Маленькие трагедии. Мудрость не китайская

"Если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть, как мимо проплывет труп твоего врага".

Прочитал однажды юный воин мудрое изречение, созданное чужим умом, согласился с ним и принял его в учение своё. Шла война, но не стал искать он битвы, но нашёл реку и сел ждать. Терпением он был преисполнен и готовностью жизнь свою потратить на ожидание. Ибо если ты принял головой идею и пустила она корни в сердце твоём, то, бывает, легче крепкие кровные узы разорвать, чем осевшие мысли изгнать из ума своего.

Сел, ждёт. До ночи прождал, тьма пришла, да не одинокая — с холодом за руку. Зябко воину стало, соорудил он себе шалаш тогда, чтобы тьмы подруга крепости сна не мешала и хвори не потворствовала. Уберегло жилище разум его от вялости туманной, а тело от болезни безжалостной, но не от голода.

Солнце яркое встало, поднялось утро вместе с ним и принесло тёплые света лучи, но ещё и голод острый. Взялся тогда воин за рыбалку: ловкостью своей да острой пикой рыбу добывал, хитростью своей да ивовыми ветвями ловушки на неё же ставил. Так себе пищу и добывал, в первое утро и в следующие дни.

Сначала — в розницу дни, далее оптом недели, шли и полна была живностью река, только и скупа на вражеские трупы. Затягивалось ожидание.

Устал воин от однообразия стола своего и решил целину освоить, да злаки посадить и овощами усилиться. Так и сделал.

К осени пришлось жилище укрепить и шалаш в домик вырос. Зима сурова, нежности не терпит, но весной и ей конец. Зимы конец весна, начало — лету. К лету воин сочинил из ствола крупного древа лодку себе, луком обзавёлся, в равной степени начал и охотой и рыбалкой промышлять. Обжил, как мог, место своего обитания, устроил комфортом ожидания своего край. Только время текло непристанно, а враги, ни живые, ни мёртвые, мимо не проплывали. Но удобством и сытостью своё бытие зрелый уже воин обеспечил, от того не терзали ум его сомнения. Так он и состарился.

Однажды, ранним утром, старый воин вышел на лодке в реку вынимать ранее ставленные сети, однако, то ли рыбы улов был богат чрезмерно, то ли коряга ушлая ухватилась за сеть, не справилось сердце с потугами тяжкими, замерло на передышку короткую, только так и остановилось.

Как тело погибло, так и ум кончился, и ожидание вместе с ним — покой настал. Отпустила тогда без хозяина вольная рука сети край и медленно двинулась лодка, увлекаемая вечным течением жизни.

Неделю, другую, третью несло бездушные остатки воина по воле реки, по изогнутому руслу — под пение птиц, под жужжание гнуса, под кузнечиков треск; сквозь зной дневной, сквозь прохладу ночную. Пока по правому берегу не открылись дыма столбы сначала, а затем и высокие пирамиды палаточного лагеря. То не были ни друзья, ни враги бездыханному телу, ибо нет у мёртвого ни друзей, ни врагов. Но были то те, кого всю свою жизнь ждал и не дождался юный когда-то, однажды состарившийся воин — при жизни их враг.

Мораль: если слишком долго сидеть на берегу реки, то можно однажды проплыть трупом мимо своих врагов.