La Boheme

В доме воздух напитан маслянистым запахом свежих красок с хвойными, горьковатыми нотками. Зелёные, красные, бежевые панно из макраме, пёстрые холсты, пустые подрамники, вычурные светильники практически полностью покрывают высокие стены. Тёмно-серый потолок закрашен краской, поверх которой отпечатаны розовые подошвы ботинок.
На полу разбросаны листы с абстрактными изображениями, бутылка из-под пива с этикеткой кислотного зелёного цвета у журнального столика, повсюду цветные кляксы и брызги, кисточки, тряпочки, губки. Всё пространство, словно пчелиная поляна, живёт и жужжит цветами и ароматами. Веда, как фея, пляшет у мольберта напротив одной из стен, прижимая в левой подмышке маленького чёрного котика, а второй рукой выводя уверенные линии на своей работе in progress. Тонкая хрустящая тюль на окне танцует под струями свежего солоноватого воздуха, раскачивая взъерошенные медные локоны, подвязанные яркой банданой на голове Веды.
Как мотылёк, она в невесомости парит над запачканным красками паркетом, создавая прямо сейчас очередное дитя. Взмахом волшебной палочки каждый мазок рисует целый мир на любимой жёлтой бумаге.
Питаясь лишь водой и кокосами, Веда могла днями не отрываться от мольберта. Её работы — медитации, детализированные, тщательно прописанные элементы: женщины, дети, божества — поселились уже на тысячах холстов. Каждую работу нужно было рассматривать по часу, чтобы не упустить важных кусочков на ней. Каждую среду пачка новых картин выставлялась в холле виллы: люди приходили, чтобы найти ответы на свои вопросы в картинах, чтобы поговорить с ними, понять что-то, вдохновиться, задуматься.
В комнате звучит музыка её мужчины: задумчивые струны вибрируют и, как всегда, уносят выше неба. Музыкант смеётся за спиной Веды, наблюдая за своей музой. Кисть скользит по холсту, и любовь превращается в мазки — густые, тягучие, растекающиеся, как воск.
Она никогда не знала, что за картина получится, и каждый раз это было прозрение.
«Кто ты?» — спросила Веда женский образ, смотрящий на неё из залитого розовым светом волшебного леса, где вместо солнца — спираль, уводящая в иные миры. — «Почему я тебя нарисовала?»
Веда выпустила котёнка из рук, тот мягко приземлился на лапы, и пошатываясь, пробежал по картинам на полу. Художница отошла на полшага от мольберта, всматриваясь в своё творение: прекрасное обнажённое тело темноволосой богини, тонкие брови, розовые налитые груди, прикрытые веки. Взгляд утопал в портрете, но вопрос художницы ждал ответа.
— Милая, это твоя лучшая работа, каждая картина делает наш мир прекраснее, — музыкант поцеловал нежное плечо Веды, согревая дыханием её длинную белую шею.
— Ммм, ты так вкусно пахнешь, — пропела вдохновенно Веда, прижимая нос к груди возлюбленного, — как же приятно ты пахнешь, ммм... — как пчёлка собирает пыльцу, Веда вдыхала аромат с кожи своего мужчины.
Луи был на полголовы выше Веды, с тёмными волосами и густыми пушистыми бровями, закрывавшими половину лица. Его губы зарывались в шелковистой бороде. Сквозь заросли просвечивала улыбка и счастливые морщинки у глаз.
— У тебя новые духи? Или ты помылся новым гелем? — Веда не могла насытиться его запахом. — Я не могу оторваться от этого аромата. — С протяжным, почти диким рычанием она откинула голову назад, закатив глаза, растворяясь в наслаждении.
Музыкант засмеялся, слегка отстранившись. Его глаза блестели, а в уголках губ играли счастливые морщинки.
— Нет, просто я — это я, — шутливо развёл он руками, но Веда уже повернулась к холсту, добавляя к работе новые штрихи.
Богиня с картины смотрела на неё то ли виновато, то ли надменно, будто знала что-то, чего не знала сама художница.
— Любовь моя, кто эта девушка? — спросила Веда, не отрывая взгляда от холста.
— Тебе виднее. Какая девушка? — замешкался мужчина. — На картине?
— Нет, — твердо, но спокойно ответила Веда и в своей привычной парящей манере развернулась, заглядывая ему в глаза. Внутри образовался вакуум, словно все эмоции ушли в забвение. Любопытство? Боль? Ревность? Или ничего.
На миг весь мир исчезает, вместо мыслей остаётся только белый шум. Момент, чтобы выбрать, что чувствовать. Сквозь слои краски Веда смотрела в глубины портрета.
Мужчина беззвучно ответил на её взгляд и опустил ресницы.
— Прости.
— Ты влюбился? — мягко спросила художница. Бранится совсем не было желания, а вместо него сильный интерес узнать.
— Как ты догадалась?
Веда ничего не ответила, лишь продолжила рисовать.
— Ты простишь меня? — почти молил музыкант.
— Познакомишь нас? — не поворачивая головы, спросила Веда.
Музыкант молчал, его взгляд вопросительно упирался в её затылок.
— Я бы хотела познакомиться с ней. Она, должно быть, очень хорошая, раз ты полюбил её. Может быть, и я полюблю её. — В глубокой задумчивости произнесла Веда. Смакуя свои чувства, её лицо оставалось невозмутимым как океан на рассвете.
— Хорошо, — наконец ответил музыкант. — Ты хочешь, чтобы я привёл её к нам? — музыкант выглядел сбитым столку, удивленным, но стабильным, готовым принять вину и разочарование.
— Да, сегодня вечером. Накрою на стол, устроим приятный вечер все вместе. Я люблю тебя, милый. — Веда довольно улыбнулась. В сердце её было так много любви.
— Ты удивительная. Ты волшебная. Как же я люблю тебя. — Музыкант обхватил Веду руками, целуя её кудри, а она, морща веснушчатый нос, улыбалась всем лицом, словно наслаждалась лучами солнца.
К пяти часам вечера закатный свет наполнил столовую мягкими оранжевыми и бордовыми оттенками. Веда накинула белую скатерть на овальный стол из массива дерева, расставила подсвечники, блюда с фруктами, тарталетки с рыбой и большую миску тофу-салата. Фарфоровый сервиз изящно гармонировал с хрустальными бокалами, отражая последние лучи.
С улицы донёсся звук приближающегося мотоцикла, а затем — смех, лёгкий и звонкий. Через несколько мгновений на пороге появились они: живые, загорелые, счастливые. Цыганка в тёмно-красной юбке до пола, с браслетами из нефрита, агата и флюорита, с сандаловым гребнем в тёмной косе жёстких волос.
— Это Тиана, — представил музыкант свою вторую возлюбленную, — Веда, моя девушка.
Тиана зачарованно впитывала окружающую атмосферу, с приоткрытым ртом рассматривая нарисованные на стенах гибискусы и плюмерию, причудливую люстру, оконные рамы и саму Веду.
Художница протянула воздушную кисть руки своей гостье и гостеприимно пригласила всех садиться за стол. Под ногами вертелся чёрный зверёк, приветствуя девушку хвостом.
Все трое свободно чувствовали себя за ужином. Беззаботные, они любили эту жизнь и наслаждались присутствием друг друга.
Тиана, пока настороженная сидела рядом с Луи, держась рукой за бокал, Луи сидел рядом, накрыв ладонью руку цыганки. Веда села напротив, спиной к открытому окну, и наблюдала за новой подругой, словно оценивая свой рисунок.
— Ты такая красивая. — обратилась к девушке Веда, не отводя от нее светлых глаз. — Мне, конечно, немного больно и ревностно, но я знаю, что так бывает практически со всеми парами. Кто-то может хотеть больше любви, больше ласки, и одного партнёра не всегда хватает. — Веда мелодичным голосом восхищалась интересным поворотом сюжета.
Луи и Тиана смотрели на неё зачарованно, наблюдали как та с упоением выражает свои эмоции, словно юная артистка на сцене театра играет интонацией, жестами, мимикой.
— Я так люблю Луи, — Веда прижала руки к груди, будто держала в объятиях плюшевого кролика. — Чувствую, как будто бы этой любви тааак много, что даже тело почти совсем не чувствует боли. — Её глаза сияли золотистыми искрами.
— Ты мне тоже понравилась. — тихо улыбнулась Тиана, вытаскивая руку из-под ладони Луи. — Я никогда не встречала такую девушку, как ты. — Тиана в восхищении прижала кулаки к подбородку.
За ужином Тиана ещё была чуть напряжённой, но в её глазах уже мелькало любопытство. Она внимательно разглядывала Веду, её светлые глаза, резкие движения, вслушивалась в мягкий голос.
— Ты рисуешь не только картины. «Ты рисуешь пространство вокруг себя», —наконец сказала Тиана.
— Дааа, ты красиво сказала, мне нравится создавать свою вселенную. — Веда улыбнулась.
Тиана потянулась к грозди винограда и задумчиво посмотрела на неё.
— Я раньше не встречала таких, как ты.
— Каких?
— Диких. И таких... глубоких.
Луи наблюдал за ними, переводя взгляд с одной на другую, будто сам не верил, что это происходит.
После ужина Веда показала Тиане свою мастерскую. Девушка ходила босиком по деревянному полу, едва касаясь его, словно боялась спугнуть волшебство этого места.
— Я хочу нарисовать тебя. — сказала Веда.
Тиана посмотрела на неё с лёгким вызовом.
— Без одежды?
Веда рассмеялась.
— Сначала в платье. Потом посмотрим.

На следующий день Тиана снова пришла.
На следующий — они вместе готовили завтрак — Тиана нарезала папайю, а Веда жарила сырные блинчики, пока Луи медитировал с хангом.
— Научи и меня плести украшения? — попросила Веда.
Тиана подняла брови.
— А ты хочешь?
— Хочу знать, как ты любишь.
На следующий вечер Тиана показала Веде, как переплетать нити, завязывать узлы, вплетать в бусины свою энергию и создавать намерение. А потом все трое пили фруктовое пиво и танцевали на веранде под музыку Луи.


— А оставайся у нас! Будем жить втроём. — воодушевилась Веда, — По-моему шикарная идея, Луи? Что скажешь? Тиана, переезжай к нам!
Тиана взглянула на Луи, словно спрашивая у него разрешения.
— Да, почему нет. Идея забавная. — выдохнул мужчина, выбирать и не приходилось.
Это случилось само собой, словно так и должно быть, — легко. Веда, Луи и Тиана начали жить вместе.
Ночами они разговаривали о звёздах, о путешествиях, о музыке. Днём слушали пластинки, носились по комнатам, ели фрукты из одной тарелки, готовили что-то вместе, занимались любовью. Иногда Луи уезжал играть на джемы, а Тиана плела бусы и серьги, а потом увозила их в лавку на продажу. Веда не покидала своей мастерской, до предела наполненной светом и красками. Там она проводила большую часть дня, и только изредка выходила из дома, чтобы пройтись босиком по траве, пробежать под тропическим дождём или забрать посылку с бутилированной водой, которую два раза в неделю привозит юноша на мопеде и оставляет у резной калитки.
Однажды Веда работала над очередной своей картиной, Луи, как обычно, наблюдая за ней, попивал пиво из маракуйи, перебирал струны. Тиана ещё не вернулась.
— Не хватает тебя на этой картине. Нарисуй больше солнца. — Рассуждал Луи.
— Не хватает тебя. — посмеялась художница, подняла длинный подол юбки и усевшись на колени своего музыканта, нарисовала ему на носу белой краской, а затем поцеловала покрашенное пятнышко. Терпкий вкус остался на губах.
Они были слишком счастливы, чтобы заметить третью. Тиана прошла мимо мастерской и вышла из дома через дверь, ведущую во дворик. В воздухе запахло обидой, которая быстро растворилась в остальных ароматах.
— Я так люблю нашу жизнь. Вы оба, не представляю как могло ли быть иначе. — тихо произнесла веда, — скорее иди к нам! — прокричала художница.
Тиана присоединилась к любовным действиям на измазанном диванчике, целуя голову общего мужчины, не обращая внимания на вторую подругу. Её украшения громко звенели и царапали кожу и Веды, и Луи. Тело Луи покрывалось влажными поцелуями, и Веда уступила место, любовно прижимаясь к груди любимого.
Так, влюбленные питались друг другом, каждый день делая всё больше похожим на искусство.
«Можно ли любить так сильно», думала Веда и любила. В картины прибывали новые детали: внеземные жизни, вселенные, идеи, герои заселяли её маленький творческий рай.
В доме поселился вредитель — маленький, незаметный и шустрый. Он проникал в каждый уголок, работая своими клешнями тихо, так, что никто даже не знал о его существовании. Он, не привлекая внимания, но был ужасно прожорлив: обгладывал, ковырял, проедал, не оставляя ни малейшего следа, кроме чувства пустоты, которая с каждым днём становилась всё глубже. Так плодилась ревность, которая сквозила холодным ветерком между троицей.
— Тиана, ты странно себя ведёшь. — подметил Луи, когда в очередной раз она помешала Веде поцеловать его.
— Нет, всё как обычно. — ответила Тиана, позвякивая бусинами, вплетая их в браслет.
— Я вас нарисую! С натуры. — вмешалась Веда. — Голыми.
Луи без рубашки, развалившись на кушетке пил пиво и медленно думал. На его груди сопел котёнок, а под боком лежала бирюзовая укулеле. — Голыми? А ты?
— А я буду рисовать, конечно. — Тиана, раздевайся. Луи! Вставай. — Веда взяла с пола кусок льняной ткани и бросила к чистой стене. Затем стянула шкурку из искусственного меха из-под Луи и бросила её в тот же угол. Затем достала желтый прямоугольный лист и зафиксировала его на мольберте, освободив его от предыдущей работы.
Тиана радостно засверкала глазами. — А мне нравится! Меня никогда никто не рисовал. Ещё и голую. Луи, ложись!
Музыкант встал с дивана, аккуратно отпуская своих любимцев, и плюхнулся на мех. Тиана потянула за верёвочку длинной юбки цвета мокрого мха, и та стекла по ногам на пол. В трусах и бежевом бандо, она спустилась к Луи и стянула с него хлопчатобумажные шорты, и сама разделась до конца.
Веда мгновенно подхватила поток, жирные линии эротично ласкали холст, кисть со стоном касалась бумаги, оставляя плавные очертания двух загорелых тел.
Для получения тёплого оранжево-коричневого оттенка Веда смешала на палитре красный кадмий и охру, добавила немного умбры жжёной для и насыщенности, а для теней на коже она подмешала каплю ультрамарина и прорисовала освещенные участки белилами.
Процесс создания картины был похож на сакральный ритуал, где трое смешались в едином акте любви, глубокие тона красок символизировали близость между душами и телами влюбленных.
«Вот бы удержать этот момент, удержать любовь» — думала художница, вот бы любовь могла. Была способно застывать так же, как краска на холсте, тогда бы…
Погружаясь всё больше в транс, воспоминания начали проявляться в сознании Веды. Она вспомнила его, чья кожа пахла беспокойным морем, солёным потом и чем-то сладко-терпким. «Если не он, я никого больше не полюблю так». Когда она его увидела впервые, проезжающего мимо окон её дома, Веда моментально влюбилась, то есть нет, моментально побоялась влюбляться и не стала. Он проехал мимо, оставив её с мыслью, что он слишком свободен для любви. Но через несколько минут тот же самый юноша постучался в дверь, — это был курьер. Веда открыла дверь, а юноша подбежал к своему мотоциклу, чтобы достать из боковой корзины 19-литровую бутыль воды. Веду загипнотизировало движение его крепких рук, ловкие пальцы перехватили бутылку, и он переступил порог дома.
— Где ставить? — спросил он с неподобающей такому идеальному мужчине скромностью. Красивое лицо, сильное тело, черные короткие волосы, зелёные глаза за черными ресницами…
«Скорее бы он уходил» — подумала Веда, как магнитом её внимание влекло к юноше в свободной футболке и джинсах.
— Здесь. — Веда указала на место возле стойки у каменной раковины, делая вид, что занята чем-то своим, и до парня бутылкой нет ей никакого дела.
Юноша поставил бутыль, но уходить не торопился.
— Эмм… не нальёте воды? Эмм… пол дня капли в рот не брал. — с милой неловкостью попросил парень.
— Да, минуту. — Веда достала стакан и стала наливать воду из стеклянного графина, юноша прошел за ней и сел на табурет возле столика. Котик запрыгнул на него и уселся перед лицом нового знакомого. — Эмм.. ничего если я немного передохну, катался на сёрфе, волна сильно ударила.
— Ах, — воскликнула Веда, — Бедненький. Больно?
Сёрфер потёр плечо и усмехнулся.
— Да так, больно, очень.
— Дай посмотрю. — Веда осторожно коснулась его плеча. Под её пальцами кожа была горячей, как камень, нагретый солнцем. Прямо сквозь ладонь тепло сочилось к ней в сердце. Весь мир исчез.
Веда с усилием оторвала руку от юноши, на губах пульсировало «останься», «только не уходи», «нет», «люблю».
Любовь с первого взгляда, которой нет места среди людей, от такой не спрятаться. «Он не из тех, кого можно любить. Не из тех, кто останется. Он — слишком свободен.»
Сёрфер рассказывал Веде про свою жизнь, о приключениях, о море, об океане, о закатах и сёрфинге, о песнях, которые пишет, спрашивал про картины, про выставки, потом уезжал. Через несколько дней он снова привозил воду, и они снова проводили вместе время. Веда с каждым разом меньше вспоминала про осторожность, и влюблённость полностью захватила её ум, а затем и тело. Они часами занимались любовью, забывая обо всём.
— Я не хочу, чтобы ты уходил. Мне кажется, я люблю тебя. — не сдержалась Веда, сказав запретные слова.
— Как бы хорошо мне с тобой ни было, я не смогу приезжать постоянно. Скоро я улетаю в Италию, и мы больше не увидимся. — честно сообщил он.
После этого Сёрфер оставил её, любовь для него была невыносима, он любил только одну — это была его Свобода.

Тиана верхом на Луи, одним целым их тела ритмично извивались под звуки страсти. Веда смешивала краски, как и свою любовь ко всем троим. Её чувства — это нечто большее, чем отношения с одним человеком, больше, чем с двумя, никто не может насытить её.
Картина была почти написана, момент любви остановлен. Печаль и тоска напомнили о себе, и работа получилась темнее, чем нужно. Тиана обратила на это внимание:
— Не хватает солнца.
«Не хватает его» — подумала Веда. Тот, кого она так старалась забыть, снова появился. Веда старалась не думать о нём. О том, как его тёплая кожа пахла солью, как звучал его голос... Но память неизбежно рисовала этот образ снова и снова. «Почему нельзя любить всех, почему любовь такая неподвластная? Она знала, что однажды увидит его и не сможет удержать.
Так и случилось.
В среду пришло много посетителей: женщин, мужчин, молодых и зрелых, и пришел он. Веда следила за тем, как юный сёрфер, ходит по холлу, словно пришел сюда впервые. Он снимал работы художницы на камеру, фотографировал посетителей, стоял подолгу рассматривая детали. Веда боялась. Боялась, что иллюзия уже успела растаять, боялась снова сыграть в ту же игру, боялась снова потерять его, или то, что обрела после него.
Приблизиться к нему значило бы потерять его снова. Единственный способ сохранить его, это отпустить, по крайней мере не любить его так.
Юноша замер у картины: Шакти любуется возлюбленным, а Шива питает её знанием. Эта картина была написана в тот день, когда Веда попрощалась с ним. Никогда она не переставала любить его, никогда не пыталась удержать, и это открыло ей веру в любовь единственную незыблемую, в любовь, которая поселилась в каждой написанной картине, в каждом её холсте. Любовь, которую она дарила каждому, кто входил в её жизнь.
Люди приходили бесконечным потоком, Веда смотрела, как восхищаются они её творением, и наконец дух переполнил её сердце, Веда взяла чистый лист, установила на мольберт прямо посреди холла и стала писать новый шедевр.
Взмах кисти, штрих, блик, тень, завиток, — картина появлялась на глазах у всех, а любовь внутри всё расширялась. Веда полностью растворилась в красках. Юноша тоже смотрел на полотно и чувствовал, как она выразила свою любовь к нему. И Тиана видит любовь. И Луи. И жизнь видит эту любовь Веды к ней, и творчество, — нечто вечное, что-то, что будет жить в её картинах всегда.
Нанеся последний мазок, Веда сделала шаг назад, и тишина поглотила пространство. Все взгляды были прикованы к картине, но Веда не смотрела на неё. Она закрыла глаза, позволив сердцу разбиться на куски внутри себя. Это было освобождение. Она отпустила. Всё: страх, привязанности, боль, воспоминания.
Когда она подняла веки, из глаз лился яркий свет. Она улыбнулась, и в этой улыбке было всё: прощение, принятие, бесконечная благодарность. Она знала, что любовь не нужно удерживать, потому что она уже здесь, сейчас, в каждом вдохе и выдохе, в каждом движении кисти, в каждом сердце, в одиночестве и близости, ночью и днём.