило его в требовании вернуть все на место.
Прежде любимый и родной, отец становился для меня все более чужим и недобрым. Я не нашла в нем необходимой и очень важной для моего будущего поддержки в этот сложный для каждой девочки период неуверенности и сомнения в своей женской сути.
От матери я тоже не получала поддержки. Я была по природе красивой, стройной, высокой. Но мама никогда мне не говорила о моей красоте, а за мой рост 174 см. она называла меня дылдой. От чего я сутулилась и старалась поджимать ноги. И даже модная в 80-е годы длинноногость знаменитых моделей (Кейт Мосс, Клаудиа Шиффер, Синди Кроуфорд, Наоми Кэмпбелл и Джейн Фонда) не исправила моей осанки. 
Мама вовсе не была злой, она и сама страдала от своего высокого роста, почти вровень с отцом, и от того, что ей не пришлось поносить «каблуков».
Мама была воспитана угодливой бабушкой... Угодливой, приспосабливающейся к нечеловеческим условиям послевоенного выживания одинокой вдовы с пятью мал-мала меньше детей. В то время не думали о воспитании человека, тем более, женственности в женщине: женщины были и бабой и мужиком, и «лошадью и быком» одновременно. Поэтому мама, как «принято», сама пахала всю жизнь, и меня приучивала к такому же образу жизни.
Мое поступление в техникум с минимальным сроком обучения было первым шагом на скорейший уход из дома, из «их» жизни. Но родители не поняли и не спросили меня о моем выборе. Их вполне устроила моя будущая профессия плановика-экономиста. К тому же я никогда не доставляла им хлопот ни с моим обучением, ни с моим поступлением, - я всегда была отличницей. Моя мама ожидала, что, опять же как принято, после техникума я выйду замуж за кого-нибудь и все равно уйду в другую семью - «дочь — отрезанный ломоть». На моем последнем курсе техникума она убедила отца, что мне пора начать дружить с парнем. И отец стал более снисходительным к моим более поздним возвращениям домой.
Конечно, у меня вскоре появился ОН, первый мужчина моей жизни.
Со своей яркой внешностью я всегда пользовалась повышенным вниманием со стороны мальчишек, парней и мужчин. И в техникуме у меня тоже были симпатии. Но, равные или очень близкие по возрасту, парни из той же рабоче-крестьянской среды не понимали моей натуры. С одной стороны, я была проста в общении и по внешнему, сильно среднего уровня, виду казалось им вполне доступной. Но, с другой стороны, они не понимали моих глубоких внутренних переживаний и романтических мечтаний. Они предлагали мне простые и понятные отношения: кино, обнимашки с поцелуями и гуляния в компаниях под музыку диско с сигаретами и дешевым алкоголем. Как правило, после подобных недолгих отношений происходило то, что называется «залетом» и ...так, в основном, начинались новые молодые семьи. Все мои двоюродные и троюродные сестренки, все мои дворовые подружки именно таким образом и выходили замуж. О любви как-то не принято было говорить, как о чем-то запретном в обыденной жизни. О любви - только в песнях и сказках.
С Ним я неожиданно познакомилась на дне 18-летия у подружки, которое совпало с возвращением из Армии ее брата. Он был одним из друзей брата на том знаменательном празднике. Все разом друзья брата и сам брат подруги, при моем появлении, мгновенно окружили меня вниманием … «Какая красивая подружка, однако!».  Я оказалась в фейерверке комплиментов, восторженных тостов в мою честь... О подружкином совершеннолетии словно забыли. Я была смущена от такого внимания со стороны старших парней, - им всем было уже за двадцать, Ему — 24. В мои 17 лет Он мне показался тем, кого я ждала. Он служил в Германии, поэтому был упакован по последнему писку европейской моды, в джинсах, какой-то классной рубашке. Он был очень симпатичным, с темными слегка вьющимися волосами и милыми усиками. Почти правильные черты лица, приятная улыбка и восторженный взгляд меня не оставили равнодушной.
Позже он мне признался, что все друзья, окружившие меня вниманием, ждали, кого же из них я предпочту, но Он был уверен в себе с первой минуты.
...Позже, через много-много лет, он попросил у меня прощения за то, что не выполнил обещания, данного моему отцу, когда тот, в первый день их знакомства отвел его в сторону и показал ему кулак с требованием «не обижать дочку».


VALA FILA