Моя работа в музее

МОЯ РАБОТА В МУЗЕЕ

1. Приход в музей

Свои слова директор музея сдержал: после того как я принял экзамены, завершил учебный год по своим предметам, уволился из школы и приехал домой в Сельцо, чтобы отдохнуть после тяжёлого учебного года, через несколько дней, в середине июля, он позвонил  мне и сказал, чтобы я прибыл в музей не позднее 30 июля для устройства на работу с трудовой книжкой и прочими необходимыми документами.
– Тебе надо устроиться так, чтобы сохранялся непрерывный стаж и не прошло больше месяца с того дня, как ты уволился! – сказал он. – Я сейчас пребываю в отпуске. Ты приедешь в музей, и тебя оформит Нина Ивановна Ярёменко.
– Какой внимательный человек! – подумал я тогда. – Даже о моём стаже позаботился!
Я ещё не знал тогда Алексеева и наивно полагал, что это очень добрый, порядочный, искренний человек, ценивший меня за прежние дружеские отношения. Но, поступив на работу, я жестоко в нём разочаровался.
Итак, 29 июля 1997 года я приехал из Сельцо в Брянск и около 8-00 был в музее.
Рабочий день в этом учреждении начинался с 9-00, поэтому в вестибюле было безлюдно. Входная дверь была открыта, и я беспрепятственно вошёл в тёмное прохладное помещение. Справа, за колоннами, располагалась небольшая серая кабинка, в которой сидела красивая молодая женщина, лет тридцати пяти, голубоглазая, рыжеволосая, невысокого роста.
– Здравствуйте! – сказал я. – Я пришёл к вам на работу. Меня прислал Владимир Петрович. Могу я увидеть Нину Ивановну?
– Здравствуйте! – приветливо улыбнулась женщина, и её большие глаза заблестели. – Как вас зовут? – Она вышла из кабинки и подошла ко мне.
– Я – Константин Владимирович, – ответил я, всматриваясь в её красивое лицо. В голубых глазах женщины виднелись желтоватые искорки, сосредоточившиеся возле зрачков. – Меня пригласили на должность зам.директора по АХЧ…
– А я – Галя, – ответила дежурная. – Я – старший смотритель, слежу здесь за порядком. Прихожу рано и отпускаю ночного сторожа домой на отдых… Садитесь же, – она указала рукой на красного цвета банкетку, стоявшую у входа. – Нина Ивановна не всегда приходит рано, поэтому вам придётся её подождать…
И она завела со мной неторопливый разговор. Вскоре к нам присоединился ещё один человек. Из глубины музея вышел рослый, крупного телосложения лысоватый мужчина с густой рыжей бородой. На вид ему было около сорока лет.
– Это – Геннадий Петрович Поляков! – сказала Галя. – Он – старший научный сотрудник музея.
– Привет! – сказал Геннадий Петрович, увидев меня. – Какими судьбами?
Я с недоумением посмотрел на него: несмотря на то, что лицо Полякова было мне знакомо, я его не помнил и никак не мог понять, откуда он меня знает…
– Да вот пришёл на работу на должность зам. по АХЧ, – буркнул я.
– А! Так вот кого Алексеев хотел на место Зойки! – усмехнулся Поляков. – А мы всё гадали: почему он никого из наших сотрудников не назначит! Видишь ли, – Геннадий Петрович подмигнул, – Алексееву очень нужен сильный хозяйственник! Сам он слабоват в таких делах… А своих решил не ставить! Какой хитрый! Ты, как я наслышан ещё по институту, человек энергичный, с делом справишься! Что ж, желаю тебе успехов! А я, пожалуй, пойду передохнуть домой после ночного дежурства! – И он, подав мне руку, вышел из музея.
– Странно, – пожал я плечами, – мы же совсем незнакомы, а вот он уже критикует Алексеева, будто тот слабый хозяйственник?
– Тут ещё не такое услышите, – улыбнулась Галя. – Владимир Петрович был избран на должность директора музея подавляющим большинством голосов! А Геннадий Петрович тоже был в списке кандидатов – за него проголосовало значительно меньше людей. Видите ли, было такое время, и разрешали выбирать руководителей из коллектива своими сотрудниками. До Владимира Петровича тут была директором Осипенко Людмила Фёдоровна. Когда случилась в стране заваруха, и власть захватил Ельцин, она, как преданный коммунист, подала заявление об уходе: не хотела-де работать под руководством предателя! Ну, вот и избрали Алексеева… А Поляков оказался не у дел. Вот и злится на Владимира Петровича… Сам хотел власти, но не обломилось… А Алексеева здесь все любят. Он – очень хороший человек! Сам живёт и другим жить не мешает!
Разговор прервался. Стали входить сотрудники музея. Они с любопытством смотрели на меня, но здоровались немногие. Это – брянский менталитет: незнакомые предпочитают не здороваться, а если и здороваются, то считают, что тебя «рублём одарили».
Вдруг открылась дверь, и вошла знакомая мне женщина – Никулина Светлана. Я работал с ней в археологической экспедиции в Новгороде.
– Привет, Света! – весело сказал я. – Так ты, выходит, тут работаешь?
– Привет! – не менее доброжелательно ответила Светлана. – Что ты тут делаешь? Если к Алексееву пришёл, так его тут нет: он в отпуске…
– Я знаю, – кивнул я головой. – Он меня прислал к Нине Ивановне, – и я рассказал о сути дела.
– Так ты на место Зои? – пробормотала Света и покачала головой. – Вот уж будет недоволен Пищулин! Так его обошли… А мы все думали, что быть ему замом!
И она, махнув мне рукой, пошла направо в коридор, где располагался кабинет дореволюционной истории.
Вскоре пришла и Нина Ивановна Ярёменко, секретарь и верный друг Владимира Петровича Алексеева. Она, невысокая, седовласая со злым морщинистым лицом и  пронзительными карими глазами, вошла в музей и сразу же, поздоровавшись, спросила: – Вы – Константин Владимирович?
– Да, это я! – ответил я, здороваясь и вставая.
– Пройдёмте со мной в приёмную! – улыбнулась Нина Ивановна и сверкнула своими сердитыми глазами.
Я последовал за ней и увидел в приёмной комнатке, располагавшейся между кабинетом директора и кабинетом его заместителей – ещё двух женщин. Одну, пожилую, в возрасте за семьдесят лет, по имени Нина Петровна, и другую – молоденькую, около двадцати лет, хорошенькую стройную девушку в очках, тоже по имени… Нина.
– Ниночка, дай нам анкету и чистый лист! – распорядилась Нина Ивановна. – Тут к нам пришёл молодой человек, – она посмотрела на меня, – Константин Владимирович… Он будет работать на месте Зои Владимировны.
Нина встала, отодвинула выдвижной ящик стола и протянула мне бланки.
Я тут же сел за стол и под заунывные разговоры Нины Ивановны с Ниной Петровной, перечислявших свои многочисленные болезни и описывавших свои тяжкие страдания, начал заполнять требуемые документы: заявление о приёме на работу, анкету и автобиографию.

2. Начало работы в музее

После оформления документов, Нина Ивановна повела меня в так называемый «хозяйственный отдел», располагавшийся в кабинете № 5 по левому коридору, предпоследним от приёмной. Последним от приёмной и первым при входе в коридор был кабинет № 4, который пребывал в полуаварийном состоянии. В нём некогда ютились сотрудники дореволюционного отдела, но в связи с тем, что прохудилась крыша, и потолок этого кабинета протекал, людей оттуда перевели в другое место. Поэтому  кабинет был пуст и грязен от постоянных дождевых заливов.
В кабинете № 5 сидела молодая женщина, примерно 36 лет, невысокая, худощавая с внешностью жительницы села. Как я потом узнал, она была по национальности марийка, и ещё в детстве родители вывезли её сначала в Навлинский район, где они жили в какой-то деревне, а потом – в Брянск, где они, как хитроумные деревенские люди, довольно скоро добились большой трёхкомнатной квартиры.
– Это – Лена Фильченкова – инженер-смотритель здания, – представила её Нина Ивановна. – Она – ваш работник и введёт вас в курс дела. А теперь я вынуждена уйти. Извините – много дел!
И Нина Ивановна удалилась.
– Константин Владимирович, – представился я. – Назначен заместителем директора по АХЧ.
– Очень приятно! – улыбнулась Елена. – Располагайтесь за этим столом, – она указала рукой на большой канцелярский стол, стоявший под окном.
Я уселся за стол и огляделся. У меня за спиной оказалась отопительная батарея. Справа от меня – два больших книжных шкафа, забитых различными книгами и документами, рядом с ними – ближе к входной двери – стояли два мягких кресла, одно – большое, другое – поменьше. К моему столу примыкал стол Елены, располагавшийся напротив кресел. Чуть подальше, в углу, противоположном креслам, по линии стола Фильченковой, ближе к двери, стоял большой платяной шкаф.
Кабинет был грязный, пыльный. Не было никакого сомнения, что его предыдущая хозяйка совершенно запустила работу и даже не заботилась о чистоте помещения.
– А где моя предшественница? – спросил я Елену. – Неужели уволилась?
– Не уволилась, а переведена на другую работу, – ответила инженер-смотритель здания. – Она, как вы видите, запустила все дела, запила, ну… и директор, как человек добрый, перевёл её смотрителем в один из наших филиалов – в литературный музей…
– Да, действительно добрый, – пробормотал я, – если за такие дела совсем не уволил… А какая там зарплата?
Фильченкова назвала.
– Да разве можно на такие деньги жить?! – воскликнул я. – На них ведь даже на проезд к месту работы не хватит?!
– И, тем не менее, это хоть что-то, – вздохнула Елена. – Где она теперь найдёт работу, да ещё будучи выпивохой? Она не заслужила большой зарплаты, потому как прогуливала, не занималась хозяйственными делами… Директор всё терпел. Он вообще не любит скандалов, боится, что узнает обо всём начальство. Но тут Зоя пропила музейный забор, и тогда он решил от неё избавиться!
– Пропила забор?! – вскричал я. – Вот так дела! Ну и порядки тут у вас! А что за забор, небось ветхий, деревянный?
– Да кто же купит ветхий? – усмехнулась Елена. – Как раз и не ветхий, а металлический, прекрасной ковки и литья! Пойдёмте на хоздвор, я покажу вам его.
Мы прошли через вестибюль, зашли в длинный мрачный коридор, забитый до отказа всяким мусором (кусками брёвен, досок, металлическими скобами, опилкой) и приблизились к пожарной двери. Елена достала ключ и сняла подвесной замок. Мы вышли на бетонное крыльцо, и я увидел большое огороженное добротным металлическим забором пространство, на котором резвилась детвора, а в широко распахнутых воротах стоял грузовик.
– Наша автомашина? – спросил я.
– Нет, – улыбнулась Елена. – Видимо, кто-то приехал в соседний банк и, потому как из-за легковых машин негде стать, расположился в наших воротах.
– Так какой же забор похитила злополучная Зоя Владимировна? – нахмурился я, глядя на царящий передо мной хаос.
– Да вот этот, – махнула рукой Елена в сторону ворот, где сиротливо маячил грузовик. – Весь этот забор и пропила!
– И как же он вернулся назад?
– А дело в том, что к нашему забору примыкает так называемый «кондомиум», совместно управляемый местными богачами дом. В своё время бывший начальник управления культуры Сорокина передала большой участок нашего хоздвора под застройку частного дома. Организатором застройки был некий господин Сорока Владимир Фёдорович. Он был начальником брянских областных тепловых сетей. Словом, большой и богатый человек. Так вот, Сорока договорился с госпожой Сорокиной, и та отдала нашу землю с частью забора под этот участок, и богатые люди построили на нём дом…
– Небось, за взятки?
– Возможно. Но уже взяткой госпоже Сорокиной можно считать тот факт, что одну из квартир в этом элитном доме получила её дочь! Так что та не просчиталась. Хотя её вскоре новый губернатор Лодкин «турнул», как говорится, «под зад коленкой». Вот уж была мегера, житья от неё никому не было! Наглая, злобная!
– А как же пропитый забор?
– Да. Зоя Владимировна ухитрилась продать этот забор за бесценок тому же Сороке! И довольно долго здесь совсем не было забора… Директор даже не заметил, что забор исчез… А сотрудники думали, что это тоже дело рук всесильной (хоть и отставной) Сорокиной... Ведь у нас у власти мафия, а там все переплелись!
– Да, вот так директор! – подумал я. – Если даже кражу столь заметного и дорогого забора не заметил!
– Всё обнаружилось лишь через две недели. Местный участковый обходил свою территорию и, увидев отсутствие забора, пошёл к директору и едва не устроил скандал. Тогда Алексеев, собрав наших ребят, пошёл вдоль забора «кондоминиума» и увидел там продолжение… из музейного забора. Пошли к Сороке и потребовали вернуть забор на место. Тот не захотел скандала, вызвал бригаду рабочих, и забор вернули на прежнее место. Дело «замяли», Зою уволили, вернее, перевели на другое место, а народ приучили, что здесь проходной двор, и теперь не знаем, что делать. Толпы ходят взад-вперёд. Проломили лаз уже с другой стороны. По вечерам здесь сборища хулиганов. Бьют наши окна, воруют стройматериалы.
Я глянул на обшарпанный задний корпус музея и побледнел: почти все большие окна, выходящие на музейную экспозицию, были выбиты. Местами в оконных провалах стёкла заменяли оцинкованные железные полосы, кое-где – решётки, но задняя часть здания пребывало просто в катастрофическом состоянии!
– А как же зима? – воскликнул я. – Ведь сотрудники наверняка замерзают! А какова сохранность экспонатов? Ведь они же гибнут от сырости и холода?!
– Об этом никто не думает! – покачала головой Елена. –  Нет денег да и времена сейчас непростые – ельцинская анархия! Все думают лишь как бы самим выжить!
– Ну, а как же директор? Неужели нельзя поднять тревогу, привлечь власти, общественность? Ведь гибнет такой объект культуры, страдают люди!
Фильченкова усмехнулась и как-то странно на меня посмотрела. – Ладно, – вздохнула она, – поработаете, сами всё поймёте. А сейчас пошли смотреть наши самые уязвимые места!
– Господи, неужели есть ещё более уязвимые? – подумал я, понимая, что  попал в нелучшее место.
– Есть, Константин Владимирович, – весело сказала Фильченкова. – Вот, к примеру, этот склад, – она подвела меня к подвальному помещению, располагавшемуся справа от крыльца выхода на хоздвор. – Пойдёмте вниз.
Мы спустились по ступенькам, и Елена толкнула рукой подвальную дверь. Та легко поддалась. – Вот здесь наш склад, где лежат многие дорогостоящие, но громоздкие вещи. Поэтому их ещё не украли…
– Господи, да разве нельзя подвесить замок?!
– Вешали, да по ночам хулиганы сбивают замки! А теперь нет денег и на замки! Пойдёмте теперь в сам музей. Я покажу вам кондиционер и крышу.
Мы вошли в мрачный грязный коридор и, постоянно перешагивая через всевозможный хлам, приблизились к другой пожарной двери, увенчанной амбарным замком, возле которой располагалась дверь в кондиционер. Елена открыла дверь своим ключом, сняла замок, и мы спустились по железной лестнице вниз, где стояли металлические ящики, щиты, какое-то громоздкое оборудование.
– Здесь справа – холодильники, это – электрощиты, это – моторы, а это – сам кондиционер, – объясняла Фильченкова, показывая рукой на покрытых ржавчиной огромных стальных монстров. – Тут осторожней, – она остановилась. – Здесь вода. Протекает крыша, и образовалась лужа. Кондиционер никогда не действовал. Его попробовали запустить в день сдачи здания, но что-то не пошло, и теперь он тут ржавеет.
Я открыл дверцу одного из электрощитов. Он оказался пуст: висели лишь местами оторванные провода.
– А где же оборудование? – удивился я.
– Да бывшие электрики, отвечавшие за кондиционер, поснимали всё на запчасти! Если что-то приходило в негодность, лезли в кондиционер и снимали. Покупать ведь запчасти было не за что!
– А где эти электрики? Их надо опросить. Ведь их действия – форменное воровство!
– Ищите ветра в поле! – рассмеялась Елена. – Их уже подавно тому как уволили! Кондиционер не работал: зачем тогда обслуживающий персонал?
Я посмотрел по сторонам. Кругом валялись задвижки, электродвигатели, бесчисленный мусор.
– Лена, да ведь здесь – настоящая мусорная свалка! – пробормотал я. – Разве можно так относиться к государственному имуществу?!
 Фильченкова опять как-то странно посмотрела на меня. – Всё это – чепуха! – сказала она насмешливо. – Вот пойдём на крышу, и там вы увидите настоящую свалку!
Покинув заброшенный кондиционер, мы вышли на лестницу, по которой стали подниматься наверх. По мере движения я всё больше и больше приходил в ужас.
Под лестницей была целая свалка металла и деревянных конструкций, сама бетонная лестница, засыпанная мусором и дохлыми мухами, также являла собой печальное зрелище – видимо, не убиралась годами.
Вот мы поднялись на второй этаж и подошли к большой стеклянной двери. Елена достала из связки ключ и сняла очередной замок. Открылась дверь, и мы оказались на крыше, заваленной таким слоем мусора, что было ясно, почему она течёт.
– Что это за мусор?! – вскричал я, показывая на спиленные стволы деревьев, пни, картонные ящики, лесную почву и даже прогнившие куски мха.
– Это «природники», вернее, сотрудники отдела природы устроили здесь склад, – засмеялась Елена. – Им некуда девать свои находки, вот они и сложили здесь их. А директор разрешил… Как только ушла бывшая директриса Осипенко Людмила Фёдоровна, так сотрудники совсем распоясались. Не считаются с хозотделом, а если мы не разрешаем им мусорить, они идут к директору, а он – со всем согласен, лишь бы не ссориться с избравшими его научными сотрудниками! А те для того его и избрали, чтобы творить, что хотят…, – тут она замолчала, покраснела и добавила: – Вы уж не говорите про мои слова Владимиру Петровичу. Но я вам врать не хочу: когда была Осипенко, тут был и порядок, и чистота, и деньги на ремонты откуда-то брались… Но вот Владимир Петрович такой добрый, мягкотелый. Не умеет он требовать ни у начальства, ни у подчинённых.
Когда мы поднялись на третий этаж  – на самую высокую крышу я уже не питал тех добрых чувств к Алексееву, какими обладал раньше.
Грязь, беспорядок и бесхозяйственность привели меня к выводу, что он –никуда негодный руководитель. – Видимо, придётся серьёзно засучить рукава и наводить порядок самому! – наивно подумал я, грустно возвращаясь в свой кабинет. – Возможно, Алексеев и нуждается в моём опыте, искренности и желании исправить положение дел.
Будущее показало как глубоко и безнадёжно я ошибался.
В первый день своего пребывания в музее я не ходил в экспозиционные залы, но уже предполагал, что обстановка там будет не многим отличаться от уже увиденного. Сначала я решил познакомиться с персоналом музея и, в первую очередь, с собственно хозяйственниками и связанными с ними людьми.
За центральной лестницей, в коридоре, по которому мы проходили (налево – к выходу на хозяйственный двор и направо – к кондиционерному подвалу и лестнице на крыше) располагались технические помещения.   
Сразу же, за лестницей, находилась электрощитовая комната, в которой сидел музейный электрик – Новосёлов Василий Андреевич – пожилой человек, пенсионер, имевший взрослого сына и вынужденный, как сказала мне Лена, подрабатывать, поскольку его супруга, бросив семью, куда-то сбежала.
– Вы с ним будьте помягче, – посоветовала Елена. – Василий Андреевич очень раздражительный человек! Любит выпить. Но руки у него – золотые!
Я вошёл в щитовую. Там среди электрощитов, всевозможного оборудования, множества картонных ящиков, забитых отработанными лампами дневного света, стоял небольшой столик. А за ним на стуле сидел пожилой, с багровым от неумеренного употребления спиртных напитков морщинистым лицом, низенький, круглолицый и голубоглазый электрик.
–  Здравствуйте, Василий Андреевич! – громко сказал я при входе. – Я – ваш новый заместитель директора по АХЧ, Сычев Константин Владимирович.
– Здравствуйте! – хрипло произнёс электрик, встал и подошёл ко мне, протягивая руку.
Я пожал ему руку и вгляделся в его глаза. Судя по всему, Василий Андреевич был в лёгком опьянении. Как я потом узнал, пьянство у персонала музея было делом обычным и даже почётным.
– Как же вы тут ютитесь, Василий Андреевич? – спросил я его с изумлением. – В таком беспорядке, рядом с опасными приборами да ещё среди ртутных ламп? Это же вредно для здоровья! Да, кроме того, в щитовой вообще запрещено находиться работающим!
– А куда мне деваться? – пробормотал Новосёлов. – Другого кабинета мне не дают…»
– Ну, я попробую решить этот вопрос, – промолвил я, –  потому как кабинет электрика  – дело серьёзное. А вот почему у вас здесь склад отработанных ртутных ламп? Их ведь надо куда-то сдавать, а хранить нельзя! Вот разобьётся одна из них – и вы – инвалид!
– Стар я уже, чтобы бояться ртути! – хрипло рассмеялся электрик. – А ламп этих в музее накопилось «море». На складе у Галины Павловны их ещё сотня добрая ящиков, если не больше!
– Что же вы, Лена, за этим не смотрите? Ведь в музее сложилась опасная для здоровья сотрудников обстановка! Может быть чрезвычайное происшествие! – воскликнул я.
– Да я уже сотни раз говорила про эти лампы директору! – усмехнулась Фильченкова. – Только толку от этого никакого не было! Понимаете, чтобы сдать эти лампы на утилизацию, нужно платить большие деньги. По тысяче рублей за штуку! А где их взять? Директор не хлопочет… А что я одна сделаю? Вот и накапливаются лампы…
– Ладно, что-нибудь придумаем, – задумчиво промолвил я. – Вижу, что дел тут невпроворот! А где же кладовщица? Почему не заберёт эти ящики к себе на склады? Ведь им место не в щитовой?!
– Мы сходим к Амелиной Галине Павловне, кладовщице, – весело сказала Елена, – но не сейчас. Галина Павловна ушла по своим делам в магазин. А может, в больницу. У неё, знаете ли, плохое здоровье, и она частенько ходит на приём к врачу…
– Странно… В рабочее время… Она что, подала заявление или отпрашивается у директора?
– Вот вы даёте! – улыбнулась Елена. – Что, разве здесь военный завод? Мы тут и так за гроши работаем! Здесь всё-таки музей! Здесь вольные порядки!
– Вольные-невольные, но это – государственное учреждение! И дисциплина должна быть! Иначе здесь всё развалится…, – пробормотал я.
– А здесь и так всё развалилось! – с раздражением молвил Новосёлов. – Распустил тут всех директор! Что хотят – то и делают! Вон, смотрите, уборщицы так «убирают», что везде одна грязь! Проведут мокрой и грязной тряпкой по полу, вот и всё! Да шляются все, где хотят, в рабочее время! Я-вот, попробуй, выйди! Сразу же бегут: где электрик, где электрик?  А научные сотрудники почти весь день проводят на базаре или в магазинах. Проведут раз в неделю экскурсию, да и всё! А тут отсиживают себе зады да сплетни друг про дружку разносят! Страм да и только!
– Вы не горячитесь, Василий Андреевич! – сердито бросила Фильченкова. – Вас директор не обижает! Нечего молоть ерунду! Да пугать нового начальника! – Она с боязнью посмотрела на моё покрасневшее от досады лицо.
–  Неча мне рот затыкать! – вскричал Василий Андреевич. – Выбрали себе директора, чтобы ни ф-фуя не делать! Вот теперь и куражитесь над ним! Не музей, а лебедь, рак и щука!
– Пойдёмте, Константин Владимирович, в другой кабинет, – заторопилась Елена. – Там у нас есть что ещё посмотреть.
Мы пошли в правое крыло коридора и приблизились к следующей двери. Я толкнул её. В ноздри ударил резкий запах застоявшегося мусора.
– Что это? – поднял я брови. – Никак здесь свинарник?
– Да нет, – улыбнулась Фильченкова, – это комнатка для уборщиц.
– Я понимаю, что комната уборщиц должна содержаться в чистоте. Здесь нужно хранить спецодежду для уборщиц, чтобы они могли переодеваться, инвентарь для работы, специальные средства: там, мыло, стиральный порошок, сода… А здесь – мешки, битком набитые мусором! Неужели нельзя выбрасывать мусор в ящик на хоздворе?
– Разве вы не видели, что мусорный ящик хоздвора забит до отказа и сыпать мусор некуда! Несмотря на то, что ящик большой, в него ежедневно выбрасывают мусор все жители близлежащих домов! Им, видите ли, не хочется ходить на свою свалку, расположенную подальше! Вот если бы закрыть ворота да отремонтировать забор, тогда бы мусорный ящик был только музейным! Да и мусор редко вывозят…
– Вот так история! – развёл я руки. – Ведь, как я полагаю, за вывоз мусора предприятия платят немалые деньги! Кто здесь за это отвечает?
– У нас отвечает за вывоз мусора «Спецавтохозяйство». Но мы – их давние должники! Вот уже полгода не платим! Я говорю директору, а он отвечает одно: – Где я возьму деньги?
–  Но извини, руководитель должен решать эти вопросы! – буркнул я. – В противном случае, музей превратится в свинарник! Впрочем, он уже в него превратился! Ладно, пойдём дальше!
Мы подошли к следующему кабинету, двигаясь в сторону кондиционерного подвала.
– Вот здесь у нас помещается техник, – сказала Елена, открывая очередную дверь. – Андрей Верхутин. Мастер на все руки!
Я вошёл в просторное, длинное помещение. Здесь располагалась мастерская. Вдоль левой стены, прямо у двери стояли длинные столы и завершались они железным сверлильным станком и большими тисками. Напротив – вдоль правой стены – стояли стеллажи, на которых в беспорядке были наброшены различные инструменты: ножи, топоры, сверлильные дрели. Там же кучами валялись гвозди, шурупы, винты, гайки. В самом правом углу стояло кресло, а за ним – целая куча фанерных щитов. Мастерская завершалась ещё одной дверью, располагавшейся в дальнем углу. – Здесь кладовка, – сказала Елена.
За столом, у двери, сидел на стуле невысокий паренёк, лет тридцати, круглолицый, приятной внешности.
– Андрей, это – Константин Владимирович! – представила меня Фильченкова. – Он наш новый зам. по АХЧ!
– Здравствуйте! – весело сказал, вставая и улыбаясь, кареглазый техник. – А я вот тут буквы вытачиваю к выставочному стенду. Рад, что вы сменили Зою! Разбаловалась она совсем, да дела запустила. Не женское дело хозяйствовать! У нас тут не хватает самого необходимого: нет досок, достаточного количества фанеры, не обновляется инструмент, нет даже железной сетки. Видели, что вся сетка-рабица в хоздворе порвана да расхищена? Давно пора бы обновить, а никто и не шевелится! Думаю, что вы сдвинете дело с «мёртвой точки»!
– Да, «сдвину», – горько усмехнулся я про себя, выходя в коридор. – А это что за решётчатая дверь? – указал я рукой на противоположное двери техника помещение.
– А это… музейные фонды, – пробормотала Елена. – Это нас не касается. Этим занимаются работники фондов. Ключи есть только у заведующей фондами и у археолога Ющенко.
– Ющенко? – тихо сказал я. – Фамилия знакомая… Ну, коли нас фонды не касаются, пойдём дальше. А что это за дверь? – кивнул я головой на следующее за кабинетом техника помещение.
– Это – кабинет Валеры Пищулина, – молвила, сделав серьёзное лицо, Елена. – Он – зав. выставочным отделом. К нам не относится, но часто обращается по делам. Хотите переговорить с ним?
– Пожалуй, – ответил я и толкнул дверь. В маленькой комнате за небольшим столом сидел невысокий, рыжеватый и лысоватый мужчина в возрасте около сорока лет. Некрасивый, морщинистый, с болезненным лицом и голубыми, с красноватыми прожилками, глазами.
– Похоже, что он тяжело болен, – подумал я и поздоровался.
– Это наш новый зам. по АХЧ, Константин Владимирович Сычев, – сказала скромно Елена, опустив глаза. Видно было, что она уважала и побаивалась Пищулина. – Вы тут поговорите, а я пойду!
И она быстро удалилась.
– Садитесь, Константин Владимирович, – сказал скрипучим, но властным голосом, хозяин кабинета. – Видите, вот вы пришли на место Зои Владимировны. Наследие у вас, прямо сказать, незавидное. И вы, прежде чем устроиться здесь на работу, хорошо подумайте, справитесь ли вы…
– Посмотрим, – невесело сказал я, усаживаясь на стул, стоявший напротив Пищулина. Мы смотрели друг на друга через стол.
– А что тут смотреть? – буркнул Валерий. –  Надо сразу брать «быка за рога»! Алексеев – плохой хозяйственник! Если не будет хорошего зама по АХЧ, музей придёт в упадок!
– Он уже в упадок пришёл! – пробормотал я.
– Именно так! Нет ни нужных материалов, ни необходимых для работы предметов. Даже шариковые ручки и карандаши сами покупаем! Ремонты здания не проводились со времени сдачи музея строителями, аж с восемьдесят третьего года! Крыши текут, в экспозиции – битые витрины, окна. Скоро зима, а у нас смотрители мёрзнут… Да и весь музей зимой – форменный холодильник! Опрессовку отопительной системы не проводили никогда! Музей в долгах, «как в шелках»! Часто за долги отключают свет, воду… Да и зарплату платят нерегулярно. Свои гроши вовремя не получишь. А директор либо по командировкам путешествует, либо в отпуске отсиживается в своей грёбаной Сосновке, что близ Орминки, пишет свою «муть»! Вы почитайте его книги: одна пустота… Неинтересно да и безграмотно! Лучше бы о музее позаботился! Даже для выставок, приносящих доход, нет досок! А ведь всё можно легко изменить, стоит только захотеть!
И он стал высказывать свои мысли об улучшении положения дел, настолько фантастические, что мне стало смешно.
– Тут хотя бы навести элементарный порядок, а уж не коммунизм строить, – думал я, выходя от красноречивого заведующего выставочным отделом, – вот уж болтун так болтун: ему бы фамилию носить не Пищулин, а Пижьжюлин!
Эту мысль я высказал Фильченковой, вернувшись в хозяйственный кабинет.
–  Ну и шутник вы, Константин Владимирович, – рассмеялась она. –  Надо же, придумали: Пижьжюлин! Не говорите никому, а то наживёте себе такого врага! Валера очень мстителен!
– Знаешь, Лена, я хотел бы посмотреть ещё один, последний кабинет, но на двери висел амбарный замок. Пока мы разговаривали с Пижьжюлиным, там хлопнула дверь. Кто там работает?
– Там работает Саша Дарымов. Он почти глухой, имеет инвалидность третьей группы. Он попивает водочку и часто прогуливает. Это наш плотник. Видимо опять пошёл в пивную…
– Господи, ну и порядок у вас! – пробормотал я. – Неужели так всё развалено? Придётся засучить рукава!
– Самое лучшее, Константин Владимирович, никуда не лезть! Здесь свои порядки, их изменить невозможно. Начнёте бороться: против вас поднимутся все! Особенно если заденете научных сотрудников! Директор обязан им своим избранием, и они, фактически, хозяева музея! Хотя есть у него и враги, голосовавшие открыто против него. Вот, к примеру, Печикина Надежда Владимировна. Она тут немало, так сказать, «наломала дров»! Где-то в девяносто втором году Пищулин организовал кооператив. Тогда это было модно. В него вошли его друзья: Поляков Г.П., Токарев Ю.В., Зотова О.Д… Ну, они решили заниматься реставрацией монет и изготовлением всевозможных краеведческих сувениров с целью сбыта их населению. А Печикина написала донос в КРУ! Здесь почти все такие завистливые и скандальные… Пусть сами будут плохо жить, но и другим жить не дадут! Это настоящие советские люди! А вы ещё хотите навести какой-то порядок? Тут тронь кого – «все шишки на вас посыпятся»! Впрочем, вскоре вы сами всё увидите.
В тринадцать часов наступил обеденный перерыв. Часть сотрудников, пришедших из магазинов и базара, отправились по домам. Я достал привезённый с собой скромный обед – плавленый сырок «Дружба», треть буханки чёрного хлеба и термос с чаем. На то, чтобы сходить в ближайшую столовую, уже не говорю о кафе, денег не было.
Надо сказать, что в России существует такая категория работающих, как «бюджетники». Это: учителя, врачи и работники учреждений культуры (таких как, например, краеведческий музей). Эти люди, являющиеся фактически государственными служащими, получают настолько ничтожную зарплату, что на неё совершенно невозможно прожить! Поэтому из этих учреждений уходят все квалифицированные специалисты, ибо им нечем кормить семьи! А работают и существуют безбедно либо лица, пришедшие по протекции из разных бюрократических учреждений (например, назначенные по звонку из управления культуры), либо жёны бывших начальников (их зарплата – лишь дело формальное), зарабатывающие стаж для будущей пенсии, либо совсем ни к чему не приспособленные и ничего, кроме сплетен и болтовни не умеющие, почему вынуждены, скрепя сердце, проводить время в музее. Здесь, как оказалось, даже уборщицы пребывали по протекции.
После обеда я отправился искать уборщиц, чтобы побеседовать с ними о качестве работы. Но и здесь меня опередила Фильченкова. – Сейчас нет смысла искать уборщиц, – сказала она. – Они приходят рано утром или поздно вечером. У каждой имеется свой участок. Вот если хотите поговорить с ними, то либо приходите рано утром, либо оставайтесь после работы. Но с ними будьте тоже поосторожней. Одна из них – родная тётка самого директора!
– Покажи-ка мне, Елена, график работы уборщиц, – попросил я. – Нужно установить определённый контроль!
– А у нас нет никакого графика! – мило улыбнулась Фильченкова. – Зачем он нам? Мы и так всё знаем!
Потрясённый, я вновь сел в своё кресло и задумался. В этот момент открылась дверь, и вошла пожилая, но всё ещё привлекательная, со следами былой красоты, круглолицая голубоглазая женщина. Она была невысокого роста с хорошей фигурой, одетая в тёмное элегантное платье.
– А вот и наша Галина Павловна! – воскликнула, вставая, Елена. – Это наша главная хозяйка! Опытнейшая кладовщица! А это – наш новый зам по АХЧ, Константин Владимирович. Знакомьтесь, Галина Павловна!
– Очень приятно! – расцвела в улыбке «опытная кладовщица». – Наконец-то у нас будет настоящий хозяин, мужчина, а не вздорная Зойка!
– Садитесь, Галина Павловна! – указал я рукой на кресло. Она присела. – А где вы были всё сегодняшнее время?
– Ходила на приём к врачу, – поморщилась кладовщица. Было видно, что мой вопрос был для неё неожиданным и неприятным. – Страдаю вот печенью, делаю анализы. А в больницу меня отпустил Владимир Петрович!
– Так он же в отпуске?
– Ну, за него – Нина Ивановна. В крайнем случае, она договорится с директором, и всё будет в порядке!
– А что, за время отсутствия директора нет никого из заместителей, кто бы исполнял его обязанности?
– Как же, есть! – улыбнулась Елена. – Татьяна Ивановна Прокофьева. Она – зам. по науке! Но обычно она в такие дела не вникает… Есть на это Нина Ивановна…
– Теперь будем отпрашиваться у вас! – буркнула Галина Павловна и встала. – Пойдёмте же, Константин Владимирович, я покажу вам своё складское хозяйство.
Мы вышли из кабинета, прошли вестибюль и направились к внутреннему складу, располагавшемуся напротив выходной двери на хоздвор. Галина Павловна достала связку ключей, открыла дверь, и мы вошли в мрачное помещение, заставленное полупустыми стеллажами. Кладовщица включила свет. У самого входа на склад располагался большой канцелярский стол и два мягких стула, за ними – за шторой из тёмного драпа – стояли упомянутые стеллажи. На столе кладовщицы лежали в аккуратном порядке книги, тетради, стоял стакан с ручками и карандашами.
– Любим порядок, – сказала Галина Павловна. – У меня здесь всегда чисто и уютно.
  Она раздвинула штору и пошла вглубь кладовой. – Видите, почти ничего нет, – сказала она с грустью в голосе.
На стеллажах лежали несколько тюков каких-то тканей, две-три пачки стирального порошка и пустые ящики.
– Давно ничего не получали ни для ремонта, ни для текущей работы сотрудников. Даже моющие средства и тряпки для уборщиц кончаются… Теперь ваше дело всё это достать. А теперь пойдём на уличные склады.
Мы вышли в коридор. Амелина Галина Павловна закрыла склад, достала ключ от дверного замка на хоздвор и открыла дверь. Мы вышли на улицу, куда ходили с Фильченковой перед обедом. – Елена уже показывала мне тот незакрывающийся склад, – махнул я рукой в сторону левого подвала. – Надо что-то решать! Без замка нельзя!
– Да, вы правы, – кивнула головой Галина Павловна. – А теперь идите сюда. Вот здесь, справа за сеткой-рабицей – мой другой склад. Сейчас я его распечатаю, и мы всё осмотрим. А немного дальше, вдоль стены, есть ещё один мой склад. Посмотрим и его.
Мы вошли, и первое, что бросилось мне в глаза, были сложенные едва ли не в два десятка слоёв добротные пиломатериалы.
– Да у вас же прекрасная доска! Да так много! Почти до потолка! Да это же дуб! А мне жаловались сотрудники, что у нас нет доски и пиломатериалов! – воскликнул я.
– Но это не музейные вещи! – покраснела Галина Павловна. – Это – моё имущество! Я в своё время купила эти пиломатериалы у музея по себестоимости!
– А этот шифер? А эта сетка-рабица? – я стал перечислять переполнявшие склад и такие нужные музею вещи.
– Это всё – моё! – Решительно произнесла кладовщица, не обращая внимания на моё недоумение.
В следующем складе всё повторилось. Здесь, оказывается, даже ткани принадлежали Галине Павловне!
Мрачный выходил я из хозяйства опытной кладовщицы. А она всё говорила и говорила, весело перечисляя достоинства и заслуги Алексеева, создавшего, по её словам, спокойную и справедливую жизнь для своих работников.
Вернувшись во внутренний склад Галины Павловны, я задал ей естественный вопрос. – Коли в посещённых нами складах располагаются ваши личные вещи, то почему бы вам не вывезти их к себе? Ведь хранение личных вещей на государственных складах недопустимо!
– Мне всё это разрешил Владимир Петрович! – последовал резкий ответ, и я понял, что самоуверенность кладовщицы связана с поддержкой её деятельности Алексеевым. – Она так нагло себя ведёт, – подумал я, – потому что на деле не она – хозяйка этих ценностей, а лишь прикрывает истинного владельца!
– Также меня удивляет, как мог позволить вам директор приобрести «по себестоимости» дефицитные и потребные музею материалы? Выходит, музей бедствует, а вы, пользуясь добротой директора, наживаетесь на этом?
– Не надо нам ссориться, Константин Владимирович! – покраснела от гнева кладовщица, и я сразу понял, что за её спиной стоят влиятельные покровители. – Директор здесь хозяин, а не вы! Коли он позволил, значит, всё законно. Что же касается бедственного положения музея, то это вовсе не так! Тот же Пищулин с Зотовой получают на каждую выставку столько материалов, что можно построить второй такой музей! А выставка кончается – куда всё девается? Опять идут ко мне: выручай, мол, Галина Павловна! А я им: нечего впустую материалы растрачивать, я вам не добрая тётя, довольствуйтесь тем, что есть!
– Да, – подумал я, покидая склад Галины Павловны, – порядки здесь удивительные!
Придя в свой кабинет, я поделился своими впечатлениями с Фильченковой и не скрывал своего возмущения.
– Не ссорьтесь, Константин Владимирович, с Галиной Павловной, – посоветовала та. – Здесь вы ничего не добьётесь! Она очень влиятельна и дружна с директором!
– Да разве так можно?! – вскричал я. – Это же полный бардак! Здесь не просто беспорядок, но самая настоящая уголовщина!
– А вот с такими словами поосторожней! – покраснела Елена. – Не горячитесь, ещё не такое увидите! Однако нужно терпеть… Вам всё равно не дадут навести здесь порядок! Попомните мои слова…
В мучительных раздумьях и переживаниях прошёл вечер моего первого рабочего дня в музее.

3. Стычка с уборщицами.

На следующее утро я приехал в музей рано. Входная дверь была закрыта на внутренний замок, и из тёмного вестибюля ничего не было видно. Я нажал на кнопку звонка, закреплённую в дверной нише, справа над дверью, но никто не появился.
– Видимо звонок неисправен, – подумал я и стал стучать кулаком в стеклянную дверь.
Следует отметить, что вход в музей представлял из себя довольно глубокую бетонную нишу, способную вместить в себя до двух десятков человек и даже больше. Здесь во время дождя часто скрывались захваченные непогодой обыватели. Вот в глубине этой ниши был вставлен прямоугольный массив, состоявший из двух слоёв больших стеклянных полос. Шесть из них располагались спереди, а через небольшой коридор, параллельно им, были установлены другие шесть стеклянных полос, каждая из которых была обита алюминием. Между двумя первыми полосами была вставлена также обитая алюминием дверь, тоже со стеклянной полосой. К ним примыкала ещё одна дверь и, соответственно, напротив, были установлены такие же двери. Таким образом, чтобы войти в здание, посетитель должен был потянуть на себя ручку левой или правой двери (обе двери никогда одновременно не открывались, и работала только одна из них), открыть дверь, сделать пару шагов через небольшой коридорчик и открыть противоположную дверь (здесь тоже одна из дверей всегда была закрыта). Итак, в музей можно было войти только, минуя две двери. Учитывая их такое расположение, можно было ещё долго стучать в стеклянную дверь безрезультатно, поскольку пространство между дверьми сильно заглушало звуки. Мне же, однако, повезло, и я, после пятиминутного упорного тарабания по стеклу, увидел, наконец, как в глубине коридора блеснул свет, и появился заспанный сторож. Им оказался Токарев Юрий Викторович, невысокий, крепкий мужичок с большой шишкой на голове (это, как он говорил, был у него такой «природный нарост»). Его я знал ещё по пединституту. Он учился на инъязе, по моему на англо-немецком отделении, и в молодости отличался боевым характером: любил выпить, пошуметь, повздорить с институтским начальством…
В общем, увидев меня, Токарев быстро достал связку ключей, открыл сначала одну дверь, а потом – вторую. Наконец-то я вошёл в полутёмный вестибюль и поздоровался с Юрой, пожав ему руку.
– Слава Богу, что я услышал, что ты стучишь…, сказал, улыбаясь, он, – а то у нас вот звонок не работает…
– А что тут работает, Юра? – с горечью спросил я. – Господи, неужели даже на дверной звонок нет денег?!
– Выходит, что нет, – кивнул головой Токарев. – Директор считает, что дверь следует открывать не по звонку, а по часам… Скажем, уборщицы приходят в половину восьмого… Ну, тогда и открывать дверь…
–  Ну а если потребуется что-либо экстренное? Вдруг что-то случится? Как дозвониться?
– Ну, звони, в таком случае, на вахтенный телефон. Я скажу тебе номер.
– Откуда же я, к примеру, позвоню?
–  Ну, вон из того автомата! – Токарев указал рукой на телефонную будку, стоявшую неподалёку возле какого-то банка.
– А если автомат неисправен?
– Ну, тогда не знаю…, – пробурчал Юрий и присел на стоявшую у входа банкетку.
В это время к входной двери приблизилась какая-то старуха.
– Вот наша первая уборщица, Александра Ивановна, – сказал Токарев. – Она – родная тётка директора. Тоже из его деревни. Живёт здесь неподалёку. Видимо получила тут когда-то квартиру.
Дверь открылась, и вошла кругленькая, невысокая седая женщина. Близкого сходства с Алексеевым я не заметил.
– Здравствуйте! – громко сказал я, и мои слова повторил, как эхо, Токарев.
– Здравствуйте! – буркнула старушка и юркнула вглубь вестибюля.
– Пошла в свою уборщицкую комнату, – тихо сказал Юрий Викторович. – Сейчас переоденется и приступит к уборке.
– Что-то плоховато они убирают, – покачал я головой, – да и в их раздевалке царит самый настоящий хаос! Там, пожалуй, мусорная свалка! Пойду-ка побеседую с ней.
– Подожди! – поднял предостерегающе руку Токарев. – Пускай сначала переоденется. А то устроит тебе настоящий скандал. Не спеши. Ещё успеешь переговорить.
Я присел на банкетку рядом с Юрием и стал ждать. Наконец, дверь раздевалки открылась, и одетая в синеватый халат – спецодежду – с такого же цвета косынкой на голове вышла уборщица.
  Я встал и устремился к ней. – Александра Ивановна, – сказал я, приблизившись. – Я – ваш новый замдиректора по АХЧ, Сычев Константин Владимирович…
– Понятно, – пробормотала уборщица. – Тут уже была одна… зам… Зойка…Она в наши дела не вмешивалась!
– А я буду вмешиваться, Александра Ивановна! – решительно произнёс я. – Теперь я буду следить за качеством уборки! В музее ужасная грязь! Здесь настоящий свинарник! Грязно в экспозиции, в коридорах и на лестницах! Даже в вашей раздевалке – настоящая мусорная свалка!
– А куда нам выбрасывать мусор? – буркнула со злобой уборщица. – Ящик-то во дворе забит! Не на землю же бросать?!
–  С ящиком я разберусь. А вот почему вы так плохо моете полы?
– Не вам нас судить! – возмутилась старуха. – Вы тут без году неделя! Попробуйте сами помыть пол! У нас тут объёмы не как дома! Километры! Да делят площадь неправильно. Мы-вот старые с Надей, а моем побольше, чем Галька Сёмичева, молодая! Это разве справедливо?!
– За это тоже не волнуйтесь! – усмехнулся я. – С этим мы порядок наведём: перемерим всю площадь и правильно распределим, да ещё и график составим, чтобы всё было по закону!
– Какой ещё график? – покраснела уборщица. – Зачем он нам ещё? Жили без графика, а теперь – перемены? Ну, уж увольте!
– Перемены должны быть, – спокойно сказал я. – Потому как порядок организации вашего труда очень неудачен. Приходите на работу только на час-два, а потом, уже после посетителей, ваша работа не видна! Вы должны быть на работе весь рабочий день!
– Ишь, умник выискался! – старуха с ненавистью посмотрела на меня. – Тут, слава Богу, есть директор! Он вас нанял, ему и решать, надо или не надо иметь график!
В это время открылась дверь, и вошла высокая пожилая женщина с короткой причёской, но завитыми волосами. Она производила впечатление интеллигентной женщины.
– Надя! Иди-ка сюда! – крикнула вдруг Александра Ивановна. – Тут у нас новый начальник объявился! Слышишь, чего захотел: чтобы мы тут весь день ошивались! Да за эти гроши!
– Не может такого быть?! – вскричала до этого приятная по внешности женщина, разом превратившись в мегеру и подбежав ко мне. – Вы что, совсем стыд потеряли?!
–  Надежда… , – пробормотал я, на мгновение растерявшись. – Как вас по отчеству?
– Дмитриевна! – буркнула вновь прибывшая.
–  Надежда Дмитриевна, – сказал я твёрдо, – ничего плохого я не собираюсь вам делать! Я хочу составить график, правильно распределить территорию, чтобы был надёжный порядок. А насчёт вашего рабочего времени будет решать директор…
– А что наше рабочее время? – пробормотала Надежда Дмитриевна. – Чем оно вам помешало? Зачем что-то менять? Мы вчетвером вполне и хорошо справляемся с работой! Для чего какой-то там график? Что нас тут сотня человек, что ли? Нас всего четверо!
– А кто ещё кроме вас убирает?
– Да вот Галя Сёмичева. Она убирает вечером. А Галя Привалова, она же старший смотритель – на полставки! Ничего, справляемся!
– Ну, ладно, – кивнул я головой. – Не буду вас задерживать. Спокойно работайте пока по-прежнему. А там разберёмся…
– То-то! – сказала с гордостью в голосе Александра Ивановна. – Разберёмся! А сейчас – нечего нас нервировать! Без вас хватает работы!
И обе уборщицы с гордостью разошлись в разные стороны коридора.
Я ушёл к себе в кабинет и уселся там за стол, разбирая бумаги. Было слышно как музей наполняется сотрудниками. Они с шумом проходили по коридору, по всей видимости, обмениваясь впечатлениями прошлого дня.
Неожиданно открылась дверь, и в кабинет вошла, улыбаясь, Фильченкова Елена. – Здравствуйте, Константин Владимирович! – весело сказала она. – Вы, как я узнала, уже повоевали с нашими уборщицами?
– Да не столько «повоевал», – грустно усмехнулся я, – сколько попытался вразумить их, как правильно работать…
– Да уж попытались, – продолжала улыбаться Елена. – Они уже бурчат на весь музей! Быть беде!
В это время вдруг раздался дикий крик. – Гера! Я что, буду искать тебя по всему музею?!  Где тебя чёрт носит?! Нет жизни совсем! Не доглядишь чего, так беда одна! Что за сволочи?! Что за бардак?! Не музей, а «содом» какой-то!
Я подскочил и хотел выбежать в вестибюль, чтобы узнать причину криков. Но Лена, подняв руку, удержала меня. – Не надо, Константин Владимирович, вмешиваться в дела научных сотрудников! Это вам не уборщицы, не наш персонал! Они – настоящие хозяева музея! Это кричит Зотова Ольга Даниловна. Она – заместительница Пищулина по выставочному отделу! Ищет Егоркина Герасима, фотографа…
В это время раздался визгливый мужской крик. – Чего ты, Ольга, разоралась? Да я только в уборную забежал! Посрать не дала!
– Ах ты, мудак! – взревела чуть ли не басом Ольга. – Гляди, обосрался! Где фотографии, что я тебе поручила? Вот неси их сюда, а потом и в уборную иди себе спокойно!
– Что ты, Ольга, не даёшь человеку сходить в туалет? – громко произнесла какая-то женщина. – Из-за чепухи затеваешь скандал!
– А вы не лезьте не в свои дела! – взвизгнула Ольга Даниловна. – Занимайтесь своей работой! Нехрена поучать меня!
– Что ты хренишь меня, Ольга Даниловна?! – уже громче сказала незнакомая женщина. – Я тебе не Герасим: враз успокою!
– Что?! – взвыла Зотова. – Да я…
И начался такой гвалт, какого я за всю жизнь никогда не слышал!
– Может вмешаться, Лена? – пробормотал я с растерянностью. – Ведь придут сюда посторонние люди, что они про музей подумают?
– А вот этого не надо! – решительно молвила Елена. – На это есть директор. Вот пусть он и разбирается. У них тут каждое утро «разборки в Бронксе»! И никто им не указ! А вы слышали, с кем сцепилась Зотова? С самой Пичикиной! С той самой, что лишила их когда-то доходов! А уж Печикину только затронь!
– Да, – тихо сказал я, – вот как жизнь меняет людей! Я же ведь сам привёл сюда, в музей, Ольгу Даниловну. Ещё когда Алексеев был зам по науке! Вот он и взял её по моей протекции… Она была такая тихая, скромная в школе. А здесь прямо «гром-баба»!
– Да, с Зотовой тоже не следует связываться! – сказала в сердцах Елена. – Они, выставочники, такие «бабки» зашибают, что нам и не снилось! А отсюда и гонор, и наглость! Умеют люди жить!
В это время открылась дверь, и в кабинет вошла, багровая и растрёпанная, Нина Ивановна, та самая, что приняла меня вчера на работу. Не здороваясь, она прошла мимо стола Фильченковой и приблизилась к моему.
– Константин Владимирович! – сказала она сердито. – Что это вы взялись поучать пожилых людей?
– Выразитесь пояснее, Нина Ивановна, – сказал я, теряясь от этого неуместного вопроса. – Я здесь, если и разговаривал с пожилыми людьми, то с вверенным мне персоналом. Я правомочен на это!
– Вы здесь без году неделя! Одумайтесь! – вскричала Нина Ивановна. – Какое право вы имеете устанавливать в музее свои порядки?! Этак, если каждый начнёт самоуправствовать, то мы…
– Я не самоуправствую, Нина Ивановна, – спокойно сказал я, но повысив тон. – Это вы, похоже, самоуправствуете! Вы что – директор музея? Забыли, что я сейчас – один из заместителей?
– Зря Алексеев назначил вас! – буркнула багровая как кумач старуха. – Он ещё не раз будет каяться! Я же говорю вам: одумайтесь! Не трогайте уборщиц! Пусть работают, как работали! На это есть директор! В конце концов, Константин Владимирович, вы ведь – разумный человек! Не правда ли? Зачем вам осложнять свою жизнь?
В это время открылась дверь, и вошла худенькая, приятной внешности женщина в возрасте около сорока лет.
– Что за шум? Что за спор? – весело спросила она, усаживаясь в большое мягкое кресло, напротив стола Елены. – Вы – Константин Владимирович?
Я кивнул головой.
– А я – зам по науке. Прокофьева Татьяна Ивановна. Сейчас замещаю Владимира Петровича.
– Очень приятно, – улыбнулся я.
– Ну, я, пожалуй, пойду заниматься делами, – засуетилась Нина Ивановна. С приходом Прокофьевой она как-то разом успокоилась.
– Идите, Нина Ивановна. У вас и так сегодня немало дел, – тихо сказала Татьяна Ивановна, и Ярёменко поспешно вышла в коридор.
– Что у вас случилось? – сдвинула брови Татьяна Ивановна, как только её подчинённая удалилась. – Нина Ивановна сама не своя!
Я вкратце рассказал о сути дела.
Прокофьева внимательно выслушала меня и, как только я замолчал, встала.
– Вы совершенно правы, Константин Владимирович, – промолвила она задумчиво. – Пора наводить порядок в музее! Владимир Петрович – человек науки. Ему некогда заниматься дисциплиной труда и хозяйственными делами. Вот и возьмите на себя это нелёгкое бремя! А Нину Ивановну мы образумим. Спокойно работайте! Только не забывайте главного: ничего не делайте, не посоветовавшись со мной и Владимиром Петровичем! А мы поможем! Конечно, эту рутину непросто сдвинуть с места, но все вместе мы справимся. Желаю успеха!
И она, весело улыбаясь, удалилась.
–  Ну что, Лена, видишь, не всё так уж плохо, как тебе кажется! Татьяна Ивановна за меня, значит, поддержит и Владимир Петрович! Проблем не будет! – весело сказал я.
– Ох, Константин Владимирович, – покачала головой Елена. – Вы ещё не знаете Татьяну Ивановну! Это она сейчас вас поддержала из каких-то своих соображений. Может что-то не поделили с Ниной Ивановной? А завтра ещё неизвестно, что будет!
И она склонилась за столом, заполняя ручкой какие-то таблицы.
– Что ты делаешь? – спросил я в недоумении. – Неужели заполняешь бухгалтерские счета?
– Именно так! – улыбнулась Фильченкова. – Это таблицы с лимитами на коммунальные услуги: воду, тепло, электроэнергию… Я даю сведения в энергетические предприятия, чтобы утвердить лимиты на будущий год. Иначе бюджет не выделит денег!
– Так ведь это – работа экономиста-бухгалтера?! – воскликнул я в сердцах. – Зачем ты берёшься за несвойственную нам работу? Неужели у нас нет экономиста-бухгалтера?
– Да, есть! Галя Андреева! Но её загрузили другими делами! Вот директор и поручил нам разгребать эту бухгалтерскую проблему! Есть ещё и другие бухгалтерские дела…
– Боже мой! – схватился я за голову. – Вот почему наша хозяйственная служба так плохо работает! Когда же заниматься своими делами? Ведь бухгалтерская работа отнимает массу времени! Неужели не хватает бухгалтеров?
– Бухгалтеров-то хватает! У нас их шесть человек!
– Шесть человек?! Я же знаю по нормативам численности, что один бухгалтер положен на тысячу человек! У нас что, шесть тысяч работающих?
– Ха-ха-ха! – рассмеялась Елена. – Да у нас, с филиалами, нет и двухсот человек! Просто часть бухгалтеров, так сказать, «блатные»! Назначены сюда по звонку начальства… Как правило из управления культуры. Они-то ведь не будут работать! Им бы по базарам да магазинам походить… А работать за них будем мы! Впрочем, ладно, не я это придумала, не мне это и менять! Пойду к Прокофьевой, подпишу эти таблицы.
И она ушла.
Вновь открылась дверь, и в кабинет вошла красивая, слегка полноватая круглолицая женщина среднего роста, похожая внешне на известную певицу Наталью Королёву, с округлым лицом и большими голубыми глазами, в возрасте «немного за сорок».
– Здравствуйте, Константин Владимирович! – сказала она приятным голосом образованной женщины и без приглашения уселась в большое кресло. – Я – Надежда Владимировна Печикина! Наслышана о ваших громких делах. Вы здесь всего второй день, а уже о вас столько говорят! Что ж, дерзайте, попробуйте сдвинуть эту махину…
– Да ничего я пока не сдвигаю, Надежда Владимировна, – тихо сказал я. – Какие тут сдвиги, если хозяйственная служба перегружена ненужными ей делами! Надо же: свалили на нас бухгалтерскую работу!
– О, это здесь в порядке вещей! – возмутилась Надежда Владимировна. – Наша бухгалтерия – корень зла! Зарплату получаем жалкую, да и ту неаккуратно! Премий не видим! Зато бухгалтеров набрали как на крупном заводе! Что вы хотите, если главный бухгалтер, Татьяна Бердель, не имеет даже среднего специального образования! У неё… бухгалтерская школа! Да и то, поговаривают, – Пичикина перешла на шёпот, – что она купила справку и нигде не училась! Вернее, не она купила, а её муж, еврей, работающий где-то в «Газпроме»!
И Надежда Владимировна завела долгий и нудный разговор, беспощадно разоблачая бухгалтерию, её главного бухгалтера и… евреев.
Я понял, что передо мной ярая антисемитка, которую невозможно переубедить, поэтому сидел и молчал, кивая головой, ибо вести с ней полемику не хотел. В конце концов Пичикиной надоела односторонняя беседа и, пожелав мне, едва не уснувшему, дальнейших успехов, ушла.
Я сладко зевнул и уже собирался открыть очередную папку с документами, как дверь кабинета с шумом отворилась, и ко мне вторглась красная, как вареный рак, полная кареглазая женщина среднего роста в возрасте примерно тридцати пяти лет.
– Константин Владимирович! – вскричала она, не здороваясь. – Откуда вы меня знаете?! Какое право вы имеете судить меня и, тем более, называть дурой? Я, в конце концов, главный бухгалтер крупного учреждения культуры?! Почему вы на меня клевещете?!
– Да вы что?! – оцепенел я от изумления. – Да у меня и в мыслях не было называть вас грубым словом и, тем более, судить! Я вас совершенно не знаю! Это какая-то ошибка!
– Странно, – пробормотала, усаживаясь в кресло, главный бухгалтер, – а мне сказали, что вы в беседе с сотрудниками обвинили меня в незнании бухгалтерского дела, в покупке фиктивной справки об образовании и других смертных грехах!
– Ах вот в чём дело! Пичикина…, – подумал я. – Теперь понимаю, почему меня предостерегала от общения с ней Елена! Она передала свои собственные слова, сказанные ей же мне, как мои! Да ещё главному бухгалтеру!
– Так почему же люди говорят мне такое? – вывела меня из раздумья неожиданная посетительница.
– Как вас  зовут? – горько усмехнулся я. – Я же не могу разговаривать с вами, не зная вашего имени?
– Татьяна Алексеевна! – последовал ответ.
– Вот что, Татьяна Алексеевна, – спокойно промолвил я. – Здесь у меня несколько минут назад побывала Пичикина. Она и говорила о вас нелестные слова, в том числе те, которые вы мне сказали. Я же сидел и молчал, не зная, что ей говорить. Наговорившись вдоволь, она ушла, и вот теперь приходите вы и обвиняете меня в том, что я не говорил! Понимаете, Пичикина выдала вам свои слова за мои! И это – чистая правда!
– Ну, слава Богу! – Татьяна Алексеевна улыбнулась и вытерла ладонью слёзы с лица. – Теперь я всё понимаю. Надежда Владимировна решила поссорить меня с вами, новым человеком! Это – характерная её политика! Теперь я всё поняла, извините за беспокойство! Ей не удастся поссорить нас! Наоборот, мы будем ещё долго и успешно сотрудничать! Не правда ли, Константин Владимирович?
– Надеюсь, – улыбнулся я в ответ. – Хозяйственная служба тесно связана с бухгалтерией. Поэтому мы должны дружно и вместе работать на благо музея!
– Вот те на! – подумал я, когда Бердель удалилась. – Да здесь «держи ухо востро»! Не смей болтать лишнего! Но главное: не доверяй никому!

4. Серьёзное задание.

Почти неделя прошла у меня в осмотре музея, поисках методов и средств для исправления тяжёлого положения, в каком он оказался. Помощников в этом деле у меня, как я понял, не было. Мало того, весь персонал изначально воспринял меня враждебно, как «возмутителя спокойствия»: никто ничего не хотел менять. Я увидел, что музей представлял из себя «тихую обитель» для так называемых «блатных». «Блатными» в России называют людей, имеющих родственные связи с какими-либо большими начальниками или заслуги перед ними. Раньше, при Советской власти, в число «блатных» могли входить и бывшие сослуживцы, товарищи по учёбе в школе или вузе значительного чиновника. Но со временем ценности стали меняться. В число «блатных» теперь попадали лишь те, кто был близко связан с чиновниками родством или взятками.
Раньше, например, бывший товарищ большого начальника по институту мог придти к нему и попросить устроить своего сына, дочь или другого родственника, и тот, как правило, помогал. Теперь же получить «блат» можно было только за какие-то заслуги или щедрые подарки, деньги.
  Музей не был денежным местом. Заработная плата в нём даже у меня, заместителя директора, составляла в 1997 году менее 500 тысяч рублей или около 100 долларов.  Тогда на эти деньги можно было едва сводить концы с концами, но рядовые сотрудники не получали и этих денег! И, тем не менее, работа в музее манила очень многих. Прежде всего, по протекции высшего начальства (обычно чиновников управления культуры области) в музей принимались жёны и дочери высокопоставленных или просто богатых людей. Они были достаточно хорошо материально обеспечены, и зарплата не играла в их жизни существенной роли. Поэтому они ходили на работу лишь как на место развлечений, где, в основном, бездельничали, ходили по магазинам, близлежащему базару (естественно, в рабочее время), а вернувшись в музей и не находя себе места от безделья, занимались пустой болтовнёй, распространяли сплетни, порой, с патологическим оттенком, устраивали скандалы и с особым упоением выявляли все возможные новости из личной жизни сотрудников музея и, приукрашивая очередной слух, злорадствовали. Словом, вели себя так, как это обычно делают закоренелые бездельники, выходцы из деревень.
Эти люди, которых не интересовали ни работа, ни заработки, и сделали так, что впоследствии власти, вопреки законодательству о труде, прекратили повышать зарплату бюджетникам в период роста цен и погрузили работников учреждений культуры, зависевших от зарплаты, в беспросветную нищету! Так называемые «блатные» составляли подавляющее большинство научных сотрудников музея. Эти горе-сотрудники паразитировали на настоящих тружениках, которых можно было посчитать по пальцам. Так, вести экскурсии могли лишь С.Никулина, Г.Поляков, Н.Пичикина, С.Горбачёва и ещё несколько человек из отдела природы. Среди работников фондов знающих специалистов было и того меньше! В музее работали и два археолога: Николай Ющенко и его жена Катя Чеплянская – которые занимались сугубо археологическими работами, редко проводили экскурсии и в дрязги «блатных» почти не вникали. Они в период сезонных археологических работ, с апреля по октябрь, ежегодно выезжали в отдалённые районы области (обычно в Стародубский район), где проводили археологические изыскания. Их отъезды были предметом злорадства «блатных» бездельников, которые чего только про упомянутых археологов не придумывали! Само собой разумеется, с их подачи, музейные археологи уезжали только для отдыха, развлечений и дополнительных заработков. Археологией они, по мнению большинства сотрудников, вовсе не занимались.
Так, Печикина рассказывала мне, что Ющенко развозил на своём стареньком «Москвиче» молоко от крестьян на заготовительные пункты молокозаводов, а в «свободное» от этой работы время занимался, с помощью купленного за счёт музея миноискателя, поисками кладов. – Одного золота они нашли не один пуд! – возмущалась Печикина. Её фантазии хорошо сочетались с настроениями музейных бездельников, которые отшлифовывали подобные глупости, «обогащали» их своими домыслами, делая из знающих и преданных археологии людей не просто мошенников, но бандитов с большой дороги, поскольку мерили людей со своей меркой, как говорится «по своему образу и подобию»!
Моё появление в музее, естественно, было воспринято научными сотрудниками, как очередной повод для распространения сплетен и лжи. Но, поскольку они меня почти не знали, первое время они внимательно изучали мои действия, вслушивались в мои высказывания и собирали обо мне всю возможную информацию, чтобы превратить её в дальнейшем в настоящую, порой, нелепую фантасмагорию.
Первое время я ничего этого не замечал, вёл себя с людьми искренне, старался никого не обидеть и даже со своими подчинёнными шёл на компромисс. Я хотел добиться постепенного улучшения работы, не травмируя развращённых бездельем людей. Так, совместно с Еленой Фильченковой мы разделили всю территорию музея на участки так, чтобы ни у кого не было бесплатной переработки. Согласно нормативов, три уборщицы получали по две ставки, и одна – по совместительству – Галя Привалова – половину ставки. Если учесть, что ставка составляла всего 100 тысяч рублей (примерно 20 долларов США), нетрудно было понять, что это были жалкие гроши…
Раздел территории для уборщиц был записан в специальный документ, подписанный мной и подготовленный для утверждения директором музея. Казалось, документ исключал возможность дальнейших ссор между уборщицами, ибо все метры территории были тщательно просчитаны. Кроме того, я решил пока не удлинять их рабочий день, оставив его таким, как он был. Дополнительно документ предусматривал однократную ежемесячную уборку лестниц, выводящих на крышу и этажные экспозиции.
Несмотря на мои достаточно корректные действия, музей вскоре потерял одну из уборщиц. На меня «обиделась» тётя директора музея.
Как-то в начале августа 1997 года ко мне в кабинет вновь ворвалась Нина Ивановна с очередным скандалом. – Вы знаете, что уволилась Александра Ивановна?! – вскричала она, едва переступив порог.
– Ну и что с того, что она уволилась? – спокойно сказал я. – Человек пожилой, работать за гроши, да ещё на две ставки, не захотела…Что ж! Найдём другую… Дело нехитрое.
– Ах вот вы как, Константин Владимирович! – прошипела кадровичка. – Вам наплевать на людей! Лишь бы свои дела проворачивать!
– Какие ещё такие дела? – нахмурил я брови. – Мои дела – это хозяйственная работа и порядок в музее!
– Знаю я про ваш порядок! Вот вернётся из отпуска директор, я всё ему расскажу! Пришёл тут свои личные дела устраивать! Думает, что мы – дураки и ничего не видим! Ну подождите, через неделю мы с вами разберёмся!
И она, хлопнув дверью, удалилась.
– Что за дела она приписала мне? – усмехнулся я, глядя с недоумением на Елену. – Я ничего, кроме работы для блага музея, не делаю!
– Не спешите с выводами, Константин Владимирович! – пробормотала Елена. – Вы ещё не знаете наших сотрудников. Дождитесь Владимира Петровича, и вам многое станет ясно!
Я с нетерпением ждал, когда, наконец, директор выйдет на работу. Помощи мне ждать было не от кого. Даже к работникам хозяйственной службы, например, Дарымову Александру и Верхутину Андрею, было бесполезно обращаться.
Дисциплина в музее была «никакой»: все старались только «качать свои права». Так, однажды я попросил Дарымова помочь мне убрать накопившийся под лестницами мусор из обломков древесных стволов и ржавых непригодных для работы кусков металлических изделий. – Это не входит в мои обязанности! – отпарировал Дарымов. – К тому же я – инвалид по слуху. Меня нельзя перегружать несвойственной работой!
Нечто подобное сказал и Верхутин, считая, что это – работа уборщиц, а не его высококвалифицированного «краснодерёвщика». Уборщицы же дружно заявили, что подметать и мыть они не возражают, но носить тяжести не будут. Впрочем, там не было особенно громоздких вещей.
Пришлось до прихода директора самому заниматься уборкой коридоров и лестниц!
Я всегда добросовестно выполнял свою работу и считал своим долгом быть примером в этом. Убирая запущенную территорию, я рассчитывал своим примером «заразить» сотрудников музея и, в первую очередь, хозяйственный персонал. Но как я потом узнал, результат был не совсем таким, как я его представлял. Однако сначала я, под злорадные взгляды и насмешки музейных работников, до жестокого пота, ежедневно выносил на хозяйственный двор и в мусорный ящик всё, что представляло из себя хозяйственный хлам, засорявший музей.
К приходу директора мне удалось полностью очистить от мусора всю заднюю часть музея и лестницы, а затем уборщицы подмели и помыли убранную территорию.
Наконец, в середине августа в музее появился Алексеев. Где-то около девяти часов утра открылась дверь в нашем кабинете, и директор, весёлый, жизнерадостный, одетый в белую рубашку и светлые, бежевого цвета брюки, вошёл, прищуриваясь и глядя куда-то вверх. Это была его манера смотреть на людей.
– Здравствуйте, Владимир Петрович! – едва ли не хором произнесли мы громко с Еленой. – С выходом вас из отпуска!
– Здравствуйте! – бодро сказал директор. – Спасибо! Как тут у вас дела, как работается?
И он сел в большое кресло для посетителей. С тех пор он частенько по прибытии в музей заходил в наш кабинет, где выслушивал отчёт о хозяйственных делах и событиях. И если к нам с утра он не заходил, мы знали: или очень занят, или к нему пришёл важный посетитель, или он недоволен нами из-за очередного оговора сотрудниками.
– Да вот, Владимир Петрович, взялся Константин Владимирович наводить в музее порядок! – опередила меня Елена.
– Порядок – это хорошо, – пробормотал директор, и на его лице проявились признаки беспокойства. – Но в чём он заключается?
– Да вот, убрали коридоры, лестницы, составили документ о распределении убираемой территории между уборщицами, – тихо ответил я, доставая из папки бумагу. – Вот, подпишите, как утверждение.
– А, уборка, тогда молодцы! – вздохнул с облегчением Алексеев и, положив на протянутую амбарную книгу документ, подписал его не читая.
Я понял, что Алексееву абсолютно всё равно, будет ли чистота и порядок в музее, или не будет! Это неприятно укололо меня в сердце. – Не будет работы! – мелькнула у меня мысль.
– А как восприняли уборщицы ваши инициативы? – спросил вдруг Алексеев.
– Да, вроде, нормально, – буркнул я, – только одна Александра Ивановна внезапно уволилась… Взяли пока совместительницу из соседнего предприятия.
Елена с тревогой посмотрела на директора. Но тот и глазом не моргнул. – Что ж, коли ушла, значит ушла, – спокойно сказал он. – Старикам тяжело работать. Пусть идёт на пенсию… А что ещё нового?
– Да пока ничего, – пробормотал я. – Тут для меня всё новое. Работы невпроворот. Об этом нужно с вами обстоятельно поговорить!
– Ладно, о хозяйственных делах попозже! – бросил Алексеев и встал. – Пойду к себе. Скоро должен придти журналист за интервью. Я потом позову тебя к себе, как только освобожусь!
И он вышел в коридор.
–  Удивительно, что он не вступился за свою тётку! –  воскликнула Елена, как только за Алексеевым захлопнулась дверь. –  Вот уж позлится Нина Ивановна!
Алексеев не интересовался мной вплоть до завершения обеденного перерыва. Только после двух часов дня в наш кабинет пришла ещё одна его секретарь, очаровательная Нина Агеева. – Вас вызывает к себе Владимир Петрович! – сказала она. –  Идите, Константин Владимирович!
Я пошёл вслед за стройной, очень соблазнительной девушкой. Она вообще-то вела себя как-то странно, являя собой образец скромности и добродетели. Одевалась очень просто, невыразительно, медленно ходила, как старуха, возможно, под влиянием пожилых женщин, окружавших её. И очки она носила немодные, старушачьи, и делала всё, чтобы выглядеть этакой простушкой. Но однажды во время моего разговора с ней, она как-то сняла очки и улыбнулась. Я был просто поражён: передо мной сидела настоящая красавица!
Итак, я вошёл в кабинет Алексеева и уселся на ближайший к нему стул из длинного ряда стоявших у стены стульев.
–  Слушай, Константин, –  сказал взволнованно директор, –  ты тут пока не спеши с крайними мерами. Дела нужно делать постепенно… Здесь особые отношения…
–  Да я и не спешу, Владимир Петрович, –  уверенно ответил я. –  Я вижу специфику учреждения и не собираюсь «перегибать палку».
–  Вот так и надо, –  улыбнулся Алексеев. –  Всё же это – музей, а не военный завод! Здесь и дисциплина помягче, и люди подобрее…
– Да уж не сказал бы о доброте  здешних людей! – буркнул я. – Одна Нина Ивановна чего стоит! Такие скандалы мне закатывала из-за уборщиц! И чего она лезет не в свои дела?
– Что ты хочешь от старой полуграмотной женщины? – покачал головой директор. – Она полжизни проработала секретарём в обкоме партии. Привыкла командовать! Уже тут на тебя жаловалась! Да я её осадил! Что поделаешь: бабы есть бабы! От них можно всего ожидать! Вон, возьми Никулину. Не успел я зайти в свой кабинет, как она уже тут как тут! «Владимир Петрович! – кричит. – Не берите Сычева! Это – законченный алкоголик! Я была с ним в экспедиции, так он там только пьянствовал!
Я не выдержал и рассмеялся: – Что было, то было! В Новгороде мы попили немало винца-водочки!
– Попили-не попили, – кивнул головой Владимир Петрович, – но я уж тебя знаю, что мне Никулина? Ты же ведь совсем не пьёшь?
– Да вот не брал в рот алкоголь чуть ли не шестнадцать лет, – признался я. – Как закончили институт, так и не прикладывался… Если только где случайно… Да и вообще я не склонен к пьянству: у меня другие интересы…
– Я знаю об этом, – задумчиво промолвил Алексеев. – Наслышан, как ты работал в ОБХСС. Как двери ногой открывал! Ты – человек энергичный! Мне такой и надо!
– Да всё это – преувеличение, – поморщился я. – Что только у нас ни придумают! Я всегда вёл себя корректно, и двери ногой не открывал!
– Ладно, будет. Я знаю, как отличить правду от лжи! Вот мне перед обедом говорила про тебя Печикина, что ты спёр весь металлолом из музея и вывез на приёмный пункт! И при этом озолотился!
– Что за вздор?! – оцепенел я от неожиданности. –  Какой там металлолом? Я вынес один только мусор на хоздвор да часть его забросил в мусорный ящик!
–  Видишь, а люди уже приписали тебе воровство!
–  Я старался, чтобы навести порядок! –  вспыхнул я. –  А тут такая неблагодарность! Неужели им нравится сидеть здесь в грязи?!
– Ладно, здесь и не такое услышишь! – вздохнул Алексеев. – Поменьше обращай на них внимание. А что касается музейных дел, то ты здесь пока новичок! И влезать в эти дела нечего. У меня есть для тебя специальное задание. Справишься – будешь в чести, нет – сотрудники заклюют!
– А что за задание?
– А теперь слушай, – директор привстал и загадочно на меня посмотрел. – У нас тут сложилась довольно непростая финансовая ситуация. Бухгалтерия не справляется с работой. Им нужна помощь!
– Но я же не бухгалтер, – пробормотал я.
– Ничего! Ты – решительный и сильный человек! Такой справится с моим заданием. Итак. Музей в долгах, как в шелках! Нет денег на оплату коммунальных услуг, даже за вывоз мусора задолжали… А выход подсказали в управлении культуры. Нужно начать делать зачёты. То есть, безденежные расчёты. А именно. Администрация области, не имея денег, согласна покрывать задолженность наших кредиторов по налогам в бюджет. Вот, к примеру, мы должны энергетикам за электричество три миллиона рублей. А они, в свою очередь, должны в областной бюджет по налогу на имущество тоже три миллиона, если не больше. Мы делаем зачёт от имени музея, составляем бумагу, подписываем в финансовом управлении области и прощаем им налоговый долг. А они подписывают этот же зачёт и прощают наш долг им!  Понял?
  –  Понял. Но ведь это –  очень сложное финансовое дело! Этим должны заниматься опытные бухгалтера, а не я! Здесь надо многому учиться!
–  Но я не зря взял тебя на высокую должность! – поднял брови Алексеев. –  Ты справишься! Иди в бухгалтерию к Татьяне Алексеевне. Она всё тебе расскажет!
–  Ну что ж, –  вздохнул я, направляясь к двери. –  Попробую.
Теперь я понял, почему Алексеев так охотно взял меня в музей.
Тем временем мои денежные запасы иссякли, и я не знал, что делать. Подумав, я пришёл к выводу, что надо вернуть мне деньги «за методическую литературу», что я не получил в Радицкой школе. По этому поводу я пришёл в городскую администрацию в Контрольно-ревизионное управление, возглавляемое Борисом Смольским. Я прибыл, в страхе ожидая бюрократическую волокиту, но сам Смольский, выслушав меня, позвонил в Радицкую школу и сказал: – Немедленно выплатите Сычёву Константину Владимировичу все деньги, которые вы присвоили! После этого будет проверка!
На следующий день я приехал в Радицу и мне выплатили пятьсот тысяч рублей!   

5. Как шли зачёты

Надо сказать, что на мне повисла ещё одна проблема, которую не мог, да и не хотел решать Алексеев. Это была несогласованность с городским земельным комитетом, который в ту пору возглавлял А.А.Мащенко. Он делал всё возможное, чтобы «затянуть» время передачи документов музею на земельную собственность.
Алексеев возложил на меня и эту проблему, поскольку сам очень боялся ссориться с чиновниками, интересы которых переплелись в этом деле. Пришлось мне вступить в конфликт с земельным комитетом города!
Начал я с прессы. 29.10.1997 года я направил в газету «Брянский рабочий» статью под названием «Обобрали до нитки!» следующего содержания:
«Вот уже больше трёх месяцев сотрудниками Брянского комитета по землеустройству (руководитель А.М.Мащенко) устраивается волокита по передаче документов на землевладение Брянскому краеведческому музею.
Получив немалые деньги за оформление документации, упомянутые работники категорически отказались выполнять свои обязанности, объясняя это тем, что документы на землевладение якобы нарушают земельные права богачей – владельцев роскошного дома, примыкающего к хозяйственной территории музея.
Встав грудью на защиту частных собственников, А.М.Мащенко забыл, что разобраться в юридических тонкостях следовало бы, вероятно, до того как вверенная ему организация обязалась выполнить необходимые музею работы по оформлению бумаг, выставила нам счёт, да ещё и получила по нему деньги.
Как же так получается? Обобрали и без того бедствующее от недостаточного финансирования не только государственное, но и народное учреждение?!
Ведь именно наш музей продолжает славные традиции целого поколения россиян по патриотическому воспитанию населения, прививанию ему любви к народной истории и культуре. Именно музей, в нынешнее голодное и безденежное время, с помощью бедствующих, получающих жалкие гроши, преданных родной истории и культуре сотрудников, приносит радость народу, постоянно обеспечивает брянцев и гостей актуальными выставками, квалифицированными экскурсиями, находит чуть ли не на дне морском бесценные экспонаты, которыми может похвалиться далеко  не каждый музей даже с мировым именем!
И вот это народное учреждение обирается равнодушными и чёрствыми людьми самым бесстыдным образом!
К ним присоединились и богатые владельцы славного по всей Брянщине частного дома, ведущего, как оказалось, тяжбу за землю с городской администрацией. Не здесь ли «собака зарыта»? Не они ли мешают чиновникам из комитета по землеустройству выполнить, наконец, свои обязательства? Если, конечно, здесь задействованы столь мощные силы, то уж, пожалуй, нам не видать необходимых документов до скончания века!  Стыд и позор! В былые времена богатые люди наоборот были покровителями и помощниками народных учреждений – музеев, театров и т.д.
Или мир переменился? Ныне они наоборот грабят слабых и унижают! Этот частный дом с несколько неприличным для россиян названием «кондоминиум» (вероятно, от английского слова «кондом»), не только вставляет нам палки в колёса с земельными делами, но ещё и захватил в своё пользование музейный забор, нагло распоряжаясь чужим имуществом! Этому процветающему «кондоминиму» оказалось недостаточно того, что было сделано, и его владельцы перегородили забором прямую дорогу другим жителям микрорайона в их дома. В результате, разгневанные граждане обрушились на хозяйственную территорию музея, сокрушив забор и сломав входную дверь. Сотрудники музея оказались совершенно безоружными против подобного вторжения и после безуспешной борьбы (жители распилили 16 висячих замков и четырежды взломали решётку забора со сварной арматурой!) вынуждены были отступить…
Что же в результате?
Захламляется хозяйственная территория, оскверняется памятник военной эпохи. Постепенно двор стал напоминать вертеп, превращаясь в место сборища пьяниц и хулиганов. Чего только не видели здесь сотрудники, сколько убрали тонн грязи и бутылок!
И всё это упирается в документы, с которыми тянет комитет по землеустройству! Мы, как бы получается, неполноценные владельцы прилегающей земли и ничего не можем без бумаг поделать!
На одном из совещаний областного уровня А.М.Мащенко сказал, что для того, чтобы передать землю музею по тем документам, которые они подготовили, необходимо подавать в суд, короче говоря, судиться с «кондоминиумом»! И смех и грех! Нужно ли судиться для того, чтобы доказать, что свет на Земле происходит от Солнца? Судя по совету А.М.Мащенко, вероятно, следует!
Вспоминаю такой эпизод. Как-то, выходя на хозяйственный двор, я подошёл к пожарной двери и толкнул её, однако она что-то не поддалась. Тогда я с силой поднажал и вдруг раздался дикий крик! Оказывается, у дверей совокуплялась парочка неизвестных молодых людей, которая и закрыла таким образом проход!
От мощного удара брянские Тристан и Изольда свалились на землю и, одевая штаны, подняли крик, возмущаясь, что я их потревожил во времена «демократии и гласности». Мало того, разгневанные наглецы ещё и пригрозили мне судом!
Пришлось несколько неподдающимися описанию действиями успокоить влюблённых…
Так бы и забылось это неординарное событие, характеризующее высокую культуру брянцев, однако, когда я услышал на совещании фразу А.М.Мащенко о необходимости обращения в суд, я вспомнил всё произошедшее!
Спрашивается, неужели нельзя, наконец, разобраться брянским чиновникам и прекратить это позорище с земельной тяжбой. Неужели нельзя решить это по-деловому, без скандалов и тяжб?!
Зачем же для того, чтобы отдать народному учреждению законно ему принадлежащее, нужно со всего размаха хлопать дверью?! Или у нас не понимают иного языка?
Зам.директора краеведческого музея          К.В.Сычев»

Вместе с тем у меня были и другие проблемы: хулиганство подростков в хозяйственном дворе музея, который не закрывался, и там по вечерам творилось «чёрти что»! Пытаясь навести порядок, я обратился лично к начальнику районной милиции, поскольку Алексеев боялся писать в любые властные органы.
Вот моё письмо.
«Начальнику Советского РОВД Коновалову Ю.В.

За последнее время участились случаи хулиганских выходок со стороны группы подростков у входа в здание областного краеведческого музея.
Молодые люди собираются кучками, безобразничают, сквернословят, распивают спиртные напитки и угрожают посетителям. В результате этого посещения музея гражданами после 14.00 практически прекратились.
Прошу оказать нам помощь и принять действенные меры к нарушителям общественного порядка, которые, кроме этого, наносят и существенный материальный ущерб госбюджету.
31.10.97 г.»
Но поскольку моё обращение не возымело никакого эффекта, я обратился к главе района:
«Главе администрации Советского района г.Брянска Тулупову В.С.

О беспорядках,чинимых жителями района в хоздворе музея.

Всё последнее время администрация и работники хозслужбы краеведческого музея ведут безуспешную борьбу с беспорядками, чинимыми жителями прилегающего к музею микрорайона.
Предыстория конфликта такова. Недавно близ здания музея был построен дом для богатых людей, и власти передали им в долгосрочную аренду прилегающую территорию, перекрыв тем самым кратчайший проход для жителей других зданий в свои дома. Обозлённые граждане, которых, практически, лишили гражданских прав богатые соотечественники, отгородившиеся от них вооружённой охраной, решили исправить несправедливость, обрушив свой гнев на хозяйственную территорию музея!
Итак, они взломали (уже 15 раз) замки на центральной двери музейного забора, разорвали (уже 4 раза) железные прутья с противоположной стороны и таким образом устроили себе другой проход в свои дома. Помимо этого, жители микрорайона постоянно захламляют территорию хоздвора мусором, засоряют музейный мусорный бак, пьянствуют, безобразничают, бьют окна в здании музея, совершают попытки хищения материальных ценностей и оскверняют памятники военной эпохи.
В процессе безуспешной борьбы мы истратили на поддержание порядка, восстановление разрушенного и охранные мероприятия огромные средства и людские ресурсы. Однако безобразия на хозяйственной территории от этого не уменьшились!
Прошу оказать нам помощь в выделении средств на оплату работникам, вывозящим мусор с территории хоздвора, поскольку мусорный ящик используется жителями микрорайона, не имеющими на то прав! Прошу также определить, наконец, законный путь, по которому жители микрорайона могут без ущерба для музея проходить в свои дома. Вопрос этот чрезвычайно серьёзен – предыдущее волевое  решение о передаче земли частникам без учёта воли населения уже привело к убыткам. А конфликтовать с населением целого микрорайона из-за ошибок администрации мы не в состоянии.  31.10.97 г.»

Через некоторое время пришлось опять писать градоначальнику.
«Главе администрации Советского района Тулупову В.С.
Ставлю Вас в известность, что в течение двух выходных дней – 15 и 16 ноября 1997 года – жители вверенного Вам района совершенно засорили хозяйственную территорию музея.
Мусорный ящик музея переполнен, вокруг него на большом расстоянии разбросан мусор.
Практически, этот мусорный ящик полностью используется жителями, а мусор, скапливающийся в музее, некуда девать!
Кроме того, хозяйственная территория музея, являющаяся запретной зоной для посторонних лиц (ибо здесь располагаются важнейшие узлы энерго-, водо- и канализационной сетей, телефонной связи и т.п.), давно стало местом выгула собак, сборищ хулиганов и пьяниц.
Прошу обратить внимание на этот факт и оказать помощь в наведении порядка, поскольку граждане вновь взломали дверной замок на внешней входной двери металлического забора.
В настоящее время не исключена возможность разрушения важнейших городских коммуникаций, поскольку музей не в состоянии обеспечить надёжную охрану этой особо опасной территории из-за отсутствия финансирования.
17.11. 1997 г.».

Вместе с тем, несмотря  на мою недавнюю работу в музее, фактически, мне пришлось исполнять директорские функции, ибо Алексеев уклонялся от выполнения своих прямых обязанностей, свалив их на меня, и я продолжил работу по исправлению его некомпетентных действий и финансовых «ляпов».
Первым предприятием, куда я поехал  наугад «делать зачёт» в конце октября, было ООО «Десна». Та самая организация, которая имела много материальных средств, но не хотела работать с нами из-за отсутствия у нас денег. Валерий Пищулин, несмотря на то, что был недоволен моим назначением, дал мне достоверную информацию о предприятиях, которые могут быть полезны музею, потому что был очень порядочным человеком. Он, как мыслящий человек, легко вычислил меня уже при первой беседе. И он понимал, что я несу музею пользу и, может быть, спасение.
Так оно и вышло. Поэтому я считаю Валеру Пищулина человеком очень благородным и честным. А вот позиция Алексеева достойна самой низкой оценки! Он «подставлял» меня и ждал с чисто меркантильным подходом: «выгорит ли дело»!
Прибыв на бывшую фабрику «Десна», я с трудом прошёл через хаос и беспорядок, который царил там на проходной.
Возникло множество фирм, одной из которых была ОАО «Десна». Я пробрался через многочисленные коридоры, грязь, сборища людских толп и, наконец, попал в контору этой фирмы. Представившись руководителю, я рассказал о сути моего визита и возможности закрыть их долги перед областным бюджетом. Тот заинтересовался и пригласил через секретаря красивую, рослую и голубоглазую женщину. – Вот она занимается у нас маркетингом, – сказал он, – поэтому прошу любить и жаловать! А я сейчас очень занят!
И я ушёл с Наташей, как её звали, в отдельный кабинет, где, одуревший от красоты её голубых глаз и сексуальной притягательности, сидел, как кролик перед удавом, выслушивая её информацию о том, что «фирма может предложить».
Но, несмотря на все прелести красавицы, я чётко улавливал то, что было нужно музею.
В процессе разговора мы договорились, что погашаем долги ОАО «Десна» по налогам на имущество и землю на сумму в 20 миллионов рублей в обмен на поставку в наш адрес спецодежды и хозяйственных товаров, включая рубероид для крыши.
Помимо нашей подписи, нужно было ещё утвердить соглашение в областном финансовом управлении.
Я отправился туда, выписал одноразовый пропуск и прошёл на второй этаж. Тогда начальником финансового управления была исключительно грамотная женщина – Тюлягина Людмила Анатольевна. Несмотря на то, что я был критически настроен к тогдашнему губернатору Лодкину, я не могу не признать, что в кадровом подборе – это был прекрасный руководитель!
Когда я прибыл со своим зачётом, меня быстро «отфутболили» именно к ней. Оказалось, что налог на землю почти никогда не применялся при зачётах.
Я пришёл к Людмиле Анатольевне и увидел очаровательную женщину средних лет, очень похожую лицом на Тамару Николаевну Шилкову, с которой я работал на БХЗ.
– Что вы хотите? – строго спросила она.
– Я хочу выпутать музей из тяжёлых долгов, – прямо сказал я. – Краеведческий музей, хранящий память наших отцов и дедов, достоин гуманитарной помощи! И эту помощь я вижу от вас!
– Да, ваша речь склоняет меня к принятию выгодного для вас решения, – улыбнулась Тюлягина. – Но вот в чём ваш личный интерес?
– В нашей общей пользе, – ответил я, опустив глаза. – Мы сохраним музей, значит, останется память о великой России и о всех нас, кто защищал её!
– В таком случае, я подпишу это соглашение, – сказала Людмила Анатольевна и, достав ручку, утвердила документ.
Так я впервые, без денег, доставил музею канцелярские и технические принадлежности.
В музее случившееся было воспринято со всеобщей радостью. В каждом отделе появились канцелярские принадлежности, а на склад, наконец-то, поступили необходимые санитарные предметы для мытья полов, протирки витрин, личной гигиены сотрудников и прочее, чего не видели в музее уже несколько лет.
Алексеев был очень доволен моим первым зачётом.
– С почином! – сказал он. – Но не успокаивайся! Нам теперь нужны люминесцентные лампы для освещения экспозиции! Закупать нам не за что, так что ищи возможность на стороне!
Для меня это не было сложным заданием, потому как пребывая в ОАО «Десна» я увидел, что у них есть лампы дневного освещения.
В понедельник, 3 ноября 1997 года, после разговора с директором я выехал на улицу Станке Димитрова. Узнав меня, Наташа откровенно обрадовалась. – Как вы кстати, Константин Владимирович, – весело сказала она. – А у на с остался долг по земельному налогу ещё на два с лишним миллиона рублей!
Это высказывание не было мне приятно, поскольку я помнил, как нежелательно финансовое управление разрешало зачёты по этому налогу.
– Я наслышан, что у вас есть люминисцентные лампы, – спросил я, как бы невзначай. – Вот если бы вы поставили нам этот товар, я бы попытался решить вопрос с земельным налогом!
– Без проблем! – сказала Наташа. – Мы поставим вам лампы на сумму нашей задолженности! Но надо подписать договор!
– Постараюсь, – сказал я и, подписав документы в упомянутой фирме, отправился в музей, где, подписав договор главным бухгалтером и Алексеевым, устремился в областное финансовое управление.
Надо сказать, что здесь дело прошло более гладко, чем ранее. Я подписал документы у главного бухгалтера финуправления и тут же она сама отнесла документ заместительнице начальника финуправления, и та сразу же его подписала с присвоением номера и даты, после чего я поехал в налоговую инспекцию Советского района города, где также подписал документ о зачёте.
Однако не всё  было так просто, как я пишу. В той же налоговой инспекции приходилось часами сидеть, пока начальница не освободилась. Это уже потом, когда меня узнали все высшие областные чиновники, мне стало легче.
Зато, в результате моей работы, музей получил лампы дневного света почти на два года вперёд!
Прошло несколько дней, и вот меня вновь вызвал к себе Алексеев.
– Послушай, – сказал он, – у нас кончились запасы писчей бумаги. Нужно что-то делать! Попробуй соорудить зачёт с той же «Десной». Может что получится.
Я поехал на фабрику «Десна», но узнал, что фирма, работавшая со мной, переместилась в другой район города – Володарский – и сменила название на «Энергия-Альянс».
Я устремился в Володарку и с большим трудом нашёл «свою» фирму, располагавшуюся вновь среди массы прочих «дочерних» предприятий.
Увидев меня, красавица Наташа расцвела. – Это хорошо, что вы нашли нас, – сказала она, – ибо у нас накопилось много новых долгов перед целым рядом предприятий!
Её не интересовало то, что было нужно мне.
– Мы должны по налогу на транспорт – 5652 рубля, на прибыль – 2794632 рубля, НДС – 1871796 рублей от ОАО «Брянское АТП – 1! – сказала она.
– А вы сможете поставить нам писчую бумагу на эту сумму? – вопросил я, нахмурив брови.
– Даже не сомневайтесь! – ответила Наташа.
Тогда я начал оформлять документы и довольно быстро подписал зачёт во всех сферах, обеспечив музей писчей бумагой на несколько лет вперёд на сумму в почти пять миллионов рублей.
Но не успел я вернуться в музей, как узнал, что там работает милиция. – Вот так да, – удивился я, – что же милиция ищет?
– Да вот, – сказал Алексеев, – украли весь ваш руберойд! Да ещё присовокупили слитки бронзы, хранившиеся на складе у Амелиной!
Я сразу же подумал, что случившееся – действия Амелиной, свалившей всё на плотника Верхутина, который тут же уволился, обидевшись, ибо его по навету Галины Павловны, почти трое суток продержали в следственном изоляторе! Сотрудники «втихоря» связывали преступление с самим Алексеевым. Но следствие скоро «зашло в тупик», и дело «замяли».
Прошло несколько дней. И вот в первых числах декабря ко мне в кабинет явился директор. – Константин, – сказал он. – Нам пришло письмо из управления вневедомственной охраны области о прекращении сотрудничества. Это значит, что в течение недели нас отключат от охраны, и музей может прекратить своё существование! Надо что-то решать! Поезжай в управление вневедомственной охраны и постарайся хотя бы отсрочить катастрофу!
Я всё понял. Работа Алексеева, как руководителя, сводилась только к тому, чтобы «отсрочить катастрофу», ибо он жил сегодняшним днём.
В тот же день я приехал в управление вневедомственной охраны, адрес которой я знал ещё по работе внештатником в институте. Начальник вневедомственной охраны принял меня без промедления.
Без долгих слов он объяснил мне, что музей должен им огромные деньги и «не расплатится до конца света»!
– И сколько же мы должны вам? – удивился я.
– Порядка ста двадцати миллионов рублей, если не больше! – сказал полковник.
– Что же вы хотите? – спросил я, одурев от чудовищной цифры.
– Ну, это, конечно в теории, – сказал полковник. – Вряд ли вы решите наши проблемы! Нам, например, нужны водоподогреватели и отопительные котлы, которые производятся на БМЗ в ООО «Викма», примерно миллионов на двадцать, а также металлоизделия от того же БМЗ, только от ООО «Металлург» почти на 85 миллионов рублей, и, наконец, мы должны предприятию ААК «Брянскавтотранс» за перевозки почти 27 миллионов рублей! Закроете наши долги, тогда мы ещё год будем обслуживать вас без претензий!
Я сел и задумался. – Больше ста тридцати миллионов! Как это решить!
Но начальнику отдела милиции не было дел до моей «головной боли»…
– Хорошо, товарищ полковник, – сказал я, понимая это, и встал. – Буду готовить документы, и мы с вами очень скоро увидимся.
Где-то числа 16-го декабря я прибыл на БМЗ, нашёл дочернее предприятие этого гиганта ООО «Викма». Оказалось, что это предприятие должно в бюджет по НДС 23 миллиона 730 тысяч рублей. Погашение налога по НДС всегда осуществлялось деньгами, поэтому «Викма» охотно согласилась рассчитаться с долгом своим товаром. На том мы и подписали документы.
Здесь же я встретился с руководством другого дочернего предприятия БМЗ – ООО «БМЗ –Металлург». Оказалось, что там долг по НДС составлял 84 767 800 рублей. Я оформил и подписал и это соглашение. А Гладченков Сергей Иванович, руководитель фирмы, отвёл меня к своему бухгалтеру. – Подпиши эту бумагу, – сказал он властно и, вместе с тем, мягко, – это – выгодное для нас дело!
Женщина далеко не самой приятной внешности улыбнулась. – Как вам будет угодно, Сергей Иванович, – сказала она и, не проверяя текст соглашения, подписала его, вызвав у меня скептическую улыбку. – Видимо, любовница, – подумал я. – Мог бы найти себе и получше!
Вернувшись в Советский район города, я направился в финансовое управление, где почти неделю уговаривал руководство проявить снисхождение и добился подписания соглашений. Так у нас не только не осталось долга перед вневедомственной охраной, но и образовался значительный задел!
Оставался только ААК «Брянскавтотранс». Надо было выполнить обещание полковнику из вневедомственной охраны. И я это сделал! В результате упорной работы мне удалось заключить соглашение о погашении долга ААК «Брянскавтотранс» на сумму в двадцать шесть миллионов шестьсот пятнадцать тысяч четыреста пятьдесят восемь рублей! Соглашение я подписал под самый Новый год, 30.12.1997 года.
Так музей получил гарантию оплаченной государственной охраны на год вперёд.
А за период с осени 1997 года я погасил долги музея на сумму 162 миллиона 162 тысячи 672 рубля. Вопрос о ликвидации музея исчез из повестки дня.
Однако возможности заняться спокойной хозяйственной работой у меня не возникло. Как оказалось, В.П.Алексеев испортил все отношения с комитетом по земельным ресурсам, получил из этого комитета никуда негодный проект постановления о передачи музею земли и опять обратился ко мне: – Решай, Константин!
Пришлось заниматься и этим. Так, в процессе работы над зачётами, я написал письмо  главе Брянска следующего содержания:
«Главе администрации г.Брянска Сарвиро Н.К., Председателю комитета по земельным ресурсам и землеустройству Мащенко А.М.
Анализ проекта-постановления О перерегистрации землевладения, протест, №138 от 10.12.1997 г.
Сегодня, 10 декабря 1997 года в адрес музея поступил проект постановления администрации г.Брянска, подготовленный председателем комитета по земельным ресурсам и землеустройству г.Брянска А.М.Мащенко. Изучив этот документ, я прихожу к выводу, что в нём самым грубым образом нарушаются земельные права музея, санитарно-гигиенические требования, правила эксплуатации зданий и сооружений учреждений культуры, а также права рядовых граждан, основных посетителей музея и тех, кто проживает рядом. А именно:
1) Музей, практически, лишается хозяйственного двора (пп.1.2, 4.4. проекта постановления).
2) На территории музея (а не кондоминиума, согласно протокола совещания при главе администрации г. Брянска от 14.10.97 г. п. 3!) устанавливается автомобильный проезд (!), что грубо противоречит требованиям правил эксплуатации музеев (ибо автомобильный шум препятствует проведению экскурсий и нормальной работе сотрудников, п. 4.4.)
3) Необоснованно передаётся кондоминиуму участок земли из музейной собственности в 500 м2 (вероятно, с этим и была связана волокита в оформлении документов! – п. 4.10)
4) Рядовые граждане не получают нормального пешеходного прохода в свои дома, а посетители музея лишаются полноценного обслуживания, что, практически, ведёт к развалу музея.
На основании изложенного выражаю самый решительный протест настоящему проекту постановления и предлагаю комитету по землеустройству:
1) Возвратить музею хозяйственный двор, закреплённый за ним многими нормативными актами, отменить которые комитет по землеустройству города не правомочен.
2) Возвратить музею присвоенный кондоминиумом забор или возместить ущерб денежным перечислением на р/счёт музея после соответствующей экспертизы.
3) Выполнить решение администрации города Брянска от 14.10.97 г. и создать пешеходную дорогу по территории кондоминиума.
4) В самый кратчайший срок выдать музею документацию на его земельные права, за которую музей уже почти полгода как заплатил.
5) Никаких дополнительных земельных участков из музейных владений не давать кондоминиуму.
Дополнительно сообщаю, что если этот проект постановления будет подписан, администрация и трудовой коллектив музея оставляют за собой право опротестовать его в вышестоящих и судебных инстанциях, а также обратится к общественности через средства массовой информации.
Зам. директора музея     К.В.Сычев»

Моё письмо «услышали» и буквально через неделю городская администрация прислала новый проект землеустройства.
Я тщательно изучил документ и за своей подписью, потому как Алексеев страшно боялся своего упоминания, направил следующее письмо:
«Председателю комитета по землеустройству г.Брянска Мащенко А.М.
Предложения на проект-постановление Администрации г.Брянска. №141 от 18.12.97 г.
Изучив настоящий проект-постановление, написанный с учётом замечаний и предложений участников совещания при главе администрации Брянска от 17.12. 97 г. отмечаю, что настоящий проект в большей мере отвечает требованиям правил эксплуатации музеев и санитарно-гигиеническим нормам, поскольку автомобильная дорога и проход для граждан устанавливаются за пределами музея и будущего планетария. Однако хотелось бы отметить и некоторые, по моему мнению, упущения. А именно. Уже в п. 1 проекта говорится об изъятии у музея земельного участка без точного датирования, с какого времени он передаётся «Брянскоблстройзаказчику», не предусмотрены возможности задержки, приостановки или непредвиденного прекращения строительства планетария. В этом случае музей лишается зем.участка на неопределённый срок. Предлагаю:
1. Не отчуждать земельный участок у музея, что предусмотрено в п. 1 настоящего проекта, а наоборот сохранить его в собственности музея, в том числе и на период строительства.
2. Если же это невозможно, то обязательно внести в проект пункт о том, что если строительство планетария по непредвиденным причинам не состоится, или задержится на неопределённый срок, то земельный участок, предусмотренный к изъятию из землевладения музея по п. 1 проекта, возвращается в собственность музея.
С уважением
зам.директора музея             К.В.Сычев»
Тогда на это письмо никто не ответил, но я хорошо знал, что пишу не зря! В жизни не было случая, чтобы мои письма никого не затронули!
Я уже рассчитывал отдохнуть дома в новогодние праздники, но 31 января утром мне домой позвонили из обладминистрации и предложили явиться немедленно в финуправление для каких-то «разбирательств». Я прибыл туда, но оказалось, что все мои документы были безупречными.
Я вернулся в Сельцо как раз к Новому году и встречал праздник с Любой и сыном на квартире Тирюбов.

6. Новые проблемы

Вернувшись домой, я едва поспал, но вдруг меня разбудила мать. – Костя, тебе звонят из музея! – сказала она.
Я метнулся к телефону. Звонила администратор. – Константин Владимирович, – сказала она. –  Вам надо срочно прибыть в музей! У нас – серьёзные проблемы!
И она бросила трубку.
Я немедленно собрался и выехал в Брянск. Первоначально добрался до электрички. Приехал на вокзал Брянск-1, а оттуда на троллейбусе № 1 до Площади Партизан.
Когда я прибыл в музей, то оказалось, что там собрались «лучшие люди» музея: Саша Трофименков, председатель профсоюзной организации,  Елена Фильченкова, мой заместитель, Бердель Татьяна, главный бухгалтер, и другие сотрудники. Мы выпили за Новый год, и я очень скоро удалился.
В январе 1998 года я возобновил борьбу за права музея. В то время губернатором области был Ю.Лодкин, человек очень хитрый, декларировавший взгляды коммунистов, но, вместо этого, был прекрасным прагматиком, возможно лучшим правителем области на долгие годы!
10 января 1998 года в газете «Брянский рабочий» появилась статья «Страсти по музею», где были тенденциозно изложены мои взгляды из письма в редакцию. Уже тогда я стал понимать, что резко меняется курс работы журналистов  – от правдивого или проблемного изложения фактов – в сторону лжи и восхваления высшего начальства!
Я решил бороться. И написал свою статью такого содержания:
«Дополнение к статье «Страсти по музею» от 10.01.98 г.
Уважаемая редакция!
В целом, конечно, факты, изложенные в статье, достоверны, но есть некоторые моменты, которые следовало бы уточнить.
Так, в статье отмечено, что я рекомендовал передвинуть на 5-6 м забор по территории кондоминиума, которой он владеет законно. Однако забор, разделяющий кондоминиум и хозяйственную территорию музея, стоит, увы, на законной территории музея, поскольку часть территории кондоминиума отгорожена от нас произвольно и документально пока за кондоминиумом не закреплена (согласно плана-схемы комитета по землеустройству города). Поэтому я предлагал провести дорогу по законной территории музея, которую просто захватил кондоминиум.
В принципе, после определённой волокиты, комитет по землеустройству с таким предложением согласился. Однако вновь возник один довольно существенный нюанс.
В статье Вы пишете, что директор музея пока не решается подписывать справедливый в общем-то документ, подготовленный комитетом по землеустройству, из-за колебаний: а вдруг-де строительство планетария застопорится, и земля музея будет утрачена. К сожалению, не отмечено, что «колебания» директора музея основаны на реальной угрозе. И причём тут вопросы политического характера, смены властей и т.д.? У нас уже есть достаточно примеров, как подобные аренды подрядным организациям заканчивались для музеев печально – полным отторжением хоз.территорий!
К сожалению, Вы не заметили вот такой момент: почему для предоставления аренды «Брянскоблстройзаказчику» обязательно нужно отчуждать эту территорию от музея? Не проще ли, коли нужно сдавать в аренду землю строителям, обязать музей сдать им эту землю в аренду? Ведь в этом случае арендная плата пойдёт в тот же госбюджет? Но вот здесь-то и завязалась борьба с комитетом по землеустройству… А почему, мне неясно.
Поскольку, как я отметил, никакой разницы для госбюджета не произойдёт, если мы останемся владельцами земли, как госуд.организация, то у нас и возникает справедливое «колебание» – а не хотят ли отнять у нас землю?
Я как раз уверен, что суть именно в этом.
С уважением   
Зам.директора музея            К.Сычев
12.01.1998 г.»
Вместе с тем у меня появились кадровые проблемы. Например, новый техник, В.Артюхов, сменивший обиженного кладовщицей Верхутина, предлагал сотрудникам музея употреблять вместе с ним наркотики. Узнав об этом, я предложил ему немедленно уволиться, что и было сделано.   
А тут ещё возникли новые конфликты с сотрудниками.
Так, старший научный сотрудник музея – Г.П. Поляков – занимавший дополнительную должность сотрудника безопасности музея, периодически в ночное время принимал своих друзей, которые безобразничали и нарушали режим охраны.
До меня доходили слухи об этом, но я, не имея реальных фактов, просто словесно предупреждал Полякова о возможности неприятностей для него.
А тут во время очередной выставки неожиданно пропал ордена-муляжи.
На этот счёт я немедленно издал приказ по музею:

П Р И К А З  № 6
Г. Брянск                06.02.1998 г.

29 января 1998 г. неизвестным был испорчен стенд на 3-м этаже экспозиции «Великая Отечественная война». Несмотря на незначительный материальный ущерб, нанесённый музею, произошедшее вызывает серьёзную озабоченность.
При проведении расследования было установлено, что в этот день были допущены серьёзные нарушения требований к охране материальных ценностей и экспонатов, а также ряд сотрудников допустили халатность по отношению к выполнению своих должностных обязанностей, выразившуюся в утрату бдительности и серьёзности к проведению проверки на сохранность экспонатов. Так, зав.отделом совремённой истории С.Я.Горбачёва вечером 29.01.98 г. не осмотрела должным образом повреждённый стенд, и лишь благодаря добросовестности смотрителя Н.В.Моисеенковой удалось своевременно обнаружить произошедшее.
В деятельности смотрителей, которые обслуживали коммерческую выставку без специального назначения для этого администрацией, прослеживались сумятица и неразбериха. Ст. научный сотрудник музея О.Д.Зотова нарушила требования охраны музея и допустила посторонних лиц присутствовать в позднее время в музее.
Дежурный по музею зав.отделом истории досоветского периода Г.П.Поляков проявил беспечность и не выдворил своевременно из музея посторонних лиц.
Таким образом возникла ситуация, едва не приведшая к более серьёзным последствиям.
На основании изложенного

П Р И К А З Ы В А Ю :

1. Зав. отделом современной истории  С.Я.Горбачёвой, зав.отделом истории досоветского периода Г.П.Полякову, ст. научному сотруднику О.Д.Зотовой объявить выговор.

2. Ст.смотрителю Г.М.Приваловой обратить серьёзное внимание на работу смотрителей, обеспечить: своевременный осмотр экспозиций, постоянное присутствие на рабочем участке, немедленную реакцию на любые нарушения и замеченные недостатки и информирование об этом своих непосредственных начальников. Завести специальный журнал, в котором регистрировать посторонних лиц, прибывающих к сотрудникам всех служб музея, с указанием фамилий, имён, отчеств, паспортных данных посетителя, даты времени прибытия и убытия их из музея.

3. Всем сотрудникам музея усилить контроль за сохранностью экспонатов, учитывая случившееся происшествие.

4. Зам директора по АХЧ К.В Сычеву обеспечить безопасную эксплуатацию служебных дверей со стороны обеих лестниц служебного коридора, не допускать туда посторонних лиц и сотрудников без специальной эксплуатационно-производственной необходимости.

5. Смотрителю музея Н.В.Моисеенковой за добросовестное отношение к своим служебным обязанностям, инициативу, бдительность и оперативность объявить благодарность.

6. Приказ довести до всех сотрудников музея под расписку в 3-х дневный срок.

Директор    музея.
Подписи: Н.Лёвина, Привалова, Зайцева, Серякова, Моисеенкова.»

Однако не все учли содержание приведённого выше приказа. Г.П.Поляков вскоре во время своего дежурства в качестве сотрудника безопасности опять пригласил вечером в музей посторонних лиц – своих друзей – и устроил очередную попойку. Когда я узнал об этом, я немедленно доложил Алексееву.
– Делай сам то, что считаешь нужным! – сказал он.
Поскольку я уже предупреждал Полякова, я написал на него докладную с требованием освободить его от должности сотрудника безопасности.
Алексеев немедленно издал приказ и уволил Полякова с дополнительной должности, свалив случившееся на меня.
Я помню, как разгневанный Поляков ворвался в мой кабинет и потребовал от меня отозвать моё заявление. – Если ты не сделаешь этого, – сказал он, – то мы – навеки враги!
– Нет!  – ответил я.
Хлопнула дверь, и Геннадий Петрович удалился.
С той поры он уклонялся от любых связей со мной, считая, что я оскорбил его, лишив права беззаконно безобразничать!
Мне всё это было, как говорят в простом народе, «по барабану», потому как я ежедневно был в делах. В хозяйственной службе всегда были проблемы! А я имел настоящий производственный стаж и, мало того, знал организацию производства через подготовку кадров! А это был самый компетентный опыт, которым не обладали сотрудники музея, занятые мелочными дрязгами.
Новых злополучных зачётов, которые я прекрасно осуществил, пока не было. Да и долгов у нас не было, поскольку я заключил соглашения с поставщиками услуг   едва ли не на год вперёд!
Администрация области вынесла постановление о продолжении зачётов только с апреля. Я выигрывал время и имел возможность заняться внутрихозяйственной деятельностью. В чём и преуспел.
Однако у меня всегда были проблемы с кадрами. Дело в том, что зарплата работников технических служб по стране была ничтожна! Когда я уволил Артюхова, осталось свободное место плотника, который был крайне нужен. Я дал в газету объявление об этом. Тогда в музей пришёл парень, по имени Валера (его фамилию я не помню), который явился в канцелярию музея и объявил себя плотником. Нина Ивановна немедленно пошла с ним к директору, после чего демонстративно явилась ко мне с требованием срочно назначить его на должность.
Я глянул на новичка: классический образец недавно отсидевшего уголовника! Но поскольку он уже был назначен, да и я многократно общался с ребятами «оттуда», проживая в детстве во дворе, где преобладали бывшие воры, я спокойно смирился с решением директора (фактически, Нины Ивановны) и попытался найти общий язык с Валерой.
Первоначально это удавалось. Новый плотник добросовестно выполнял свои обязанности, хорошо работал при подготовке к выставкам, устранял любые недостатки при моих указаниях. Но иногда, в свободное от дел время, он использовал отходы древесины, делая из них декоративные полки и, отпросившись, убегал на центральный рынок, где быстро и успешно продавал своё творчество, покупал водку и «втихоря» пьянствовал.
Но поскольку его практическая польза превышала недостатки, о которых мне почти ежечасно доносили работники музея, я терпел его.
Периодически я проверял чистоту помещений музея и, находя недостатки, критиковал научных сотрудников. Это им очень не нравилось, и они часто жаловались на меня в Управление культуры с клеветническими измышлениями. Но там, благодаря моей хорошей работе с зачётами, мне доверяли. Да и тогдашняя начальник Управления культуры Раиса Михайловна Путимцева, умная и порядочная женщина, которая имела опыт работы секретарём Навлинского райкома КПСС, прекрасно знала людей и понимала, чему можно верить, а чему нет. Уже потом, когда прошло много лет, я узнал, какую гадость писали обо мне доносчики! Я был и агентом ЦРУ (это при работе на военном заводе!), и врагом управления культуры (ибо якобы ставил целью захват власти там!) и, наконец, обычным вором, выносящим из музея материальные ценности (какие вынесли оттуда задолго до меня!). Потом сотрудники музея узнали каким-то образом (а они узнавали всё, чего даже не было в природе!), что я принял в штат плотника Валеру, «закоренелого бандита и убийцу», как было написано в одном из доносов. Они не учли только одного: Валеру я не принимал, но смирился с назначением Нины Ивановны Ярёменко, одной из руководителей всей той писаной клеветы!
За свой честный труд по спасению музея я нажил себе множество врагов. Например, заведующую складом Амелину. Она была страшно недовольна тем, что я осудил её право хранить свои, незаконно приобретённые ценности, в складах музея. Я тогда доложил Алексееву об этом. Но он не принял мер, а наоборот сказал, чтобы я не обижал Галину Павловну! Тогда у меня появилось подозрение, что не она, а он хранил свои материальные ценности на складах, а Амелина покрывала его!
Как-то я провёл собрание персонала хозяйственной службы музея и предложил составить график уборки пожарных лестниц уборщицами.
– Музей, – сказал я, – это территория, общая для всех уборщиц! Вы убираете определённую территорию по участкам, но остаётся и лестничная часть, которая предусмотрена для всех. Вот я недавно проходил по пожарным лестницам и обнаружил там ужасную грязь, дохлых мух, и понял, что эта территория не убиралась несколько лет! Давайте, договоримся. Я составлю график, и вы, по очереди, будете убирать эту лестницу, по крайней мере, раз в месяц! Я не насилую вас, зная вашу низкую зарплату. Но вы имеете и своё преимущество: работаете только по утрам, на час-два! Поэтому примите моё предложение так, как следует!
Неожиданно против моего предложения выступила завскладом Амелина.
– Константин Владимирович, – сказала она. –  Вы нарушаете права уборщиц! Почему они должны работать без оплаты по уборке лестницы?
– В таком случае, пусть они работают в музее все восемь часов! – возразил я. – Я – не бухгалтер и не директор! Поэтому не располагаю свободными денежными средствами! Если вы не согласны с моим предложением – отправляйтесь к директору!
И Амелина действительно отправилась к Алексееву. Что она там ему говорила, я не знаю, но на следующий день он вызвал меня на беседу и предложил оставить всё, как и было, и не убирать пожарную лестницу!
Прошло несколько дней. В музее проходила какая-то коммерческая выставка. Цены на билеты были приличные, но работники учреждений культуры имели право проходить на любые выставки бесплатно, о чём у нас были договорённости с владельцами выставок.
Когда эти выставки прошли, и наступила пора проводить новые зачёты, вместо денежных расчётов, я пришёл в управление культуры за очередными направлениями. В коридоре я встретил заместителя начальника управления – Сомову Наталью Александровну – которая всегда была любезна со мной и периодически останавливалась, чтобы немного поговорить. Неожиданно она резко отвернулась и, бросив в ответ: – Здравствуйте! – проскочила в кабинет начальницы.
Мне было это неприятно, поскольку я почувствовал что-то подозрительное.
Всё раскрылось позднее. Оказывается, Н.А.Сомова пришла в выходной на выставку со своей внучкой и её встретила, специально подготовившаяся к этому, Амелина Г.П. – Наталья Александровна! – сказала она. – Сейчас идёт коммерческая выставка, а вы – высокий руководитель! Не надо вам «рисоваться» своим положением! Пойдёмте со мной, и я проведу вас через пожарный вход!
Наталья Александровна, прислушавшись к словам кладовщицы, направилась с ней на пожарную лестницу, где увидела грязь и кучи засохших мух.
– Какое безобразие! – сказала она тогда. – Неужели Константин Владимирович не может организовать здесь хотя бы субботник?!
– Так он и вовсе запретил нам убирать лестницу! – ответила на это Галина Павловна. – У него есть свои «особые приближённые» среди уборщиц, и он не хочет загружать их дополнительными делами! Я предлагала ему на общем собрании составить график уборки лестниц, но он «послал меня подальше»!
Вот почему гневалась на меня Наталья Александровна, но я узнал обо всём этом много позднее, тем более, что когда я начал работу по новым зачётам, она сменила гнев на милость, благодаря моей кропотливой и, порой, невероятной по эффективности работе.
Помимо таких «сотрудников», которые откровенно мешали мне работать, были и объективные причины: полное отсутствия финансирования со стороны областного бюджета.
Я пытался добиваться хотя бы средств на частичные ремонты, но ответ был один: денег в бюджете нет.
Я даже написал письмо в адрес губернатора области Лодкина. Сохранился только фрагмент:
«№ 23, 11.03.98

Главе администрации Брянской области Лодкину Ю.Е.
Копия: Начальнику финансового управления администрации Брянской области Тюлягиной Л.А.

Убедительно просим рассмотреть возможность спасения Брянского государственного объединённого краеведческого музея, в состав которого входит 18 музеев области. Последние годы мы испытываем кризис из-за очень ограниченного финансирования.
Здание ни  разу не ремонтировалось капитально. Не выделяются деньги на текущий и аварийный ремонты. Течёт кровля, в отвратительном состоянии средства коммуникации и сигнализации, дряхлеет здание. Музей имеет заслуги перед обществом, сохраняя ценой больших усилий исторические реликвии Брянщины, организовывая выставки, воспитывая население в духе любви к своей Родине.
Здание музея является ценным архитектурным памятником, украшающим город. Посетители, гости Брянщины и даже искушённые в музейных делах иностранцы высоко ценят наш музей.
Мы очень надеемся на Вашу высокоавторитетную помощь и просим выделения дополнительных средств, без которых нам просто не выжить.
Средняя зарплата сотрудников составляет всего 280 рублей., а технических работников, поддерживающих порядок в музее – …»
Затем я написал письмо представителю президента по Брянской области М.М.Калашникову. Вот этот текст:
«ПРЕДСТАВИТЕЛЮ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПО БРЯНСКОЙ ОБЛАСТИ
№ 25 от 16.03.1998 г.
Просьба о помощи для спасения краеведческого музея.

Обращаюсь к Вам за помощью, поскольку положение Брянского государственного объединённого краеведческого музея, состоящего из 18 музеев, катастрофическое.
Вот уже почти 3 года наш музей не получает необходимых денежных средств для поддержания своего существования. А за последние 3 месяца нынешнего года – совсем ничего!
Здание ни разу не ремонтировалось капитально. Течёт кровля, в отвратительном состоянии средства коммуникаций и сигнализации, близки к аварийному состоянию трубопроводная система и канализация, дряхлеет здание головного музея, разрушается фасад, осыпается штукатурка. На грани развала уникальное музейное сооружение – Партизанская Поляна… И все это по причине отсутствия средств на ремонт! Нет денег даже для текущего и аварийного ремонта! Не дают нам также денег и на поездки для проведения аварийных ремонтов на Партизанскую Поляну и в с. Красный Рог! Запрещены даже взаимозачёты и вексельные операции!
Как много говорится о значении культурных ценностей, и совсем ничего не делается для их поддержания в порядке!
Я, как хозяйственный работник, совершенно измучился, пытаясь добиться хотя бы элементарных средств на спасение национальных государственных ценностей. Неужели в стране нет хозяев? Неужели самое крупное учреждение культуры в области  – наш музей – не имеет права существовать хотя бы на уровне значительно меньших по величине и богатству фондов и экспозиций музеев, например, Смоленска, Орла, Калуги, Белгорода, Липецка и, видимо, всех остальных российских?
Нашли же ведь наши власти средства для поддержания областных библиотеки и драмтеатра? Почему именно мы, сохраняющие патриотические традиции и высокие культурно-исторические ценности, воспитывающие людей в духе любви к родному краю и его истории, должны бедствовать? Средняя зарплата сотрудников музея составляет всего 280 рублей, а технических работников, поддерживающих порядок в музее, от 90 до 180 рублей!
От нас уходят лучшие кадры, невозможно укреплять дисциплину и предъявлять высокие требования.
Когда же, наконец, у нас обратят внимание на историко-культурные ценности? Ведь они имеют даже мировое значение. Это – общечеловеческие ценности!
Убедительно прошу Вас помочь нам в обеспечении хотя бы минимального финансирования музея, хотя бы в пределах 3-х миллионов новых рублей!
В настоящее время мы лишены всего: отключены телефоны. Стоит вопрос об отключении электричества и тепла. А когда это свершится, прекратит существование главный культурный, исторический и патриотический центр Брянщины, музей, занимающий первое место среди краеведческих музеев России и, судя по всему, последнее в шкале ценностей наших властей.
С уважением и надеждой на Вашу помощь
Зам.директора музея по АХЧ                К.В.Сычев»
Помимо заявления, я прибыл к самому господину Калашникову, который восседал в здании областной Думы(бывшем обкоме КПСС) и попытался добиться от него реализации моего письма. Но Калашников просто осмеял меня. Он сразу же спросил: – А вы действительно думаете о благе музея? – и посмотрел на меня с ехидной улыбкой.
Тогда я всё понял и ушёл. Потом я узнал, что Калашников так и «восседает» чуть ли не пожизненно «представителем президента от Брянской области», наплевательски относясь к национальным ценностям.
Но разбираться в этом у меня не было ни сил, ни средств, тем более, что Алексеев часто блокировал мои действия.  Он даже не давал мне возможности решать вопросы в пределах моего штатного расписания! Но я всё терпел его бестолковое руководство и стремился улучшать жизнь в музее, вопреки его «наставлениям», и просто рвал документы, в которых Алексеев выглядел очень нелицеприятно!
Но вскоре уже было не до него, ибо я занялся погашением очередных зачётов, которые снова разрешили.
Тем временем в стране произошла так называемая «деноминация» рубля. Из ценовых расчётов убрали три нуля и миллион рублей превратился в тысячу! При этом граждане России в течение трёх месяцев не получали ни пенсий, ни зарплат! Жили на уровне военного времени!

7. Очередные зачёты: борьба за выживание!

9 апреля 1998 года я погасил задолженность по налогам ОАО»Брянскэнерго» на сумму в 83590 рублей 64 копейки.
Сразу исчезли все проблемы, связанные с моей «профессиональной несостоятельностью и агентурой в ЦРУ».
В то же время ухудшилась ситуация вокруг музея.
В хозяйственном дворе царил полный хаос: били стёкла в экспозиции музея, во дворе кучковались пьяницы и бандиты, был даже случай смертоубийства.
На этот счёт я обратился к администрации города. Вот этот документ:
«Главе администрации г.Брянска Сарвиро Н.К.
Копия: главе администрации Советского р-на г. Брянска Тулупову В.С.

Уважаемый Николай Константинович!

Обращаюсь к Вам за помощью и компетентным советом по поводу происходящих вокруг краеведческого музея событий.
Как известно, в настоящее время в городе проходит месячник по уборке территории. Мы тоже активно включились в этот процесс и добросовестно навели порядок вокруг музея и в хозяйственном дворе. Однако после наведения порядка, ремонта входных ворот металлического забора и заваривания разрушенных местными жителями решёток в заборе, вновь начались беспорядки.
Так, в воскресенье, 26.04.98 г. жители опять взломали забор, сбили и похитили дверной замок.
В ночь с 27.04.98 г. на 28.04.98 г. они выбили окно в актовом зале музея. Днём мы привели всё в порядок, но ночью с 28.04 на 29.04.98 г. был вновь произведён налёт – взломана калитка на хозтерритории и выбито ещё одно окно.
По сведениям местных жителей, все эти действия совершают хулиганствующие подростки лет 14-15, которые озлоблены тем, что лишились возможности распутничать на хозяйственной территории музея. Они собираются по ночам вокруг музея и бесчинствуют.
Музей не обладает достаточными средствами для ежедневного устранения ущерба и борьбы с хулиганами.
Единственное, что здесь, как я полагаю, возможно, это – проведение компетентного следствия, выявления нарушителей, а также запрещение властями шататься ночью по городу подросткам. Но, к сожалению, это не в нашей власти.
Прошу также Вашего разрешения на монтаж вокруг музея ограды из колючей проволоки. Я понимаю, что это негуманно, но что делать, когда безнаказанно готовятся и совершаются преступления?!
С уважением
Зам.директора музея   К.Сычев».

Никакой пользы это письмо не принесло, кроме пустой «говорильни».
Ещё раньше Алексеев направлял меня на конфликт с главой «Кондоминиума» В.Ф. Сорокой. Я обнаружил, что он – очень влиятельный человек – однако Алексеев предлагал вести с ним борьбу, и я, первоначально, наслушавшись его бестолковых советов, начал писать критические статьи в разные газеты.  В то время Сорока был главой «областных тепловых сетей» и я, как наивный человек, начал осмеивать его в прессе. Тогда он мог расправиться со мной, как с цыплёнком. Но я таких тонкостей не знал и открыто бросил вызов. Одна – другая статья – и Сорока понял, что ему грозят большие неприятности. Тогда он лично пришёл ко мне и спросил: – Ты и есть тот самый Сычев, который громит меня в печати?
  Я, убедившись, что передо мной сам Сорока, ответил: – Да, это я!
– На хер ты бьёшься за якобы правду! – сказал Владимир Фёдорович. – Твой директор – «шестёрка», давно продавший всё и вся! Они просто хотят содрать с меня дополнительные деньги! Неужели ты не понимаешь? А на музей им «насрать»!
– Ну и что вы от меня хотите? – пробормотал я, чувствуя глубокие сомнения.
– Вы прекращаете писать всякую ерунду против меня, – усмехнулся Сорока, – а я, в свою очередь, обязуюсь оказывать вашему музею, я знаю о вашей неподкупности, любую возможную материальную помощь, пока вы здесь работаете!
– Это меня устраивает! – сказал я, и мы пожали друг другу руки.
Наше сотрудничество быстро приобрело реальные формы. В первую очередь, мы восстановили входные ворота во двор и поставили, предоставленный Сорокой В.Ф., качественный замок, который было непросто взломать.
Прекратились безобразия в хозяйственном дворе: хулиганы перестали бить окна в экспозиции музея, мусорить во дворе и устраивать безобразия. Правда, это было нелегко сразу изжить. Привыкшие к порядкам Алексеева, молодые люди ещё ломали стальные прутья забора, но Владимир Фёдорович, по моему звонку, присылал людей, и они с помощью сварки восстанавливали прочность забора. В конце концов, беспорядки прекратились, люди привыкли, что нет прохода через музейный хоздвор, и установилась спокойная жизнь.
Жители микрорайона, тем не менее, были очень недовольны установившимся порядком и стали писать в редакции газет и администрацию города бесконечные жалобы на то, что закрыли от их беспрепятственного прохода хозяйственный двор музея.
Пришлось писать ответы на их жалобы. Вот один из них:
Редакции газеты «Брянский рабочий» от зам. директора БГОКМ Сычева К.В.
12 мая 1998 г.

«Уважаемая редакция!

Прошу рассмотреть возможность опубликования моей статьи «Кто виноват?» о конфликте, возникшем у краеведческого музея с жителями прилежащего микрорайона.

С уважением        К.Сычев

КТО ВИНОВАТ?

Всё последнее время администрация и работники хозслужбы краеведческого музея ведут безуспешную борьбу с беспорядками, чинимыми жителями прилегающего к музею микрорайона. Предыстория конфликта такова. Недавно близ здания музея был построен дом для богатых людей, и власти передали жильцам этого дома в долгосрочную аренду примыкающую территорию, перекрыв тем самым кратчайший проход для жителей других зданий в свои дома.
Обозлённые граждане, которых, практически, лишили гражданских прав богатые соотечественники, отгородившиеся от них вооружённой охраной, решили исправить несправедливость, обрушив свой гнев на хозяйственную территорию музея.
Так, они взломали (уже 15 раз!) замки на центральной двери музейного забора, разорвали (уже 4 раза!) железные прутья с противоположной стороны и таким образом устроили себе другой проход в свои дома.
Помимо этого, отдельные жители микрорайона постоянно захламляют территорию хоздвора мусором, засоряют музейный мусорный бак, пьянствуют, безобразничают, бьют окна в здании музея, совершают попытки похищения материальных ценностей и оскверняют памятник военной эпохи.
В процессе безуспешной борьбы музей истратил на поддержание порядка, восстановление разрушенного и охранные мероприятия огромные средства и людские ресурсы! И это при совершенно минимальном централизованном финансировании!
Практически, музей совершенно разорён! А ведь денежные средства нужны и на капитальный ремонт здания, и на содержание в порядке здания музея и экспозиций! Интересную позицию заняла и городская администрация. Здесь позиция такова: полное невмешательство.
Мало того, в дополнительные трудности, которые мы испытываем, прибавляются ещё проблемы по содержанию кровли музея, которая периодически повреждается хозяйственными работниками администрации Советского района во время декоративных работ накануне великих праздников. Конечно, никто не отрицает нужность и актуальность подобных мероприятий, но ведь необходимо и устранять возникающие повреждения! Вот уже почти год мы бьёмся за выделение средств на ремонт текущей кровли. Однако денег у областной администрации нет. Обратились мы и к главе Советского р-на В.С.Тулупову, но и тут, честно говоря, надежд немного. Не верится даже, что хозработники Советской райадминистрации хотя бы уберут стальные конструкции, загромождающие музейную крышу в противоречие правилам её эксплуатации.
Спрашивается: а кто виноват в сложившейся обстановке? Население, которого лишили без предварительного опроса прохода в дома? Администрация Советского района, выделившая частникам землю без учёта воли населения? Или мы, сотрудники музея, мнение которых совершенно ничего не значит ни для тех, ни для других? Пока только мы расхлёбываем создавшееся беззаконие, произвол и полное презрение к интересам государства и народа!
Достаточно хотя бы привести такой пример. Вот уже 3 месяца лежат в комитете по землеустройству документы, которые должны были, наконец, разграничить земельные владения частников и музея. За эти документы музей заплатил немалые деньги, однако чиновники до сих пор тянут с решением вопроса! Получается, что деньги присвоили, а вопрос не решили.
Я уже не говорю об открытом беззаконии, совершённом властными чиновниками, которые «посадили» учреждение культуры – краеведческий музей – на «картотеку»! Кто же ведёт такую финансовую политику по отношению к бюджетному учреждению? Что это, производственное предприятие, что ли? Цель бюрократов понятна: лишить работающих возможности получать заработанные деньги и мотивировать это тем, что музей-де на «картотеке»! Где, скажите, в какой стране возможно подобное?
Вместо помощи учреждению, дающему радость народу, сохраняющему историческую память, воспитывающему патриотизм – откровенные издевательства, бюрократические препоны или, в лучшем случае, полное забвение?!
Да, не много выиграет государство от такого отношения к его культурным ценностям. И вместо помощи, сочувствия, уважения к отечественной культуре будет перед нами изо дня в день маячить извечный российский вопрос – «А кто виноват?»

…Не успел я отойти от борьбы за территорию музея, как вновь потребовалось выезжать в УВД Брянской области и оформлять второстепенный зачёт за охрану музея через ЗАО «Энергия-Альянс»на сумму в 13601 рубль 35 копеек.
А 02 июня  1998 года я вновь покрыл наши долги за обслуживания охраной УВД Брянской области зачётом с ООО «Брянсктекстиль» уже на сумму 11205 рублей.
Неожиданно из музея уволился Валера Пищулин. Поговаривали, что он обиделся на меня за то, что я занял пост заместителя директора, на который он якобы претендовал. Я, честно говоря, об этом ничего не знал, но, в процессе работы с Алексеевым, зная его лицемерие, поверил в это. Вместе с тем, хотел бы сказать много тёплых слов в адрес Пищулина. Он никогда не говорил мне о своих претензиях, а когда узнал, что я эффективно работаю, даже поддерживал меня.  Оказалось, что он тяжело заболел и не хотел оставаться на работе с двуличным Алексеевым!
Тут как раз появился доселе неизвестный нам предприниматель – Дивонис Александр Владимирович. Этот обаятельный человек, всё время улыбающийся, с короткой бородкой и элегантными усами, как-то зашёл ко мне в кабинет и представился.
Я как раз приехал после очередного зачёта, усталый.
– Да я вот, понимаете ли, –  начал Дивонис,  – представляю интересы компании «Эксполайн»,  и хочу организовать в вашем музее крупную выставку с демонстрацией и реализацией не просто обычных товаров, но и дефицитных!
–  Александр Владимирович, – возразил я, – но это не музейная деятельность! Вам надо сначала согласовать все вопросы с управлением культуры Брянской области, а потом обращаться к Алексееву, а не ко мне! У меня только хозяйственные функции!
– Сходите к вашему директору, – улыбнулся очаровательной улыбкой Дивонис, – и вы узнаете, что всё согласовано!
Я немедленно пошёл к Алексееву и сразу же высказал своё возмущение по Дивонису.
Однако он, неожиданно рассердился: – Зачем ты, Константин, лезешь туда, куда не надо?! Дивонис – порядочный человек! Он согласовал свои действия с управлением культуры! Понял?
– Хорошо, – смягчился я, – но здесь – явные нарушения! Организация выставок, и, тем более, финансовые дела – очень далеки от моей хозяйственной работы! К тому же, это компетенция Бердель, бухгалтерии!
– Какая там Бердель?! – возмутился Алексеев. – Она не сможет решить эту проблему! Это дело довольно сложное – разгребай его сам! А не захочешь – ищи себе новую работу!
Я понял, что Алексеев принял меня на работу для использования в качестве «подставы». Но я был не такой дурак, как он думал!
Вернувшись в кабинет к Дивонису, я, как искушённый в жизненных интригах, сразу же задал ему вопрос: – А какой у нас будет интерес от этого, Александр Владимирович? Ну, пусть вы договорились с управлением культуры, с Алексеевым, заплатив, понятно, им приличную мзду, но что мне от этого? Поэтому я начхал на ваши договорённости с перечисленными руководителями и отправляю вас в бухгалтерию!
– Константин Владимирович, – сказал с улыбкой Дивонис, – напрасно вы думаете, что ваш труд будет бесплатным! Оформите документы на выставку и музей получит деньги на обновление экспозиций!
– Хорошо! – сказал я. – В таком случае, всё будет сделано так, как вы договорились с управлением культуры.
Я тут же начал оформление документов на проведение выставки. Пришлось провести целый день, чтобы обмерить площадь предполагаемой выставки, составить массу справок для комитета по имуществу Брянской области, подписать разрешение на выставку в этом же комитете и составить множество других дополнительных документов.
Наконец, выставка Дивониса состоялась. Он, в самом деле, превратил музей в огромный магазин типа Московского ГУМа. Народ валил туда толпой!
В это время я вдруг заболел гриппом с очень высокой температурой. В Сельцовской поликлинике мне выписали больничный лист. Поэтому я не смог выехать в Брянск. Неожиданно, когда у меня ещё держалась температура, мне позвонила из музея Галя Привалова, сообщившая, что внезапно умер наш сотрудник – Юра Танунин!
Я был потрясён, но что мог сделать?
Через восемь дней я приехал в музей и узнал, что Танунин умер при странных обстоятельствах. Ещё утром, до смерти, он говорил, что чувствует неприятные побаливания в сердце, а когда шла выставка, он, охранявший вход-выход, вдруг удалился в свой кабинет и лёг на диван.
Выставка закончилась, и сам Дивонис, обнаружив, что пустует место охранника, стал ходить по музею и увидел в кабинете советской истории лежавшего на полу Юру Танунина. Он немедленно вызвал «скорую», но, к тому времени, Танунин был уже мёртв. –  Инфаркт! – констатировали медики.
Я не участвовал из-за болезни во всех погребальных церемониалах, но чувствовал себя так, как будто потерял своего близкого человека.
Через пару дней я вышел на работу.
Только я сел за свой рабочий стол, как закричали в вестибюле, и я вышел туда, чтобы выяснить причину. Оказывается, в музей пришёл Валера Пищулин, и кричала от радости Ольга Зотова.
Увидев Валеру, как я знал, смертельно больного, я подошёл к нему и с уважением пожал ему руку. Он кивнул мне головой и прошёл в техническую часть.
…Через несколько дней я узнал, что он умер.
Тем не менее жизнь продолжалась, и мне приходилось довольно часто разбирать кляузы сотрудников музея друг на друга. И эту функцию возложил на меня «гуманный» Алексеев.
Я просто измучился, выслушивая взаимные претензии друг к другу людей, не имеющих никакого отношения к хозяйственной службе.
Но меня особенно «достали» отношения старшей научной сотрудницы Никулиной Светланы Александровны с начальником её отдела дореволюционной истории Геннадием Петровичем Поляковым. Никулина уведомила весь музей о том, что Поляков пытается, пользуясь своим служебным положением, овладеть ею. Она же, как «исключительно порядочная женщина», отказала ему в домогательстве!
Но поскольку её жалобы насчёт борьбы за «телесную честность» не привели к нужным результатам, она стала искать любые способы, как опорочить Полякова.
А Поляков был человеком общительным, любил компании и привлекал своих друзей вечером в музей, где они пьянствовали.
Никулина узнала об этом, написала подробное заявление директору Алексееву, где потребовала наказать Полякова.
Дело, естественно, Алексеев передал мне. Но я, прочитав докладную Светланы, не долго думал и подготовил следующий приказ по музею:

«ПРИКАЗ  № 61

По Брянскому государственному объединённому краеведческому музею
Гор.Брянск                30.06.98 г.

В адрес администрации музея поступила докладная записка от научного сотрудника музея С.А Никулиной о том, что в кабинете № 42 в период с вечера 23.06. 98 г. до утра 24.06.98 г. неизвестные лица привели в нерабочее состояние её стол и лежащий рядом коврик. Она потребовала проведения расследования и применения строгих мер к виновным.
По заявлению Никулиной были затребованы объяснения у сотрудника службы безопасности Токарева Ю.В. и зам.директора по АХЧ Сычева К.В., на основании которых было установлено, что в ночь с 23 на 24 июня 1998 г. зав. отделом истории дореволюционного периода Г.П.Поляков прибыл в музей в позднее время (после 23-00) с приехавшим из Чернигова местным археологом и провёл с ним в кабинете № 42 несколько часов. В результате произошло нарушение требований режима охраны музея, по которым никто, кроме дежурного и специально оговоренных инструкцией сотрудников безопасности, не имеет права пребывать в музее в период с 19-00 до 8-00.
Кроме того, из объяснительной записки Г.П.Полякова стало известно о том, что С.А.Никулина тоже допустила нарушения противопожарных правил, пользуясь недозволенными к употреблению электроприборами.
На основании изложенного приказываю:
1. За нарушение режима охраны музея, выразившееся в пребывании в музее в ночное время с посторонним лицом, зав.отделом истории дореволюционного периода Г.П.Полякова строго предупредить.
2. За нарушения противопожарных правил, проявившиеся в использовании недозволенных к употреблению электроприборов ст.научного сотрудника Никулину С.А. строго предупредить.
3. Предупредить сотрудников службы безопасности музея о недопустимости впредь посещения музея лицами, непредусмотренными их должностыми инструкциями.
   
Директор музея       В.П.Алексеев»

Поскольку у меня прибавилось времени для наведения порядка в музее, я занялся уборкой крыши второго этажа. До этого я волевым решением составил график и обязал уборщиц раз в месяц убирать лестницы пожарного входа в музей.
Крышу же я убирал вместе с плотником Валерой. Некоторое время мы выносили мусор и сбрасывали его вниз, в хозяйственный двор. Это были целые кучи!
Но мы справились с этим, постепенно сбрасывая мусор, укладывая всё это в контейнер и, поскольку я закрыл долги по вывозу мусора, постепенно контейнер стал пустеть. Наконец мы подошли к хламу, который сотрудники музея нагло, без согласования с администрацией, сваливали на крышу.
Найти виновников было невозможно!
Тогда я стал ходить по музею и громко объявлять, что, если сотрудники в трёхдневный срок не уберут с крыши свои вещи, то весь этот хлам будет уничтожен!
Я трижды ходил по музею и прекрасно знал, что меня услышали.
Через три дня мы с Валерой занялись устранением последнего хлама, загромождавшего крышу и мешавшего провести ремонт.
Я стал поднимать громоздкий мусор и сбрасывать его вниз, в хозяйственный двор. Валера подхватывал хлам и бросал его в огромный костёр, в котором сгорали и куски дерева, и полусгнившие шкуры животных, и прочая гадость.
Когда крыша очистилась, и я, счастливый, пришёл доложить об этом Алексееву, он, неожиданно, заявил: – Ты понимаешь, что ты натворил?! Там ведь на крыше хранились ценные экспонаты отдела природы? Только что ко мне пришла Валентина Павловна Балалаева с требованием наказать тебя за уничтожение ценных экспонатов!
– Пошлите вы её, Владимир Петрович, на фуй! – возмутился я. – Пусть тогда пишет объяснение по поводу незаконного захламления крыши и отказа убрать оттуда мусор, когда было сделано троекратное предупреждение!
– А где письменное сообщение о твоём предупреждении? – рассмеялся Алексеев.
– В таком случае, где есть письменное подтверждение разрешения на захламление крыши? – возразил я, и тем история закончилась.
Пока не было зачётов, я постарался навести полный хозяйственный порядок в музее. Основным направлением было избавление музея от скопления давно сгоревших ртутных ламп, которые не вывозились из музея почти десять лет! Это было очень опасно и для здоровья сотрудников музея, и для посетителей. Я стал искать пути решения проблемы и узнал, что утилизация ламп производится только на предприятии «Свень-2» и не бесплатно. Тогда я направился в управление культуры и добился выделения денежных средств. Но пока я бился с решением этого вопроса, сотрудники музея, недовольные тем, что я пресёк возможность хранить им на крыше свой мусор, написали на меня и Валеру-плотника жалобы. Меня обвинили в связях с ЦРУ, а Валеру – что он – вор-рецидивист! Со мной дело не сложилось, а вот на Валеру поступили данные, что он имел судимость за кражу.
Как-то Алексеев вызвал меня и зачитал цитаты из коллективной жалобы сотрудников музея. Насчёт моего «шпионажа» он не стал распространяться, понимая всю глупость написанного, но вот то, что я, якобы вступил «в преступный сговор с преступными кланами и специально принял на работу их представителя, получая за это зарплату в долларах США», не преминул сообщить. Там же было написано, что я специально прислан из заграницы, чтобы развалить музей!
Понятно, что Алексеев, которому было выгодно моё безвозмездное пребывание в музее, не собирался вменять мне в вину развал музея, возникший, как результат его собственной бесхозяйственности.
В конечном счёте уволили Валеру, и дело о вывозе ламповых отходов застопорилось.
Вскоре разбили стеклянную витрину музея. Я понял, что это исходит от Валеры, уволенного ни за что!
Тогда в музей часто приходили некий предприниматель Андрей Бутурлин со своими друзьями – Валерой и Геной Каплиными – с которыми они до моего устройства в музее частенько там бывали.
– Андрей был крупным предпринимателем, – говорила мне Елена Фильченкова. – Он часто привозил в Брянск фуры из Молдавии, набитые ящиками, полными бутылок с вином. А Генка и Валерка помогали ему! Тогда они процветали!
Но вот при мне я не видел никакого «процветания», а Геннадий и Валерий Каплины были безработными.
А мне так не хватало кадров!
Как-то я сидел в раздумьи: писать ли заявку на биржу труда или нет и уже подготовил текст. Но тут ко мне в кабинет вошёл Геннадий Каплин и предложил себя на работу в качестве техника. После недолгого разговора я согласился и отправился к Алексееву, где обосновал необходимость принятия на работу нового специалиста. Алексеев не был против, поскольку знал Геннадия. А потом мы приняли на работу, тоже в качестве техника, и его старшего брата – Валерия.
Надо сказать, что Каплины были люди трудолюбивые, хорошо знающие работу едва ли не во всех технических аспектах и были достаточно уравновешенными, подчиняясь моим распоряжениям.
Вот с ними мы и вывезли весь многолетний запас ртутных люминисцентных ламп на предприятие «Свень-2». Я помню, как мы выехали в жаркую июльскую пору на нашем маленьком грузовичке. За рулём сидел сам заведующий гаражом – Владимир Фёдорович Климович – человек исключительной честности и порядочности, высокой культуры, с которым я проработал до конца, не имея никаких конфликтов. За всю мою жизнь я не знал человека добрее, умнее и терпимее, чем он!
Думаю, что если бы мы, россияне, были бы похожи на этого замечательного человека, Россия была бы самой счастливой страной!
Итак, мы приехали на пустырь, где располагался большой деревянный дом. Когда наш «пикап», груженный чуть ли не доверху лампами, остановился, я пошёл в «контору, где предъявил документы на оплату.
– Ладно, – сказал толстый краснолицый мужик, принимая квитанции, – идите к заднему двору. Там у вас примут товар!
Мы подогнали машину к задней части дома, и к нам вышли двое рослых худющих парней. – Давайте ваши лампы! – сказали они.
Валера с Геной стали вытаскивать лампы и передавать их рабочим. В воздухе стоял запах горького миндаля. Было жарко и душно.
Несмотря на то, что мы передали едва ли не в два раза больше ламп, чем оплатили, рабочие всё принимали и принимали этот хлам.
Когда всё закончилось, я спросил: – Ребята, а разве не вредно здесь работать?
Старший, по имени Игорь, на это сказал: – А куда деваться? Заводы стоят, семьи нечем кормить! Вот только что умерли наши предшественники – не прожили и сорока лет – предложили это место нам! Всё-таки тридцать тысяч в месяц… А вдруг и не умрём?
…В полном молчании мы уезжали назад. Вот тогда я окончательно понял, в какой стране живу и что такое наши власти!
Но не успел я вернуться в свой рабочий кабинет, как моя помощница, Елена Фильченкова, предъявила мне предписание управления благоустройства города Брянска о необходимости произвести капитальный ремонт фасада здания краеведческого музея! Это было возмутительно при учёте, что у нас не было средств даже на текущий и мелкий ремонт!
Тогда я написал письмо главе администрации Брянска следующего содержания:
«Исх.№ 82 от 27.07.98 г.                Главе администрации г.Брянска Сарвиро Н.К.

Уважаемый Николай Константинович!

Управление по благоустройству города администрации города Брянска выставила музею предписание № 2084 от 17.07.98 г. о необходимости произвести ремонт фасада здания краеведческого музея. Об этом же говорил и посетивший музей глава администрации области Ю.Е.Лодкин.
В самом деле, фасад здания музея, обращённый лицом к центру города, в настоящее время имеет довольно неопрятный вид.
В течение длительного времени, а, практически, со времени открытия музея, никаких ремонтных работ не велось. Постоянные дожди, жара, резкие температурные перемены, вызвали появление жёлтых и зелёных пятен на верхней части фасада, что бросается в глаза сразу же при осмотре здания.
Приближается 17 сентября – 55-летие освобождения Брянщины – и такое состояние одного из центральных зданий города вызывает тревогу.
Убедительно прошу рассмотреть возможность оказания помощи музею по очистке и покраске фасада здания в связи с тем, что у нас нет ни средств, ни необходимого оборудования для проведения даже косметического ремонта, поскольку областное финуправление сейчас не выделяет денежных средств на хознужды музея.
С уважением
директор музея».

  На это письмо не последовало ответа, но зато исчезли и необоснованные претензии.
Вместе с тем, возле музея располагались огромные полости для воды, рассчитанные на работу фонтанов, которые проектировались ещё при сдаче музея, но так и не были запущены. К тому времени эти полости превратились в свалки мусора, и сотрудники музея периодически убирали их накануне праздничных дней. Поскольку не было средств на элементарный ремонт музея, было ясно, что эти полости так и будут мусорными свалками на долгие годы.
Зная это, я написал письмо в администрацию города с просьбой навести там порядок с минимальными затратами. Вот этот текст:
«Исх.№ 86 от 31.07.98 г.                Главе администрации г.Брянска Сарвиро Н.К.

Убедительно прошу разрешить засыпать землёй прилегающие к краеведческому музею бассейны, с целью разбития на их месте цветочных клумб и травяного газона.
В настоящее время они являются городскими мусоросборщиками, и весь малочисленный технический персонал музея только и занимается их уборкой изо дня в день. А за выходные дни эти места так загаживаются, что форменным образом позорит облик центра города.
Проблема засыпки бассейнов уже неоднократно обсуждалась с городскими властями и компетентными в строительных вопросах специалистами. Наконец, договорились их засыпать, но ввиду отсутствия средств, дело застопорилось.
Сейчас эту работу готов финансировать «Энергоинвестбанк», поэтому прошу поддержать это наиболее практичное и наименее затратное решение. К тому же улучшится и зрелищно-эстетический обзор комплекса зданий площади Партизан.
С уважением
директор музея».
Само собой, моё мнение так и осталось неуслышанным, зато от музея отстали чиновники по благоустройству, требовавшие «ежедневной уборки» пустых бассейнов.
Вместе с тем, возникли новые проблемы. Вскоре уволился высокопрофессиональный электрик музея, Василий Андреевич. Он когда-то работал в руководстве «Облэнерго», возглавляемом по-моему Стариковым, и был очень уважаемым человеком. Уйдя на пенсию, он был уволен, поскольку обладал «строптивым» характером, как большинство честных людей. В его жизни случилась большая трагедия – в среднем возрасте его бросила жена, уйдя к любовнику, и он остался один, воспитывая сына. Поэтому, чтобы прокормить себя и сына, он устроился «за гроши» в наш музей. Он и со мной был строптив и груб, но я, зная его ситуацию, терпеливо к нему относился. Но вот Алексеев, презиравший простых людей, грубости не потерпел. Однажды, проходя по коридору, он натолкнулся на Василия Андреевича и стал его отчитывать. А тот резко ответил ему. Алексеев немедленно уволил его, не считаясь ни с его положением, ни с моими просьбами: он прислушивался только к голосу вышестоящих начальников, научных сотрудников, назначенных по «звонку сверху», а простые люди были для него человеческим мусором.
Так я остался без нужного музею электрика и стал периодически нанимать в музей сторонних лиц из «Тепловых сетей» на временную ставку.
Но вот, к октябрю 1998 года стали иссякать средства, добытые моими соглашениями о взаимозачётах.
Первыми заявили об этом ОАО «Брянские тепловые сети».
Пришлось опять заниматься взаимозачётами.
15 октября я выехал в Фокинский район Брянска на фабрику «Макаронсервис». Там мне удалось заключить соглашение о поставке макарон ОАО «Брянские тепловые сети» на сумму в 5035 рублей. А «Тепловые сети» погашали на эту сумму налог на прибыль, что было им крайне выгодно!
А вот соглашением от 20 октября 1998 года я вновь договорился с «Макаронсервис» и «Тепловыми сетями» уже на сумму в 21351 рубль 53 коп. за погашение налога на добавленную стоимость, что было исключительной любезностью финансового управления администрации Брянской области!
3 ноября 1998 года я погасил задолженность музея перед «Спецавтохозяйством» за вывоз мусора на сумму 5346 рублей 13 коп. опять по очень проблемному налогу – НДС!
В тот же день я подписал документы на погашение долга музея перед «Тепловыми сетями» на сумму 24912 рублей 50 коп. за счёт погашения долга ГУП «Брянский хлебокомбинат № 1» перед областным бюджетом по налогу на имущество.
Так я проездил по зачётам вплоть до 22 декабря 1998 года, погасил все долги музея на общую сумму 476 тысяч 237 рублей 11 коп., что тогда считалось астрономической суммой! А сколько я затратил сил, здоровья, отнимая от своих текущих дел массу времени! Кроме того, я добросовестно исполнял свои хозяйственные обязанности, обеспечивая нормальное функционирование музея! За это я не получил ничего, кроме скромных слов Алексеева: – Молодец, Константин, ты сумел исправить свои ошибки!
 Хотя на деле, именно он так развалил музей, что исправить положение можно было едва ли ни ценой жизни!
 
8. Дальнейшая «борьба с мельницами».

Новый, 1999 год я отмечал у Тирюбов. У меня стали складываться близкие отношения с Любой. Она вела себя совершенно иначе, чем раньше: не грубила, не спорила, не стремилась устроить драку. Казалось, что она – совсем другая женщина, похожая на ту, которую я в своё время полюбил.
Она накрыла на стол пусть небогато, поскольку она не умела готовить, но зато «с  душой…»
Тогда, покуда я помню, появилась изысканная газировка, называемая «Детское Шампанское». Я немедленно приобрёл этот напиток для Саши. Он пил эту газировку и считал себя взрослым, а мы – обычное Шампанское.
К тому времени у них имелся современный телевизор южнокорейской компании «Самсун» и даже – новейший видеоплейер – поскольку я отдавал Любе большую часть заработанных мной денег.
Вот так мы сидели, отмечая Новый год, после чего я ушёл домой.
Январь нового года прошёл спокойно. Я занимался только делами хозяйства. Периодически связывался с Владимиром Фёдоровичем Сорокой и просил его оказать помощь в исправлении очередных нарушений жителями Брянска: взлома металлических прутьев забора, повреждения очередного замка. Он, как обещал, полностью держал свои слова!
Зачётов некоторое время не было, но вдруг неожиданно, 18 февраля, меня вызвал через секретаря, Нину Агееву, Алексеев.
– Константин! – сказал он с тревогой в голосе. – Мне сейчас позвонила Раиса Михайловна Путимцева и приказала, чтобы ты выехал в Зёрново для подписания очередного зачёта!
Я знал, что Зёрново – контрольный пункт на границе с Украиной – и удивился: – Как же я туда доберусь?! Пока я доеду до электрички, уже пройдёт больше получаса?
– Сейчас за тобой приедет «Волга» самой Путимцевой! – громко сказал обеспокоенный Алексеев. – На ней вы и поедете! Знаешь Володю, водителя Раисы Михайловны?
– Знаю, – сказал я и сразу же пошёл на выход из музея. Там уже стояла «Волга» начальницы областного управления культуры. В ней сидел хорошо воспитанный и грамотный парень. Я посмотрел на него, светловолосого, с прямым носом и поздоровался.
– Хорошо, что не пришлось тебя ждать! – сказал мне Володя.
Он был рослым, красивым парнем, примерно тридцати пяти лет.
  Я спросил его: – А нам хватит бензина, Володя? Ведь мы едем на самый край области?
– Хватит, Константин Владимирович! – усмехнулся он. – Мы на этом и до Москвы ездили!
Итак, мы устремились к посёлку «Зёрново», где располагалась заготовительная контора.
Когда Володя передал мне пакет документов от Путимцевой, мне стало дурно! Необходимо было сделать многостепенные зачёты больше чем на 251 тысячу рублей!
И зёрновская заготконтора была только нижней частью айсберга!
«Волга» мчалась с очень высокой скоростью. И уже через два часа мы были в злополучном «Зёрнове».
Приблизившись к зданию администрации заготконторы, я вышел из машины и обнаружил, что двери везде закрыты. Я стал стучать. Вышел сторож и сказал, что «контора сегодня не работает, поэтому делать вам здесь нечего»!
Я был озадачен, но не настолько, чтобы не понять, что администрация заготконторы откровенно прячется от меня.
– Тогда скажи, любезный, – обратился я к сторожу, – как мне найти дом вашего главного бухгалтера?
– А вам он зачем нужен? – встревожился сторож.
– Да дело в том, что мы с ней большие друзья, – ответил я. – Не виделись почти год. Хотелось бы посидеть – поговорить…
– А, если так, – успокоился «страж порядка», – тогда езжайте…
И он назвал мне адрес. Я запомнил и фамилию этой влиятельной женщины – «Ноздря»!
Прибыв по указанному адресу, мы остановились, и я вошёл через калитку в частный большой дом. Позвонив, я стал ждать. На звонок среагировали не сразу. Но, через пару минут дверь открылась, и ко мне вышла солидная женщина, лет пятидесяти, с высокой причёской, какую тогда носили величественные бухгалтера.
– Кто вы? – спросила она с опаской.
–  Я прибыл из областного управления культуры, – вежливо ответил я. – Меня прислала сама Раиса Михайловна для того, чтобы подписать зачёт, связанный с погашением вашей задолженности по прошлому урожаю!
– Да, я так и знала, что вы доберётесь до нас! – с горечью сказала бухгалтер и сделала знак, чтобы я вошёл в дом.
Усевшись за стол в большой комнате, я предъявил хозяйке дома двадцать один лист из семи соглашений на зачёт.
Она почти ничего не читала. Просмотрела бумаги, горько усмехнулась и подписала не только за себя, бухгалтера, но и за начальника. Затем, достав из стола печать, она подышала на неё и приложила к своим подписям.
– Теперь можете спокойно ехать в областную продовольственную корпорацию! – сказала она с грустным выражением на лице. – Они усё подпишуть!   
Так мы и уехали назад в Брянск и уже через два с половиной часа я подписал зачёт и в продовольственной корпорации, и в «Тепловых сетях», погашая задолженность наших западных филиалов за отопительный сезон. Остальное – уже было просто делом формальным. Но главное заключалось в том, что меня возили на «Волге» Путимцевой, и я не потерял ни минуты времени! И это при том, что бланки зачётов немного изменились: теперь надо было расшифровывать подписи ответственных лиц!
Когда же я быстро справился с этим делом, Раиса Михайловна, высказав своё удивление быстротой проделанного, больше никогда не слушала музейных доносчиков, распространявших обо мне клевету!  Как я потом узнал, эту систему доносительства создал Владимир Петрович Алексеев!
Но тогда, несмотря на низкую зарплату, постоянные препоны, которые мне ставили сотрудники музея, я всё-таки ещё чувствовал какую-то ответственность, желание помочь государственному учреждению – музею – и неугасший свой деятельный потенциал.
Поэтому, когда мне позвонили 10 марта из ОАО «Брянсксвязьинформ» и попросили принять участие в погашении задолженности этой организации перед областной администрацией по налогу на добавленную стоимость (что было очень непросто!) на сумму 9012 рублей 36 коп., я немедленно выехал в управление связи. Эта сумма как раз соответствовала нашему долгу перед связистами.
Само собой разумеется, соглашение следовало сначала подписать у связистов, поэтому, получив бланк, я направился к главному бухгалтеру «Связьинформ», подписал документ, после чего пошёл к руководителю организации. Однако, его не было. – Уехал в командировку! – сказал охранник у двери его кабинета. – Идите к заместителю, товарищу Войстроченко!
Я усмехнулся, вспомнив историю о встрече «народных контролёров» в обкоме КПСС, после чего меня направили в Чернобыль на смерть, и почувствовал резкое любопытство.  – Как-то встретит меня дорогой Анатолий Фомич? – подумал я. – Неужели не забыл?
Я устремился к названному кабинету и вошёл. За столом сидел действительно бывший первый секретарь обкома КПСС. Я узнал его сразу. Однако лицо его было опухшим и багровым.
Всмотревшись в меня, он вдруг спросил с таким акцентом, что я подумал, а уж не пьяный он. – Ты, видимо, пришёл ко мне с местью за мою принципиальность? – пробормотал он. – Но не я посылал тебя в тот …Чернобыль!
– О чём вы, Анатолий Фомич? –  сказал я, делая вид, что ничего не понял. – Причём здесь Чернобыль? Надо просто подписать бумаги на взаимозачёт!
– А, – вздохнул бывший главарь Брянской области, – видимо, я что-то перепутал!
И он, обдавая меня запахом многодневного алкогольного перегара, склонился над документами, подписывая, не читая, там, где я показывал.
К счастью, в областном финансовом управлении меня вновь поддержали и подписали этот непростой договор!
Не прошло и нескольких дней, как меня вызвал к себе Алексеев и сообщил, что в областной администрации созывается собрание всех, кто проводил взаимозачёты по погашению платежей в областной бюджет.
Пришлось туда выезжать.
Я прибыл в здание облуправления, имея специальный пропуск. Раньше я почти ежедневно выписывал в отделе кадров пропуска, но вот однажды начальница бюро пропусков, видя, что я очень часто прихожу в администрацию, предложила мне оформить постоянный пропуск. Это быстро сделали, и я беспрепятственно проходил, предъявив документ дежурному милиционеру, в «святая святых области».
И на сей раз я, минуя огромную толпу, стоявшую у входа, прошёл в местный полупустой конференц-зал и сел на удобное для меня место.
Постепенно зал заполнялся так называемыми «участниками зачётов».
Наконец, все места были заняты, в президиуме воссели все боссы финансового управления. А к трибуне устремился невысокий худощавый мужчина. Я уже сталкивался с ним. Это был один из заместителей начальника ФУ Людмилы Анатольевны Тюлягиной.
Как ни странно, доклад этого серьёзного человека был недолог.
– Мы собрали здесь вас, – сказал он, – чтобы уведомить, что многие из вас, проводя зачёты, грубо нарушили требования серьёзных документов! Подделываются подписи руководителей, главных бухгалтеров, допускаются крупные ошибки при внесении контрольных цифр – подчистки, грязные исправления!   
Словом, я сейчас сообщу, что больше семидесяти процентов зачётных документов нами не приняты к рассмотрению и аннулированы!
Тут все засуетились и стали внимательно слушать.
Я тоже обеспокоился, думая, уж не написали очередную кляузу наши сотрудники музея…
Оратор долго перечислял документы, названия учреждений, но обо мне не было ни слова. Неожиданно он остановился и, кашлянув, сказал: – У нас нет претензий только к одному краеведческому музею! Только там работают честные, порядочные и знающие делопроизводство люди!
Далее он сообщил, что теперь в тексты взаимозачётов вносится новая запись, которая позволит привлекать к уголовной ответственности нарушителей и фальсификаторов и зачитал её:
«Участники проведения зачета несут ответственность за достоверность и полноту представляемых в финансовое управление администрации области сведений и документов, подтверждающих наличие и размеры задолженности по оплате за поставленную продукцию (выполненные работы, оказанные услуги), согласно представляемых актов сверки (взаиморасчетов, выставленным на оплату счетам за фактически поставленную продукцию (выполненные работы, оказанные услуги)».
…Я выходил на свежий воздух довольным: наконец-то я хоть раз услышал доброе слово о своей работе в музее!
В начале марта в моём кабинете раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и узнал голос полковника милиции Кравченко, начальника областного управления вневедомственной охраны.
– Это вы, Михаил Васильевич? – спросил я. – Что случилось? Почему вы напрямую позвонили именно мне, а не директору?
– Константин Владимирович! – рассмеялся полковник. – Что толку мне звонить этому пустому болтуну? Он вообще ничего не может без своего любимого управления культуры! Только и советует обращаться туда! Перестраховщик! А мне надо реальное решение вопроса! И только ты можешь этот вопрос решить!
– А что такое? – удивился я. – Что вам так экстренно понадобилось?
– Видишь, Константин, – сказал уже спокойным тоном полковник, – нам нужна материя для формы типа «хаки». Сейчас это актуально. А ни средств, ни сил добыть эту ткань нет. Я узнал, что Брянсктекстиль имеет долги в бюджет. Может поможешь?
– Ну как не помочь вам, товарищ полковник, –  весело сказал я, – постараюсь решить вопрос и немедленно займусь вашим делом!
После этого разговора я зашёл к Алексееву и сказал, что есть возможность погасить долг перед областным управлением МВД за охрану объектов музея.
Услышав сказанное, Алексеев пришёл в ужас. – Какие объекты? Какое управление?! – перепугался он. – Где указание управления культуры?
– А мне в своё время сказала Раиса Михайловна, – ответил я спокойно, – что если кто из наших кредиторов попросит сделать зачёт – надо сразу же реагировать! В противном случае – докладывать ей напрямую! Так что, я звоню Путимцевой?
– Боже сохрани! – содрогнулся от страха Алексеев. – Действуй на свой страх и риск! Выгорит – похвалим, а не выгорит – сам будешь отвечать!
– Большое спасибо, Владимир Петрович! – сказал я и направился в свой кабинет.
Продумав дальнейшие действия, я выехал на предприятие ОАО «Брянсктекстиль».
Как оказалось, это предприятие имело задолженность по налогу на добавленную стоимость на сумму 22559 рублей 70 коп.
Я подписал с руководством соглашение о взаимозачёте и стал ездить по всем инстанциям, собирая подписи. Наконец, я добрался до Кравченко. Полковник был очень рад, что я занялся этим делом, без всяких колебаний подписал документ и сказал: – Я обратился к вам только потому, что доселе никто не смог мне помочь! Налог на добавленную стоимость никому не погашают! А у нас – просто беда! Надо иметь новую форму, а деньги не поступают!
– Видите ли, товарищ полковник, – сказал я, – я же не Господь Бог! Получится – сделаем, нет – на то и суда нет!
10 марта я с утра приехал в финансовое управление и сразу же устремился в бухгалтерию. Главный бухгалтер – Л.А.Блинова – была уже на месте. Я немедленно вторгся в её кабинет.
– Людмила Александровна! – сказал я. – Я к вам с зачётом!
– Кто бы сомневался! – усмехнулась пожилая, но приятная женщина с высокой причёской. – И наверняка опять с НДС?!
– Именно так! – сказал я. – Я, конечно, понимаю, что «достал» вас с этим НДС, но нам деваться некуда! Хоть помирай!
– Ладно! Доставай свои документы! – рассмеялась главбух, будучи в весёлом расположении духа. – Вы как ни придёте – обязательно рассмешите!
И она быстро подписала предъявленный проект соглашения.
Я тут же устремился к начальнику ФУ – Тюлягиной Е.А.
Увидев меня, эта красивая, стройная женщина рассмеялась. – Константин Владимирович, – сказала с улыбкой она. – Вы, по-моему, встречаете зарю в нашем управлении?
– Совершенно верно, Людмила Анатольевна, – весело ответил я. – Как говорил Грибоедов: «Всё время на ногах, и я – у ваших ног!»
– Ладно, давайте ваши бумаги, – улыбнулась Тюлягина, – вы так умеете сказать, что потом чувствуешь себя весело! Вы поднимаете у нас настроение!
И она быстро подписала соглашение.
Я был просто поражён. – Спасибо, Людмила Анатольевна! – пробормотал я.
– Не надо благодарностей! – усмехнулась начальник областных финансов.– Вы так благоприятно воздействуете на наших сотрудников, что мы при вас лишаемся головной боли! Видимо вы – экстрасенс! Недавно вот я разговаривала с Блиновой, так она сказала, что после разговора с вами полдня смеялась!
…Вернулся я в музей триумфатором. Зачёт, да ещё на месяцы вперёд – был большим успехом.
Уже спустя много лет я узнал, что после этого зачёта Путимцева предложила выписать мне почётную грамоту от имени губернатора Лодкина, согласовав это с ним.
– Пусть будет у него этот знак нашего уважения, – говорила она в присутствии сотрудников управления культуры. – Пойдёт на пенсию – и будет иметь, пусть небольшие, но льготы!
Но Алексеев на это резко ответил: – Он пока ещё ничего такого не сделал для музея! Что эти зачёты? Это любой может сделать! Пусть ещё поработает, а там будет видно!
Так я лишился по его милости права быть ветераном труда, отдав России и Брянской области лучшие годы своей жизни!
Тогда я ещё не знал, насколько коварен Алексеев и продолжал верно служить ему, а он постоянно получал всевозможные награды за счёт трудов работников музея и меня, в первую очередь!
7 апреля мне позвонили из ОАО «Брянсксвязьинформ» и предложили заключить соглашение на сумму 24832 рубля по налогу на имущество.
Этот налог финансовое управление погашало без проблем.
– За что такая милость? – спросил я, явившись в контору связистов.
– Да вот, нам срочно нужно погашение долгов, – сказала бухгалтер. – Но только вы так быстро всё делаете, что руководство предложило обратиться к вам в музей!
– В таком случае, можете не сомневаться, – сказал я. – Сегодня же вы получите документ.
Так и случилось. В финуправлении не было никаких проблем. Главбух –- Блинова Л.А. – увидев меня и прочитав текст, спросила: – А что так мелко плаваете, Константин? Где ваше очередное НДС?
– Помните Горького, Людмила Александровна: «Рождённый ползать летать не может!» Вот я всё ползаю, ползаю…
– Ох, ради Бога, Константин, уходите! – расхохоталась Блинова. – Ради Бога! Иначе я тут умру от смеха!
Я пошёл к Елене Анатольевне. Она была не в настроении и быстро подписала соглашение. Однако, когда я уходил и обернулся, открывая дверь, её лицо источало веселье.
Так уж мне повезло, что руководящие работники финансового управления области относились ко мне тепло и внимательно. Все без исключения: и Тюлягина, и её заместитель Свиридова, и главбух Блинова. Что они такого нашли во мне?
Могу только сказать одно: все они были исключительно образованными и высоко интеллектуальными людьми, прекрасно знавшими классику мировой литературы, национальные афоризмы. И это при высоком профессиональном уровне по своим должностным специальностям! Надо признать, что Ю.Е.Лодкин умел подбирать кадры, по крайней мере, в финансовой сфере! Доселе на Брянщине не было таких руководителей, которые не назначали бы специалистов без кумовства и блата!
Лодкин порой игнорировал партийные, так называемые «классовые» разногласия. Так, своего вчерашнего оппонента Станислава Белышева, с которым он боролся во время развала Советской власти, он оставил в своей команде в качестве начальника отдела подготовки и экспертизы законопроектов, зная его большие организаторские способности и высокую эрудицию!
Но, к делу. Не успел я завершить подписание соглашения и отвезти один экземпляр документов, как бухгалтер ОАО «Брянсксвязьинформ» предложила мне оформить с ними ещё одно соглашение – по налогу на прибыль, что было значительно «круче» предыдущего зачёта – на сумму 69339 рублей.
Я, конечно понимал, что второй зачёт подряд будет более сложен, но отказываться не стал.
А в финансовом управлении мой визит уже не рассматривался, как «весёлое» дело. Соглашение подписали, но не с особой радостью.
Зато радость высказал мне директор музея Алексеев. «За умелое руководство и старательное использование всех возможных ресурсов», он был награждён правительственной наградой – медалью, о чём с гордостью сообщил мне.
Я тогда ничего не знал, особенно из того, что «таскаю каштаны из огня» для него!
Вместе с тем, хотел бы отметить и довольно странную позицию филиалов музея. Я покрывал их долги, а они без конца «строчили» на меня доносы! Якобы я работаю только по головному музею, а не по остальным его частям –  и при этом они почти не имели задолженностей (благодаря, естественно, моим зачётам!). Потом я узнал об этом от Гришина Л.И., директора музея в Юдиново, известного художника и автора самого музея «Палеолит». Я сейчас не помню все подробности, поэтому не хочу приводить недостоверные слова.
Как-то он приехал в музей, и я поинтересовался, почему он постоянно жалуется на меня в областное управление культуры. На это он, человек честный, сказал, что всегда, когда бы он ни звонил Алексееву о своих проблемах, тот отвечал: – Виноват мой заместитель – Сычев! Он совсем не уделяет внимания филиалам и думает только о своём благополучии!
Я был потрясён! Но после недолгого шока предложил заведующему Юдиновским музеем при всех хозяйственных проблемах напрямую обращаться ко мне!
Вот тогда, после этой беседы, у меня сильно пошатнулась вера в порядочность Владимира Петровича.
В это же время я познакомился с одним из самых выдающихся людей Брянской области – Гамолиным Владимиром Даниловичем, заведующим домом-музеем Ф.И.Тютчева в селе Овстуг. К тому времени он приближался к семидесяти годам.
Как-то он зашёл ко мне по хозяйственным делам, и мы быстро всё решили. В процессе разговора он, человек исключительно деликатный, как-то мельком спросил, почему я-де мало времени уделяю филиалам? Я удивился: – Это не так, Владимир Данилович! Я же постоянно погашаю долги филиалов! У вас ведь их нет?
– Нет, – улыбнулся брянский поэт, – но мне говорил об этом Владимир Петрович… Я сам удивляюсь, почему он так решил…
Потом я узнал, что именно Гамолин «сделал» Алексееву, который ничем до этого не был известен, звание «Заслуженный деятель культуры России». Как только Алексеев стал директором музея, Гамолин обратился с просьбой сначала к Борису Моисеевичу Копырнову, директору совхоза «Овстуг», создать на месте бывшей усадьбы царского дипломата Ф.И.Тютчева мемориальный музей. Копырнов, будучи другом губернатора Лодкина, предложил ему эту идею. Юрий Евгеньевич, любивший стихи Тютчева, одобрил эту идею. Тютчев был немедленно обожествлён! Надо сказать, что это было продолжением ещё обкомовских традиций, когда Тютчева объявили едва ли не коммунистом!
На деле же, Фёдор Иванович Тютчев, был царским дипломатом и провёл большую часть жизни в Германии, которую любил от всего сердца! Это хорошо видно из его переписки, где он неуважительно относится к России, а Германию называет «Фатерляндом»! Но ведь и большевизм пришёл к нам от агента Германии Ленина! Вот в этом и произошло единство взглядов! В результате чего, крепостник и сибарит Тютчев стал «правовестником» социализма, о котором он «и духом не чуял»!
Впрочем, всё это – отклонение от темы! Тем не менее, создание музея-мемориала крепостника Тютчева принесло свои плоды Алексееву. По ходатайству Гамолина ему, как и самому автору мемориала, дали высокие звания. А Алексеев, как «Заслуженный деятель культуры», получил ещё и однокомнатную квартиру, ибо до этого проживал в общежитии, поскольку развёлся со своей брянской женой. Администрации области нельзя было допустить, чтобы столь «порфироносная особа» жила в плохих условиях: это уже было предназначено для «быдла», то есть тех, кто кормил и поил таких как Алексеев!
Так я, не ведая чуть ли ни до последнего дня о том, с кем работаю, продолжал «пахать как пчёлка», выполняя бухгалтерскую работу и при этом успевая справляться со своими хозяйственными обязанностями.
К концу года я заключил соглашений на погашение задолженностей музея на общую сумму 902256 рублей 69 коп. Я сохранил все эти документы и представляю их в приложении к воспоминаниям.
Благодаря моей зачётной работе, музей погасил свои задолженности практически за все услуги, укрепил свой авторитет, как прочное учреждение культуры, и сотрудники стали регулярно получать не только зарплату (с этим проблемы были решены сразу же, как только я начал делать зачёты), но и премии. Благодаря этому, почти целый год на меня не поступали доносы в вышестоящие инстанции!
 Вскоре я опять начал работать с А.В.Дивонисом по оформлению документов через областной комитет по имуществу на проведение его коммерческих выставок. В это время у меня было много хозяйственной работы и отвлекаться на его довольно хлопотные дела, связанные с местной бюрократией, не хотелось. Это же была не моя работа, а бухгалтерии!
Когда я вежливо отказался помогать Дивонису, он немедленно вышел из моего кабинета и вскоре прибыл с Алексеевым.
– Оформляйте документы, – распорядился директор, – и нечего спорить! Вам и так почти нечего делать!
– Владимир Петрович! – возразил я. – Но это же – не моя работа! У меня своих дел – «море»! Когда же мне ещё успевать решать дела фирмы Александра Владимировича?
– Справлялся раньше – справишься и сейчас! – бросил Алексеев. – Кроме тебя никто эту работу не сделает! А музею нужны доходы для решения «серьёзных задач»!
– Ладно, – сказал я, и мы пожали с Дивонисом друг другу руки.
Вместе с тем, не всё было гладко в самом музее. Периодически мои сотрудники нарушали трудовую дисциплину и мне, занятому беготнёй по зачётам, было таковое особенно неприятно. Это можно продемонстрировать на оставшихся документах.
Как-то я, прибывший из очередной поездки, зашёл в музей и обнаружил отсутствие смотрителя на рабочем месте. Проведя расследование, я издал по этому поводу следующий приказ:
«ПРИКАЗ
По Брянскому государственному объединённому краеведческому музею
Г.Брянск                22 июня 1999 года
№ 46

22 июня 1999 года в 12-00 заместитель директора по АХЧ К.В.Сычев, поднявшись на 3 этаж основной экспозиции музея, обнаружил там безбилетных граждан и отсутствие смотрителей. Пригласив заместителя директора музея по научной работе Т.И.Прокофьеву и старшего смотрителя Г.М.Привалову, он подтвердил происшедшее. В это время на этаже должна была дежурить смотритель О.В.Волкова, которая в своей объяснительной записке подтвердила этот факт.
Следует отметить, что ещё раньше администрации поступали частые жалобы сотрудников музея на отсутствие на рабочем месте смотрителя Волковой О.В., однако устные беседы с ней не привели к желаемым результатам.
На основании изложенного
П Р И К А З Ы В А Ю :
1. Смотрителю музея Волковой О.В. за отсутствие на рабочем месте в период проведения коммерческой выставки объявить СТРОГИЙ ВЫГОВОР.
2. Обратить внимание Волковой О.В. на частые нарушения трудовой дисциплины, жалобы на неё сотрудников музея и создаваемые в результате нездоровые явления для того, чтобы не повторить всё вновь. Директор музея».

Тут ещё ушла в декретный отпуск смотрительница. На её место Алексеев взял некую  Зайцеву Н.Н.
И началось форменное бедствие: интриги, сплетни, скандалы! Дошло до того, что меня вызвал в кабинет Алексеев и спросил: действительно ли Зайцева является моей любовницей, как она сообщает на каждом углу?
Конечно, этого не было, но мне было неприятно слышать клевету! К тому же, у Зайцевой был муж, работник какого-то телеателье, и я был удивлён, зачем она распространяет такие слухи. Я пригласил Зайцеву в кабинет и предложил ей объясниться. Тогда она сказала, что не имеет к эим слухам никакого отношения.
Дальше больше. Зайцева стала устраивать скандалы со смотрителями и вступила в конфликт с одной из влиятельных работниц – Тимошковой Еленой Ильиничной. Та написала на неё заявление следующего содержания:

«ИО директора краеведческого музея Сычеву К.В от смотрителя Тимошковой Е.И.

Докладная.

Прошу Вас разобраться с поведением см. Зайцевой Н.Н., так как я работаю с ней на 3-ем этаже, но становится ежедневно невыносимо. Она 22.09. в 13-00 час. не с того не с чего меня оскорбляла нецензурными словами как только могла. Я останавливала её и держалась от неё дальше, боялась что ударит меня.
Прошу укротить её и оградить меня от оскорблений и нападок со стороны Зайцевой Н.Н.
22.09.99 г. Тимошкова».
 В ту пору директор Алексеева на месте не было: он пребывал в очередной командировке в гостях у кого-то из директоров других краеведческих музеев.
Я вызвал Зайцеву и зачитал ей заявление Тимошковой. Выслушав меня, Зайцева, заявила, что это – «клевета и бесстыжая Тимошкова ответит за это!»
Тогда я сказал: – Наталья! У меня нет возможности вести с вами дискуссию о нравах! Вы либо помиритесь, либо я накажу вас!
– Никакого мира у нас  не будет! – нагло заявила Зайцева. – Я докажу, какая сволочь эта Ильинична!
– В таком случае, я вас уволю! – резко возразил я. – Поэтому если хотите работать в музее – миритесь!
– Никогда! – ответила Зайцева.
– В таком случае готовьтесь к увольнению!
На другой день в музей прибыл Алексеев. В приёмной его ожидал муж скандалистки Зайцевой.
Я ещё раньше говорил Алексееву о неудачном подборе смотрительницы, но он, считая себя непогрешимым в кадровых вопросах, не прислушался, как обычно, к моему совету.
И вот я сидел в своём кабинете, разбирая бумаги, как вдруг раздался громкий крик, потом послышались быстрые шаги по коридору.
– Я ещё выведу тебя на чистую воду! – громко прокричал кто-то. Затем установилась тишина, и вскоре ко мне зашёл Алексеев.
– Знаешь, Константин, – сказал он, – а ты был прав, что не согласился тогда с приёмом Зайцевой! Она – страшная склочница! Вот её муж сейчас устроил у меня в кабинете невероятный скандал! Он обвинил меня… в попытке связи с его женой! Якобы я хочу уволить её за то, что она хранит верность своему мужу!
Я встал из-за стола и так захохотал, что едва не упал!
Успокоившись, я сел и спросил Владимира Петровича: – Ну и что вы прикажете делать?
– Увольняй эту мегеру, да поскорей! – вскричал Алексеев. – Сделай это, как считаешь нужным! Её пребывание в музее – это катастрофа!
Я не долго думал и позвонил пребывавшей в декретном отпуске смотрительнице.
– Оксана, – попросил я её, – выйди, пожалуйста из отпуска хотя бы на пару дней! Если надо, мы компенсируем тебе любые денежные потери!
После этого я издал приказ об увольнении смотрительницы Зайцевой Н.Н., в связи с выходом «декретницы» из отпуска.
Но, как оказалось, у Зайцевой появились сторонники. В ответ на мой проект приказа в канцелярию директора поступило групповое письмо от смотрителей. Вот его содержание:
«Директору БГОКМ Алексееву В.П. от смотрителей

ЗАЯВЛЕНИЕ

Просим Вас оставить нашу сотрудницу по работе Зайцеву Н.Н., т.к. она хороший работник. Её напрасно оклеветали и Вас неправильно информировали.
28.09.99 г. Пять подписей.Разборчивы: Зайцева и Н. Лёвина.»

Но на сей раз директор был неумолим. Приказ был подписан, Зайцева уволилась, а «декретница» вернулась через два дня в свой отпуск.
Тем временем я превосходно справился с очередными зачётами и надеялся, наконец, спокойно заняться своей непосредственной работой, однако пришлось вновь «разбирать» конфликты между сотрудниками музея.
Так, неожиданно в адрес директора музея поступила докладная следующего содержания:
«Директору БГОКМ В.П. Алексееву
с.н.с. С.А.Никулиной
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
Копия: отдел кадров Управления культуры администрации Брянской области.
Довожу до Вашего сведения, что сегодня, 16 декабря, примерно в 16-50, я, сопровождая на выставку следователя ФСБ Полуешкина П.М., проходя по лестнице мимо второго этажа экспозиции, заметила группу из смотрителей Лёвиной Н.Н., Митраковой Н.В., а также Каплина В.П. и Бутурлина А.Б., сидящих тесной группой рядом с бивнями мамонта. Моё внимание привлекло:
1)Каплин В.П. курил, демонстративно пуская дым вверх к потолку;
2) в обоих залах экспозиции отдела дооктябрьской истории горел свет;
3)во втором зале этого отдела был посетитель (мужчина средних лет, хорошо одетый) – это было видно с лестницы;
4)Смотритель Митракова Н.В. сидела в это время спиной к охраняемому ей участку. Спустившись на второй этаж с третьего примерно через 3-4 минуты (я дождалась пока зажгут свет и предупредила следователя, что он может потом осмотреть III и II этажи, о чём я распоряжусь), я подошла к вышеупомянутой группе, не изменившей своего месторасположения и поз (лицом к столику-тумбочке). При этом я увидела:
1)посетители (двое хорошо одетых мужчин среднего возраста) находились в первом зале в районе «Культура XVI – XVII веков»,
2) на столе (тумбочка для документов) стояли опорожнённая примерно на две трети бутылка водки с бело-красной этикеткой, 4 маленьких стаканчика, закуска. Всё это при моём появлении никто из четырёх не попытался убрать;
3) Каплин В.П. продолжал курить.
Возмущённая до глубины души таким демонстративным пренебрежением прямыми служебными обязанностями смотрителей, позволяющими к тому же нарушать правила пожарной безопасности, я подошла вплотную и предупредив, что через несколько минут здесь будет следователь прокуратуры, которого они пропустили осмотреть экспозицию без билета, потребовала от Бутурлина А.Б. прекратить курение непосредственно в экспозиции! На что он ответил, что это не моё дело и чтобы я шла отсюда.
В ответ я сказала, что доложу обо всём этом начальству. Спустившись вниз, я проинформировала о случившемся В.П.Балалаеву (шедшую на вечернюю проверку-сдачу экспозиции отдела природы), инспектора по кадрам Н.И.Ерёменко, а также своего непосредственного начальника Н.Е.Ющенко. Последний отметил со своей стороны неоднократно наблюдавшиеся случаи крайней недисциплинированности смотрителя Митраковой Н.В.
Учитывая всё вышеизложенное, а также то, что в музее в настоящее время работает избирательный участок, постоянно дежурят сотрудники милиции и большой приток посетителей на выставку, а до окончания рабочего дня в момент распития спиртных напитков было ещё 45 минут (в том числе и до момента передачи экспозиции ночному сторожу), а также недавнюю кражу экспоната именно в отделе дооктябрьской истории (в сентябре) настоятельно требую принять самые строгие меры к вышепоименованным сотрудникам музея, а с Бутурлиным А.Б. систематически нарушающим правила противопожарной безопасности, разобраться.
16 декабря 1999 г. 17-45
Никулина С.А.»
Пришлось заниматься и с этой ерундой, которую инспирировала экзальтированная Светлана, особенно ссылаясь на якобы обиженного работника ФСБ, на которых тогда все «начхали». Ибо вскоре россияне узнали, как только видный генерал КГБ Калугин перешёл на службу ЦРУ, что КГБ работал на тех, кто больше платил!
Дело, по моему ходатайству, директор «замял». Ребят просто «пожурили», а письмо в управление культуры от Никулиной – был просто «блеф»!
Так закончился последний год XX-го столетия. Начиналось новое тысячелетие, названное по-латински «Милениум»!
Праздновал я и этот Новый год в семье Тирюб. Для Саши, как всегда, было детское Шампанское. А я выпил «газировки», поскольку алкоголя у меня не было, а Любе нельзя было это употреблять. Но вот к нам пришёл её отец Пётр Григорьевич и предложил мне выпить с ним самогона. Так мы и распили поллитровую бутылку.   


9. Выставки и проблемы с ними

Я всё ещё пребывал в иллюзиях, что Алексеев – просто обобранный жуликами человек, которого постоянно обижают. Вот, «обижал» его Сорока  Владимир Фёдорович, «обижала» его бывшая глава управления культуры Сорокина, «обижал» его и  губернатор Лодкин, едва не снявший его с должности при «странном» исчезновении наград участников Великой Отечественной  войны.
Но я только очень поздно понял, что Ю.Е.Лодкин, один из лучших руководителей Брянской области, которого я критиковал, не зная сути этого хитроумного человека, совершил одну из главных своих ошибок: так и не уволил В.П.Алексеева!
Ну, что тут можно сказать? На это есть пословица: «На всякого мудреца довольно простоты!»
Так получилось и с земельным комитетом.
Тогдашний руководитель городского комитета – Александр Маратович Мащенко – стремился открыто захватить хозяйственную территорию музея.
Раньше эта территория была куда больше, чем та, при которой я пришёл в музей. Ту землю Алексеев как бы «вынужден был» отдать кондоминиуму, построившему там большой дом, где поселилась дочь Сорокиной!
Но никто его к этому не принуждал!
Поэтому есть все основания считать, что Алексеев добровольно сдал ту территорию музея частникам.
И теперь началась борьба за оставшуюся часть. Лидером здесь явился начальник земельного комитета по району Мащенко А.М.
Алексеев немедленно столкнул меня с ним. Сам он справиться не мог, поэтому направил меня. Меня всегда мучила мысль: а почему Алексеев не поступал со мной по-человечески? Не обеспечил мне хотя бы ветеранство? Не помог мне в расходах на обучение сына?
Ответ один: этот человек думал только о своём благополучии, а те, кто помогали ему, были просто обычными рабами! Вот так деревенский парень воспринял власть!
Мащенко вёл непрерывную борьбу за территорию музея, но я им явно мешал, ибо постоянно ездил в земельный комитет администрации Брянска и осуждал их политику. Кроме того, на одном из совещаний при администрации Брянской области я, выступая от имени Алексеева (который к тому времени уехал в очередную командировку), доказал нецелесообразность отнятия у музея хозяйственной территории. Мало того, когда один из выступавших, по-моему, главный архитектор, предложил рассмотреть вопрос о строительстве на территории хозяйственного двора музея планетария, я открыто заявил, что это не только безрассудно, но и затратно!
– Я подсчитал, что бессмысленное строительство планетария, которое вы предлагаете, – заявил я, – обойдётся более чем в 15 миллиардов рублей!
Мои сброшенные наобум цифры повлияли на обладминистрацию. Поэтому дело на время «застопорилось»…
Тем временем появились другие проблемы, достойные яркой прозы.
В музей приехали из Харькова специалисты по дрессировке змей. Алексеев немедленно разрешил им расположиться в музее.
Тогда не оформляли никаких документов на выставки, и я чувствовал себя спокойно.
На эти выставки народ валил толпами! Им так хотелось посмотреть на змей! Но главным козырем выставки было – кормление гадов!
В этот время в музее собиралось особенно много народа. Билеты просто расхватывались!
Оказывается, устроители выставки покупали в местном «живом уголке» кроликов, крыс и прочих несчастных животных, и давали их на прокорм удавам, анакондам и прочим змееподобным мразям!
Я ещё не знал тогда, загруженный работой, что это такое, но вдруг, неожиданно, услышав дикий вопль из выставки, выскочил из кабинета и побежал туда. Оказалось, что удав давил, а потом заглатывал кролика!
Вокруг стояли молодые люди, школьники с родителями, которые с восхищением и буквальным «горением глаз» смотрели на умертвление несчастных животных хищниками!
Я никогда не забуду увиденного! Тогда я понял, откуда шли сталинские репрессии, несправедливости и тому подобное. От быдла! Их восхищённые взгляды на смерть животных – это такие же взгляды на смерть людей!
Слава Богу, что кто-то из нормальных людей довёл до сведения о происходящем комитет по защите животных. Оттуда пришла женщина, устроила скандал и объявила, что «ни кроликов, ни прочей живности негодяи из Харькова не получат»!
Но они продержались в музее ещё пару недель.
Вместе со змеями они содержали ещё одну комнату – бывший отдел истории досоветского периода – где лежала восковая копия мумии В.И.Ленина.
Этот кабинет почти не открывался. Но иногда приходили люди, которые платили деньги за всю выставку, брали ключ от кабинета, и якобы «общались с вождём».
Я думая, что обо всём этом прекрасно знал В.П.Алексеев!
Выставочники просто вымотали нас за это время! Мало того, что они нарушали режим работы музея – входили и выходили, когда им заблагорассудится – но ещё и пьянствовали, водили сомнительных женщин…
Я не раз обращался к Алексееву с просьбой прекратить эту странную выставку, разрушавшую музей, но он был непреклонен, говоря: – Не лезь не в своё дело!
Как-то рано утром я прибыл в музей и занялся проверкой чистоты. Пройдя по коридорам, я зашёл в комнату уборщиц, где обычно скапливался мусор, что я запрещал.
Я открыл дверь и обалдел: прямо передо мной стояла, расправив копюшон, громадная кобра! Я онемел, слыша свист змеи. Мне казалось, что я смотрю всё это по телевизору… Однако это была явь! Змея всё стояла, а я не знал, что делать! В последний момент меня спасла отчаянная мысль, что эти змеи не такие ядовитые, и если она меня укусит, то я спасусь при совремённой медицине… Я несколько успокоился и стал шарить рукой возле себя. Неожиданно я натолкнулся на швабру.
В этот момент змея атаковала меня и я, отчаявшись, изо всех сил ударил её шваброй. Это было спасением. Кобра поникла и превратилась в вялую ленту.
Я намотал змею на швабру и вынес её в хозяйственный двор.
Сбросив гадину со швабры, я зашёл в кабинет, где хранились химсредства, достал керосин и, подойдя к змее, облил её. Потом я преподнёс спичку и тварь загорелась!
Однако, она на мгновение ожила и поползла ко мне, но тщетно! Пламя было сильней!
Не прошло и полчаса после случившегося, как ко мне подбежал руководитель выставки с претензией: – Вы сожгли нашу змею! Она стоит десять тысяч баксов! Платите!
Меня было трудно испугать. – Ах, ты, сволочь! – сказал я. – А моя жизнь, которую ты, мудак, подверг испытанию, ничего не стоит?! Убирайся вон! Иначе я сам расправлюсь с тобой!
Через некоторое время меня вызвал в кабинет Алексеев и сделал замечание, что я грубо обращаюсь с «харьковскими товарищами»!
На это я ответил, что это не товарищи, но «профессиональные жулики, для которых змеи – лишь прикрытие!»
Алексеев возразил, что эта выставка одобрена управлением культуры, и что мы должны считаться с указаниями начальства.
…Прошло несколько дней после отъезда харьковских знатоков природы, и ко мне в кабинет вошёл человек «стальной» внешности.
– Константин Владимирович! – спросил он. – Что вы можете сказать о прошедшей у вас на днях выставке?
Я очень плохо оценил выставку, рассказал о случае с коброй и выразил сомнение, а не наркоманы ли приезжали сюда?
Чекист покачал головой и сказал, что, к сожалению, «мы очень поздно узнали о наркоманах»! Они уже успели «удрать» на Украину! А наш осведомитель проворонил, как они использовали чучело Ленина для распространения наркотиков! Наркоманы покупали билет якобы за просмотр тела Ленина, получали ключ и извлекали из кормана псевдо вождя пакет с «дозой»!
Тогда я, слушая чекиста, подумал: – А как же вы «поздно узнали» о генерале Калугине, ставшим агентом ЦРУ? А как же вы допустили американский бардак в России?
После этого я уже никогда не доверял спецслужбам, считая их предателями России!
…Прошло немного дней, и в музей приехала очередная выставка. На сей раз – экзотических рыбок. Теперь, после произошедшего, Алексеев потребовал, чтобы я оформлял договора с выставочниками через Управление имуществом области.
Я пытался протестовать: – Это же не хозяйственная деятельность! Пусть занимается этим бухгалтерия!
Но Алексеев уже вошёл во вкус моей работы, понимая, что я справлюсь со всем.
Он нагло заявил: – Константин, если ты не справишься – мы найдём тебе замену!
Я озлобился: бесплатно работать мне надоело!
И тут ко мне в кабинет вошёл молодой энергичный парень, еврейской национальности, назвавший себя Игорем.
– Константин Владимирович! – сказал он. – Я – организатор этой выставки!
– Ну и что? – возразил я, не испытывая никаких радостных чувств. – Вы знаете, что я – хозяйственный работник? Я – не финансист! И хотел бы нассать на вашу выставку! У меня без вас хватает проблем!
– Но я не хочу для вас проблем, – возразил Игорь, – я знаю, что только вы можете обеспечить эту выставку! Я заплачу любые деньги! Только скажите!
– Пятьдесят долларов! – сказал я, чтобы избавиться от назойливого выставочника.
– Годится! –  вдруг сказал он и протянул мне зелёную бумажку.
Я уже был не рад, что сболтнул лишнее, но сказанное слово не вернёшь! Пришлось готовить документы в комитет по имуществу. А их было немало. Прежде всего, нужно было предоставить копию официальной схемы занимаемой выставкой территории с чётким указанием метража и площади.  Затем нужно было написать заявление в комитет по имуществу. После этого следовало подготовить акт о стоимости каждого метра не только выставочной площади, но и расстояния от центра города… Словом, документов хватило бы на неделю работы.
Ни один человек, даже получавший нормальную зарплату, никогда бы не согласился на оформление этого «пакета ужаса».
Но я, имея пригласительные билеты на дорогие выставки, довольно легко преодолевал все бюрократические препоны.
Вместе с тем я заподозрил, что мои успехи с подписанием документов, связаны с тесной заинтересованностью брянской бюрократии и, в том числе Алексеева.
Выставка прошла благополучно, если бы не один «случайный» эпизод.
В это время как-то, когда я вёл свои записи, неожиданно вошли мой старый знакомый, Маруев Миша, и какая-то женщина средних лет.
– Здорово, Костя! – сказал Михаил, и я встал, пожав ему руку.
– А это – Любовь Антоновна! – сказал он, и я узнал, однако без радости, свою бывшую ученицу Первомайской школы, сильно постаревшую.
Поскольку я молчал, Миша заговорил: – Ты, Костя, сейчас здесь большой начальник! Поэтому мы и пришли возобновить с тобой нашу старую дружбу!
– Что ж, – ответил я, – я и не терял дружбы с вами. Что бы вы сейчас хотели?
– Да вот, пройти на выставку экзотических рыб! – пробормотала Любовь Антоновна.
– У меня нет для вас пригласительных билетов, – сказал я, – но дело не сложное! Пойдёмте со мной!
Мы прошли наверх, на второй этаж и я, зайдя в выставочный отсек, сказал Игорю: – Прими двух моих друзей!
Проблем не было, и они спокойно посмотрели весь аквариум. После чего бесплатно походили по музею.
Вернувшись ко мне в кабинет, они долго высказывали своё восхищение увиденным.
Как-то случайно, приехав домой и прибыв к Любе, я увидел по её дорогому цветному телевизору «Самсун», купленному мной якобы вкупе с Петром Григорьевичем, передачу о выставке в музее. Я увидел, кто такой был устроитель выставки Игорь. Это был всемирно известный выставочник, который ухитрился даже показаться на экранах телевизоров с известным автором программы «В мире животных» – самим Дроздовым!
Впоследствии я узнал, что он был игрок и вскоре, проиграв своих «рыбок», повесился!

10. Продолжение выставочной деятельности

Тем временем, началась атака земельного комитета г.Брянска, возглавляемого председателем этого комитета Мащенко А.М., на хозяйственную территорию музея. Поскольку Алексеев ещё раньше без борьбы отдал большую часть хозяйственной территории, чиновники решили, что и та, скромная часть, оставшаяся музею, будет лёгкой добычей!
Однако на их пути встал я. Оформляя документы, я не имел ни малейшего представления, что продажи приносят «миллионы», как считали и наши сотрудники, и чиновники.
Как раз теперь, когда зачёты прекратились, и началась работа за реальные деньги, появилась возможность увидеть жизнь другими глазами.
И эта жизнь была вовсе не направлена на улучшение жизни музея, но на личное благополучие В.П.Алексеева.
Так, ещё в декабре 2000 года городской земельный комитет оштрафовал Алексеева на сумму 834 рубля 90 коп. за то, что он не передал остальную часть хозяйственного двора музея кондоминиму.
Я связался с В.Ф.Сорокой, но он сказал, что их кондоминиум не имеет никакого отношения к случившемуся. – Та территория, которую мы занимаем, – сказал он, – нас вполне устраивает!
Стало ясно, что господин Мащенко ведёт собственные финансовые дела.
Тогда я обратился в областной земельный комитет со следующим письмом:
«Руководителю комитета по земельным ресурсам и землеустройству Брянской области Синицыну А.А. № 176 от 14 декабря 2000 года.

ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу рассмотреть возможность отмены постановления комиссии по контролю за использованием и охраной земель комитета по земельным ресурсам и землеустройству г. Брянска от 6 декабря 2000 г., по которому директор краеведческого музея В.П.Алексеев был оштрафован на 834 рубля 90 коп. фактически ни за что. Упомянутое постановление (ксерокопия прилагается) было принято без учёта обстоятельств и фактов, имевших место в хозяйственном дворе краеведческого музея.
Во-первых, музей ни в коей мере не чинил препятствий к выполнению постановления администрации г. Брянска об отнятии у музея хоздвора.
Во-вторых, граждане уже давно свободно проходили через хоздвор, поскольку замки на дверях были взломаны ещё в сентябре месяце с.г.
В-третьих, сам забор музей не вправе убрать без указания администрации области (которой своевременно был направлен об этом запрос, и которая этого сделать не разрешила), да и технически этот вопрос музей осуществить не может, не имея ни сил, ни средств. Да это и не входит в обязанности музея, поскольку городская администрация является теперь хозяином этой территории и, естественно, должна теперь сама отвечать за всё на ней происходящее.
В-четвёртых, в невыполнении постановления был обвинён только краеведческий музей, играющий второстепенную роль в решении городских властей; хотя в городском земельном комитете прекрасно знают, что для того, чтобы музей мог хоть что-нибудь сделать для выполнения его требований, нужны шаги других юридических лиц этого постановления.
И, наконец, в-пятых, само постановление городской администрации, касательно музея, запутано и непонятно, в нём не предусмотрены никакие конкретные меры и действия по его реализации, что заведомо ведёт дело в тупик, в результате чего в поисках виновника городской земельный комитет обращается только к краеведческому музею, считая, что защитить свои интересы он не сможет и поэтому с ним можно делать всё. Убедительно прошу пересмотреть это несправедливое и незаконное решение, открывающее путь к произволу и издевательствам.
Директор музея».

Через некоторое время после моего заявления в музей пришёл сотрудник областного земельного комитета, куда я писал жалобу, по фамилии Толстой,  и потребовал моей явки. Я немедленно отправился в областной земельный комитет, располагавшийся поблизости от музея. Разговор был недолгим. Председатель задал вопрос представителю Мащенко,  и тот с трудом ответил. Потом последовал вопрос мне, и я чётко сформулировал происходящее.
В результате областной земельный комитет отменил все решения Мащенко и объявил ему взыскание!
Так начинался новый, 2001 год!
Не успел я придти на работу сразу же после новогодних праздников, я тут же узнал о воровстве на этаже отдела современной истории.
Стало ясно, насколько хорошо наши смотрители следили за экспозицией.
Я немедленно издал на этот счёт приказ.
ПРИКАЗ № 4
По Брянскому государственному объединённому краеведческому музею

г.Брянск 5.01.2001

О смотрителях музея.

           04.01.2001 во время проверки экспозиции послереволюционного периода научными сотрудниками музея было обнаружено хищение четырёх денежных знаков отдела современной истории.
            При расследовании администрация музея установила, что в это время на 3 этаже дежурила смотритель Е.И. Тимашкова, которая не смогла обеспечить необходимый контроль за сохранностью экспонатов.
Одновременно было выявлено, что ряд смотрителей самовольно обеспечили себе отгулы без юридического основания, а также некоторые смотрители допускали нарушения трудового распорядка, предусмотренного должностными инструкциями, что привело к сокращению смотрителей на участке и нарушению режима охраны.
На основании изложенного
ПРИКАЗЫВАЮ:
1.Смотрителю Тимошковой Е.И. за необеспечение сохранности экспонатов объявить выговор.
2. Смотрителям музея:
2.1. Обеспечить соблюдение трудового распорядка работы музея, согласно их должностных инструкций, а именно:
2.1.1. Являться на работу в 10-00.
2.1.2. Уходить в отгул только при наличии письменного разрешения зам.директора по АХЧ К.В.Сычева.
2.1.3. Не покидать рабочего места без уведомления администрации музея при наличии веской причины и определения замены.
2.1.4.Обо всех неясностях информировать администрацию музея.
3. Зам.директора по АХЧ К.В.Сычеву подготовить и утвердить акты на материальную ответственность смотрителей для обеспечения лучшей сохранности музейных экспонатов.
4. Предупредить смотрителей музея, что после подписания ими актов на материальную ответственность, они становятся юридически ответственными за пропажу ценностей и обязаны возмещать ущерб по закону.
Директор музея».

Не успел я разобраться со смотрителями, как пришли жалобы от научных сотрудников, что музейная уборщица Сёмичева перестала выходить на работу. Она и раньше нарушала трудовую дисциплину, имела много моих предупреждений, а теперь совсем обнаглела. Отсутствуя много дней, она обрекла музей на засорение. Я этого не мог терпеть и пригласил на работу уборщицу из соседнего учреждения.
В музее возобновился порядок. Вот тут и объявилась госпожа Сёмичева. Я потребовал от неё объяснения с целью увольнения за прогул.
Вот документы об этом:
«Директору краеведческого музея Алексееву В.П. от уборщицы Сёмичевой Галины Ильиничны.

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ.

Я, Семичева Галина Ильинична, не выходила на работу с 12.03 по 16.03. 2001 г. За уборку моего участка я расчиталась с Шалимовой Г. Причина моего не выхода, я уезжала. Считаю причина не уважительна. Прошу меня извинить.
19.03. 2001 г                Семичева»
В это время Алексеев пребывал в очередной «командировке»: посещал своих друзей по краеведческим музеям. Вернувшись в Брянск, он, выслушав Сёмичеву, упавшей перед ним на колени, и, как добрый барин, простил её! В результате я оказался в дураках, взяв на работу порядочную женщину! И это было характерно для Алексеева!
Он всегда хотел показать себя «добрым барином» по отношению к простым людям и бездельникам, а добросовестным исполнителям просто не давал работать, как исключительно хитрый и коварный человек!
Я же написал Алексееву на этот счёт докладную:
«Директору Брянского государственного объединённого краеведческого музея В.П.Алексееву от зам.директора по АХЧ К.В.Сычева.

З А Я В Л Е Н И Е

Ставлю  Вас в известность, что уборщица музея Сёмичева Г.И. систематически прогуливает, не являясь на работу без уважительной причины.
Так, она официально прогуляла с 12.03 по 16.03.2001 г., о чём свидетельствует её собственная объяснительная. Кроме того, ещё дважды она прогуливала после этого случая. Причём прогулы были длительные, музей долго не убирался.
Я замучался в поисках новых уборщиц. Всё это осложняло обстановку в коллективе, нервировало людей.
Второй длительный прогул Вы ей простили, ограничившись выговором приказом по музею. В обеих случаях Сёмичева Г.И. клятвенно обещала больше не повторять подобного. Однако в конце 2001 года она прогуляла вновь. И опять многое число дней!
И снова Вы ей прощаете, подвергая меня унижению перед подчинёнными и способствуя ухудшению трудовой дисциплины.
Сёмичева Г.И. снова обещала мне исправиться, и что это будет в последний раз.
Однако 21 января 2002 года всё повторилось вновь! И опять без уважительной причины.
Сбившись с ног в поисках уборщицы, я, наконец, нашёл ей замену и взял хорошую работницу, которая стала наводить порядок.
Сёмичева же, явившись 29 января 2002 года в музей, как всегда без оправдательных документов, подала мне заявление об уходе по собственному желанию. Я завизировал её заявление, однако, несмотря на разбирательство, происшедшее в присутствии Сёмичевой у зам.директора Прокофьевой Т.И. и Кондрашовой И.Ф., когда было принято единогласно решение об её увольнении, приказ об этом подписан не был.
За моей спиной началось «уговаривание» Сёмичевой заместителя директора Прокофьевой Т.И. со слёзными просьбами оставить её на работе.
Вопреки уже принятому решению и после ходатайства группы лиц, желающих беспорядков в музее, перед Вами, Вы проигнорировали моё мнение, тем самым поставив под сомнение моё достоинство и авторитет, и оставили Сёмичеву, увольняя тем самым вновь принятую добросовестную уборщицу.
Выражаю глубокое возмущение Вашим несправедливым решением и объявляю себя свободным в дальнейшем от всех вопросов, связанных с работой Сёмичевой Г.И.
Хотелось бы также отметить совершенно непонятную позицию зам.директора Прокофьевой, которая действует в любых ситуациях «в пику» мне. Данная история тому подтверждение, поскольку в ней игнорировались объективные факты, здравый смысл, законность и интересы коллектива.
05.02.2002 г.  Сычев (подпись)».

В то же время ухудшилось положение дел в хозяйственном дворе музея. Подростки и прочая молодёжь, несмотря на забор и замки, стали проникать на территорию хозяйственного двора и безобразничать.
Пришлось писать в милицию:
«Начальнику Советского РОВД г.Брянска Коновалову Ю.В.
ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу рассмотреть возможность пресечения безобразной деятельности посторонних лиц на территории хозяйственного двора музея (по пл. Партизан,6).
В последнее время на упомянутой территории в тепловом люке поселились двое человек подозрительного вида.
Они мусорят на территории хоздвора: бьют бутылки, раскидывают мусор из мусорного ящика по окрестностям, вскрывают люки коммуникаций, создавая угрозу жизни и безопасности населения. Попытки увещевать нарушителей ни к чему не приводят: они ежедневно возвращаются и безобразничают.
С уважением:
Зам.директора БГОКМ          К.В.Сычев».

Надо сказать, что милиция тогда существенно помогла. Возле забора музей стали регулярно появляться милицейские патрули, и беспорядки прекратились.
Вместе с тем А.В.Дивонис продолжал спокойно проводить свои выставки. По три-четыре раза в год. По указанию Алексеева я оформлял ему документы на право проводить выставки – «Эксполайн», «Новогодний сундучок» и прочие. В эти дни  музей превращался в огромную товарно-продажную выставку с очень высоким качеством рекламного сопровождения.
Надо сказать, что в промежутки к таким глобальным выставкам прибавлялись локальные: «Выставки восковых фигур», «Выставки бабочек», «Выставки экзотических животных». Все документы на эти выставки безвозмездно оформлял я, хотя нутром чувствовал, что деньги так просто не платятся!
Бывали и «эксцессы». Так, однажды, во время выставки змей, полупьяные хозяева не досчитались нескольких особей и спокойно уехали домой!
Дошло до того, что однажды, во время экскурсии, из-за витрины выполз египетский аспид и серьёзно напугал гостей, которые просто разбежались. Алексеев же всё это скрывал, боясь огласки.
Потом  мои техники, Гена и Валера Каплины, полезшие под витрины, нашли мумифицированные тела четырёх смертельно ядовитых змей, сдохших от паров сухой ртути, оставшихся от разбитых люминисцентных ламп.
А одну из змей – рогатую гадюку –  я был вынужден самолично убить. Как-то ко мне в кабинет прибежала секретарь директора Татьяна. – Константин Владимирович! – кричала она. –  Там дети играют со змеёй!
Я выскочил в вестибюль, забежал в подсобный кабинет и извлёк острую лопату. Через мгновение, выбежав на улицу, я увидел, как подростки дразнят на травяном газоне крупную серую змею, которая, разъярившись, шипела и бросалась на них.
– Прочь в сторону! – крикнул я и поднял лопату. Удар! – И змея навеки успокоилась.
Были и другие, но смешные случаи. Как-то в музей привезли коллекцию обезьян. Народ охотно ходил смотреть на своё подобие. Билеты хорошо раскупались. Но вот однажды одна из мартышек вырвалась на свободу. Что тут началось! Все заметались, стараясь помочь в поимке животного, но ничего не получалось. Небольшая обезьяна раскачивалась на музейных люстрах, быстро бегала и, даже, ворвавшись в кабинет Алексеева, справила у него на столе большую нужду ( видимо чуяла, где побывала!). После чего выскочила на улицу и залезла на высокую люстру близ здания музея – «пальму». Там она надолго засела и была извлечена хозяевами выставки только бананами. Увидев лакомый фрукт, нарушительница общественного порядка сразу же спустилась к дрессировщику и с его рук стала поедать своё любимое кушанье!
Зловонный же запах лишь через неделю выветрился из директорского кабинета…
Я думаю, что для всех, кто работал с Алексеевым, этот запах не выветрится никогда!
11. Работа в новых условиях.

В новом году исполнилось пятьдесят лет нашей первой заместительницы Алексеева – Татьяне Ивановне Прокофьевой. Её юбилей отмечали в кабинете Алексеева. Все хорошо выпили, а потом разошлись по своим кабинетам. Неожиданно ко мне зашёл музейный оператор – Егоркин Герасим Борисович – и предложил  записать мои слова на видеокамеру с восхвалениями Прокофьевой. Я, пребывая в благодушном состоянии, высказал в её адрес все самые лестные слова.
Итак я оставался заместителем директора по хозяйственной части, но ничего не решал. Алексеев спокойно использовал государственные хранилища, где содержал большие материальные ценности. В этом ему помогала госпожа Амелина, в кладовой которой содержались богатства Алексеева!
В этом и была вся суть! А мои зачёты просто прикрывали несостоятельность Алексеева, как руководителя! Но как будущего буржуа – никак не прикрывали! Получается, что Алексеев переиграл всех! Это стало ясно не сразу.
Даже на мелочах Алексеев использовал свою выгоду! Как-то ко мне обратился Саша Трофименков с просьбой помочь ему оформить свои деловые отношения с музеем. Оказывается, наш профсоюзный руководитель имел свою фирму по продаже школьных учебников. Торговлей занималась его соратница – Тулаева Галина Викторовна. Она была официальным предпринимателем, имела все необходимые документы, и я должен был лишь ежегодно отправлять в областной комитет по имуществу документы о периодическом возобновлении их работы. Пришлось каждый год составлять целую пачку документов на разрешение.
Вот хотя бы вам два документа из этой «серии»:
«Российская Федерация
Государственное учреждение культуры
БРЯНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОБЪЕДИНЁННЫЙ КРАЕВЕДЧЕСКИЙ МУЗЕЙ
241011, г. Брянск, пл. Партизан, 6                Телефоны:74-29-52, 74-54-37
№ 93                «09»  04           2002 г.

Председателю комитета по управлению
Государственным имуществом Брянской области
Ляху В.М

Прошу разрешить перезаключить договор на аренду нежилого помещения Брянского краеведческого музея полезной площадью 7,38 кв.м., общей площадью 9.59 кв.м. на период с 01.06.2002 по 31.05.2003 г. с частным предпринимателем Тулаевой Галиной Викторовной на условиях прежнего договора от 29.04.2001 г. № 275, поскольку в мае истекает срок его действия и условия этого договора выполнялись в полной мере.

Директор музея                В.П.Алексеев»



«А К Т
Приема-передачи нежилого помещения по адресу:
Г. Брянск, пл Партизан, 6
От «01» 06 2002 г.
Балансодержатель ГУК «Брянский государственный объединённый краеведческий музей».
В лице руководителя директора Алексеева В.П.
Сдает, а Арендатор ЧП Тулаева Г.В.
В лице руководителя
Принимает в аренду нежилое помещение площадью 7,38; Sобщ. 9,59 кв.м
По адресу: г. Брянск, пл.Партизан, 6
Параметры, характеризующие здание

Год постройки 1983
Балансовая стоимость с учетом переоценки 01.01.97 г. 16758569 рублей
№ амортизации в % 1
Балансовая стоимость с учетом износа  614447526 рублей
Площадь здания (кв.м) 4982
Материал стен   железобетонные панели
Этажность 3 этажа
Виды благоустройства: водоснабжение, горячее водоснабжение, центральное отопление, электроснабжение, канализация (нужное подчеркнуть).
Расположение: в центре района – 1,3
Транспортная доступность: 200-300 м – 1,1
Здание находится в технически исправном состоянии да
Необходимость ремонта, сроки необходим ремонт потолков
Претензий к помещениям, сдаваемым в аренду, Арендатор не имеет
 Балансодержатель:                Арендатор:
М.П. Директор музея   В.П.Алексеев             М.П. Частный предприниматель  Г.В.Тулаева».

Здесь Алексеев был активным сторонником «рыночных отношений», а в реалиях на простых людей ему было наплевать. Вот подтверждение моим словам.
«Директору БГОКМ т. Алексееву В.П. от смотрителей.
 Резолюция Алексеева: Сычеву высказать своё мнение (подпись).
ЗАЯВЛЕНИЕ
Просим Вас пересмотреть график работы смотрителей, поскольку мы не имеем возможности полноценно использовать все 45 минут обеда: из-за частых посетителей и наличия, как правило, одного смотрителя на каждом этаже.
Ввиду того, что касса работает до 17-30, просим разрешить нам, при отсутствии посетителей в экспозиции, уходить с работы в это же время».
Подписи смотрителей. (Всего 5 подписей, неразборчивы).
07.02.2002 г.»

Я высказал своё мнение о поддержке заявления смотрителей, но Алексеев отказал и, как я потом узнал, сообщил смотрителям, что именно я воспрепятствовал решению их проблемы!
 Вместе с тем, стоило бы отметить, что выставки в музее продолжались.
Приезжали и «восковые фигуры», и очередные «змеи», и все они доставляли массу хлопот музею, но оплата за выставки шла в областной комитет по имуществу, куда я, по указанию Алексеева, постоянно приходил. Я имел для этого специальные пригласительные билеты, полученные от частных руководителей выставок, которые вручал ответственным лицам комитета по имуществу, дабы они беспрепятственно подписывали своё разрешение.
Для людей, получавших большую заработную плату, визит с семьёй на дорогостоящую выставку бесплатно, был хорошим стимулом поддерживать всё происходившее в музее.
Так я беспрепятственно подписывал у начальства любые документы на выставки в музее. Со мной считались и меня уважали властные чиновники.
Вместе с тем, я, как честный человек, остро нуждался в деньгах. Я никогда не брал взятки и поэтому бедствовал и терпел неприязнь со стороны своего окружения, не понимающего, что такое честность. Такое было у меня воспитание!
Неожиданно в «День музеев» Алексеев премировал меня «за добросовестную работу в деле погашения задолженности музея». Мне выдали премию на три с половиной тысячи рублей! Конечно, часть суммы изъяли налоги, но я продержался почти месяц! Вместе с тем, мне вручили «Благодарственное письмо от губернатора», которое ничего мне не давало, а наоборот, закрыло мне путь к получению законного звания «Ветеран труда» в будущем! Это специально сделал Алексеев.
Но, несмотря на хозяйственную работу, я всё-таки был историк и, находя интересные факты, писал свои статьи. Как-то я подумал и решил попробовать заработать на этом хоть какие-то деньги.
Однажды я написал небольшую статью в газету «Десница» и пришёл туда с целью публикации. Главным редактором тогда была  Полякова Ирина Васильевна. Она любезно приняла меня и выслушала. Я рассказал ей об интересных исторических фактах, имевших место в Брянской области. Она с пониманием отнеслась к моим словам и охотно приняла мою рукопись о злодеяниях брянской помещицы в селе Вщиж. В процессе разговора, она вдруг неожиданно сказала: – Константин Владимирович! А почему бы вам не написать свои рассказы для публикации в нашей газете? У вас – несомненный писательский талант! Слушая вас, я удивилась, как такой человек живёт и не знает о своих способностях? К нам тут приходят тысячи людей со своими статьями, но они не стоят ни гроша против ваших рассказов! Работайте! И мы опубликуем любые ваши сочинения!
Разговор состоялся  в конце июня, а уже 2 июля я положил на стол Ирине свой рассказ «Билеты в рай» о похождении сельцовского мошенника Миши Рулика. Рассказ был опубликован 10 июля.
С этого времени и начался отсчёт моей писательской деятельности.   
Периодически я приносил в редакцию всё новые и новые статьи, которые сразу же публиковались. Так я стал получать дополнительные средства для жизни. И весьма существенные!
Мой сын рос, нуждался во многих вещах, поэтому деньги были остро необходимы. Именно из-за этого я начал писать многочисленные рассказы, позволившие тогда сводить концы с концами.
Тем временем областные власти окончательно приняли решение об отделении тютчевского музея в Овстуге от нашего головного музея. Началась подготовка к этому процессу.
За несколько дней до праздника Поэзии, который регулярно проводился в Овстуге, я приехал туда, чтобы осмотреть подготовленную к празднованию церемонию, и обнаружил, что дорогостоящие скамьи,  вывезенные из-за рубежа, полностью загажены человеческим калом. Я немедленно распорядился убрать скамьи в сарай. – Видимо, свиньям чуждо человеческое! – сказал я с возмущением. Эти слова услышал главный архитектор области Петров, стоявший неподалёку. – Вы оскорбляете народ! – возмутился он. – Как вы смеете говорить такое о народе?!
На это я спокойно возразил: – Выходит, вам нравится то, что ваш любимый народ обгадил скамьи? Значит вы сами – такое же дерьмо, назначенное этим народом! Поэтому не лезьте туда, где вас не просят!
Петров растерялся. Такие слова он, высокопоставленный человек, видимо, давно не слышал! И я спокойно, без сопровождения областных чиновников осмотрел территорию музея-заповедника.
Надо ещё сказать, что музей-заповедник никак не соответствовал дворянской усадьбе Фёдора Тютчева, совершенно не стыковался с документальными чертежами, свидетельствами и описаниями, и был создан для привлечения в Россию туристов для получения иностранной валюты. Особенно смешно было требовать от Германии деньги на воссоздание местной церкви, якобы уничтоженной гитлеровцами. На самом деле, церковь взорвали и использовали под дорожный щебень большевики во время борьбы с религией в 30-е годы, как свидетельствовали очевидцы и рассказывал мне отец. Однако обманутые немцы всё же деньги выделили, и церковь «возродили».
Итак, в конечном счёте, тютчевский музей от нас отделился, но это случилось  в апреле следующего, 2003 года.

12. Как я защищал сына

Тем временем, у меня возникли серьёзные проблемы с сыном. Он, правда, был нормальным учеником, но вот, неожиданно, стал приходить домой расстроенным и мрачным. На вопросы, что случилось, отвечал однозначно: – Ничего. Просто скучно!
Я потребовал от Любы сходить в класс и узнать, что такое там происходит. Она быстро выяснила, что в Сашином классе появился новый ученик, некий Юрков, который избивает детей! По её словам, он «недавно ударил по лицу Сашу и тот долго не мог нормально видеть»!
Я был возмущён! – Вы почему скрывали от меня таковое?! – вскричал я. – Надо немедленно навести справки об этом Юркове и принять меры!
– Мы боялись, что ты устроишь скандал и опозоришь Сашу, как сказал мне отец! – ответила Люба.
– Так, значит, ты ждала, пока негодяй не изобьёт Сашу?! – возмутился я и, несмотря на то, что только приехал из Брянска, побежал в школу.
Там я быстро узнал от учителей, которые сами не хотели иметь в школе негодяя, что Юрков – малолетний преступник, которого держат в школе за деньги его богатого отчима. Но для меня не было ни богатых, ни бедных. Разгневанный, я немедленно написал заявление директору школы следующего содержания:
«Директору Сельцовской средней школы № 2 Сычёвой В.А. от отца ученика  8-го «б» класса Сычева А, Сычева К.В.
З А Я В Л Е Н И Е
Ставлю Вас в известность, что 5.12.2002 г. во время перемены ученик 8-го «б» класса Юрков Илья подошёл к моему сыну и с размаху ударил его двумя пальцами в глаза. После этого мой сын долго мучился и плохо себя чувствовал. Узнал я об этом случайно, когда Саша заболел и также стал жаловаться на боль в глазах…
Я тщательно опросил его и узнал следующее. Оказывается, Юрков И., переведённый Вами из школы № 4, где вёл себя неподобающе, буквально терроризировал класс: и учащихся, и учителей. Ему позволено всё: безобразничать на уроках, ругаться, оскорблять детей и учителей грубыми словами. Дети настолько запуганы, что боятся ему даже возразить! Он же может позволить себе всё, вплоть до применения силы: пинки, затрещины, мат! Вызывает недоумение тот факт, что малолетний хулиган был беспрепятственно принят…в школу, из которой был уже в своё время отчислен за недостойное поведение!
Ныне, один из лучших классов Сельцо, практически, испорчен. Дети запуганы, не могут полноценно учиться.
Я требую немедленного принятия мер и прекращения «умиротворения» хулигана, вплоть до исключения его из школы!
Со своей стороны я оставляю за собой право обратиться в прокуратуру, администрацию и областную печать, если моего сына и детей вверенной Вам школы не оградят от насилия и издевательств со стороны И.Юркова.
С уважением – К.Сычев, 08.12.2002 г.»

Вместе с тем, вскоре я получил информацию о том, что директриса школы солидарна с Юрковыми и не желает отвечать на моё письмо.
Я немедленно написал следующее заявление властям города:
«В ПРОКУРАТУРУ Г.Сельцо, Брянской области
От СЫЧЕВА К.В.
ГЛАВЕ АДМИНИСТРАЦИИ Г.СЕЛЬЦО
БУРГАНДИНОВУ М.В.

З А Я В Л Е Н И Е

5 декабря 2002 года во время учебной перемены в кабинете 8-Б класса Сельцовской средней школы № 2 учащийся этого класса Юрков Илья подошёл к моему сыну, Сычеву Александру, и с размаха ударил его двумя пальцами в глаза. В результате ребёнок оказался в тяжёлом состоянии, долгое время плохо себя чувствовал и до сих пор не может придти в себя. Однако случившееся он скрыл и лишь в субботу, 7 декабря, когда он заболел, я, заподозрив неладное, тщательно допросил сына. В результате я узнал о творящихся в 8-Б классе серьёзных беспорядках, причиной которых является неуправляемый хулиган Юрков И.
Этот человек позволяет себе всё: оскорбляет учителей, ведёт себя неподобающе на уроках, выкрикивает всякую ерунду, издевается над детьми и избивает их. В классе создалась атмосфера страха, напоминающая тюремный режим! На вопрос к сыну, почему все молчат и терпят подобное, я получил ответ, что дети, видя бессилие учителей перед хулиганом, разуверились в возможности защиты, предпочитают «помалкивать», ибо у Юркова якобы есть «влиятельные покровители», которые не позволят принять к зарвавшемуся негодяю должные меры. Что же касается самого нарушителя, то он действительно представляет серьёзную физическую угрозу для детей, поскольку он рослый, крепкий, необычайно наглый и циничный. Водится он с компанией таких же хулиганов, чем совершенно терроризировал детей, знающих, что он всегда может со своими друзьями встретить любого после школы и расправиться с ним.
Особенно непонятна издевательская позиция городского отдела народного образования, фактически дискредитирующего власть и разваливающего дисциплину в школах: ведь правонарушитель уже неоднократно исключался из нескольких школ, нанеся непоправимый ущерб педагогической работе коллективов!
Так, Юрков раньше учился в бежицких школах, откуда был исключён за хулиганство. Среди детей ходят всевозможные слухи о том, сколько детей беззаконно пострадало от его злодеяний! После изгнания из Бежицы, Юрков был принят в Сельцовскую школу № 2, откуда был вскоре отчислен. После этого он был принят в Сельцовскую школу № 4, где также безобразничал, в результате чего был изгнан и оттуда. И вдруг, совершенно неожиданно для всех, Юрков вновь принимается в школу № 2. Начались суровые испытания для детей и педагогов, поскольку «умиротворяемый», совершающий беззаконные поступки и насилия человек, получил полную возможность издеваться над людьми. Он дошёл до того, что, порой, имитирует психически больного и ведёт себя неадекватно, вызывая со стороны беспомощных учителей и детей всё больший страх! Спрашивается: как долго ещё будет продолжаться подобная деятельность? Неужели городской отдел народного образования в лице заведующего Д.И.Ушакова, навязавшего школе № 2 неуправляемого и наглого хулигана, ожидает чрезвычайного происшествия, как это было во всех других школах?
Что касается меня, то я не хочу, чтобы над моим сыном издевался зарвавшийся негодяй! Особенно возмущает ещё и тот факт, что хулиган вовсе не из бедной семьи, он достаточно хорошо обеспечен, поскольку семья может позволить отправить его на южный курорт в разгар учебного года! Может его родственники купили для него и право издеваться над нашими детьми?
Прошу прокуратуру и администрацию города обратить внимание на происходящее и в корне пресечь творящееся безобразие! Я прошу оградить моего сына, детей школы № 2 и учителей от хулигана, не соблюдающего Устав школы, законов страны и элементарных нравственных норм. Кроме того, я прошу дать оценку позиции «умиротворения» хулигана со стороны городского отдела народного образования, как элементарной должностной халатности.
Со своей стороны, я постараюсь привлечь внимание к происходящему широкой общественности, представителей вышестоящей администрации и средств массовой информации.
С уважением – К.В.Сычев, 11.12. 2002 г.»

Вместе с тем я прекрасно знал, что чиновники не станут действовать сразу, начнётся волокита, а родственников Юркова за соответствующую мзду предупредят. Поэтому я не сомневался, что малолетний преступник будет мстить моему сыну. И, конечно же, после уроков. Тогда я решил пораньше уезжать из музея и ждать моего сына возле школы. И на это не пришлось тратить много времени. Буквально через день, как продажные чиновники сообщили Юрковым о моём письме, тот уже ждал моего сына возле школы. Саша как раз вышел после занятий из класса и уже спускался по лестнице вниз, и рослый парень устремился к нему. А я, стоявший за углом, немедленно выбежал и закричал: – Стой, негодяй!
Увидев меня, Юрков немедленно побежал, спасаясь от моего гнева. Не знаю, как меня миловал Господь от греха, но ему удалось скрыться в подъезде своего дома. Он, как оказалось, был не только скор в расправе над слабыми, но и в бегстве от сильных!
После этого Саше уже никто не угрожал. До меня Юрков совершил больше двадцати преступлений, и родители его жертв тихо «помалкивали», как обычные «советские граждане», «строители коммунизма». Но во мне Юрков увидел другого человека, который не ограничится жалобами, и оказался прав! У злодеев – прекрасное чутьё: если бы я догнал его, то он уже не смог бы уродовать детей никогда!
После этого меня вызвали в администрацию города Сельцо на совместное заседание с родителями Юркова.
Это было где-то перед Новым годом.
Председательствовал там Бургандинов, мэр Сельцо, а присутствовали: зав. детской комнатой милиции, прокурор города, заведующий гороно Д.И.Ушаков, директор школы № 2 Сычева В.А., родители Юркова и другие лица, которых я не помню.
Заседание начали с чтения моего письма.
После этого произошла небольшая пауза, и стали выступать не сторонники порядка и защиты детей, но адвокаты хулигана Юркова. Сначала высказалась директор школы Сычёва, которая отметила, что я преувеличил «опасность поведения Ильи» и что он вполне может продолжать учёбу, ибо помирился с Сашей Сычевым.
Её поддержал Д.И.Ушаков, который заявил, что «очень давно знает Константина Владимировича, как человека эмоционального, который склонен преувеличивать опасность, поскольку защищает своего сына».
Представитель детской комнаты милиции была сдержанней и сообщила, что, в самом деле, Юрков ведёт себя вызывающе и тревога товарища Сычева обоснована.
Прокурор же заявил, что для принятия решения необходимо взвесить всё положительное и отрицательное, а потом уже делать вывод. Затем выступили мать Юркова, восхвалившая своего сына и возмутившаяся «отдельными клеветниками, пытающимися опорочить моего ребёнка». А отчим малолетнего хулигана заявил, что Илья – очень хороший мальчик, которого следует жалеть и пытаться искать с ним контакты!
Я с большим трудом выслушал всю эту белиберду и, когда, наконец, мне предоставили слово, встал и громко сказал: – Товарищи! Я возмущён и оскорблён высказываниями защитников Юркова, поскольку они нагло и подло покрывают преступность несовершеннолетнего негодяя! Вы забыли, что Юрков совершил тяжкие преступления по отношению к детям других учебных заведений! Он сделал инвалидом несчастную девочку, отправил в больницу несколько ребят, кто не согласился с его верховенством, словом, вёл себя, как уголовник! И все покрывали это зло! А родители Юркова – бессовестные негодяи, которые всячески поощряли злодеяния несовершеннолетнего подростка и растили из него преступника!
Я надеялся, что получу здесь поддержку от органов власти, чтобы пресечь безобразия и злодеяния, но вижу, что пришёл не по адресу!
Неужели вы все получили мзду, чтобы покрыть преступления?! Я обращусь к областной общественности и потребую проведения тщательного расследования в отношении должностных лиц Сельцо!
В это время встал прокурор города и поднял руку: – Не горячитесь, Константин Владимирович! – сказал он. – Ваш голос услышан, и я лично приму меры, чтобы удалить хулигана из вашей школы!
И он оправдал свои слова. Через некоторое время я получил следующие письма:

«АДМИНИСТРАЦИЯ ГОРОДА СЕЛЬЦО  СЫЧЕВУ К.В.

20.01.2003 г. № 70

Уважаемый Константин Владимирович!

В ответ на Ваше заявление по поводу неадекватного поведения ученика средней школы № 2 Юркова Ильи городской отдел народного образования сообщает, что администрация средней школы № 2 представила информацию об успеваемости и поведении Юркова Ильи в течение 1 полугодия 2002 – 2003 учебный год (копия письма направлена в Ваш адрес).
Поведение Юркова Ильи неоднократно рассматривалось администрацией средней школы № 4 совместно с работниками отдела народного образования, инспектором ИДН в 2001 – 2002 учебном году.
Состоялись неоднократные разговоры с матерью по поводу её сына, но изменений в его поведении в лучшую сторону не произошло.
Городской отдел образования «не навязывал» Юркова И. ни в одну из школ г.Сельцо. Согласно закону «Об образовании» родители имеют право выбрать любое образовательное учреждение для своего ребенка.
Поведение Юркова Ильи, действительно, вызывающее.
Исключение же учащегося из государственных учреждений допускается за совершение противоправных действий при достижении ими возраста 15 лет. Илья ещё не достиг этого возраста, поэтому отдел образования ходатайствовал перед комиссией по делам несовершеннолетних и защите их прав администрации г.Сельцо о переводе Юркова Ильи в 8 класс УКП при средней школе № 1.
С 19 декабря по решению КДН Юрков Илья является учеником учебно-консультационного пункта при средней школе № 1.

Глава города – М.В.Бургандинов
Исполнитель: Ушаков Д.И.
Начальник отдела образования
Те. 1-14-86»

«Сычеву К.В.
Директора СОШ № 2
Сычевой В.А.

УВАЖАЕМЫЙ КОНСТАНТИН ВИКТОРОВИЧ(так в тексте –К.С.)!
В ответ на заявление, направленное родителем ученика нашей школы Сычева Александра Сычевым К.В. сообщаю следующее.
В конце августа 2002 года в СОШ № 2 пришла мать Юркова Ильи Юркова Наталья Викторовна с заявлением о переводе своего сына Ильи из СОШ № 4 в СОШ № 2 в 8 «б» класс. В 8»б» классе по состоянию на 30.08.02 г. было 24 учащихся. Отказать в приеме учащегося из-за укомплектованности класса администрация не могла, тем более что мать Юркова, Юркова Наталья Викторовна, в своем заявлении указала на то, что будет строго контролировать успеваемость и поведение своего сына, а в случае неоднократных нарушений дисциплины со стороны Ильи, плохого отношения к учебе, ходатайствовать о переводе его в другую школу.
На протяжении 1 четверти Илья замечаний не получал, претензий со стороны учителей по поведению и успеваемости не поступало, хотя Илья из-за частых пропусков занятий в связи с болезнью был не аттестован по ряду предметов. Жалоб о плохом поведении со стороны учащихся не поступало.
Во второй четверти у Ильи снизился интерес к учебе, продолжались пропуски занятий по причине болезней (справки предъявлены) (вернее, куплены – К.С.), ухудшилось взаимоотношение с классным коллективом. С Ильей проводилась большая воспитательная работа (вернее, «умиротворение» – К.С.), регулярно проводились встречи с матерью по поводу плохой успеваемости и ухудшения поведения в школе.
В начале декабря 2002 года Юркова Н.В. обратилась школу (так в тексте – К.С.) и КНД с заявлением о переводе Ильи в УПК при СОШ № 1. Администрация СОШ № 2 ходатайствовала перед комиссией по делам несовершеннолетних и отделом образования о переводе Юркова Ильи в УКП г.Сельцо при СОШ № 1.
С 19 декабря по решению КДНИ Илья обучается в УКП г.Сельцо.
Директор Сош № 2 – Сычева В.А.
Зам.директора по ВР – Барынкина Т.А.»

Так Юрков был исключён из школы, и мой сын, а также прочие дети, продолжили нормальную учёбу без драк, шантажа и запугивания, поощряемых тогда школьной администрацией.

13. Работа статистом.

2003 год начался довольно спокойно. Зимой обычно не было особых проблем. Следовало только контролировать подачу тепла, состояние коммуникаций музея и обеспечивать порядок на всей достаточно обширной территории.
Но к весне у нас случилась большая семейная трагедия – скончалась наша любимая тётя Рая, сестра моей мамы.
Она уже давно плохо себя чувствовала, но вот её сын – Борис – прекративший работать и сидевший у неё на шее, постоянно пьянствовал. Он ускорил её смерть. Ко всему тому, тётя Рая была большой «любительницей» животных. Перед её смертью у неё в квартире проживали – огромный пёс шотландской породы «колли» и полудикий кот. Ещё до того, как они взяли в дом своего «Джоя», как назвали собаку, я умолял тётю Раю «не брать в дом дорогих животных, поскольку в наше время больших животных не прокормить»! Но она была неумолима в своей глупости! Всё кончилось очень печально. Постоянно выбегавший на улицу кот расцарапал тёте Рае ногу, а она, совершенно не соображая головой и не слушаясь моих советов, укутала технической паклей ноги, устранив доступ воздуха, в результате чего возникла газовая гангрена.
Вскоре она и скончалась в муках в больнице, куда взял её из милосердия молодой хирург Нарусов Ю.Е.
Как раз накануне её смерти я приходил навестить её в больнице и рассказал о своём замысле написать серьёзную книгу. Как-то мне ночью приснился сон, в котором я увидел древний город Вщиж, осаждённый монголо-татарами. Какой-то голос сказал мне, что нельзя забыть историю того жестокого времени и что я должен написать полную историческую книгу о судьбе Брянского княжества. Тогда у меня было уже множество разных выписок из старинных документов о тех отдалённых событиях, и я начал писать исторический роман, назвав его «Князь Роман Брянский». К тому времени я написал две больших ученических страницы книги, о чём сообщил лежавшей в больнице тёте Рае. Она с тёплой улыбкой выслушала меня, съела один банан из принесённой мной связки и стала засыпать, поскольку ей постоянно вводили обезболивающие препараты и снотворное.
Наутро, не успел я придти в музей, меня вызвали к общему телефону, и отец сообщил мне, что только что скончалась тётя Рая. Я, не помня себя, побежал к директору, отпросился и устремился к электричке. Сидя в вагоне, я неустанно вспоминал добрую тётю Рая, обильно проливая слёзы.
По прибытии в Сельцо мы вместе с отцом занялись организацией похорон. Сходили в похоронное бюро, заказали все необходимые атрибуты и договорились о погребении, после чего отец сходил в пенсионный фонд и получил там, предъявив свидетельство о смерти, денежное пособие в одну тысячу рублей.
Тётя Рая ничего после себя не оставила и все расходы пришлось, как обычно, нести нам. Сестра Лариса не приехала на похороны своей любимой тёти, ограничившись переговорами по телефону.
Итак, вечером тело умершей было доставлено из морга в гробу в её квартиру, и мы все собрались рядом, чтобы почтить её память. Я хорошо помню, что помимо нас, родственников, там пребывала бывшая соседка тёти Раи – Петренко Лидия Лукинична. Борис тогда встал на колени перед гробом матери и клятвенно заверил всех, что больше никогда не будет употреблять алкоголь! Потом он стал целовать руки госпоже Петренко, вновь заверяя, что исправится!
На следующий день, после «всенародных смотрин» тело тёти Раи увезли на кладбище, где и похоронили.
После похорон в её квартире были организованы поминки по умершей, которыми «заправляла» бывшая тёща Бориса, бабушка его сына Володи. На столе стояли продукты, которые я не употреблял в пищу: «холодец» из свинины, салаты с майонезом, источавшие дурной запах и, главное – самогон!
Все пили и ели, а я лишь создавал видимость участия в трапезе.
Так закончилась эта трагедия и начались мои трудовые будни…
И вот, наконец, наступило время отделения нашего головного музея от овстугского филиала. Я сам выезжал в Овстуг с комиссией из головного музея и составил следующий акт:

Согласовано:   
Председатель комитета по управлению
Государственным имуществом Брянской области
Лях В.М.
14 апреля 2003 г.                Утверждаю:
Начальник управления культуры
Брянской  области Болховитина Т.С.
11 апреля 2003 г.

Акт составлен на основании Постановления администрации Брянской области от июня 2002 года № 221 на приемку-передачу основных средств и материальных ценностей с баланса ГУК «Брянский государственный объединенный краеведческий музей» на баланс ГУК «Государственный мемориальный историко-литературный музей-заповедник Ф.И.Тютчева «Овстуг».
№ пп    Наименование      Год ввода в экспл. Ед.изм. Колич.Балпнс ст. Износ Остаточ.                руб. руб. руб.
1. Здание худож.краев.    2000 шт. 1  324060 53145 270915
музея
2. Здание музея Ф.И.      1986 шт. 1  5612343 922151 4690192
Тютчева в с.Овстуг
3          Стереопроигрыват.       1987             шт.                1 7183   7183       –
4.         Магнитофон «Калита»  1981                шт.                1          1512   1512     –
5.         Магнитофон «Яуза»       1982                шт.                1         2337     2337    –
6.         Телевизор «Горизонт»    1983                шт.                1        4949  4949         –
7.         Холодильник «Смоленск» 1987                шт.                1         1272       1272      –
8.         Пишущ.машинка              1984                шт.                1         1856        1856     –
9.         Видеокамера «Sony»         1999                шт.                1        3100      1364    1736
10        Видеомагнитофон              1999                шт.                1        1185       520     665
11.       Гостиный набор                1986                шт.                1        2315      2315    –
12.      Шкаф платяной                1984                шт.                1       943      943        –
13.      Витрины Вов                1983                шт.                4       2839   2839      –
14.      Ковры                1984                шт.                2    10134   10134      –
15.      Гостиный набор                1986                шт.                1      2857     2857      –
16.      Емкость 75 м                1984                шт.                1      3122     2169     953
17.      Гардероб в музее                1986                шт.                1      153012  153012    –

Итого: Семнадцать наименований.
Передача осуществляется безвозмездно по состоянию на 11 апреля 2003 г.

Председатель комиссии        Сычев К.В.
Зам.председателя комиссии   Алексеенко И.Н.   
Члены комиссии:
Бердель Т.А.
Магомедова Д.В.
Андреева Г.Е.
Иус В.Н.
Директор передающей стороны    В.П.Алексеев          Директор принимающей стороны
В.Д. Гамолин»

Так закончилась длительная эпопея содержания сельского музея за счёт горожан. Это принесло только пользу одному человеку –  Алексееву Владимиру Петровичу, который получил ещё ранее звание «Заслуженный деятель культуры России», квартиру в центре Брянска, ничего реального для столь высоких поощрений не сделав. Как мне потом признался ныне покойный Владимир Данилович Гамолин, он «морально помогал ему в работе»!
Но, поскольку я увидел, как Алексеев «свалил» на меня сдачу дома-музея Тютчева, так, как я понял, он участвовал и в его организации…  На это можно только сказать словами А.С.Грибоедова: «Молчалины господствуют на свете!»
  Но в процессе работы комиссии по передаче и сдаче имущества я заметил грубое и неуважительное отношение ко мне сотрудников музея. Они, фактически, поворачивались ко мне «задом», стараясь подчеркнуть своё презрение!
Это я быстро ощутил. А когда на завершающем этапе мы сели за накрытый стол, мне всячески препятствовали говорить!
Стоило мне попытаться встать и произнести хотя бы несколько слов, начиналась громкая говорильня, заглушавшая мою речь, и я молча садился, понимая, что дело хорошо организовано.
Поскольку сам Гамолин ни при сдаче, ни при этом «пире» не присутствовал, ибо, как сказали, он пребывал в отъезде, делами заправляла его жена.
Но у меня возникла догадка – ведь мой отец был из этого Овстуга и наш род, как видно, был «не в чести». Поэтому моё возвышение воспринималось жителями агрессивно! Дескать: пошёл из грязи в князи!
Я знал, что ненависть друг к другу – национальная черта русских –  поэтому первоначально никак не отреагировал на хамство. Но вот, как-то по просьбе отца (надо было что-то передать или получить – я детально не помню) я побывал у своей тётки – Марии Васильевны, у которой я некоторое время жил на квартире в студенческие годы – и получил хотя бы основу для ответа на произошедшее.
Как-то, задолго до сдачи филиала «Овстуг», ко мне зашёл сам Владимир Данилович Гамолин. Мы часто с ним общались по хозяйственным делам, и я помогал его филиалу, в том числе в деле погашения задолженностей.
А до этого мой отец просил у меня походатайствовать перед Гамолиным насчёт трудоустройства его племянницы, моей двоюродной сестры Жени, на должность смотрителя музея.
Я попросил об этом Владимира Даниловича, и он согласился принять на работу Женю.
Однако шло время, но Женю так и не приняли на работу.
Мой отец, посетив Овстуг, рассказал, что Женю в музей не взяли по причине отсутствия вакансии.
Как только Гамолин в очередной раз приехал к нам, я прямо спросил его: – Владимир Данилович, а что же случилось с моей просьбой? Женю ведь не взяли?
– Дорогой, Константин Владимирович, – ответил на это Гамолин, – у нас ничего не получилось: накануне отделения от вас пришла разнарядка с сокращениями персонала и с запрещением набирать новые кадры!
Я знал, что его слова правдивы, но ещё очень хорошо понимал, что если бы Владимир Данилович захотел, он бы выполнил своё обещание! Значит, были другие причины…
Грешным делом, я подумал на подвох от Алексеева. Но ему это было совсем ни к чему…
…И вот мы с тётей Машей уселись на кухне и выпили по рюмке. Как обычно, при встрече родственников, завели разговор об Овстуге и тамошней родне.
Я сказал, что сильно расстроен потому как не помог устроиться на работу в музей двоюродной сестре Жене.
Тётя Маша неожиданно дала мне простой, но объясняющий всё ответ.
– Ты зря винишь себя в этом, Костя, – сказала она. – Виноват не ты, и не Гамолин! Эта дурочка Женя, которая узнала от Владимира, твоего отца, что ты хлопочешь за неё, стала ходить по всему Овстугу и рассказывать, что «очень скоро я стану работницей музея и быстро отправлю на пенсию Гамолина, который тут засиделся! А мой братик не только уберёт его, но и даст мне самую денежную работу»! Особенно активно она работала против себя на местном майдане – в Сельпо, болтая всякую ерунду! Поэтому, сам понимаешь, Гамолин никак не мог взять к себе такую скандалистку и сплетницу!
Тут всё стало ясно.

14. Дальнейшие проблемы.

После того как прекратились зачёты, а также отделился овстугской музей  я надеялся спокойно заняться своей хозяйственной работой.
Но проблемы возникли сами по себе.
Первоначально появилась история с автомобилями, закрывавшими проезд мусорным машинам и прикрывавшимися банковским величием.
Это я решил исправить, написав администрации города следующее письмо.
«Главе администрации Советского р-на г.Брянска
Косареву А.А.
Начальнику Советского РОВД Рябцеву В.К.

№ 109 от 25.04.2003 г.
О несанкционированной стоянке автотранспорта

Ставлю в известность администрацию Советского р-на города и руководство РОВД, что вблизи краеведческого музея по ул. Софьи Перовской существуют две несанкционированных стоянки автомобильного транспорта: одна у музейного забора близ ОАО «Газпромбанк», другая – с противоположной стороны забора.
Водители автотранспорта совершенно захламили территорию, фактически, в центре города: разбрасывают мусор (окурки, бумажки, и проч.), препятствуют свободному проезд автомобилей на территорию хозяйственного двора музея, вывозу мусора. Они дошли до того, что стали в открытую выбрасывать прямо посреди улицы и у стен музея испорченные аккумуляторы, автопокрышки, банки из-под автомасла и грязные канистры из-под бензина.
Усилий сотрудников музея по наведению порядка явно недостаточно: число автомобилей растёт изо дня в день, цинизм и наглость нарушителей также увеличиваются.
Убедительно прошу навести порядок и обязать водителей ставить свои автомобили на специально отведённые места, вывесить запрещающие знаки в районе забора музея, а также провести разъяснительную работу с нарушителями и наказывать их в установленном законом порядке.
В противном случае, в центре города будет постоянно находиться мусорная свалка и источник всяческих беспорядков.
С уважением
Зам.директора музея             К.В.Сычев»

Через небольшое время ко мне пришёл сотрудник «Газпромбанка» и стал уговаривать «не писать больше в милицию, ибо вы совершенно ничего не докажете, поскольку милиция куплена банком!»
Этих слов оказалось вполне достаточно, чтобы на время прекратить борьбу с «ветряными мельницами».
Дальнейшая работа было продолжением пройденного. Опять приходилось метаться, подыскивая дешёвых подрядчиков для частичного ремонта критических мест музейного здания. И везде были препятствия и доносы, мешавшие работе.
В июле 2003 года исполнилось 50 лет директору музея. Накануне юбилея сотрудники музея буквально «заметались», организовывая празднество. В условиях «глубокой бедности» решили провести празднество в кабинете директора, как и при юбилее Татьяны Ивановны Прокофьевой. Стали «сбрасываться» и купили Алексееву несколько ценных подарков, включая небольшой импортный телевизор. Удивила всех Н.В.Печикина, которая была едва ли не в авангарде организации юбилея. Именно она придумала так называемую «тачку», украшенную парчой, в которую поместили подарки. Была куплено пара ящиков водки, Шампанское и много всевозможных закусок. Большой кабинет директора был буквально завален продуктами и напоминал шведский стол. После 16–00 прибыла начальник управления культуры – Болховитина Татьяна Сергеевна с секретаршей.
Собрались все сотрудники музея. Я стоял в самом конце стола, у входа, со своими хозяйственниками – Леной Фильченковой, Геной и Валерой Каплиными, смотрителями. Болховитина произнесла тост, восхваляя Алексеева, и протянула ему конверт с деньгами «от имени управления культуры». Затем последовали тосты и дифирамбы от многих других участников «действа». Я совершенно не пил алкоголь и передавал свою рюмку с водкой попеременно то Гене Каплину, то его брату, которые от этого не отказывались.
Потом я тихонько незаметно выбрался из кабинета директора, вернулся в свой кабинет, оделся и уехал домой.   
Наутро нелёгкая работа по поддержанию нефинансируемого и беззащитного музея продолжилась, и я с трудом дотянул до августовского отпуска, а когда вышел вновь на работу, обнаружил на месте бывшего огромного кондиционера отсутствие больших моторов, стоимость которых была довольно высока!
Я пошёл к Алексееву, доложил ему о хищении моторов, и он отправился со мной в подвал, где располагался разорённый кондиционер. Поцокав языком и создав видимость возмущения, директор махнул тогда рукой: – Ладно, Константин! Исчезли моторы и исчезли! Что теперь поделаешь? Но главное: чтобы не узнали в управлении культуры! Нам не нужны скандалы! Кондиционер и так давно развалился!
Я, конечно, и не собирался никуда жаловаться, но вот к зиме 2003-04 годов музей был плохо подготовлен. Там же, в кондиционере, я обнаружил исчезновение целой «стенки» отопительных батарей и обратился по этому поводу к главному инженеру Фильченковой, которая и получила эту должность по моему ходатайству.
– Лена, – спросил я её, – каким образом исчезли батареи в кондиционере? Ведь возможна их течь при возобновлении отопительного сезона?
– Не волнуйтесь, Константин Владимирович! – ответила она. – Это я распорядилась в ваше отсутствие «заблиновать» места от снятых батарей и сама дала команду с разрешения директора снять их, как ненужные!
Я успокоился, но вот к декабрю, когда уже был в разгаре отопительный сезон, отопительные трубы из кондиционера потекли! И это накануне морозов!
Я переполошился и стал вызывать аварийную службу. Но приехавшие «аварийщики» нагло потребовали плату за работу! А когда я сказал, что в музее нет денег, они, рассмеявшись, удалились.
Приближался декабрь 2003 года. Я побежал к Алексееву, а тот сказал, что «беспокоиться нечего, позвоните в хозяйственный отдел управления культуры и там нам помогут»!
Я стал звонить туда к заведующей отделом Людмиле Фёдоровне. Но она отослала меня сначала в «аварийку», а потом – на телефоны, которые не отвечали.
Тогда я, отчаявшись, не информируя Алексеева, написал телефонограмму в адрес губернатора Лодкина, в которой написал: «Уважаемый Юрий Евгеньевич! В настоящее время, перед суровыми морозами, система отопления краеведческого музея вышла из строя. Я обратился в аварийную службу города, а там потребовали денег! Но музей не располагает сейчас такими суммами, и они уехали. Если Вы не поможете, завтрашние морозы уничтожат всю отопительную систему музея, и будет нанесён колоссальный ущерб области! Помогите! Зам.директора К.Сычев».
Приближался конец рабочего дня, и неожиданно в наш кабинет прибежала Нина Агеева: «Константин Владимирович! – вскричала она. – Только что позвонил сюда губернатор и сообщил, что он самолично приедет в музей вместе с аварийной бригадой!»
Я встал и сказал Елене: – Давай, принимай дорогих гостей! А я уезжаю домой, ибо не хочу нелицеприятной встречи с губернатором! Скажешь: выехал по делам! Теперь вы и без меня справитесь!
И я уехал в Сельцо. Вернувшись домой, я связался по телефону с Фильченковой, и она сообщила, что Лодкин «устроил самый настоящий разнос аварийщикам, беспощадно ругал их и грозил выяснить, каким образом они вымогают деньги у государственных работников… Затем «аварийка» легко устранила течь в отопительных трубах, и конфликт был исчерпан».
Наутро ударил жестокий мороз – почти до 30 градусов по Цельсию! Но наша система исправно работала, и в музее было тепло.
Однако Алексеев, недовольный тем, что я «самовольно побеспокоил губернатора» ещё долго «дулся» на меня.
Но вот наступил Новый год, а затем и прошла зима не без бед и хлопот, однако по весне возникли новые проблемы. Молодёжь, после некоторой паузы, вновь начала безобразничать в хозяйственном дворе.
Тогда я опять написал заявление в милицию:
«Начальнику Советского РОВД Рябцеву В.К.
№ 80 от 27.04.2004 г.
Прошу рассмотреть возможность организации регулярного патрулирования наряда милиции у входа в здание ГУК «Брянский государственный объединенный краеведческий музей»(пл.Партизан,6), в связи с тем, что ежедневно после 18-00 группы подростков, пьяниц и хулиганов нарушают общественный порядок: пытаются ворваться в помещение музея, стучат в стёкла и двери, дерутся, мусорят, осыпая прохожих потоками нецензурной брани. Неуправляемые хулиганы неоднократно портили дорогостоящие двери музея: отвинчивали дверные ручки, металлические пластины.
Убедительно прошу принять меры и обезопасить музей.
С уважением       Директор музея»

Надо сказать, что Владимир Петрович Алексеев очень не любил подписывать такого рода письма, ибо боялся ссор с вышестоящими начальниками. Поэтому я периодически, как зам.директора, подписывался под документами за него.
Следует отметить, что моё заявление было принято во внимание и территорию хозяйственного двора музея включили на некоторое время в патрулирование, что ослабило напряжённость.
Но тут ещё ярко проявились другие  проблемы, и мне стало не до общественного порядка возле музея.
В это же время расстроилась моя личная жизнь. Однажды я возвращался с электрички домой и, подходя к улице Кирова, где жили я и мои родители, увидел Любу, шедшую под ручку с каким-то мужчиной, рослым и наглым. Он провожал её домой.
Я сделал вид, что ничего не вижу, но, придя домой и пообедав, пошёл к Тирюбам.
Там я без обиняков заявил, что видел, как «ты, Люба, общалась с посторонним мужчиной и считаю, что он – твой любовник!»
Сцена происходила в присутствии матери Любы, Галины Кузьминичны.
Люба, неожиданно для меня, подскочила ко мне и упала на колени.
– Не бросай меня, Костя! – вскричала она.
– А что мне остаётся делать? – возмутился я. – Терпеть твои измены? И при этом отдавать всё только тебе, проживая в бедности?!
– Что я могу с собой сделать?! – взвыла Люба. – Ты меня не устраиваешь!
– Ах, вот в чём дело! – усмехнулся я. – Тогда мне всё ясно!
– Костя, не спеши рубить с плеча! – вмешалась в разговор Галина Кузьминична. – Ты сам – не ангел!
– Да уж не ангел, – усмехнулся я, – однако обо мне нет никаких компрометирующих слухов об измене! Поэтому: попридержите язык!
Повернувшись к бывшей жене, я громко и ясно сказал: – Вот как получилось, Люба. Я, в самом деле любил тебя, жалел и заботился о тебе! Даже после того, как я узнал, что вы обманули меня, испортив мне половину жизни, если не всю жизнь! Но, как оказалось, для тебя было главным не моя любовь, но близость твоего любовника! Обидно, что мои лучшие годы ушли на такую дуру! Я только не жалею об одном: мне удалось вырастить сына, спасти его от ваших издевательств и обеспечить ему дальнейшую, пусть скромную, жизнь, потому как ты выжала из меня все заработанные средства и сбережения! А теперь мои последние слова. Ты больше мне не жена. Люби своего возлюбленного и навсегда забудь обо мне! Больше никогда моей ноги не будет в вашем доме! Что касается моего сына, то я всегда готов быть вместе с ним и помогать ему в жизни! Прощай!
В полной тишине я удалился.
Тогда я очень расстроился и попытался навсегда покончить со связями с Тирюбами. В один из майских дней я узнал от одной сельцовской рыночной торговки, возвращаясь в электричке из музея домой, что Галя Денищенкова (тогда по мужу – Шувалова) приехала из Италии. В то время она была вдова, и я решил посвататься к ней. Купив целую сумку апельсинов, я направился к Гале, поскольку знал, что она проживает по улице Лягина за Вокзальным озером. Я легко нашёл её дом, постучался и мне открыли.
Галя была удивлена моим визитом. Я протянул апельсины, как знак моего личного внимания. Она их любезно приняла. И пригласила меня в дом.
Мы сидели на кухне, и она готовила пельмени. В процессе этого дела мы разговаривали. Обсудив простые житейские проблемы, я решил по-простому предложить ей выйти за меня замуж.
– Ты знаешь, Галя, – сказал я тогда, – ты всегда была симпатична мне. С тобой мне приятно говорить. Мне думается, что мы сможем общаться с тобой в любой форме! Предлагаю тебе выйти за меня замуж!
Галя улыбнулась и, неожиданно, сказала: – Костя, мы действительно с тобой очень похожи! Даже родились в один день и год! Однако у тебя есть сын, как ты говоришь, и он – выпускник школы! А на это потребуются дополнительные затраты! Я на них не потяну!
Я знал, что у Гали остался взрослый сын, который жил в Санкт Петербурге. Но никак не ожидал меркантильной оценки моих чувств.
– Что ж, Галя, – сказал я, уходя. – Я не претендую на твои деньги, и мне они не нужны для сына! Я сам найду средства, как дать ему образование! Я пришёл к тебе не из-за денег, на которые всегда плевал! Но оставляю своё предложение в силе. Ты знаешь мой телефон и можешь позвонить мне, если изменишь своё решение!
Никаких звонков больше не последовало, а Галя уехала назад, в Италию, чтобы иметь скромную пенсию оттуда, как она говорила мне, ибо ей не хватало совсем немного до пяти лет.
Конечно, работа в музее после всех этих перипетий была для меня непростой.
К тому же, мне очень не хватало денег на содержание сына. А в то время уборщиками территории хозяйственного двора были люди, совмещавшие с этим основную работу и не справлявшиеся с нашими проблемами. Тогда я сам попросил Алексеева дать мне эту дополнительную работу. Он согласился. С той поры, я, пребывая в музей раньше 8-00 утра, тщательно убирал территорию хозяйственного двора, что делал раньше и без оплаты. Сначала всё шло хорошо. Территория была чистой и аккуратной.
Но вдруг однажды, после того, как я вернулся из очередного похода для блага музея, меня вызвал Алексеев, который сообщил, что сам губернатор Лодкин недавно проходил в «кондоминиум» и увидел разбросанный мусор на территории хозяйственного двора! За это, якобы, он получил строгое «назидание»!
Я устремился в хозяйственный двор и обнаружил прямо возле забора набросанные белые бумажки. Было ясно, что это сделали специально! Судя по всему, Лодкин помнил мои критические суждения на его счёт в период «борьбы за демократию».
Я не стал афишировать свои домыслы и продолжал спокойно работать.
Однако такого рода безобразия продолжали повторяться!
Дошло до того, что этим занялся начальник хозяйственной службы губернатора с фамилией, напоминавшей «кронштейн»!
Как-то, после очередных музейных дел в городе, вернувшись, я услышал дикие вопли, и какой-то человек, рослый и рыжеволосый, ворвался ко мне в кабинет с криками: – Негодяй! Вы совершенно развалили порядок!
Это и был тот «Кронштейн».
– В чём же мой непорядок? – спросил я. – В том, что я, после отъезда по делам, подвергаюсь открыто организованному безобразию? И в том, что кое-кто, я подозреваю, что вы, нарочно мусорите, чтобы дискредитировать меня?!
– Молчи, негодяй! – заорал хозяйственник Лодкина. – Ты не имеешь слова! Ты – не на своём месте!
Я вскипел и вскричал: – Да я уйду из этой клоаки в любой момент! Значит, это ты организовал мусорную свалку во дворе!? Какой позор!
Рыжий еврей как-то быстро успокоился после моих слов и ушёл.
Наутро я объявил всем о своём отъезде «по договорам», сделал вид, что уехал, но сам, тихонько пройдя незамеченным в свой кабинет, стал выжидать(благо, что моя зам. Елена, как всегда опаздывала!). Через полчаса я осторожно вышел на хоздвор и увидел, как научные сотрудники разбрасывают вдоль забора бумажки. Я не хочу приводить их имён, чтобы не позорить, но, когда я обратился к Алексееву, он и «глазом не моргнул»!
– Константин, – сказал директор. –  Всё это – зависть к тебе! Поэтому не надо устраивать скандал! Это ведь женщины… Я поговорю с ними, и больше такого не будет!
Я не стал спорить, но после этого понял: случившееся организовал сам Алексеев!
В конечном счёте, он убрал меня с должности дворника «на полставки» без всяких на то оснований. Просто однажды, после месяца интенсивной работы по уборке хозяйственного двора, когда я менял пропитанную потом спецодежду на свою рабочую, я пришёл за заработной платой, но мне сказала главный бухгалтер Бердель: – Константин Владимирович! Мы не можем заплатить вам, потому как у нас приказ директора об освобождении вас от работы дворника!
Я возмутился: – А почему меня не предупредили? За что я работал целый месяц?
– Идите к директору, – сказала Бердель, – он вам всё разъяснит!
Я пошёл к Алексееву. Он с величием восседал в своём кресле и принял меня как барин крепостного.
Я объяснил ситуацию.
Алексеев рассмеялся. – Константин, – сказал он, улыбаясь, – есть одна народная мудрость, гласящая: рыбка плывёт – назад не отдаёт! Если ты не согласен с этим – иди, жалуйся в областную администрацию!
Я стерпел это, потому как у меня был маленький сын, а на новое трудоустройство возможностей не было. Пришлось и дальше терпеть издевательства лицемера Алексеева.
А там были проблемы за проблемой!
Как-то я сидел за составлением документов на ремонт самых элементарных мест музея, нервничал, поскольку не мог найти подрядчиков, не имея денег на банковских счетах музея, а на будущее никто не соглашался.
Тут, в этот трудный момент, вошла секретарь, Нина Агеева, и принесла мне письмо из областного финансового управления, которое требовало от меня дать сводки финансовых расходов на нынешний год, перспективу и прочую белиберду!
Им нужны были цифры, а мне нужна была работа! Они просто мешали мне заниматься нужным делом!
В гневе я решил обжаловать их незаконный запрос в Государственную инспекцию труда.
Вот это письмо.
«Руководителю государственной инспекции труда       по Брянской области Артюхову С.И.
Жалобы на чиновников, требующих
бесконечных отчетов, не предусмотренных Законом.

Уважаемый Сергей Иванович!

Обращаюсь к Вам в связи с тем, что в последнее время чиновники областной администрации в лице финансового управления, придумали многочисленные и трудоёмкие формы отчетности, не предусмотренные статистическими требованиями государства. А именно; громоздкие и требующие огромных интеллектуальных затрат бланки, в которых музей обязан отражать сведения о потреблении коммунальных услуг. Так, например, в апреле финуправление запросило сведения «Анализ использования бюджетных средств за 1 квартал 2004 г.» (форму прилагаю). Этот документ заполнили и отослали, перерыв всю текущую документацию. Однако вслед за этим поступила новая работа. Высоким финансовым руководителям потребовалась «Информация областных учреждений о лимитах…» по всем договорам и по электричеству, и по теплу, и по воде, и по газу! На 5-ти таблицах! Причём, с требованием дать сведения за 2002, 2003, 2004 гг. в отдельности! Эта грандиозная работа была проделана (документы прилагаю). Однако и этого оказалось недостаточно! Последовало требование подготовить подробную объяснительную записку с анализом всех пунктов расхождений! (Текст прилагаю).
Вскоре последовало требование срочно составить лимиты на 2005 год, что также было сделано. И вот теперь, получив всю эту кипу документов, финуправление присылает новые формы под названием «Карта потребления коммунальных услуг» в 3-х частях!
Опять придётся бухгалтерии и хозяйственной службе музея с утра до вечера перебирать документы, выискивая очередные бесконечные цифры!
А ведь у нас 15 филиалов! А это значит, что мы должны составить 15 листов по каждой форме! Уму непостижимая работа! К тому же, в музее не настолько много людей, чтобы осуществить столь колоссальный труд, приравниваемый к энциклопедическому! И это уже напоминает просто издевательство над людьми! Последние документы (прилагаю ниже) поступили в музей через Управление культуры обладминистрации 27.05.2004 г. и требуют срочного ответа в течение суток! Что просто физически невозможно сделать! Ибо в нашем штате нет такого количества людей, как во всевозможных бюрократических структурах, плодящих без числа чиновников, чтобы вести обширную переписку…
Мы – музей – культурно-просветительное учреждение, превращены чиновниками в контору по производству бесчисленных для их, вероятно, диссертаций, бумаг! Бюрократии мало того, что она свалила на музей и хозяйственные, и энергетические функции, лишив учреждение своего уставного статуса. Нет возможности заниматься ни своими непосредственными обязанностями, ни перспективным прогнозированием потребностей учреждения!
Убедительно прошу рассмотреть возможность защитить здоровье и труд работников музея от преуспевающей в бумаготворчестве бюрократии, оградить нас от потока непредусмотренных госотчётностью документов, от произвола высоких чиновников, требующих выполнять невероятно трудную работу, которая не приносит музею никакой пользы!
Мы и так планируем и ведём учёт расходов всех видов энергии, и эти сведения регулярно даём. Но заниматься научным анализом различных показателей, не имея ни сил, ни времени, ни достаточных знаний в вопросах научной экономики, просто не в состоянии.
С уважением
Зам.директора музея        К.В.Сычев»
Надо сказать, что на это письмо не пришло никакого ответа, но и запросы финансового управления прекратились.
Такая моя активная позиция никак не нравилась Алексееву, и он высказывал постоянно свои критические замечания такого типа: – Константин, не лезь не в своё дело! Не цепляй высшее начальство! Не обижай чиновников!
На это я говорил: – Владимир Петрович! Вы сами знаете, что я никого «не цепляю»! Но ведь надо же как-то отбиваться! Давайте тогда свои советы! Мы не можем работать и на хозяйственные потребности музея, и на внешние беспорядки, и на склоки между сотрудниками и, наконец, на беззаконные требования высшего начальства! Им нечего делать, так они и плодят бесчисленные бумаги, но у нас нет столько людей, чтобы на все их запросы реагировать!
Алексеев на это отвечал лишь отмашкой руки, а когда возникали конфликты и проблемы – уезжал в очередную командировку к своим друзьям из краеведческих музеев Центральной России.
Однажды он вызвал меня и распорядился обеспечить организацию коммерческой выставки то ли с продажей пальто, то ли шуб.
Я сказал, что такие дела находятся вне моей компетенции.   
Тем временем Алексеев пригласил на работу своего земляка – бывшего жителя деревни Сосновки, Выгоничского района, Николая Полякова, который к тому времени уволился из органов милиции в звании подполковника ОБХСС. Я знал Колю ещё по пединституту, где он учился на литературном факультете и, как мы, был внештатником ОБХСС. Я с радостью узнал об этом назначении и понадеялся, что он как-то разгрузит наш хозяйственный отдел, занимавшийся всем, чем только можно. Я неоднократно решал юридические вопросы в ущерб основной работе. Например, как-то возник вопрос о доплатах за стаж ветеранам музея. Эта проблема давно стояла на повестке дня, но закон Брянской области всё никак не принимался. Начал заниматься этим ещё наш профсоюзный бог – Трофименков Саша – но успеха не имел, ибо документ «засел» где-то в администрации губернатора Лодкина. Тогда Алексеев «подключил» к этому делу меня. И это было ещё при зачётах, когда я едва успевал присесть, во времена Раисы Михайловны Путимцевой, тогдашнего начальника областного управления культуры!
Мне некогда было «рассусоливать», и я направился прямо к губернатору в приёмную. Тогда у меня был прямой пропуск в обладминистрацию, поскольку я ежедневно приходил с зачётами. Как бы я ни судил о Лодкине, с которым когда-то имел газетный спор, но он был человеком рационального мышления и не препятствовал решению насущных проблем, как последующие горе-губернаторы.
Я пришёл в приёмную Лодкина утром, сразу же после начала рабочего дня и, несмотря на то, что секретарь попыталась помешать мне войти, толкнул дверь и оказался прямо перед главой области. Лодкин – человек невысокого роста и неказистой внешности – спокойно отреагировал на моё вторжение и спросил: – Чего тебе надо?
– Мне надо, Юрий Евгеньевич, – ответил резко я, – чтобы вы, наконец, подписали Закон Брянской области о льготах ветеранам краеведческого музея! Мы и так получаем скромную зарплату, так пусть нам будут прибавлять хотя бы пять процентов за каждые пять лет выслуги!
– Я не против! – усмехнулся Лодкин. – Но вот об этом проекте Закона я слышу первый раз!
Он подошёл к телефону и связался, как я понял, с управлением культуры.
– Раиса Михайловна! – громко сказал он. – Вот тут ко мне пришёл из краеведческого музея человек…Да, по-поводу льгот за отработанный стаж и просит подписать документ! А я первый раз об этом слышу… Так, значит, документ у вас? Почему же вы тяните? Передайте сюда, мне на подпись? Как? Что? Я должен просить вас об одолжении?.. Немедленно несите сюда документ!
– Подождите в приёмной, – сказал он, положив телефонную трубку. – Сейчас принесут проект закона, я его подпишу и дам вам копию!
– Спасибо! – только и успел сказать я, не ожидая столь наполеоновского решения.
Буквально через полчаса я уже возвращался в музей с заверенной копией Закона Брянской области о дополнительных выплатах сотрудникам музея от 5 до 35% за выслугу лет. Так я обеспечил своим коллегам увеличение зарплаты, которое почти не коснулось меня. Опять сработала система – «Давай, Василич»!
Наш профсоюзник – Саша Трофименков – потом долго жал мне руку в знак благодарности за выполненную за него работу.
Вот я и недеялся, что Николай Поляков поможет мне хоть немного разгрузиться…
Однако новоявленный «юрист» никакой юридической работы не проводил, и я даже не знал, чем он вообще занимался!
Как-то Алексеев пригласил меня в свой кабинет. Там сидел молоденький парень приятной внешности, голубоглазый, лет двадцати.
– Это мой сын, – сказал директор. – Он только что закончил техникум по специальности – юрист. Я создал в музее должность – юрисконсульт. Поэтому ты должен оказать помощь мальчику и рассказать ему, какие у нас юридические проблемы и как их лучше решить!
– Но вы же только что взяли в штат Колю Полякова, – возразил я, – он как раз – человек знающий, работал в милиции, изучал законы, вот и флаг ему в руки!
– Он-то работал в милиции, – возразил Алексеев, – но музейную работу не знает на твоём уровне! Поэтому помоги моему сыну по моей личной просьбе!
Тут уж спорить было не с чем, и я согласился. Как раз в это время пришло письмо из арбитражного суда с претензией налоговой инспекции на музейные задолженности. Я выехал в арбитражный суд с сыном Алексеева, имея доверенность на личное представительство.
Заседание было недолгим. Я корректно объяснил судье о сути наших долгов, связанных не с ошибками музея, но отсутствием денежных перечислений из бюджета, и предоставил копии документов, подтверждающих мои слова. Судья просмотрел бумаги и, не долго думая, объявил претензии налоговой инспекции необоснованными.
Теперь вернёмся к выставке продажи шуб.
Как только я приехал из суда, я сразу же зашёл в кабинет к Николаю Полякову и предложил ему, как знатоку юриспруденции, заняться оформлением документов на выставку товаров народного потребления. Тот, выслушав меня, с усмешкой, как знающий юрист, сказал: – На кой хрен тут нужны какие-то документы, да ещё соглашения с комитетом по имуществу? Это же мелочь! Составим собственный договор и всё решим!
– Хозяин – барин! – сказал я и удалился в свой кабинет.
Николай оформил, как знаток дела, договор с частной компанией, сам ушёл в отпуск, и через несколько дней в вестибюле музея состоялась трёхдневная выставка шуб, привлёкшая массу посетителей.
Я же, «умыв руки», занимался своей хозяйственной работой. Как раз в это время, когда я сидел, обдумывая документы об очередных «выкручиваниях» из хозяйственных проблем, ко мне в кабинет вошёл мой старый товарищ по учёбе в пединституте – Алексей Хотяновский.
– Здорово, Костя! – громко сказал он. – Я тут прибыл от радиостанции «Чистые ключи», чтобы взять интервью у Алексеева! Он на месте?
– На месте, Лёша, – сказал я с улыбкой. – Иди, пока не поздно к нему в приёмную, а потом – поговорим!
Хотяновский немедленно пошёл в указанном направлении и через полчаса вернулся.
– Ну как тебе наш Демосфен? – спросил я своего институтского товарища. – Понравился он тебе?
Выслушав мой вопрос, Алексей захохотал. – Такой ужасной речи я не слышал ещё ни разу, – сказал он. – Сплошные «А-А-А» да «Э-Э-Э!» Просто зайибал! Я давно так не мучился, записывая ерунду! Придётся пол-дня редактировать! А по сему поводу, надо бы выпить!
Я позвал Елену и попросил её сбегать в ближайший магазин за выпивкой и закуской, но деньги выделил сам Алексей!
Так мы отметили интервью известного брянского краеведа и учёного…
Прошло некоторое время. Однажды во время моей напряжённой работы над документами в кабинет вошла секретарь – Нина Агеева. – Константин Владимирович, – сказала она, – вас вызывает директор!
Я бросил дела и устремился в кабинет к Алексееву.
Тот сидел мрачный и недовольный.
– Что случилось? – спросил я.
– Да вот, пришло письмо из комитета по имуществу, – сказал он, – в котором требуют объяснения, почему вы не оформили с ними документы на выставку!
– Правильно! – усмехнулся с грустью я. – Я предложил Коле Полякову всё сделать, как надо, но он посмеялся и сказал, что это ни к чему! Вот и результат!
– Это ты виноват! – вскричал разгневанный Алексеев. – Ты не смог убедительно объяснить ему, что требуется!
– А что вы, собственно, орёте, Владимир Петрович? – возразил я. – Вы недовольны, что я выполнил дословно вашу просьбу? В таком случае, обвиняйте самого себя!
Алексееву было нечего возразить, и он перешёл на вежливый тон. – Константин, – сказал он, – ты же знаешь, что Николай – в отпуске? А пока его нет, дай комитету по имуществу грамотный ответ и прими пока все выставочные проблемы на себя. Вот Поляков придёт, и тогда ты освободишься!
В это время прошли выборы губернатора, и победил мой земляк Денин Н.В. Он немедленно сменил руководство комитета по госимуществу.
Пришлось начинать всё с начала.
Я пришёл к себе в кабинет и написал письмо следующего содержания:
«Председателю комитета по управлению госимуществом Брянской области Черновой Н.И.
№ 138 от 20.07. 2004 г.
Уважаемая Наталья Ивановна!

Сообщаю, что выставка коллекций трикотажных изделий, проводимая в музее с 13 по 16.07.2004 г. без заключения договора с вверенным Вам комитетом на основании договора между музеем и частным предпринимателем Бурыкиным В.В., проводилась как совместная.
К сожалению, обосновать правовую сторону этого договора от 13.07.04 в настоящий момент музей не может, поскольку отвечающий за организацию выставки сотрудник музея Н.В.Поляков пребывает в очередном госотпуске по 10 августа 2004 г., а исполняющая обязанности директора музея Т.И.Прокофьева с юридическими тонкостями этого договора не была ознакомлена.
Обязуемся сразу же по прибытии составлявшего договор Н.В.Полякова из госотпуска представить его объяснения во вверенный Вам комитет.
Одновременно ставлю Вас в известность, что все выставки, которые будут проходить вплоть до того, как Вы получите объяснение, в том случае, если оно будет достаточно убедительным, мы проведём с обязательным заключением договора с вверенным Вам комитетом.
Прилагаю: копию договора от 13.07.2004 г.
С уважением
Зам.директора музея           К.В.Сычев

Несмотря на бесчисленные бумажные проблемы, хозяйственные неурядицы и прочие беды, в музее продолжались эксцентрические истории, вызывавшие смех.
Так, однажды, когда ушёл в отпуск наш сотрудник службы безопасности Юра Токарев, ему на смену назначили неизвестного мне доселе мужчину. А я, ответственный за безопасность, узнал об этом только, когда прибыл однажды рано утром на работу, и мне открыл дверь незнакомый человек. Оказалось, что он был «хорошим знакомым» Татьяны Ивановны Прокофьевой, заместителя директора по науке. А то, что меня не поставили в известность – был сущий пустяк, учитывая врождённое хамство Алексеева.
Мы познакомились с новым охранником. Он оказался учителем физкультуры средней школы в Фокинском районе города и пребывал в отпуске.
Я не стал придавать значения бестактности Алексеева и Прокофьевой, поскольку от них уже натерпелся немало неприятностей. Главное, что временный охранник был с виду человеком положительным, приводил с собой свору собак, ибо был любителем этих животных, и я понимал, что охрана музея от этого не пострадает.
И действительно, целый месяц никаких проблем с охраной музея не было. Имел место лишь один инцидент: как-то собаки ворвались в ночное время в кабинет Алексеева и дружно справили там нужду!
Директор, придя утром на работу, быстро обнаружил случившееся, поскольку в кабинете стоял нестерпимый смрад, вызвал уборщицу и долго ругался, что «новый охранник распустил своих собак»!
Я, узнав об этом, безудержно смеялся, поскольку сложилось мнение, что даже животные чувствовали в кабинете Алексеева место для «сральни»!
Тем временем, я продолжал писать главы для своей первой серьёзной книги. Писал я книгу дома после работы, когда мои родители уже спали. Доходило до того, что я засыпал за работой, а, проснувшись, шёл к постели.
Однажды я стал писать и вдруг почувствовал, как кто-то водит моей рукой! Я заснул, а наутро передо мной явился самый лучший текст моей будущей книги. На работе, в свободное время, я переносил свои рукописные тексты на компьютер, а потом – на дискеты. Так накапливался весь материал. Но вот наступил мой отпуск. Я ушёл на целый месяц, но, когда вернулся, сразу же устремился к компьютеру: мне хотелось увидеть свои материалы по книге. Однако, чтобы я не включал, этих материалов не было! Стало ясно, что кто-то их удалил! Подозрение сразу же пало на Лену Фильченкову да и на прочих сотрудников музея, которые ненавидели друг друга!
Я извлёк привезённые из дома дискеты и стал смотреть, что сохранилось, ибо я знал, что они ненадёжны! Если бы дискеты не сработали, мой многолетний труд был бы напрасен! Я дрожал от ужаса таковой возможности, но, к моему счастью, информация уцелела! Я быстро занёс все тексты на компьютер и отправился в соседний сервисный центр, где работал известный нам компьютерщик Козлов Сергей Евгеньевич.
Вот он-то и посоветовал мне вносить все текстовые записи на флэшку, о чём я ранее не имел даже представления. Купив это электронное устройство, я быстро перенёс свои записи туда и тем обезопасил тексты от уничтожения завистниками.

15. Уход с хозяйственной работы

После случившегося инцидента с приёмом коммерческих выставок, который едва «замяли», как ни странно, начались новые.
Но теперь их организацией должен был заниматься я.
Спорить с Алексеевым было бесполезно, а у меня рос сын, поэтому я, зависимый от той нижайшей зарплаты, был вынужден терпеть эти издевательства. Если бы не ребёнок, я давно бы покинул не только этот презренный музей с беспринципными сотрудниками, но и всю Брянскую область, гигантскую деревню, уничтожившую все понятия о нравственности!
Началось всё, как обычно. Я, получив приказ Алексеева, опять стал обеспечивать новых руководителей бесплатными билетами на коммерческие выставки. Но теперь у меня уже не было постоянного пропуска в областную администрацию. По указанию Денина, смертельно боявшегося за свою жизнь и власть, всем, не работавшим в администрации области, постоянный пропуск не давали, поэтому я стал избегать возможных посещений засевших у власти мерзавцев и лишь периодически выписывал в отделе кадров одноразовый пропуск.
Так и получалось. Приезжала очередная коммерческая выставка. Алексеев ставил меня в известность, я готовил документы, а потом шёл в обладминистрацию, в комитет по имуществу со всеми бумагами, а перед тем получал одноразовый пропуск, не без волокиты.
А выставки шли: одна за одной!
То привозили шубы, то просто модные платья, то ювелирные изделия…
Я не успевал оформлять документы, поскольку Алексеев всегда меня торопил. Я чувствовал, что эти коммерческие выставки были ему далеко не безразличны!
Вместе с тем у меня были и свои, достаточно непростые дела!
Как-то снова ко мне в кабинет пришли Миша Маруев, добродушный белокурый толстяк, со своей приятельницей, Любовью Антоновной.
Я глянул на эту пару и вновь вспомнил встречу с брянским прокурором, который обвинял меня в выдаче «фиктивных аттестатов», угрожая расправой, о том, как мы в квартире тогда ещё более молодой Любы (как её тогда звали), «обмывали» её аттестат, и я остался ночевать в её квартире, где мирно проспал рядом с ней на раскладушке без всяких поползновений, предварительно долго поговорив о жизни.
– Привет, Любовь Антоновна! – сказал я с вымученной улыбкой.
– Привет, Константин! – ответила Люба, и мы разговорились.
Я рассказал о своей жизни, о неудачах и проблемах, о том, что безуспешно пытался предложить брак знакомой женщине, но она из меркантильных соображений отказалась.
– Но это не проблема! – сказала Любовь Антоновна. – Я помогу тебе найти хорошую женщину!
Я ничего не сказал и распорядился пропустить их бесплатно на все выставки и экспозицию, после чего они, осмотрев музей, удалились.
Однако через неделю Любовь Рыманова позвонила мне и предложила встретиться.
Я, сразу же в конце рабочего дня, выехал к ней на троллейбусе. Она жила на улице Станке Димитрова в кооперативной квартире. Я быстро нашёл её дом.
Мы сели, выпили по рюмке водки (бутылку я купил по дороге) и разговорились.
Люба, как она посоветовала называть её, предложила мне знакомство с её якобы подругой, врачом по профессии, по имени Вера.
Я не возражал. Встречу назначили на ближайшую субботу.
Этот день был для меня выходным. За час до знакомства я приехал на автобусе в Бежицу, купил в цветочном отделении базара букет роз, и сел на троллейбус в сторону Любови Антоновны.
Я прибыл туда за полчаса до установленного времени.
Сначала пришли друзья Любови Антоновны – её бывшие соседи и врачи – супруги Дмитриевы. Лариса Дмитриева была старшей сестрой Веры, с которой меня хотела познакомить Рыманова.
Мы подождали некоторое время, и вот раздался звонок в дверь.
Вошла невысокая, исключительно приятной внешности молодая женщина, и я обрадовался: вот это удача!
После взаимного обмена мнениями, знакомства, вручения мной букета, мы сели за стол, выпили немного вина, а потом все остались на кухне, но красавица Вера вышла из-за стола и пригласила меня на беседу с глазу на глаз. Остальные оставались на кухне.
Я рассказал Вере вкратце о себе, не приукрашивая своего тогдашнего материального и морального положения. Она тоже сказала несколько слов о себе, как разведённой женщине, у которой не сложилась жизнь.
– Теперь у меня остался взрослый сын, – сказала она. – Он заканчивает медицинский институт и должен учиться в аспирантуре! Для этого нужно шестьдесят тысяч рублей! Вы можете это обеспечить? Ведь у вас есть собственный сын, который нуждается в средствах?
– Ну, я не могу так сразу ответить, – заколебался я. – Конечно, шестьдесят тысяч я сейчас достать не могу…
– В таком случае, мы не сможем создать семью! – сказала Вера и встала. – Мне нужен обеспеченный мужчина!
Я испытал сильное унижение, но обижать женщину не стал. Мне стало очень горько, потому как я не заработал даже на право любви с такой красивой женщиной! Вместе с тем я испытал чувство обиды к Любови Антоновне, которая выставила меня на позор.
Я всё-таки сдержал свои чувства и даже проводил Веру, жившую неподалёку, домой. Поцеловав на прощание ей руку у двери её дома, я обратил внимание на букет роз, которые она держала: они почти все завяли!
Наутро Любовь Антоновна позвонила мне на работу и посочувствовала моей неудаче. – Ничего, Костя, – сказала она тогда. – Не расстраивайся! Мы найдём тебе достойную пару!
А тем временем она стала приводить в музей своих друзей, и, пользуясь нашими знакомствами, бесплатно посещала с ними экспозицию. Иногда она приводила с собой целые толпы детей из Дома Пионеров, где она работала, и я пропускал их бесплатно на обычные выставки. Но вот однажды в музей приехала дорогостоящая частная выставка, и Любовь Антоновна, не предупредив меня, явилась в музей с очень большой толпой детей: смотрители насчитали больше ста пятидесяти человек!
Я предупредил Рыманову, что столько детей, да ещё бесплатно, на коммерческую выставку провести непросто: у меня будут серьёзные неприятности!
На это Любовь Антоновна ответила: – Ничего! Здесь все дети – из семей малоимущих! Им положены льготы! И если потребуется – я дам справку!
Я пропустил детей. А на следующий день меня вызвал к себе Алексеев и потребовал объяснения.
– Константин, как мне сообщили сотрудники музея, – сказал он, – ты провёл бесплатно на дорогие выставки больше двухсот детей, взяв у них предварительно почти десять тысяч рублей! Объяснись!
– Какие десять тысяч? – рассмеялся я. – То были дети из малоимущих семей от Дома Пионеров! Приходила их воспитательница и походатайствовала. Вас тогда не было, и я принял решение помочь детям. А что касается денег, то это – полная ерунда! Я никогда не жаждал богатств да и у вас ничего не просил! Вам нужны доказательства моего бескорыстия?
– Позови секретаря, – сказал Алексеев и откинулся на спинку стула.
Вошла Нина Агеева.
– Нина, – сказал директор, – позвони в Дом Пионеров и спроси, кто приходил в музей вчера. Действительно малоимущие или нет?
Нина вернулась минут через пять.
– Директор Дома Пионеров, – сказала она, – подтвердил, что вчера в музей приходили льготники, дети, родители которых признаны неимущими…
– Ну, тогда, Константин, – пробормотал уже другим тоном Алексеев, – иди, занимайся своими делами!
Я пошёл к себе и сел за стол, обхватив руками голову. Дел было невпроворот!
…Только недавно я навёл порядок в хозяйственном дворе музея. Но вот теперь молодёжь стала скапливаться у центрального входа, безобразничая, устраивая драки и угрожая стеклянным дверям музея.
Пришлось вновь обращаться к милиции. Вот очередное заявление:

Начальнику Советского РОВД г.Брянска Куликовскому Д.А.
№  179 от 29.10.04 г.
Уважаемый Дмитрий Артурович!

Убедительно прошу обратить Ваше внимание на происходящие вокруг здания краеведческого музея каждодневные беспорядки.
Как правило, несовершеннолетние, а также лица зрелого возраста, постоянно угрожают имуществу и жизни сотрудников музея в вечернее и ночное время.
Толпы молодых людей собираются вокруг здания музея и безобразничают, мусорят, стучат в закрытые в ночное дежурство двери музея, имеют место случаи разбития окон и дверей, поломки дверных ручек и металлических конструкций. Так, в ночь с 27 по 28 октября 2004 года у ступенек подъёма к центральному входу в музей остановился легковой автомобиль. Из него вышли шесть человек. Они поднялись по ступенькам, стали шуметь и стучаться в двери музея.
Вскоре к разгулявшейся молодёжи присоединились целые толпы хулиганов, которые разожгли факел.
Сотрудник безопасности музея вышел к ним в 0-30 часов и попытался их увещевать. Но они не прислушались к его словам: продолжали разжигать огни, биться в окна и двери, шуметь. Тогда сотрудником безопасности была вызвана милиция.
Двое милиционеров, прибыв на место, стали убеждать молодёжь разойтись. Часть из них послушалась и удалилась. Однако основные нарушители общественного порядка продолжали оставаться на месте и шуметь.
Не уехали и владельцы автомобиля. Машина ещё долго стояла у ступенек.
С каждым днём подростки и неорганизованная молодёжь ведут себя у музея всё более нагло и опасно.
Не исключается, что они при всеобщем попустительстве покусятся на имущество нашего музея.
Прошу самым серьёзным образом отнестись к настоящему моему письму и принять меры по наведению порядка у нашего музея: обеспечить регулярное дежурство работников милиции, проводить патрульные объезды этой территории в вечернее и ночное время.
В противном случае, распоясавшиеся хулиганы совершат преступление.

С уважением            Директор музея»

Как обычно, Алексеев уклонился от этого заявления, и я подписывал документ за него, но милиция оказала существенное содействие музею, направив в вечернее время к главному входу нескольких сотрудников. Постепенно бесчинства молодёжи прекратились.
Однажды Алексеев вызвал меня в кабинет и в непринуждённой беседе поинтересовался: – Это правда, что ты пишешь книгу?
– Да, – признался я, – хочу написать исторический роман об основании Брянска.
– И что ты уже написал?
– Да с пол-книги…
– Дай мне почитать!
– Хорошо! – ответил я, не чувствуя подвоха. – Сейчас принесу!
Я пошёл в свой кабинет и достал отпечатанный через компьютер текст первой части романа. Алексеев взял мой материал и сказал, что с интересом всё это прочитает!
Я, довольный и наивный, ушёл к себе, но как раз в это время застал в своём кабинете нашего неизменного участника коммерческих выставок – Дивониса Александра Владимировича. Он ждал меня для оформления документов для очередной выставки, что было для меня тяжкой обузой.
Обычно Дивонис вёл беседу очень корректно, с необычной для Брянска учтивостью, поэтому разговор затянулся. На вопрос, чего я так долго проторчал у Алексеева, я скромно ответил, что обсуждал с ним рукопись моего будущего романа об истории Брянского княжества.  Дивонис заинтересовался.
– А если я помогу вам издать ваш роман? – спросил он.
– Это было бы прекрасно, – рассмеялся я, – но, как говорится: «теория мертва, но вечно древо жизни!»
– Но я серьёзно! – ответил Дивонис. – Если вы напишете книгу, я обязательно её опубликую! Готовьте текст!
– Хорошо! – весело ответил я. – Буду работать!
Прошло какое-то время, и вот Алексеев в беседе со мной, дал оценку написанного мной начального текста.
– У тебя есть художественный талант, Константин, – сказал он. – Ты пишешь и правдиво и интересно! Как Вальтер Скотт… Вот только злоупотребляешь христианскими именами… В то время… в XIII веке ещё сохранялись языческие имена у простых людей! Но, в целом, книга была бы хороша. Работай!
– Тогда верните мне рукопись и я учту ваши предложения.
– Я отдал твою рукопись казачьему полковнику! – улыбнулся Алексеев. – Он тоже хочет почитать новые веяния в исторической литературе! А потом вернёт тебе этот труд.
Ни полковника, ни рукописи я так никогда и не увидел, но только вскоре, неожиданно узнал от того же Алексеева, что к нему приходил известный брянский поэт Николай Поснов, который сообщил о подготовке к изданию его романа на мою же тему с тем же сюжетом!
Я понял, что готовится плагиат и каждый вечер усиленно работал над новыми главами романа. Мне надо было опередить своих конкурентов, взявших мой сюжет…
Так и закончился в лихорадочных хлопотах 2004 год.
Но уже в январе 2005 года Алексеев потребовал от меня «составить годовой план работы на 2005 год».
Я понял, что кое-что изменилось, и Алексеев, использовав меня, готовит меня к увольнению! Я прекрасно знал, что он открыто этого не делает, но вынуждает людей, неугодных ему, просто уйти.
Я предоставил ему следующий годовой план, конечно, формальный:
«План работы хозслужбы на 2005 год

№ п/п          Мероприятия                Время                Примечание

1.               
Подготовка документации по
обеспечению оплаты энергоресурсов        Январь 2005 г.
2.        Капитальный ремонт подвесного потолка
На 2-м этаже                Февраль
3.        Ремонт кабинетов и коридоров головного
музея                Март
4.       Ремонт парапета головного музея                Апрель
5.       Текущий ремонт «Партизанской поляны»   Май
6.        Завершение работ по капремонту Севского музея  Июнь
7.        Капитальный ремонт внутренних помещений Клетнянского музея Июль
8.        Опрессовка системы отопления в головном и литературном музеях Август
9.        Закупка технических средств для музея    Сентябрь
10.      Закупка хозинвентаря для нужд музея        Октябрь
11.       Ремонт пожарной сигнализации гол.музея  Ноябрь
12.       Ремонт охранной сигнализации гол.музея   Декабрь.

Зам. Директора музея по АХЧ                К.В. Сычев»
В это время неожиданно, во время повышения тарифов на услуги ЖКХ, нам прислали письмо из городского водоканала с требованием повысить плату за услуги горводоканала на 60%, приложив при этом схему расположения водных коммуникаций, которая, как я понял, совершенно не соответствовала реальным документам!
Я пошёл к Алексееву и рассказал о готовящемся мошенничестве. Но он «и глазом не повёл»!
– Коли так написали, значит, так и есть! – сказал он. – Согласуй с бухгалтерией, как нам увеличить смету!
Но я не согласился с мнением Алексеева, считая его совет полностью дурацким, и написал следующее письмо в горводоканал:
«Директору МУП «Брянский городской водоканал» Нешкову А.Д.

04.02.05 № 33

Уважаемый Александр Дмитриевич!

В музей поступили документы от вверенного Вам предприятия – проекты договора № 10270 от 01.01.2005 г., расшифровки к нему, а также схемы балансовой принадлежности музея на водопроводные и канализационные сети.
При изучении перечисленных документов было обнаружено, что значительно возросли объёмы музейной принадлежности и, соответственно, денежные показатели, в результате чего общая сумма бюджетных средств от планируемой – в 43619,19 руб. – превратилась в 72910,72 руб. Таким образом, сумма расходов за услуги горводоканала должна возрасти по расчётам вашего предприятия почти на 60%.
ГУК «Брянский государственный объединённый краеведческий музей является бюджетным учреждением, не имеющим возможности расходовать государственные средства без убедительных оснований.
Кроме того, возросшие расходы связаны с произвольным увеличением объёма обслуживаемых Вами водопроводных и коммунальных сетей.
Ставлю Вас в известность, что представленные Вами схемы балансовой принадлежности, в которых Вы произвольно поставили на наш баланс объёмы, располагающиеся не на территории музея, а далеко за его пределами (как по головному зданию – пл. Партизан, 6 – так и по литературному филиалу, ул.Фокина, 14), не соответствуют реальности и незаконны.
Как известно, вопросы балансовой принадлежности или изменения таковой принадлежности, является правом администрации области, областной Думы и прочих административных органов, к юрисдикции которых относится наш музей.
Вверенное Вам предприятие таковым правом не обладает.
Что же касается перерасчётов объёма и единиц учёта, на основании которых составлена расшифровка к договору № 10270, то вверенное Вам предприятие не поставило нас своевременно в известность о произведённом.
Акт по переучёту единиц учёта не составлялся, а если составлялся, то без участия представителя музея, поэтому средства на оплату даже обоснованных расходов, в музее отсутствуют.
Ставлю Вас в известность, что ещё 10.07.2004 г. музей направил в адрес Вашего предприятия справку с разбивкой по кварталам на будущие лимиты, каковая была подписана. Но новая сумма, которую определили в Вашем учреждении, не запланирована и не имеет письменного предварительного обоснования, без которых мы не можем добиться новых сумм, поскольку на это необходимо согласие обладминистрации.
Прошу пересмотреть составленный в Вашем учреждении проект договора, вернуть прежние балансовые и объёмные показатели, с которыми мы работали уже много лет, и отказаться от необоснованных претензий.
В противном случае я вынужден буду обратиться с жалобой в администрацию области о нежелании вами обслуживать гос.учреждение и необоснованных претензиях.
С уважением
Директор          В.П.Алексеев
Исп.Сычев К.В.,
64-47-96»
Моё письмо возымело своё действие, и уже в следующем месяце цифры за услуги водоканала остались прежними.
В то же время, произошли изменения в политической жизни Сельцо. После прямых выборов Марат Бургандинов получил полное поражение – проиграл врачу -хирургу Чугунову В.П.
Надо сказать, что Марат серьёзно «перегнул палку» со своим властолюбием. Он перестал считаться с простыми людьми. Как рассказывал его бывший друг Е.В.Бандурин, владелец частного магазина, он и его жена стали постоянно приходить и приобретать дорогостоящие товары, не оплачивая их стоимость! Я первоначально этому не верил, но когда Марат, получивший от меня рекомендацию на выдвижение в депутаты и мэры Сельцо, отказался принять меня во время тяжбы с упомянутыми ранее Юрковыми, я поверил во всё.
Понятно, что его близорукая политика по отношению к своим бывшим товарищам, авторитетным жителям Сельцо, не могла ни привести его к краху!
После выборов он даже заболел, но его новые товарищи из сельской мафии Брянска помогли ему устроится на Брянской таможне с хорошей зарплатой.
Следствием его политики остались проблемы в Сельцовской школе № 2, где учился мой сын.
Учителя стали открыто занижать ему оценки. Я это испытал в своё время и знал, как сговариваются учителя против детей. Тем более, что я сам был учителем и имел возможность всё это видеть воочию. Меня возмущало ещё то, что учителя постоянно вымогали из нас, родителей, деньги на всевозможные мероприятия. То необходимо обеспечить учебниками местную библиотеку – плати 500 рублей. То, возникла потребность ремонта спортзала – ещё 500 рублей… И так, почти ежемесячно!
Впоследствии, когда я платил за сына в частный университет, годовая сумма была на порядок ниже той, что я выплачивал за школу!
Однажды, когда я сидел почти без гроша в кармане, Саша пришёл из школы и сообщил, что нужно выплатить 500 рублей по указанию классного руководителя. Тогда я – в первый раз – сказал, что не могу заплатить: нет денег!
Но вечером, на следующий день, ко мне в квартиру, явилась целая комиссия из «родительского комитета», члены которой нагло заявили, что «вы – единственный, кто не оплатил общие требования и не проявил уважения к собственному ребёнку»!
В это время на меня пристально глядел мой сын.
Тогда я достал 500 рублей и отдал им.
У меня не осталось ни гроша, и я ездил на работу в электричке, стоя в тамбуре и избегая инспекций. С превеликим трудом я добирался до работы на троллейбусе, ловча и выкрадываю каждую копейку! Эта плата обошлась мне в половину здоровья!
Поэтому я, узнав о произволе учителей, живущих за мой счёт, был страшно разгневан и решил написать жалобу вновь избранному главе администрации города В.П.Чугунову. Вот это письмо:
«Уважаемый Владимир Петрович!

Обращаюсь к Вам в связи с исключительно тяжёлым учебно-методическим и  моральным положением, сложившимся в Сельцовской средней школе № 2.
Прежде всего, это связано с полной некомпетентностью нынешнего  директора школы Сычевой В.А. Трудно сказать, по какой причине бывший мэр Сельцо Бургандинов М.В. и его заместитель Иванов В.К. разогнали прежнюю школьную администрацию, но с уверенностью можно утверждать лишь одно – не для блага!
Мои неоднократные обращения к Бургандинову с вопросами – «Что вы наделали? Для чего развалили школу?» – ни к чему ни привели.
Одна из лучших школ Сельцо в короткий срок стала худшей! Особенно удивительно то, что Сычева В.А. не обладала, да и не обладает никакими способностями для работы администратором. Она достаточно хорошо известна в городе  и её назначение было расценено, как насмешка над родителями и детьми.
В настоящий момент в школе полностью разрушена учебно-методическая работа. Целый ряд педагогов, над которыми директор школы совершенно утратила контроль, не обладая  элементарными способностями для руководства школой, абсолютно равнодушны к успеваемости детей, плохо объясняют учебный материал, проявляют по отношению к детям чёрствость, бестактность и даже жестокость. Это можно хорошо проследить на примере нынешнего 10 класса, некогда являвшегося лучшим в школе. Так, подавляющее большинство  учащихся имеют очень слабые знания по математике, пропускают занятия по причине утраты интереса к предметам и издевательств со стороны ряда учителей (например, по математике и английскому языку), которым нет дела до обучающихся у них детей. К сожалению, я, долгое время подозревавший неладное, считал, например, что мой сын Александр, обучающийся в 10 классе и окончивший восемь классов с похвальной грамотой, стал лениться, как о том говорили учителя, и требовал от него исправиться, улучшить подготовку к урокам. Однако, как я понял после тщательного наблюдения за ним и выслушивания мнений родителей, дело обстояло иначе.
Резкое «снижение интереса» моего сына к учёбе и ухудшение его успеваемости произошли как раз после событий, связанных с моим обращением к г-ну Бургандинову с уместным вопросом: – Как Вы могли назначить директором нашей школы Сычеву В.А.? Почему Вы насмехаетесь над нами, родителями?
В ответ Бургандинов лицемерно заверил меня, что разберётся во всём и что назначили Сычеву В.А. в связи с отсутствием желающих занять этот пост!
Я удивился: до сих пор ездит в Брянск, где преподаёт в одной из лучших школ города, бывший директор школы № 2 Ионина Анна Ивановна, одна из лучших педагогов Сельцо, при которой наша школа процветала. Почему бы не пригласить её и не навести в школе порядок?
Бургандинов М.В. же сказал мне на это, что Ионина не хочет работать в школе № 2! Тогда я пошёл к Анне Ивановне и спросил её, так ли это. На что она ответила, что это не так, она всегда готова вернуться в родную школу и восстановить там нормальную педагогическую работу, но этого не хотят ни бывший зав. ГОРОНО Ушаков Д.И., ни Бургандинов М.В.! (Впоследствии я узнал, что упомянутые люди не руководствуются в своих назначениях деловыми качествами людей и их общественной пользой).
Я вновь обратился к Бургандинову, рассказал о своём разговоре с Иониной А.И., и он пообещал мне «решить вопрос положительно». Однако ничего по этому не сделал, проявил полное безразличие к судьбе школы и детей. Кроме того, я узнал потом, что  этот разговор стал достоянием Сычевой В.А., которая из него педагогических выводов не сделала! Впрочем, выводы были сделаны иные, и мой сын резко «съехал» по успеваемости!
С чем же был связан мой конфликт с директором школы?
Дело в том, что ещё в начале 2002 – 2003 учебного года директор школы Сычева В.А. приняла в школу известного в Сельцо хулигана Юркова И., исключённого до этого из ряда школ, включая нашу, за противоправные поступки. Этот хулиган сразу же стал избивать детей и безобразничать. Узнав об этом, я обратился к Сычевой В.А., пытаясь решить вопрос на месте. Однако она проявила полное безразличие и, фактически, поощрила хулигана к совершению хулиганских действий, что вредно повлияло на учащихся и педагогов…Тогда я был вынужден обратиться с открытым заявлением в прокуратуру и администрацию города. После тщательной проверки компетентными людьми, факты вопиющих безобразий, приведённые в моём заявлении, подтвердились, и хулиган был отчислен из школы.
Это вызвало недовольство у Сычевой В.А. (то, что я предотвратил уголовное преступление и ЧП в школе!) и стало ещё одной причиной преследования моего сына: разгневанная директор выместила свою обиду на нём!
Надо сказать, что я не желал зла Валентине Алексеевне и, получив таковую информацию, обратился лично к ней, пытаясь добиться справедливости и прекратить травлю моего сына. Однако Сычева В.А. заверила меня, что вовсе не мстит моему сыну, что относится к нему нормально и что оснований для беспокойства у меня нет.
Я поверил ей и ослабил контроль за обстановкой и учёбой сына. Но, как оказалось, сделал я это напрасно!
Однако тревожные сведения из школы продолжали поступать, но в силу ряда причин (отдалённости моего места работы, позднего возвращения, доверия школе) я не ходил в школу разбираться. Каково же было моё изумление, когда я узнал, что в первом полугодии нынешнего учебного года у моего сына, имевшего почётные грамоты за учёбу, уже было 7 «троек»! Может быть я опять свалил бы всё на леность сына, кстати сказать, достаточно трудолюбивого, если бы не «три» по английскому языку!
Ну, уж извините, я – опытный преподаватель этого предмета, переводчик английского со стажем, сам занимаюсь с сыном и, заверяю Вас, так подготовил его, что он давно уже прошёл вузовскую программу, хорошо знает грамматику, читает наизусть стихи многих английских и американских классиков, имеет хорошее произношение, читает с должной интонацией и качественно английские тексты (без адаптации), свободно понимает на слух английскую речь! Я, подготовивший за более чем 20 лет работы большое число специалистов, многие из которых и педагоги, и переводчики, и работают за границей, свободно владея английским языком, просто потрясён! Кто может сравниться по знаниям английского с моим сыном? У уже не говорю о ровесниках: у них просто, ввиду отвратительного преподавания этого предмета в школе, нет такой возможности!
Однако же моему сыну поставлена «тройка»! Кому же тогда стоит «пять»?
Я не возражаю, чтобы произвести элементарное сравнение знаний моего сына с лучшим отличником школы. Заверяю Вас, он будет не просто сильнее! В беседе с сыном я установил, что учительница, не владея методами преподавания иностранного языка, проводит уроки в школе таким образом, что у детей возникло к ним непреодолимое отвращение. В частности, учитель задаёт им необоснованно заучивать большие тексты наизусть. Причём, тексты эти не оригинальные, знаний не дают, а лишь только утомляют детей. На уроках совершенно нет практической направленности, учёта индивидуальных особенностей учащихся, половозрастной характеристики. Так, учитель, судя по всему, не имеет никакого представления об отличиях восприятия иностранного языка детьми разного пола, навязывая мальчикам пустую зубрёжку, в ущерб их здоровью и подготовке к другим предметам.
Теперь в отношении математики. Надо сказать, что директор Сычева В.А. совершенно развалила и эту сферу знания, оставив школу без компетентных учителей алгебры и геометрии. Насмехаясь над родителями и детьми, она поставила в старший класс преподавать столь важные предметы бывшую учительницу начальных классов Машечкину Людмилу Павловну. Она совершенно не справляется со старшеклассниками и запустила предметы так, что знания детей, которые не занимаются с репетиторами, просто нулевые! В довершение ко всему, она часто болеет, пропускает до половины всех занятий (если не более), не выполняет программу. Затем она поспешно «навёрстывает» учебный материал, в результате чего дети не понимают её объяснений! Практически, весь класс не учится по математике! На вопрос родителей, как же быть дальше, ведь через год будет выпускной экзамен, педагоги отвечают: – Нанимайте репетиторов!»
Это разве педагогический совет? Понятно, когда надо углубить знания ребёнка, скажем, для поступления в элитный вуз… Но чтобы успевал в собственной школе? Для чего тогда нужна эта школа? Да и есть ли средства у родителей, если они бюджетные работники или прочие низкооплачиваемые люди, тратить огромные деньги за упущения своих учителей? Налицо нарушение Конституционного права на бесплатное обучение в государственной школе!
Возможно, Вы подумаете, что я несправедлив к учителям в силу своей обиды? Ничего подобного! Просто я имею большой педагогический опыт работы в школах, техникумах, вузах, долго работал репетитором и хорошо знаю суть педагогических упущений. Вот сейчас в школе вновь отсутствующую по болезни учителя Машечкину Л.П. замещает опытный прекрасный учитель Якушев Григорий Федосеевич. Дети просто счастливы, когда он в очередной раз приходит замещать замучившую их Людмилу Павловну. – Как хорошо объясняет Григорий Федосеевич! – говорит мой сын. – Слава Богу, что хоть немножко поучимся нормально!
Почему же Сычева В.А. не возьмёт в старшие классы этого замечательного специалиста на постоянную работу? Оказывается, он – пенсионер! Ну и что? Значит, в угоду отдельным слабым педагогам можно разваливать школу и издеваться над детьми? Мне сказали, что Машечкиной Л.П. осталось доработать полтора года…
Так что, директор не может предоставить ей другую, более соответствующую здоровью учителя работу? Это же кадровая работа, за неё несёт прямую ответственность директор!
Я уже не говорю о несправедливости учителя Машечкиной Л.П. при выставлении оценок. Она буквально затравила не только моего сына, но и, как я узнал, многих других сильных учеников. Если ученик придёт в школу после простудного заболевания (опять же по вине школы, где сложилась нездоровая эпидемиологическая обстановка), его  сразу же вызывают к доске и, вопреки педагогической этике, безжалостно выставляют «два». «Двойки» с какой-то нездоровой радостью выставляют и прочие школьные учителя, издеваясь над детьми и делая всё, чтобы они не имели возможности исправить несправедливые оценки. Это лишает детей интереса к школе, приводит к расхолаживанию и формированию не будущих трудолюбивых граждан, но лодырей и хулиганов, поскольку дети чутко реагируют на несправедливость учителя, и в дальнейшем страдают сами и заставляют страдать общество. Словом, школа готовит скорее бомжей, чем будущих граждан! Заверяю Вас, что не оговорился: исправляя при репетиторстве ошибки учителей, я просто прихожу в ужас от того, что они творят!
Спрашивается, почему дети третируются в школе за болезнь, а учитель, пропускающий постоянно также по причине болезни занятия, пользуется всеми законными правами? Разве дети не люди?
Почему мы, родители, добросовестно относящиеся к нуждам школы и откликающиеся на любые просьбы школы, помогающие и материально, и своим трудом в ремонте, закупке учебников и т.д., должны подвергаться издевательствам? Почему мы, фактически, лишены конституционных прав на образование и уважение личности.
Впрочем, писать о безобразиях в школе № 2 можно целые тома, поэтому я вынужден ограничиться только этим.
В заключение хочу отметить, что деятельность Сычевой В.А. на посту директора школы (вернее, бездеятельность) нанесла колоссальный ущерб  здоровью родителей, детей, а также знаниям учащихся! Школа поставлена на грань полного развала!
Прошу Вас, как Ваш активный избиратель, знающий Вас как человека глубокоуважаемого в Сельцо, навести порядок в школе № 2, который невозможен при нынешнем руководстве школой Сычевой В.А. Предлагаю привлечь в качестве директора прекрасного опытного педагога Ионину А.И. Что касается преподавания математики, то убедительно прошу Вас, в чём меня также поддерживают другие родители, назначить в наш 10 класс на постоянную работу настоящего математика – Григория Федосеевича Якушева.
Я же, в свою очередь, обещаю, что при отсутствии у Вас возможности спасения школы, придать настоящему делу серьёзный общественный резонанс, привлечь прессу, общественные движения и партии и, наконец, вышестоящую администрацию, вплоть до губернатора – Денина Николая Васильевича.
С уважением – Зам директора  ГУК «БГОКМ», педагог с более чем 20-летним стажем Сычев К.В. 21 марта 2005 года.  Штамп администрации г.Сельцо с подписью – «Прошина».

Ничего из моего обращения не было принято во внимание. Новый «мэр» Сельцо, некогда уважаемый и заслуженный врач, резко превратился в стяжателя и стал «делать бабки». Скандал вокруг школы ему был совершенно не нужен. Он строил на окраине Сельцо огромную виллу, вырубал лес, поэтому и «замял» моё заявление.
А я, ввиду огромной занятости на работе, просто не мог продолжать тяжбу.
В музее постоянно возникали сложные проблемы.
Одной из них явилось наличие рядом с фасадом музея пустых бассейнов, которые  были накопителями бытового мусора от граждан города. Ещё при Лодкине я обращался к нему с просьбой разрешить закопать эти мусорные клоаки и посадить там цветник. Но мне было в этом отказано и, в противовес, Лодкин распорядился «запустить музейные фонтаны», чтобы заполнить бассейны. В результате из заржавевших труб в бассейны натекла вода, возникли лужи, и жители города стали сбрасывать туда весь возможный мусор, окончательно засорив бассейны. Эта «мудрость» закончилась тем, что однажды утром в грязной воде обнаружили труп мужчины, то ли утонувшего, то ли сброшенного туда (милиция не сообщала детали). Тогда этот «эксперимент» завершили, а музей провёл очередной субботник по безвозмездному очищению клоаки.
Тогда я написал главе города следующее письмо:
«Главе города Брянска Тарусову И.Н.25.03.05 г. № 63
Уважаемый Иван Николаевич!
В самом центре города на площади Партизан, прямо перед фасадом краеведческого музея, располагаются два больших бассейна, которые никогда со времени открытия музея не действовали, поскольку при выпуске воды становились, фактически, городскими мусорными свалками.
В настоящее время вся внутренняя водопроводная система бассейна пришла в негодность и даже потенциально не может служить поставленным целям.
Сами же бассейны представляют из себя неблагоприятное зрелище и опасны с точки зрения безопасности для граждан.
Убедительно прошу разрешить нам засыпать эти бассейны, разбить в них цветники и тем самым благоустроить площадь.
С уважением
Директор            В.П.Алексеев
Исп.Сычев К.В.
64-47-96»
На мой ответ не было никакой реакции. Было ясно, что администрацию не устраивают мои предложения.
Алексеев же совершенно ни в чём меня не поддерживал и как-бы наблюдал со стороны: если дело выгорит, то он будет «на коне», а если нет – виноват буду только я!
Так продолжалось весь период нашей совместной работы!
Он, правда, периодически проявлял инициативу по принципу: «Давай, Василич!»
Так однажды в мае он вызвал меня в кабинет и попросил снова заняться наведением порядка на незаконной стоянке автотранспорта возле музея.
Я, конечно, понимал, что там стояли машины сотрудников «Газпромбанка», которые «плевали на музей», и с которыми было нелегко бороться,  но, тем не менее, написал на них следующую жалобу:
«Главе города Брянска Тарусову И.Н.
14.04.05 № 86
О несанкционированной стоянке автотранспорта в центре города.

Ставлю Вас в известность, что рядом со зданием бывшего проектного института (ул.Софьи Перовской, 83) граждане, работающие в этом здании, создали большую несанкционированную автостоянку.
Прибывая на работу, они оставляют вдоль музейного забора целую вереницу автомашин, мусорят, безобразничают. Ежедневно эта территория превращается в мусорную свалку. Уборка территории сотрудниками музея неэффективна, поскольку мусор набрасывается автолюбителями круглые сутки.
Убедительно прошу либо запретить незаконную стоянку автолюбителей близ музейного забора, либо возложить обязательную ответственность за уборку (как это случилось с «Газпромбанком») на хозяев здания по ул.Софьи Перовской, 83, клиенты которых мусорят.
С уважением
Директор             В.П.Алексеев»

Эффект на этот документ был малозначительный: городская мафия быстро договорилась с банкирами и транспорт банковских сотрудников лишь только освободил ворота музейного хозяйственного двора для вывоза мусора. Но и это было благом!
Потом опять возникли беспорядки по вине разгульной молодёжи.
Пришлось поспешно писать новое заявление, на сей раз в милицию:
«Начальнику Советского РОВД г.Брянска Куликовскому Д.А.

18.04.05 № 87
(Написано от руки: Принял: подпись /Рудов/ 18.04.05 г)

Уважаемый Дмитрий Артурович!

За последние дни участились случаи хулиганских выходок со стороны подростков, безобразничающих у входа в Брянский государственный объединённый краеведческий музей (пл.Партизан,6). Особенно вызывающе ведут себя в вечерние часы и в выходные дни. Огромные толпы подростков мусорят, дерутся, осыпают прохожих потоками нецензурной брани, распивают спиртные напитки.
А вечером 16 и 17 апреля они толпились у центрального входа, пытаясь ворваться в закрытый музей, повредили в трёх местах дорогостоящую дверь, замусорили бассейны и всю площадь перед музеем.
Убедительно прошу принять меры, обеспечить регулярное патрулирование в этом опасном районе, дабы предотвратить беспорядки и ликвидировать места несанкционированных сборищ.
С уважением       Директор музея В.П.Алексеев»

Понятно, что за директора расписывался я.
Пока шли дела в хозяйственных интересах музея, я завершил написание романа «Князь Роман Брянский» и отдал флэшку Дивонису. Тот обещал «решить вопрос с изданием», но через некоторое время пригласил меня к себе в офис, располагавшийся рядом с музеем. – Константин, – сказал он, – я готов напечатать твою книгу, но есть определённые моменты. Может мы напечатаем это произведение в соавторстве?
На это я ответил так: – Александр Владимирович! Неужели вы не понимаете, какую ответственность возьмёте на себя, будучи соавтором этой книги? Вы же не историк, а в регионе – море краеведов! Они же сожрут вас, упрекая в некомпетентности! Я же достаточно здесь известен в тех кругах, которые знают историю лучше учёных! И меня вряд ли кто осмелится критиковать: ответ будет адекватен!
Дивонис задумался и кивнул головой: – Ты прав! Я приступаю к изданию книги под твоим авторством!
Мы расстались, но я всё ещё не верил, что Дивонис выполнит своё обещание.
Но он, как порядочный человек, сдержал своё слово!
В начале августа, когда я пребывал в отпуске, он позвонил мне и сказал, чтобы я приехал «забрать первый экземпляр своей книги»!
Я бросил всё и устремился в Брянск. Улыбающийся Александр Владимирович достал из пачки толстый том моей книги зелёного цвета и подписал её, как издатель. Счастливый, я приехал домой в Сельцо и предъявил родителям, которые ликовали, мою книгу! Ведь это было самое крупное историческое произведение за всю историю Брянщины!
Потом, в конце августа, Дивонис пригласил меня на выставку «Свенская ярмарка», которую он основал, и я сидел там за отдельным столом, продавая книги и давая покупателям свои автографы. Книги хорошо расходились, несмотря на большую по тому времени цену – 500 рублей за экземпляр!
Потом Дивонис заплатил мне авторский гонорар в 10 тысяч рублей и передал мне половину книг – 500 экземпляров – для собственной реализации, которые из-за моего бескорыстия почти все ушли на подарки знакомым и друзьям.
Александр Владимирович организовал и две презентации моей книги. Сначала в книжном магазине «От А до Я», а потом – и в областной библиотеке имени Ф.И.Тютчева!
Где-то в конце сентября мне неожиданно позвонила Любовь Антоновна и потребовала срочно выезжать в какой-то техникум.
Я толком ничего не понял. – В какой ещё техникум и зачем?
– Покупай цветы, садись и езжай на Курган Бессмертия! Я тебя там встречу! Познакомлю с прекрасной женщиной!
Я обрадовался, бросил работу и устремился к кинотеатру «Родина», где была остановка общественного транспорта. Там же старухи продавали цветы. Я, не считаясь с деньгами, купил букет роз и вскоре уже ехал на указанную остановку.
Я сел в троллейбусе на свободное место и волновался, ожидая остановки на Кургане Бессмертия. Вдруг надо мной склонились двое мужчин, которым не хватило мест и они стояли, опершись на хромированные стойки. Их болтовня замучила меня. Они «перемывали» всякую бессмысленную ерунду так громко, что слышали все пассажиры салона. Я просто устал от этой «говорильни» и с радостью услышал из кабины водителя, что приближаюсь к своей остановке. А когда троллейбус остановился, я встал, устремляясь к выходу, при этом с силой нечаянно ударил головой в челюсть одного из болтунов. Тот взвыл и схватился за голову, у него изо рта потекла кровь: видимо, сильно прикусил язык!
– Извините! – вежливо сказал я и вышел. Троллейбус поехал дальше.
На остановке меня встретила Любовь Антоновна. – Пошли со мной! – сказала она, и мы двинулись в сторону «Диагностического центра».
Я терялся в догадках: куда мы идём?
Но вот Рыманова обогнула известное медицинское учреждение, и мы приблизились к небольшому кирпичному зданию. – Так это – машиностроительный техникум? – спросил я, помня об этом ещё по пединституту.
– Да, но он теперь называется по другому, – сказала Любовь Антоновна. – Но что тебе до этого? Главное, что здесь работает очень красивая женщина – Наташа – и я хочу вас познакомить! Подожди меня здесь!
Я остановился в вестибюле техникума, а Рыманова пошла куда-то вглубь. Я стоял и ждал. Но это продолжалось недолго. Вскоре появилась Любовь Антоновна с молодой, приятной внешности женщиной в очках, по облику напоминавшей профессора.
– Это – Наташа! – сказала Люба. – А это – Костя! – она указала на меня рукой. – Вот идите теперь в парк на «Курган» и поговорите! А я поеду домой!
И она удалилась.
Я вручил Наташе букет роз, и мы, почти не разговаривая, пришли к Кургану Бессмертия и сели на одну из свободных скамей. Постепенно разговорились, и я узнал, что она – заведующая отделением автотранспортного техникума. Я рассказал о себе. Много не распространяясь, я, в первую очередь, сообщил, что не являюсь богатым человеком, имею сына и плачу алименты бывшей жене. Сказал о своём месте работы, которое не приносило никаких доходов, то есть был предельно искренен. Вместе с тем, мне хотелось высказать максимально негативную информацию о себе, чтобы женщина, услышав это, отвергла меня. Мне не хотелось существенных перемен, и я уже смирился с тем, что никому не нужен. Для подкрепления своего негатива я снял шапку и обнажил полностью бритую голову.
Однако Наталью Борисовну все мои слова и полубандитская рожа не смутили.
Она сделала вид, что ничего «такого» не услышала и стала рассказывать о себе. Было видно, что она волнуется, не врёт и её речь показала – что она человек высокого интеллектуального уровня. А когда она, в процессе разговора, сняла очки, я был поражён её красотой!  Меня удивило то, что такая прелестная женщина ищет знакомства с неизвестным мужчиной! Да у её ног могли быть сотни мужчин! Потрясённый, я предложил ей продолжить наше знакомство и встретиться на квартире у Любови Антоновны, на что она сразу же согласилась. Так я познакомился  со своей будущей женой…
Но жизнь продолжалась и работа, напряжённая и мучительная, от меня никуда не ушла. Неожиданно в музей нагрянули сотрудники некой «облэкологии», потребовавшие проведения целой массы мероприятий, о чём я написал в их управление:
«Начальнику управления по благоустройству и экологии г.Брянска Хоменкову С.В.
26.09.05 № 215

Уважаемый Сергей Владимирович!
Ставлю Вас в известность, что в соответствии с предписанием № 4859 от 13.09.2005 г., выданным музею сотрудником Вашего управления Трапезниковой Е.В., музей произвёл уборку территории, выполнив п. 1 предписания в срок.
Однако, несмотря на произведённую сотрудниками музея уборку с внешней стороны металлического забора, сообщаю, что эта территория в настоящее время представляет собой стоянку автотранспорта сотрудников ОАО «ВКТИстройдормаш» (ул.Софьи Перовской,83) и определена, как сфера ответственности упомянутого учреждения (письмо адм. г. Брянска № 2/539 от 17.05.05, прилагается ксерокопия), поэтому прошу в дальнейшем все претензии по уборке этой территории выставлять ОАО «ВКТИстройдормаш».
Также, предписание № 4859 в п. 2 предлагает музею произвести щебёночную подсыпку с торца здания, где, в результате интенсивного движения автотранспорта сотрудников ОАО «ВКТИстройдормаш» произошло разрушение асфальтового покрытия дороги с образованием углубления в почве. В результате в дождливую погоду там возникают лужи и грязь. Однако засыпкой этого широкого углубления щебёнкой проблему грязеобразования не решить, здесь необходимо восстановление асфальтового покрытия. В случае же засыпки этого места щебёнкой, на большом прохожем участке возникнет ещё большая проблема: пешеходы будут повреждать обувь, а в ночное время, натыкаясь на щебёночные камни, иметь травмы и увечья.
Кроме того, пространство между щебёночными камнями будет намного сильнее засоряться и плохо поддаваться уборке.
Для выполнения таких работ необходимы значительные средства, компетентное заключение городских властей, включая архитекторов и дорожных строителей. Что же касается музея, то он неправомочен решать подобные вопросы, как в методическом, так и в финансовом плане, не имея на то указания областных властей, юрисдикции которых музей подлежит. В связи с этим, выполнение п. 2 предписания невозможно, ибо музей не несёт ответственности за повреждение асфальта в процессе его интенсивного использования другими лицами и отвечает только за уборку прилегающих территорий, согласно решений городских властей.
Директор                В.П.Алексеев
Исп. Сычев К.В.
64-47-96»
В то же время произошло новое событие: губернатор Денин Н.В. решил посетить филиал музея – так называемую «Партизанскую Поляну». Там ему чем-то не угодил местный туалет, и началась новая компания «по благоустройству «Партизанской Поляны». Алексеев немедленно потребовал от меня написать в управление культуры, поскольку перед этим были выполнены строительные работы в этом филиале музея, в том числе касательно злополучного туалета!
Естественно, я написал такое письмо:
«Начальнику управления культуры Брянской области Сомовой Н.А.
03.10.05  № 222

Уважаемая Наталья Александровна!

В связи с необходимостью завершения работ по строительству туалета на музейном комплексе «Партизанская Поляна» и невысоким качеством работ тех подрядчиков, которые согласились их вести, музей обратился к начальнику управления капстроительства области Никишину Юрию Ивановичу. 01.10.2005 г. состоялась поездка с ним на «Партизанскую Поляну».
Ю.И.Никишин, изучив местность и осмотрев объект, любезно согласился произвести работы с минимальными затратами и построить в короткий срок туалет, отвечающий современным требованиям. Но для того, чтобы ему разрешили эту работу, он посоветовал музею обратиться в Управление культуры с ходатайством для подготовки письма в адрес его руководителя – заместителя губернатора Папяна В.А.
Прошу рассмотреть такую возможность и предлагаемый музеем проект ходатайства. Директор музея  В.П.Алексеев
Исп. Сычев К.В., тел.: 644796».

Управление культуры предоставило мне «любезно» возможность самому написать письмо господину Папяну.
Так я и сделал:
«Заместителю губернатора Брянской области Папяну В.А.
05.10.05
Уважаемый Вячеслав Аршакович!
Брянский государственный краеведческий музей получил задание от губернатора области произвести определённые строительно-ремонтные работы на мемориальном комплексе «Партизанская Поляна». В процессе подготовки к празднику освобождения Брянщины почти все работы были завершены. Однако возникло затруднение со строительством туалета, поскольку музей не может найти добросовестного подрядчика для исполнения работ. А те, кто нашлись, не выполняют не только требований договорного подряда, но даже элементарных строительных норм.
Убедительно прошу Вас, как исключительно компетентного в делах строительства руководителя, оказать помощь музею в назначении знающего строительство сантехнических сооружений подрядчика для постройки совремённого туалета в музейном комплексе, имеющем важное значение для области.
Начальник управления     Сомова Н.А.
Исп. Сычев К.В., тел.: 644796»
В это же время продолжались коммерческие выставки. И я был вынужден ежемесячно готовить документы для комитета по госимуществу. Вот и на сей раз я по указанию Алексеева обратился в управление культуры со следующим письмом:
«Начальнику управления культуры Брянской области Сомовой Н.А.
Уважаемая Наталья Александровна!
Прошу Вашего разрешения на предоставление музейной площади индивидуальному предпринимателю Бурлаковой Марине Геннадьевне для проведения выставки «Пальто и верхняя одежда» на период с 26 по 27 ноября 2005 года. Выставка знакомит граждан с образцами верхней одежды, выпускаемой на предприятиях Оренбургской области. Кроме того, выставка увеличит доходы музея и позволит добиться улучшения плановых показателей по финансовым и организационным делам.
Директор музея                Алексеев В.П.
Исп. Сычев, тел.: 644796»
В этот же день, 5 октября, я съездил в автотранспортный техникум, поздравил Наташу с Днём учителя, подарил ей свою книгу «Князь Роман Брянский» и пригласил на презентацию этого произведения, организованную Дивонисом, в областную библиотеку на 25 октября.
Но не успел я вернуться в музей, как вдруг неожиданно мне позвонили из управления культуры. Это был заместитель начальника управления Фёдор Иванович Белозор. Он потребовал, чтобы я прибыл к нему в кабинет с документами о последней выставке. Я собрал все нужные бумаги и направился туда.
Фёдор Иванович сидел, как «грозный судья». – Константин Владимирович, – сказал он суровым тоном, – поступило сообщение от ваших сотрудников, что вы взимаете дополнительную мзду с выставочников в качестве обогащения! Так ли это?
Я был огорошен: мало того, что я безвозмездно выполнял работу бухгалтерии, не имевшую никакого отношения к хозяйственной службе, так ещё, оказывается, меня обвиняют в присвоении денег!
Я, конечно, понимал, что, если бы выставочники платили мне какие-то деньги, это бы не было криминалом, ибо я выполнял их работу по оформлению документов на аренду, но решил не спорить с начальником.
– Никаких денег с выставочников я не брал! – громко сказал я и сел на стул.
– Тогда дайте мне ваши документы на прошлую аренду! – сказал начальник и, взяв бумаги, стал звонить по телефону хозяину прошлой выставки.
Естественно, тот не подтвердил никакого мздоимства, и Фёдор Иванович успокоился.
– Идите к себе, – сказал он мне, –  и забудьте о дальнейших такого рода выставках!
– Спасибо, – ответил я, – мне от этого только станет легче!
Вернувшись в музей, я ещё некоторое время пребывал в состоянии тошнотворного чувства отвращения к музейщикам! Я ведь вытащил их, фактически, из дерьма, возобновил им своевременную зарплату, обеспечил премии, выплаты за стаж, снабдил музей товарами первой необходимости, навёл чистоту и порядок, стал проводить постепенные ремонты – и вот такая «благодарность» от людей, которые почти всё рабочее время проводили в визитах на базар и магазины!
Итак, 25 октября 2005 года состоялась официальная презентация моей книги «Князь Роман Брянский» в областной библиотеке в актовом зале.
Я хорошо помню это событие. Там присутствовали все приглашённые мной люди: естественно, сам Владимир Петрович Алексеев, бывший сотрудник музея, а тогда уже профессор Брянского университета Артур Чубур, мой студенческий преподаватель Дубровский А.М., к тому времени уже профессор, Деханов от Союза писателей России и многие другие. В числе пришедших и была моя будущая жена – Наташа Гладченкова.
Все выступавшие не просто высоко оценивали мою книгу, но даже восхваляли!
Алексеев же сказал, что «в этой книге приведены абсолютно достоверные факты о событиях в истории средневековой Руси, и Константин Владимирович сумел это правдиво отобразить!
После презентации желающие (а их было немало!) получили от меня в подарок книгу с автографом.
Потом уже в узком кругу, где остались самые верные мои друзья, мы выпили на «фуршете» за дальнейший успех моей книги.
На той презентации присутствовала и Света Никулина, наша музейная сотрудница, которая, отличаясь исключительной практичностью и любовью к подлинным фактам, вернувшись в музей, сказала мне, что «удивительно, что такое серьёзное событие, как открытие ценных исторических сведений об основании Брянска осталось незамеченным брянским телевидением! Здесь что-то «химичит» управление культуры! Надо принять свои меры!»
И она позвонила своей подруге, Азаровой Ирине из Телевизионной компании «Брянские новости», сообщив о сенсации.
Буквально через несколько дней ко мне в кабинет пришли сотрудники телевидения во главе с Ириной Азаровой и сняли небольшой клип обо мне и моей книге!
Этот «клип» транслировался целую неделю по брянскому телевидению в «Новостях».
Прошло несколько дней, и я узнал, что Ирина Азарова была уволена с работы по неясным причинам. Потом я встретил брянского писателя Кузнецова Петра Петровича, который когда-то работал со мной на химзаводе. Я подарил ему свою книгу. Он поздравил меня, но вдруг неожиданно сказал: – Константин Владимирович! Я восхищён твоим талантом! И благодарен за книгу! Но вот меня удивило поведение твоего директора музея Алексеева! Только что он выступил по брянскому радио и сказал, что твои сведения в романе «высосаны из пальца» и в летописи нет ничего из того, что ты написал»!
Тогда я понял, что против меня началась серьёзная и враждебная компания! А лицемер Алексеев, угодливый любой власти человек, стоит в авангарде!
Я, конечно, знал ещё из исторических трудов, что в нашей стране активно подавляются и уничтожаются все талантливые люди! Теперь я испытал таковое на себе и почувствовал гордость: значит, Господь создал меня талантливым человеком!
Поэтому интриги властей, Алексеева и сотрудников музея стали для меня ясными, как лакмусовая бумажка для определения химических кислот и оснований! Я – не такой, как они!
Окончательно это подтвердилось очень скоро, когда Алексеев зашёл ко мне в кабинет и рассказал, что побывал на обедне у брянского архиепископа Феофилакта, там-де очень хулили мой роман, где я якобы «создал облик святого князя Романа, как пьяницы и гуляки»!
Я сразу же понял, откуда «растут ноги»: Алексеев добрался даже до епископата, чтобы опорочить меня! Вот что такое – зависть!
Впоследствии я узнал, что управление культуры, возглавляемое тогда Сомовой Н.А, выставило меня на премию по литературе, но господин Феофилакт вычеркнул меня из списков! Это ему позволил «набожный» Н.В.Денин, новый губернатор, как потом оказалось, профессиональный жулик!
А по работе продолжались претензии от денинских чиновников, откровенных дурачков в области хозяйствования, к проведению частных выставок.
В конечном счёте всё это мне надоело, и я написал письмо в комитет по имуществу следующего содержания:
«25.11.05    № 277           Начальнику управления имущественных отношений
Брянской области Блошенкову В.А.

Уважаемый Виктор Александрович!
В связи с приказом Управления культуры Брянской области от 26.10.2005 г. № 01-11/377 об отмене коммерческих иногородних выставок, прошу аннулировать договора с индивидуальным предпринимателем Жуйковым А.Ю. (выставка была запланирована на 22-24.11.2005 г.) и частным предпринимателем Бурлаковой М.Г. (была запланирована  на 26-27.11.2005 г.).
Упомянутые выставки не состоятся.
С уважением      
Директор музея       В.П.Алексеев
Исп. Сычев К.В., тел.: 644796
Штамп: Управление имущественных отношений Брянской области 25.11.2005 г. Вх. № 1898».
Вместе с тем никто не препятствовал проведению выставок фирмы «Эксполайн», возглавляемых Дивонисом Александром Владимировичем. Видимо, он сумел договориться и с новыми властями, поэтому в декабре 2005 года я опять по просьбе Дивониса подготовил пакет документов на его выставку. Здесь не было никаких препонов!
В это же время президент России В.В.Путин организовал в стране компанию по борьбе с «террористическими действиями» врагов России, без которых, как я понял, страна не может существовать. Ясно, что и музей стал потенциальным местом для терактов, о чём мне напомнили из управления культуры и потребовали дать план мероприятий на сей счёт. Прожив в Советской стране, я уже привык к подобным «мероприятиям» и быстро написал так нужную начальству белиберду:
«Начальнику управления культуры Брянской области Сомовой Н.А.
20.12.05. № 303

Уважаемая Наталья Александровна!

В соответствии с письмом управления культуры № 0121/1327 от 29.11.2005 г. в музее была проведена определённая работа по обеспечению безопасности объектов учреждения от угроз террористических действий.
Так, 6 декабря 2005 г. в музее состоялось совещание руководителей подразделений музея с обсуждением мер по усилению охраны помещений музея, а 9 декабря зам.директора по АХЧ Сычев К.В. провёл беседу с сотрудниками и техперсоналом по профилактике террористических актов, усилению бдительности сотрудников как на работе, так и в быту.
14 декабря была проведена контрольная проверка работы кнопки безопасности и системы безопасности комнат драгметаллов и хранения оружия, что позволило сделать вывод о готовности приборов к своевременному оповещению работников милиции и их оперативной реакции.
Кроме того, возобновлён график осмотров объектов музея, утверждённый ещё 30.10.2002 года, согласно которого, ответственные лица, указанные в нём, ежедневно, в установленное время, обследуют выделенные для их контроля объекты, представляющие интерес для нарушителей общественного порядка (расположенные в глухих, удалённых от всеобщего обзора местах, в хозяйственном дворе и т.д.).
Дополнительно проведены беседа и инструктаж сотрудников музея инженером по технике безопасности Филипповой Л.А. в период с 6 по 19 декабря 2005 г. с уклоном на повышение внимания к возможным угрозам террористов, усилению бдительности и умению обеспечивать безопасность при проведении массовых мероприятий.

Директор музея           В.П.Алексеев
Тел.64-47-96»
В моей личной жизни стали происходить серьёзные перемены. Я всё ближе знакомился с будущей женой – Наташей. Мы периодически встречались с ней у Любови Антоновны Рымановой. Она никогда не приходила к ней с пустыми руками. Приносила фрукты, дорогие вина, словом, благодарила её за наше знакомство. Мне это льстило: такая женщина не против наших встреч!
Однажды Наташа даже посетила меня в Сельцо. Я помню как встретил её в один из морозных дней декабря на автобусной станции Бежицы. Мы сели в переполненный, как обычно, автобус и стояли там почти сорок минут, пока не приехали в Сельцо.
Я познакомил Наташу с родителями, мы поговорили, после чего мама предложила нам пообедать. Главным блюдом, как всегда, был борщ на крутом говяжьем бульоне. Мы все очень любили это блюдо, и Наташа с видимым удовольствием съела тарелку, после чего, побеседовав с моим отцом, заспешила домой. Я проводил её на маршрутку.
Вернувшись, я выслушал отцовское наставление. Он был очарован Наташей и посоветовал «держаться за неё».
В музее же продолжалась «текущая работа», включавшая в себя разборки конфликтов между сотрудниками. Так, недавно взяли на работу администратором по распоряжению Алексеева некую Степанову, с которой «сцепилась» смотритель музея, тоже протеже Алексеева, его землячка Тимашкова Елена Ильинична. Между ними периодически случались скандалы, и я часто делал им замечания. Но однажды Елена Ильинична перешла всякие границы, и я был вынужден написать Алексееву заявление следующего содержания:
«22 декабря 2005 г. в вестибюле музея разразился скандал, примерно в 11-00: шум, крики. После этого ко мне в кабинет вошла администратор музея Степанова С.И. и доложила, что этот шум исходил от смотрителя Тимашковой Е.И., которая обругала её грубыми словами в присутствии свидетелей.
Опросив Г.М.Привалову (ст.смотрителя) и А.В.Дивониса (руководителя выставки «Новогодний сундучок») я получил подтверждение случившегося, что действительно, смотритель Тимашкова Е.И. ругалась на администратора Степанову С.И. грубыми словами в присутствии посетителей музея. К сожалению, это не первый случай такого поведения Е.И.Тимашковой в вестибюле музея. Крики и грубость с её стороны стали частым явлением в музее. Она берёт на себя право поучать в резкой форме действия должностных лиц, что не входит в её трудовую компетенцию.
Исходя из этого, считаю нужным ходатайствовать перед Вами и примерно наказать смотрителя Тимашкову Е.И., дабы отучить её нарушать сложившийся порядок и обязать её соблюдать правила приличия.
Подпись. 22.12.2005 г.»
  Алексеев, как обычно, не внял моему заявлению и совету – «Беречь сотрудников от стрессов и, особенно, Степанову, которая страдала сердечными заболеваниями» – и  конфликты продолжались. Однажды, в конце года, я увидел, что пустует место администратора. – А где Степанова? – спросил я старшего смотрителя, Галю Привалову.
– Она уже больше не выйдет на работу, – сказала та. – Час тому назад позвонили и сказали, что она скончалась от сердечного приступа!
Я понял, что её смерть – на совести Алексеева!
Новый, 2006 год, я встречал уже в семье своей невесты – Наташи. Она захотела именно в это время познакомить меня со своими родителями. Мои отец и мать против этого ничего не имели, и вот мы с Наташей собрались ехать из Сельцо в Бежицу.
Я же почему-то чувствовал сильное беспокойство. Новые люди, новая жизнь были непривычны для меня. Наташа почувствовала это и сказала: – Не бойся! Мои родители – очень добрые люди! Посмотри на эту фотографию!
Я взглянул на фото и увидел стоявших рядом добрых людей – рослого и красивого отца Наташи Бориса Львовича и маленькую худенькую, приятной внешности женщину – её мать, Кармен Вячеславовну.
Тогда я успокоился, и мы поехали в Бежицу.
Там мы и встретили Новый год. Я познакомился с взрослой дочерью Наташи – очень красивой девушкой Настей, учившейся в Брянском университете по специальности – химик-биолог.
Тогда мы разговорились, и я рассказал несколько смешных эпизодов из моей прошлой жизни, и все весело смеялись.
Зимой этого года Александр Владимирович Дивонис, мой издатель первого исторического романа, решил организовать свой пятидесятилетний юбилей. Он пригласил меня в свой офис и предложил мне принять участие в праздновании. На это я ответил: – Видите ли, у меня есть жена, и я без неё не могу принять участия в столь важном событии, ибо это для меня – непристойно!
Но Дивонис не колебался: – В таком случае я выдаю и тебе и супруге по приглашению! Добро пожаловать!
Так мы с Наташей приехали на Набережную (улицу Калинина), где располагался тогда знаменитый ресторан – «Навигатор»
Сначала пришлось просидеть в актовом здании областной филармонии, где и находился упомянутый ресторан.
В актовом зале собрались все высшие лица управления культуры, работники учреждений культуры, все приглашённые на юбилей Дивониса.
Вначале прошёл неплохой, но непродолжительный, импровизированный концерт, после которого Дивонис стал объявлять «лауреатов» его юбилея, раздаривая им всевозможные грамоты и безделушки, цена которых зависела от «ранга» приглашённых.
Я помню, что награду вручили и Алексееву который, энергично выбежал к Дивонису, получив настенные часы.
Меня, слава Богу, никто не приглашал, и, как только закончилась торжественная часть, мы с Наташей, пошли, согласно громкому объявлению, в сторону ресторана, располагавшегося этажом выше.
Подойдя к лестнице, я встретил выходившую из зала начальника управления культуры области Сомову Наталью Александровну. Мы поздоровались, и она даже поцеловалась со мной!
Вместе с тем, все чиновники не пошли в ресторан, а покинули филармонию. Видимо, побоялись дискредитации перед губернатором, который безжалостно увольнял всех, кто ему не угодил!
Мы же пришли, сели за столик и предались отдыху, который всячески прерывался ужасно громкой музыкой. После первых тостов в адрес именинника, все сели за столы, выпили и закусили. Наташа была очень голодна, поскольку приехала из техникума, не пообедав. Но закуска была очень скромной. Однако, когда обнаружили, что главные приглашённые – чиновники – не явились, а их столы ломились от напитков и закусок, был дан совет забирать с тех столов все продукты. В результате все и поели и «попили» вдосталь!
После хорошего опьянения начались выступления и подарки юбиляру. Я тоже вышел со своим подарком. До этого мы купили с Наташей в Сельцовском универмаге кинжал, сделанный под старину.
Я произнёс несколько прочувственных слов перед микрофоном, поздравил Александра Владимировича, и вручил ему наш сувенир.
Потом Дивонис неожиданно предложил организовать танцы «со стриптизом». Он заявил, что каждой девушке, которая согласится раздеться под музыку» будет вручён денежный приз в сумме одна тысяча долларов!
Он объявлял это несколько раз, но никто не вышел. Мало того, девушки из его отдела демонстративно покинули зал.
А тут и Наташа сказала мне, что «пора собираться, ибо уже поздно!»
Было около двух часов ночи.
Мы тихонько вышли из ресторана, спустились по лестнице вниз и оказались на Набережной.
– Пойдём наверх, Наташа, – сказал я, – там – стоянка такси у гостиницы «Десна».
Мы поднялись вверх по гранитным ступенькам, сняли такси, и уже через двадцать минут были дома.   
Наступивший год ничего в системе отношений и руководства музея не изменил. Я работал, стараясь обеспечить хозяйственную безопасность музея и сотрудников, добился качественного отопления, своевременного вывоза мусора, однако остальные службы наплевательски относились к своему делу. Так, в апреле бухгалтерия не оплатила за услуги телефонной связи, поскольку связисты не предоставили документы на оплату. Как оказалось, фирма «Облтелеком», по вине своих бюрократов, решила не тратить средства на доставку счетов клиентов, а обязала их самим являться в учреждение и забирать счета. Вместо попытки договориться, наша музейная бухгалтерия решила просто не платить. Конфликт закончился тем, что у нас отключили телефоны.
Тогда наш «мудрый» Алексеев опять свалил это дело на меня, ибо всячески берёг бухгалтерию, источник его благ.
Получив новое задание, я предварительно написал письмо в  «Облтелеком»:
Директору Брянского филиала ОАО «Центр Телеком»
20.04.06 № 97
Уважаемый Василий Александрович!
Довожу до Вашего сведения, что с 19.04.2006 г., в краеведческом музее отключены телефоны по мотиву за неуплату. Однако музей регулярно оплачивает все выставляемые Вашим предприятием счета! При обращении к Вашим сотрудникам я получил ответ, что мы должны сами приходить и забирать документы! Таким образом, Ваши сотрудники отказываются выполнять п. 4 договора № 321 «Об оказании услуг телефонной связи» от 16.02.2006 г., где чётко и ясно говорится об обязанности Ваших сотрудников ежемесячно, в строго определённое время, «выставлять счета»! Оказывается, это значит, по их мнению, выписать документы, положить их на свой стол и ждать, когда за ними придёт абонент! В противном случае последует отключение телефона!
Но существует ясное и здравое юридическое понимание слов «выставлять счета» – это предоставлять их своевременно абоненту! Никаких иных трактовок нет!
Я, конечно, понимаю, что доставка корреспонденции абонентам требует времени и расходов. Но ведь мы живём не в каменном пеке!
Но поведение Ваших сотрудников ориентирует нас на примитивное добуржуазное мировоззрение с позиций мелочной выгоды!
Конечно, мы могли бы периодически приходить за Вашей корреспонденцией, если бы располагали утверждёнными обладминистрацией должностями курьеров… Но, к сожалению, мы не столь крупное предприятие, как Ваше. И тем не менее, Ваше предприятие, несмотря на своё высокое положение и большое значение, имея достаточно сил и средств для работы, по крайней мере, не на допотопном уровне и тем более для выполнения договора, пытается свалить на хрупкие плечи небольшого учреждения культуры ещё и это!
Осталось только возложить на нас обязанности по оформлению и выписке счетов Вашего влиятельного предприятия!
В городе имеется очень много предприятий и учреждений, с которыми мы успешно сотрудничаем, и никто из них никогда не выставлял требований к нам забирать у них счета за услуги. Неужели таковое не позорит уважаемое предприятие?
Убедительно прошу Вас рассмотреть моё настоящее письмо со всей серьёзностью, исправить возникшее недоразумение или несправедливость, подключить наши телефоны к абонентской сети, выставить в наш адрес счета на оплату, а также наказать нерадивых сотрудников Вашего предприятия за глупости, позорящие предприятие, поскольку неуплата за услуги связи возникла именно по их вине.
С уважением     Зам.директора музея           Сычев К.В.»   

Надо сказать, что эта история закончилась спокойно: нам стали, как обычно, предъявлять счета, а бухгалтерия их оплачивала.
Неожиданно из областной администрации поступил приказ об организации выставки «Белорусские товары» с грубым нарушением законодательства.
Я, изучив приказ, написал Алексееву:
«Директору краеведческого музея Алексееву В.П. от зам.директора по АХЧ Сычева К.В.
Докладная записка
Ставлю Вас в известность, что в настоящее время существует угроза перерасхода лимитов, выделенных музею, по вине выставки «Белорусские товары». Так, в июне за время работы этой выставки (с 8 по 11 июня) израсходовано сверх обычных показателей 4,7 тыс. квт.ч., была выведена из строя электропроводка первого этажа головного здания и электрощит (сгоревшие от перегрузки). Ремонт требует дополнительных затрат. Теперь вновь разрешена эта выставка, и возможен ещё больший перерасход электроэнергии. Таким образом выставка «Белорусские товары» потребляет эл.энергию на уровне большого завода!
Кроме того, во время упомянутой выставки (являющейся по сути не выставкой, а ярмаркой продовольственных и промышленных товаров!) её работники самовольно пользуются музейными коммуникациями: осуществляют электромонтажные работы, проводят эл.кабели, хозяйничают на крыше и в хозяйственном дворе, засоряя крышевые стоки, разбрасывая мусор по окрестностям музея и хоздвору, мусорят в коридорах и туалете, проникают на мягкую кровлю и повреждают её. Все экспозиционные залы буквально заставлены витринами с обычными для Брянска товарами, и существует угроза повреждения экспозиционных витрин и экспонатов. Помимо этого, не исключена возможность краж, поскольку из-за скученности торговых лотков и скопления людей, трудно проследить за музейными ценностями.
Подогнанные к музею, вопреки нормам и правилам, автомашины повреждают дорогостоящую мостовую плитку, закрывают собой музейные окна, выделяют ядовитые выхлопные газы, отравляющие сотрудников музея.
В результате музей стоит перед угрозой разрушения от физических перегрузок, разорения из-за перерасхода лимитов и замусорения, поскольку сам музей не обладает достаточными силами для обслуживания торговых павильонов выставки-продажи.
 30.06.06 г.» подпись.
Это было моё последнее хозяйственное заявление.
Немного позднее, Александр Владимирович Дивонис выплатил мне гонорар за книгу «Князь Роман Брянский» в сумме десять тысяч рублей.
Тогда я предложил своему сыну подумать о будущем образовании. Он сказал: – Я пойду, папа, туда, куда ты посоветуешь!
Я посоветовался с Рымановой Любовью Антоновной, и она предложила мне поговорить с деканом Брянского педуниверситета Кокотовым С.А. Но я ведь учился с Сергеем, и мы были в дружеских отношениях.
Тогда я, не информируя Любовь Антоновну, поехал в Брянский пединститут, как раз туда, где располагался юридический факультет, на месте бывшего аэропорта.
Сергей встретил меня с  радостью. Мы обменялись рукопожатиями и обнялись.
Я рассказал ему ситуацию с сыном.
– Костя! – сказал Сергей. – Я могу тебе помочь кое в чём, но только не в гуманитарных сферах.
Мы ещё немного поговорили, и я уехал домой.
Любови Антоновне очень не понравилось то, что я обратился к Сергею без неё. Это я легко прочитал на её лице. Понимая, что она лицемерит, я спросил: – Ну вот, устрою я своего сына в один из брянских вузов, где же он будет жить?
Любовь Антоновна быстро среагировала: – Вначале он может пожить у меня…
Я сразу же понял, что она не очень-то хочет, чтобы мой сын учился в Брянске.
Тогда я сказал: – Хорошо, Любовь Антоновна, я тебя понял! Мой сын будет жить у тебя! Спасибо!
Рыманова в страхе уронила тарелку, которая разбилась. Тут мне стало всё ясно.
Поскольку Любовь Антоновна предложила мне решить вопрос о поступлении сына в новый, коммерческий институт, филиал Московского психологического социального института, по специальности – социальная политика, туризм и т.д. – я решил посоветоваться с сыном. Он безоговорочно согласился.
Любовь Антоновна посоветовала мне «выйти на ректора института и поговорить с ним», но я не согласился, поскольку знал о коммерческом характере института.
В один из дней  мы с сыном выехали в Брянск, где он проходил «тестирование» на поступление в вуз. Я сидел на скамейке на Кургане Бессмертия и ждал Сашу. Наконец он вышел. – Ну, как, ты веришь, что прошёл? – спросил я его.
– Верю, – ответил Саша. – Думаю, что всё в порядке. Вот только там был по истории один вопрос, как назначали архиепископа в Новгороде. – И как ты ответил? – спросил я.
– Я написал, что назначали! – ответил сын.
Я знал, что архиепископа Новгорода избирали по жребию, но на деле было именно так, как сказал Саша.
Утром, в субботу, я, будучи в Сельцо и волнуясь, позвонил в институт и спросил, каковы там результаты собеседования. Я беспокоился, помня свой опыт в МГУ, когда меня никто не поддержал. Но, к моему изумлению, я услышал краткий ответ: – Сычев Александр Константинович успешно прошёл тест и зачислен на 1 курс МПСИ!
Это было для меня вершиной радости. Я немедленно позвонил Любе, пригласил Сашу и поздравил его с поступлением!
А 6 июля 2006 года мы расписались с Наташей в Бежицком ЗАГСе и стали официально супругами.
Через несколько дней в Сельцо состоялось празднество по поводу заключения нашего брака. К нам приехали Борис Львович и Кармен Вячеславовна, и мы достойно отметили это знаменательное событие. На праздновании присутствовал и мой сын – Саша – который тогда сказал мне: – Папа, я даже не мог себе представить, что ты женишься на такой умной женщине!
Вскоре я ушёл в отпуск.
Неожиданно, как раз в мой день рождения, 21 августа, мне позвонила Нина Ивановна Ярёменко, секретарь Алексеева. Она не поздравила меня с днём рождения, но сказала, что я переведен в старшие научные сотрудники в отдел дореволюционной истории. Я был счастлив, несмотря на незаконность этой акции!
Но, вернувшись в музей, меня заставили написать следующее заявление:
«Заявление

Прошу перевести меня с должности заместителя директора по АХЧ на должность старшего научного сотрудника по 14 разряду с 21 августа 2006 года в отдел дореволюционной истории.
К.В.Сычев (Резолюция Алексеева: «В приказ»)»
Позднее я узнал, почему Алексеев так засуетился: в музей захотела устроиться родственница депутата Брянской Городской Думы Рассыльщикова. Отсюда возник такой приказ:
«ПРИКАЗ № 190
По Брянскому государственному объединённому краеведческому музею
гор.Брянск 28.08.06 г.
Параграф 1
Сычева К.В. – зам. Директора по АХЧ с 21.08.06 г. перевести на должность старшего научного сотрудника 14 разряда в отдел истории дореволюционного периода.
Основание: заявление Сычева К.В.
Параграф 2
Рассыльщикову З.П. – учёного секретаря головного музея перевести по трудовому договору, сроком на один год, с 21.08.06 г. по 21.08.07 г. на должность зам.директора музея по АХЧ по 14 разряду с окладом 3094 руб. 30 коп., 30% надбавкой как работнику культуры Брянской области.
Основание: Заявление Рассыльщиковой.
Директор музея       В.П.Алексеев».

16. Старший научный сотрудник
 
Когда Алексеев незаконно переводил меня в старшие научные сотрудники, не спросясь моего желания и не считаясь со справедливостью, поскольку получил распоряжение из Брянской областной Думы, я смолчал, вернувшись из отпуска, потому что всегда хотел заниматься научной работой.
И вот я был перемещён в только что отремонтированный под моим руководством кабинет, где пребывали все старшие научные сотрудники – Печикина Надежда  Владимировна и Никулина Светлана Александровна.
Алексеев, как опытный лицемер, предварительно, уговаривая меня не спорить со смещением, заявил, что «ты будешь свободно заниматься литературной деятельностью, писать исторические статьи и художественные произведения, и я тебе это гарантирую!»
Сначала всё так и было. Я работал над историческими краеведческими статьями, параллельно развивая историко-романную тему об истории Брянского княжества. Я решил полностью описать все события истории древней Брянской земли, чего бы это ни стоило!
Неожиданно стали меняться руководители управления культуры области. После прихода губернатора Н.В.Денина, грубого и невежественного человека, была смещена с должности начальника управления культуры Т.С.Болховитина. Некоторое время это место занимал бывший директор драмтеатра – Макаров. Я надеялся, что хотя бы мужчина наведёт порядок в хаосе управления культуры.
Но вот однажды новый начальник управления объявился в музее. Заглянув ко мне в кабинет, он громко сказал: – Больше делать нечего, кроме как писать свои личные книги в рабочее время!
«Личными книгами» он назвал произведения по истории Брянщины!
Стало ясно, что это «работа» завистливого Алексеева. Потому как слова начальника дословно совпадали с фразами, спущенными со слов Алексеева!
Как я уже упоминал, однажды Алексеев зашёл в мой кабинет, весёлый и слегка подвыпивший, так мне, по крайней мере, показалось.
– Константин! – сказал он. – Я только что побывал на «обедне» у владыки Феофилакта (так звали местного епископа) и там очень сильно ругали твою книгу о Романе Брянском!
Тогда я понял, что он уже и там «настучал» на мою работу!
Как раз в это время я дописал свою вторую книгу из истории Брянского княжества – «Василий Храбрый».
Но Дивонис, прежний мой редактор, «накачанный» Алексеевым, наотрез отказался издавать её и, как я потом узнал, получил дополнительные льготы на участие в выставках. Вместе с тем, издание книги было предложено мне недавним брянским издателем Усовым Геннадием Васильевичем, который любил исторические романы. Его типография и издательство называлось «Ладомир».
Я очень благодарен этому порядочному и честному человеку, который, вопреки преследованию меня чиновниками, взялся за это.
Книга вышла в конце 2006 года. Обложку предложил я: на фоне миниатюры древнерусской летописи следовала надпись «Василий Храбрый».
Издание этой книги совершенно «подкосило» Алексеева.
Он стал относится ко мне с открытой неприязнью. Так, однажды, он нагрянул ко мне в кабинет и увидел, как я работаю на компьютере.
– Наслаждаешься своими книгами? – спросил директор.
– Если вы – настоящий писатель, – спокойно ответил я, – то вряд ли оцените писательский труд, как удовольствие и наслаждение!
Алексеев хлопнул дверью и ушёл.
Зимой 2007 года мне позвонил домой мой издатель – Усов Геннадий Васильевич. Это было где-то  в феврале. Он предложил мне и моей супруге поехать на встречу с членами литературного клуба городка Людиново Калужской области по приглашению их видного литератора Анисёнкова Александра Матвеевича.
Я согласился, и на следующий день (это была суббота – выходной) мы с женой прибыли к зданию типографии Г.В.Усова. Он приветливо встретил нас, и мы выехали почти без задержки в Людиново.
Там нас ждали. Сам Александр Матвеевич был уже знаком мне. Он как-то, как раз перед изданием моей книги «Василий Храбрый», приезжал в Брянск. Мы беседовали с ним, и он предложил свой дизайн обложки моей книги, который нам не понравился.
Тем не менее, знакомство состоялось.
И вот мы поехали в Людиново на «Жигулёнке» Геннадия Васильевича.
Ехали почти три часа. А когда прибыли в Людиново к большому зданию местного Дворца Культуры, там  нас встретил сам Анисёнков.
После немногих слов мы вошли в вестибюль.
Зал был переполнен. – Всё это – члены нашего литературного объединения! – сказал Александр Матвеевич. – Они собрались, чтобы встретиться с брянским писателем!
И «мистерия началась»! Мы с женой и Геннадием Усовым сидели на первом ряду, с краю.
Анисёнков выступил и рассказал об успехах литераторов Людиново, перечислил их работы, отметил лучших, высказал свои мысли о перспективе литературного творчества. Затем он объявил, что в зале присутствует «покровитель культуры Людинова, народный депутат Государственной Думы, товарищ (по моему) Шрайбман!
Последовали овации, и к трибуне вышел энергичный властный человек.
– Видимо, – это и есть тот депутат, о котором сказал Матвеич, – прошептал я Наташе.
Депутат уверенно взгромоздился на трибуну и решительно сказал: – Очень хорошо, что в нашем городе развивается литература!  Это значит, что российская демократия процветает! Почаще пишите нужные для России книги! Стремитесь к прославлению нашего управления! А мы всегда вас поддержим! Не ограничиваясь ни в каких средствах!
Он вернулся на своё место под оглушительные аплодисменты.
– А теперь выступит наш гость – брянский писатель Константин Сычев! – громко сказал Анисёнков. – Он – автор двух самых больших исторических романов, изданных в России за последнее время! Ему слово!
Зал зааплодировал.
Под шумные аплодисменты я вышел перед многочисленной публикой, совершенно не готовый к выступлению. Однако, глядя перед собой, решительно сказал: – Товарищи! Я не случайно приехал к вам по приглашению глубоко уважаемого мной Александра Матвеевича! Я сам охотно хочу выступить перед вами, чтобы сказать о единстве нашей Брянщины с Калужской областью и, особенно, с Людиново, городом, входившим в своё время в состав древнего Брянского княжества.
Наши предки вместе сражались, вместе радовались победам и горевали по утратам! Поэтому мои романы – «Князь Роман Брянский» и «Василий Храбрый» посвящены истории жизни наших общих предков! Так, князь Роман Брянский явился защитником нашей родной земли, о чём я детально повествую! Его последователь – Василий Александрович, внук, продолжал политику героя-деда, получив прозвище «Храбрый»! Эти тяжёлые для Руси времена стали испытанием великого патриотизма россиян и их героического прошлого…
Я ещё говорил несколько минут, но вдруг вспомнил о покровителе литературы, депутате ГосДумы.
Глянув на него с трибуны, я заметил, что он внимательно слушает мою речь и смотрит на меня.
– Только что с яркой и исключительно глубокой по содержанию речью выступил депутат ГосДумы товарищ Шрайбман! Очень отрадно, что государственные деятели поддерживают нашу литературу!
Поэтому можно с уверенностью сказать: для художников слова открывается большое будущее! Спасибо за внимание!
Зал огласился мощными аплодисментами. И на трибуну вышел довольный депутат ГосДумы.
Он был немногословен. – Я потрясён правдивостью слов писателя Сычева! – громко сказал он. – После сказанного им у меня нет никакого сомнения в том, что его книги: литературные шедевры! Я покупаю весь запас его книг, чтобы передать в нашу местную библиотеку!
Были ещё выступления. Многие рассказывали о своём творчестве, но у меня в памяти осталось только восторженное внимание к моим работам.
К вечеру мы были приглашены в местный ресторан, где прекрасно пообедали в окружении известных в Людинове людей.
А когда стемнело, мы уже ехали с Геннадием Васильевичем домой. По дороге он очень сокрушался, что не последовал моему совету взять побольше моих книг! Депутат забрал все те, что мы привезли и позднее оплатил полностью их стоимость.
Часа через три мы, проехав Дятьково, прибыли в Бежицу и расстались.            
…В музее события развивались своим ходом. Оказалось, что новая заместитель директора по хозяйству была неспособной даже поддерживать уже имеющиеся положительные результаты моей работы. Она просто отсиживала своё место, а бывшие мои подчинённые открыто посылали её «на фуй». Кончилось тем, что её, по её же просьбе, перевели на лёгкую работу в музей «Партизанская поляна», откуда она вскоре уволилась, и её следы затерялись.
Тем временем я взялся за написание третьей книги своего четырёхтомного романа из серии «Судьба Брянского княжества», который я запланировал написать очень давно, но тогда ещё не собрал необходимых документов.
Вместе с тем, я, как старший научный сотрудник, должен был проводить периодические экскурсии по экспозиции музея.
Я не отказывался и охотно это делал, поскольку хорошо знал экспозицию музея и исторический материал.
Но вскоре от меня потребовали сдать экзамен на право проведения экскурсий, как только я стал популярен.
Я, конечно, согласился и однажды, во время очередной своей экскурсии, увидел в числе посетителей музейную комиссию во главе с зам. директора по филиалам Кондрашовой Инессой Фёдоровной. Я провёл экскурсию и был приглашён в кабинет Алексеева, где Инесса Фёдоровна в восторженной форме сообщила, что я – «прирождённый экскурсовод, имеющий свободное право проводить экскурсии в нашем музее».
После этого ничего особенного не произошло. Только вот посетителей на мои экскурсии прибавилось. На меня записывались целые школы, техникумы и частные лица, и я был вынужден проводить по 4-5 экскурсий в день! Доходило до того, что от постоянной громкой «говорильни» у меня стали кровоточить голосовые связки!
Чтобы хоть как-то отдохнуть, я записался в областную библиотеку, куда периодически уходил в период между экскурсиями, ибо нам это разрешалось.
Там я  занялся чтением оригинальной англо-американской литературы и однажды обнаружил там адрес центральной библиотеки США, куда можно было прислать свои новые литературные произведения.
Я сразу же подготовил письмо на английском языке и с помощью сотрудников библиотеки направил в США своё предложение о безвозмездном принятии моих книг.
Вот этот текст.
«Sychyov C.V., writer, author of two historical novels
‘Bryansk Prince Roman’ and ‘Vasily The Brave’

Winston Tabb, Chair of FLICC Executive Board
Library of Congress, USA

Dear Mr. Tabb,

I have finished two books of Russian history, about the ancient period of 13 – 14 centures. The both are connected with the history of Bryansk principity as a center of all events described. They are historical novels, written in Russian.
The first, volume of 868 pages, is called ‘Bryansk Prince Roman’, narrates about none-studied events, connected with foundation of Bryansk principity, so called the state in the heart of ancient Rus, about life and deeds of prince Roman Michailovich of Bryansk. His relations with other Russian princes, khans of Golden Horde and princes of Lithuania.
There is described the life of Russian people of that epoch, opening the curtain over many secrets of history and private life of its heroes during 1238 – 1290 years.
The second, volume of 540 pages, is called ‘Vasily The Brave’, says about events, which took place after the death of Bryansk prince Roman and are connected with the life of Bryansk prince Vasily (1262 – 1314 years), who got his nickname, the Brave, from Golden Horde khan Tokhter. This historical novel is a continuation of the first book mentioned above and it embrases all the sides of Medieval Rus, life, plots,intrigues, wars between the Russian princes, about the love of the main hero and his life hardships.
All books are based on real historical facts and documents.
The both books have the hard covers and good polygraphy. The circulation is 1000 specimen. If you want to have these books please write to my e-mail – peresvet@ online.debryansk.ru.
Sincerely Yours                C.V.Sychiov
P.S. My post address: Sychiov C.V., 61 – 21, Kirov St., Seltso, Bryansk region, 241550, Russia».
Однако ответ так никогда и не последовал.
Вместе с тем события в музее стали приобретать характер кризиса.
У меня же возникли серьёзные материальные проблемы в связи с обучением сына в частном институте. Денег совсем не хватало. Тогда я обратился к частным объявлениям в прессе. Оказалось, что требовался ночной охранник в бывший научно-исследовательский институт сельского хозяйства, располагавшийся неподалёку от музея. Я отправился туда, познакомился с директором этого учреждения, которое к тому времени стало уже частным, и предложил себя на вакантную работу по совместительству. Директор – Владимир Иванович – внимательно выслушав меня, предложил мне заполнить необходимые документы и охотно взял меня к себе. Так у меня началась дополнительная работа, с разными событиями и приключениями. Работал я через день. С 19-00 вечера до 8-00 утра. Потом – сутки перерыв, и всё начиналось с начала. За это мне платили 3 тысячи рублей, больше половины того, что я получал в музее, как замдиректора (5 тысяч рублей). Но теперь мои денежные дела поправились. Хотя через сутки я приходил в музей в полусонном состоянии и с большим трудом справлялся с работой. Но это было только в первое время. Постепенно я стал привыкать к такой жизни, хотя худел и быстро уставал.
Неожиданно случилась новая беда. Заболел мой отец. Он почувствовал боли в животе, а участковый врач уверенно сказала, что это – онкология!
  Отец стал ходить в поликлинику и собирать документы для поездки в областную больницу. Процесс затянулся, поскольку он не верил в предварительный диагноз врача.   
В первых числах сентября неожиданно в музей прибыла некая «контрольно-ревизионная» инспекция и объявили, что «директор музея Алексеев допустил серьёзные нарушения в финансовой дисциплине и должен быть освобождён от занимаемой должности». На его место назначили бывшую начальницу санатория «Снежка» некую Надежду Алексеевну Минаеву.

17. Недолгое правление госпожи Минаевой.

Она явилась в музей, как вихрь! Я слышал, как кричала новая директриса: – Я наведу у вас порядок! И заставлю бездельников трудиться!
И действительно, она добилась немедленного ремонта «кабинетов музея и прочих структур».
Появились строители, начались ремонты. Причём ремонты качественные!
Наконец-то завершили ремонт крыши, привели в порядок многие кабинеты! Я был в восторге, хотя не одобрял диктаторские действия Минаевой.
Она постоянно требовала от сотрудников выполнения своих указаний и не терпела возражений!
Особенно импонировало мне то, что она убрала из кабинета директора музея все его книги. Алексеев переехал в кабинет заместителей, отправив туда целый склад книг, которые не имели никакого отношения к музею, и он  хранил их вне своего дома.
И вот как-то состоялся совет при Минаевой, где она описала общие черты своего руководства.
В процессе её доклада, я обратил внимание на жестокий императив. Я почувствовал, что её специально настроили негативно против нас.
У меня было подозрение, что такие высказывания могли быть подготовлены для управления культуры только Алексеевым! Имея определённый оперативный опыт, я понял, что бывший директор музея был осведомителем управления культуры о своём персонале!
Слушая госпожу Минаеву, хитрую, но далеко не мудрую, я в душе смеялся!
Не забуду, как она сказала: – Все ваши споры со мной, противоречия, есть просто «сотрясение воздуха»! Вы – никто! И ничего не решаете! Поэтому: выполняйте мои распоряжения и молчите!
Сотрудники музея устремили свои взгляды на меня. Но я уже знал эту систему – «Давай, Василич» – и, совершенно не боясь Минаевой, которую я уже раскусил, как «калифа на час», просто промолчал.
Минаева же знала, что я – автор нескольких серьёзных литературных и исторических произведений, то есть «жид и интеллигент». А таких она страшно боялась!
Она обходила кабинет, где я пребывал, и моё молчание на общем совете воспринимала, как готовящуюся угрозу.
В это самое время наступил настоящий «расцвет» моего творчества! Я спокойно, в рабочее время, печатал свои исторические произведения.
Никто мне не мешал, как во времена Алексеева, когда я писал книги по истории Брянщины дома по ночам.
Поскольку управление культуры запретило коммерческие выставки, что нанесло колоссальный ущерб музею и казне области, музей мог зарабатывать деньги только на экскурсиях.
И таковых было премного! Особенно, когда я стал проводить экскурсии. До меня популярностью пользовалась только Светлана Никулина, которую за это ненавидели почти все сотрудники. Теперь ненавистным стал и я, потому как на мои экскурсии заранее записывались, и мне приходилось очень много работать до того, что я стал плеваться кровью!   
Госпожа Минаева, тем не менее, несмотря на крики на сотрудников, в кабинет, где я работал, не заходила.
Здесь я пребывал вместе с  Светланой Никулиной и Надеждой Пичикиной.
Надежда Владимировна давно работала в музее и обладала полной информацией о сотрудниках. Именно она полностью раскрыла мне глаза на личность бывшего директора Алексеева.
– Он был у нас, как полное ничтожество, – говорила она, – и его никто не уважал! Таковых было двое – он и Володя Столицин! С ними никто не считался… А Володя Столицин потом попал в психбольницу. Когда голосовали за выбор директора, так случилось при начале правления Ельцина, когда, оскорблённая безобразиями, творящимися в стране, бывший директор Осипенко демонстративно ушла, большинство музея проголосовали за «этого пария», надеясь, что их жизнь от этого улучшится.
Сначала всё так и было: Алексеев совершенно не заботился о трудовой дисциплине тех сотрудников, кто голосовал за него. Об этом он хорошо знал!
Научные сотрудники прекратили научную работу и стали проводить основное время в посещении базаров, магазинов и распространении сплетен!
Но были и те, кто работал. Этими «париями» оставались простые труженики: экскурсоводы!
Такая система вполне устраивала «избранных», а директор рассчитывал, что так будет пожизненно!
Однако ситуация изменилась, и его хозяева, которых он обеспечивал доплатами за счёт невыполненных ремонтных работ по музею и постоянными восхвалениями, просто «сдали» его, сохранив на должности заместителя по науке, где он по сей день пожизненно и пребывает!
Тогда я окончательно понял, с кем работал и о ком думал, как о человеке «кристальной честности»!
Вместе с тем сама Надежда Владимировна, достигшая к тому времени, пенсионного возраста, была вовсе не образцом нравственности!
Так, она, зная о безобразиях, творимых Минаевой, посоветовала мне написать на неё жалобу в высшие сферы государства.
Это не стоило для меня труда, и я написал следующую статью для газеты, рассчитывая, в перспективе, написать письмо в Москву:

«ВЕРШИНА ЦИНИЗМА

Сейчас, в предвыборный период, много говорится об ошибках руководителей страны, регионов, звучит, порой, жестокая критика в адрес чиновников. Однако далеко не всегда эта критика подкрепляется реальными, жизненными фактами, хотя за ними далеко ходить не надо!
Так, 7 сентября 2007 года управление культуры области на смену ушедшего в отставку директора краеведческого музея Алексеева В.П., не сумевшего навести порядок в музее, назначило нового – Минаеву Н.А., как якобы опытного в юридических и хозяйственных делах руководителя, способного «поправить хозяйственные и финансовые дела». Однако какое там «поправление»!
С первых дней работы новоиспечённый директор повела себя так, как будто пришла «перевоспитывать» закоренелых уголовников! – Я вам покажу! Я научу вас работать! Только я одна имею право кричать на вас! – Вот только немногие цитаты из её речи!
Кому адресует госпожа Минаева свои грубые, хамские слова?
Брянский государственный объединённый краеведческий музей всегда был образцом в деле сохранения, изучения и преумножения исторических реликвий, бесценных экспонатов. В стенах музея работали и работают образованные, знающие, известные всей стране люди. Наш музей дал области, стране и миру немало научно-популярных исторических исследований, научных и художественных книг! Из стен музея вышли учёные, педагоги, по сей день достойно несущие знания в известных вузах. Могу с полной ответственностью сказать, что унижаемые и оскорбляемые г-жой Минаевой Н.А. люди обладают не только более высоким, чем у неё, уровнем образования, но и интеллектом!
Совершенно не зная музейной работы, г-жа Минаева Н.А., вместо того, чтобы поучиться знанию дела у опытных музейных специалистов, занялась разрушением музея и разгоном его кадров!
Так, на одном из своих «совещаний» она заявила ошеломлённым людям, пытавшимся её вразумить, что «я не хочу вас слушать! Все ваши речи – лишь сотрясение воздуха! Вы ничего не решаете!
Спрашивается: зачем же тогда проводить совещания, если мнения людей ей не нужны?! Или, может быть, она одна знает, как нужно улучшать музейную работу?
Ничего подобного! Её методы не ушли дальше грубого примитивизма! Так, она объявила о необходимости добиться от музея полной рентабельности. Однако такую задачу не решили даже асы музейного дела (например, Эрмитаж, несмотря на хорошую посещаемость и высокие цены на билеты, до сих пор нерентабелен!). Но г-жа Минаева Н.А. начала осуществлять свой «план» с усиления незаконной эксплуатации сотрудников музея. Она обязывает людей выходить на работу в выходные дни, связывается с администрацией учебных заведений, отделами народного образования и навязывает школьникам принудительные походы в музей.
Сама же организация экскурсий смехотворна! Доходит до того, что одновременно в один час в музей приходит десяток и более групп. Представляете, каково качество экскурсий, проводимых едва не хором! Стоят шум, гам, неразбериха. Ясно, что такая политика сиюминутна и приносит доход только в краткий промежуток времени. Моральный же урон совершенно очевиден! Этим прививается у людей не любовь к музею, но лишь отвращение.
Одновременно г-жа Минаева Н.А. демонстрирует нам своё шокирующее людей невежество. Так, на одном из совещаний она заявила, что «мне не нужны ваши книги и научные статьи! Пишите их дома после работы!»
Спрашивается: а что, г-жа Минаева Н.А. уже собственник музея, а не руководитель госучреждения? Или она действует по принципу: «Государство – это я!»?
Ещё один опус г-жи Минаевой Н.А., высказанный сотрудникам: «Мне не надо ваших карточек научного описания! Мне не надо ваших экскурсий!»
Тогда зачем ей научные сотрудники? Да и нужен ли ей музей?
Даже экспонаты музея, по её мнению, не нужны. Зачем, к примеру, мы храним старые, выцветшие партизанские знамёна, считает она, их следует заменить на новые, заказав в швейной мастерской!
В концепции будущего музея, на которую покусилась новоиспечённая руководительница, она видит наш музей не культурно-просветительным учреждением, но этаким развлекательным центром, генерирующим только деньги.
Становится ясно, что её поставили в музей с целью сознательного уничтожения нашего хранилища древностей! Ибо её «концепции», поведение никак не уживаются с созиданием!
Так, она, помня свой комсомольский опыт, завалила научных сотрудников непредусмотренной законодательством отчётностью, обязав писать отчёты за месяц, квартал, 9 месяцев и т.д. Понятно, что это – одна из форм выживания творческих людей.
Практически, научные сотрудники лишились всяких прав на творчество, плодя никому не нужные бумаги, потеряв право посещать архивы и библиотеки.
Таким образом новый директор являет миру своё желание разгромить музейные кадры. С людьми она не церемонится. Не продумав, не поработав в музее достаточно времени, она уже стала убирать всех неугодных ей людей, создавая невыносимую для жизни и работы сотрудников тюремно-казарменную обстановку. Так, ушли из музея научные сотрудники Лагутина А.И, Малецкая А.И., зав.филиалом Карачевского музея Ератов В.Р., вынуждена перейти на другую работу Ярёменко А.И, оказывается жестокое давление на администратора Шаройко О.В.
Тактика Минаевой Н.А. по отношению к неугодным ей людям проста. Она предлагает им в категорической форме добровольно уйти или ежедневно через своих представителей подвергает свою очередную жертву угрозам и назойливым требованиям.
Понятно стремление г-жи Минаевой Н.А. убрать старых музейных работников и опытных специалистов: на их фоне она выглядит смешно! Поэтому она делает лихорадочно-поспешно всё, чтобы набрать в музей новых, покорных её воле людей, дабы не допустить законного возмущения её поведением сотрудников, как это бывало, судя по информации из других мест, с ней раньше.
С другой стороны, действуя грубо, открыто и нагло, она пытается расколоть коллектив, подкупив часть его премиями. Это – ещё один её метод, направленный на укрепление своего положения – выплаты ежемесячных премий тем, кто ей угоден! И не важно, кто будет рвать своё горло перед бесчисленными экскурсантами, деньги будут получать лишь те, кто её громко хвалит, поддакивает и молчит!
Хотелось бы также отметить, что ей, вопреки здравому смыслу, нравственности и законности, с первых же дней работы в музее установили жалованье, как госслужащей, 2,5 должностных оклада, ежемесячно выплачивают премии, целесообразность которых вызывает глубокое сомнение! Да это просто грабёж бюджетных средств!
Кроме того, руководство областным управлением культуры до сих пор не прислало в музей, где работает г-жа Минаева Н.А., её трудовую книжку, скрывая от сотрудников музея реалии! В результате, никто не имеет полной информации о её «творческом пути», ходят лишь слухи, что ей осталось до пенсии меньше года, и она, кроме всего, получает большую персональную пенсию инвалида! Если это так, то почему тогда управление культуры скрывает от нас правду?
Не считаясь с людьми, г-жа Минаева может в любой момент послать сотрудников вечером, например, на «Партизанскую поляну», чтобы производить там хозяйственные работы, или задержать любого из них до позднего времени! И при этом угрожает: «Вы ничего никому не докажите! Здесь я – закон. Ваш колдоговор мне не указ! Разгоню профсоюз!»
Слушаешь и не веришь: неужели это происходит в наши дни? Но главное, к какому выводу приходишь: г-жа Минаева Н.А не обладает никакими способностями к руководящей работе! Как могли высокие областные чиновники доверить управление таким важным учреждением, как наш музей, человеку, лишённому элементарных знаний музейного дела, безжалостному, грубому и до последней степени циничному?!
Впрочем, писать о г-же Минаевой Н.А. можно очень много. Достаточно сказать, что о ней уже написали наши сотрудники не одно заявление в Федеральную инспекцию охраны труда. Кроме того, мы узнаём от людей, работавших с Минаевой Н.А. в других учреждениях, что там она также свободно, безнаказанно издевалась над людьми.
Спрашивается: является ли власть, назначающая в госучреждения таких мучителей, невежд, неумех, легитимной? Почему прежний негативный опыт этой госпожи не учтён при назначении? Кто тянет таких горе-руководителей на командные посты? В своём ли уме те чиновники, которые допускают такие поступки? Неужели они за розовыми стёклами мнимого благополучия и тишины не видят грозных признаков общественного гнева и презрения? Такое впечатление, что они не понимают, что этим дискредитируют не только себя, но и руководство областью?!
Мало было им печали от сквера им. Проскурина, теперь взялись за музеи!
К.Сычев, ст. научный сотрудник».

Этот текст я подготовил и отпечатал для коллективных подписей, надеясь, что по совету Пичикиной, мы избавимся от «крутой» Минаевой.
Однако Пичикина взяла у меня текст коллективной жалобы и предложила повременить. Дело затянулось. Вместе с тем Надежда Владимировна вдруг стала первым человеком в музее, едва ли не доверенным лицом Минаевой, а сама директриса стала открыто избегать меня, словно боясь!
Вскоре я понял, что с моим «коллективным письмом» Пичикина «познакомила» Минаеву. Это особенно стало ясно, когда Надежда Владимировна посоветовала мне «повременить с этим письмом»!
Вместе с тем болезнь моего отца развивалась, но он, несмотря на мои просьбы, всё затягивал с поездкой в областную больницу, имея при этом направление из сельцовской поликлиники. Помог сосед, Александр Петрович, который, имея личную машину, повёз отца, сопровождаемого мной, по назначению.
В областной больнице его обследовали, подтвердили диагноз – онкология – и назначили приезд туда через неделю для установления инвалидности!   
В это время, неожиданно, ко дню Советской Армии, госпожа Минаева вдруг «подобрела» по отношению ко мне. Так, 23 февраля 2008 года нас, мужчин музея, пригласили в кабинет Минаевой и торжественно поздравили с праздником, вручив скромные подарки. Мне, в частности, подарили набор рюмок из дятьковского хрусталя, сделанных искусно в форме небольших сапожков!
Я был потрясён: такая «крутая» женщина и столь внимательное отношение!
Особенно, ко мне…
Потом я узнал «прозаику» случившегося.
Об этом мне рассказал Виталик, один из сотрудников музея, занимавшийся хранением и использованием средств звукозаписи.
Как-то, в разговоре с ним, я стал хвалить техников музея, братьев Геннадия и Валерия Каплиных. – Они, – сказал я, – самые порядочные и честные люди, которые никогда меня не предавали!
– Ты слишком доверчив, Костя, – возразил Виталик. –  Каплины – вовсе не те люди, которых следует хвалить! Они не раз «стучали» на тебя!
– Но я же взял их на работу и постоянно защищал?! – возмутился я. – Зачем говорить напраслину!
– Хорошо, я расскажу тебе такую историю, – рассмеялся Виталик. – Как-то в техотдел, где работают Каплины, зашла Минаева. Мы в это время выпивали, и её приход вызвал чуть ли ни стресс. Но она махнула рукой и сказала: – Спокойно отдыхайте, ребята! Я сама не прочь выпить, а, порой, и на лево сходить!
Тут все успокоились и сели, налив Алексеевне стакан водки. Она охотно выпила, закусила нашими скромными продуктами, а потом спросила: – Вы знаете такого Сычева? Мне кажется, что он – очень опасный человек?!
На это Генка сказал: – Да, Сычев очень опасен! Он – профессиональный вор! Повынес из музея половину ценностей!
Валерий же Каплин добавил: – Этот человек готов на всё ради своей выгоды! Он даже ртутные лампы вывез, получив за это хорошие деньги!
Неожиданно Минаева встала и сказала: – Спасибо, мальчики! Оказывается, Сычев – не такой уж плохой человек! Он – из нашего круга и умеет жить! А я уже испугалась, что это – настоящий фанатик! Слава Богу, что это не так! Надо будет поздравить его с праздником мужчин! Обязательно это сделаю!
Так я узнал, с чем связано моё неожиданное поздравление.
Как раз через неделю я выехал с отцом вновь на машине соседа в областную больницу. Это был тот самый четверг, на который назначили «комиссию»
И этот день оказался ещё более тяжёлым, чем все перенесённые до этого страдания. С самого утра мы стояли у дверей кабинета, где заседала медицинская комиссия, но нас всё никак не вызывали, хотя мы прибыли первыми и первыми сдали документы. Я никак не мог понять, почему нас не вызывают. А помещение перед дверью вскоре заполнило такое множество людей, что сложилось мнение, что едва ли не вся Брянская область страдает от онкологии!
Слава Богу, что отец ещё сидел на стуле, поскольку мы рано прибыли,  и сидячих мест тогда было более чем достаточно… Но больные шумели, плакали, рассказывали о своих мучениях, проклинали власти и врачей. Было душно, многие кашляли, чихали. Вот и мой отец стал проявлять признаки простуды. Неожиданно появился какой-то новый посетитель и, не успев простоять в общей толпе и минуты, был вызван в кабинет! Тут я возмутился и попытался ворваться туда вслед за ним, но больные, обступившие меня, так вцепились в мой пиджак, что я не мог сдвинуться с места.
Тогда я решился на отчаянный шаг. – Папа, подожди меня здесь! – сказал я отцу. – Я пойду искать знакомого врача, может он что-нибудь для нас сделает!   
Кровь стучала в висках, в глазах было темно, когда я вырвался из этого живого ада наружу. Там светило, несмотря на холодный февраль, яркое солнце, лучи которого успокаивающе подействовали на меня. – Пойду-ка я к тому врачу, что выписывал нам справку на комиссию! – решил я и устремился к переднему входу в злополучное здание. Оказавшись в тёмном коридоре, до отказа забитом людьми, я, не говоря ни слова, ворвался в кабинет хирурга-онколога и предстал перед ним, осматривавшим очередного пациента.
– Вы почему мешаете мне?! – возмутился врач. – Кто вас впустил! Я сейчас же позову санитаров!
– Подождите! – я вытянул руки вперёд, умоляюще. – Мы же вот недавно у вас были! С больным отцом! Вы же сами выписали ему справку на комиссию для признания инвалидности!
– Ну и что?
– Так вот. Мы прибыли туда, а нас не принимают!
– Это ещё почему?!
– Не знаю…
– Ладно, посидите тут минутку. Я закончу осмотр и схожу с вами на комиссию!
В самом деле, врач недолго занимался своим пациентом. На этот раз у него на лице была весёлая улыбка. – Вот видите, – сказал он больному, – ваша операция была удачной! Теперь можете возвращаться домой! Но через полгода вам придётся сдать новые анализы. Будем за вами наблюдать!
– Да я уж вижу, как здесь «наблюдают»! – с грустью подумал я.   
Когда пациент вышел из кабинета и повернулся лицом ко мне, открылась дверь, и вошёл очередной больной.
– Подождите! – хирург поднял руку. – Через несколько минут я вас приму. А пока я разговариваю с человеком.
Пациент вышел в коридор, а я полез в бумажник и достал пятьсот рублей. – Вот, возьмите!
– Зачем…необязательно, – пробормотал врач. – Впрочем, если вам так хочется…, – он взял деньги. – А теперь пойдёмте со мной в кабинет врачебной комиссии.
И мы вышли в коридор.
Оказывается, для врачей был особый вход не со стороны улицы, а изнутри здания, и мы очень скоро оказались там, где должны были побывать ещё пять часов назад!
Хирург подошёл к стойке, где стояла медсестра, и что-то тихо сказал ей.
– Будет сделано! – ответила та и выбежала в коридор. Вслед за ней вошёл мой отец.
…Через пятнадцать минут мы уже ехали в такси домой. Отец сжимал в руке конверт со справкой об инвалидности. Ему назначили вторую группу! И это при смертельном заболевании! Как я потом узнал, справки об инвалидности тоже просто так не выдаются! Ты хоть умри, но ничего не добьёшься без денег и связей с высокими чиновниками.   
…Отец вскоре умер. Он больше не обращался к врачам, занимался самолечением по какой-то сомнительной книжке, купленной на базаре, и терпеливо дожидался конца.
Все его страдания тяжело отразились на нашей семье. Мы так устали, что после похорон пребывали в тоскливо-депрессивном состоянии…
Я потом написал об этом рассказ «Кудесники в белых халатах», который заинтересовал только зарубежных читателей, а россияне проявили пассивность, поддерживая произвол.
События же в жизни музея меня уже не интересовали, поскольку ещё в марте госпожу Минаеву неожиданно уволили…
В музее проводилась какая-то выставка, на которую приглашались все высокопоставленные лица Брянщины. Но высшие чиновники обычно туда не ходили. Однако, так случилось, что сам Денин Н.В., брянский губернатор, почему-то соизволил на эту выставку придти. Там он увидел Минаеву и, вернувшись в свой кабинет, немедленно потребовал её отставки, поскольку Надежда Алексеевна, бывший народный депутат, в своё время разорила его санаторий «Снежка», за что и была уволена.
Как она стала директором музея без воли губернатора – до сих пор загадка…
И вот вскоре у нас появился новый руководитель – господин Геклимович. Было ясно только одно: губернаторы пребывали «пешками» в руках местной колхозно-партийной номенклатуры!

18. Новый «директор».

И вот в начале апреля 2008 года в музее появился этот новый директор. Как рассказывали смотрители, он, остановившись перед стеклянными дверями, предварительно перекрестился. Этого «глубоко набожного человека» звали Геклимович Константин Емельянович. Сотрудники совершенно ничего не знали о нём и поэтому новый «пришелец» казался загадочным.
По указанию Алексеева мы собрались на втором этаже, где располагалась основная экспозиция. Там установили из нашего клуба стулья, и все, кто пришёл, могли видеть происходившее.
Впереди располагалась трибуна, доставленная из актового зала, к ней подошла сотрудница управления культуры (я не помню её фамилию). Она объявила, что, поскольку директор музея Минаева Надежда Алексеевна попросила освободить её от занимаемой должности, управление культуры удовлетворило её просьбу, назначив директором товарища Геклимовича! Есть вопросы?
Я встал и хотел задать вопрос, но Алексеев, сидевший в якобы «президиуме», махнул мне рукой, и я сел на стул.
– Значит, вы согласны с нашим решением! – утвердительно заявила чиновница и распустила собрание.
Вскоре после этого я зашёл в кабинет Алексеева, где он пребывал, и спросил: – Владимир Петрович! Что это за спектакль? Если вы не согласны с решением управления культуры, тогда я найду средства и опротестую случившееся безобразие!
Но он с ужасом посмотрел на меня и сказал: – Константин, пожалуйста, не вмешивайся в это дело! Управление знает, как быть! Так будет лучше для всех!
Зато ситуацию прояснила мне Надежда Владимировна Печикина, с которой я работал. Она была давним сотрудником музея и знала всю «подноготную» директоров.
Когда я возмутился, что Алексеев сначала бесхребетно отдал свою должность некой Минаевой, а потом и неизвестному никому Геклимовичу, она сказала: – Константин Владимирович! Какой вы наивный человек! Неужели вы ничего не поняли? Ведь Алексеев – типичный жлоб, стремящийся к карьере! Для этого он делал всё, чтобы угодить управлению культуры! В своё время, по указанию начальства, он принял на работу какую-то фиктивную организацию, якобы занимавшуюся охранной деятельностью и имевшую «лицензию» от управления внутренних дел Брянской области! Эти подставные лица ночами, под эгидой обслуживания музея, аккуратно изымали из витрин подлинные дорогие ордена героев, заменяя их другими, муляжами. Так они действовали довольно долго. Но вот однажды наш сотрудник, Юрий Викторович Токарев, эксперт по оружию и металлам, неожиданно обнаружил, что некоторые ордена, содержавшие золото, потускнели! Он поднял скандал. Делом занялась милиция. А нанятые по рекомендации управления культуры охранники куда-то бесследно исчезли!
Экспертиза установила, что почти две трети дорогих и редких наград исчезли…
Началось следствие, но очень скоро зашло в тупик. Потом в музей устремились многие люди, которые, в своё время, сдали на хранение награды своих близких, для того, чтобы сохранить их имена в памяти народа, но это дело так же «замяли», как и воровство! Ты же знаешь, как у нас это делается?
В это же время губернатор Лодкин подписал приказ об увольнении Алексеева. Но политические события спасли его. По указанию президента Ельцина, Лодкин был уволен из политических соображений или из-за клеветы, которую брянские чиновники направили до этого в Москву!
Так Алексеев «спасся» и стал пожизненным работником музея. Пусть потом не директором, где он нёс какую-то ответственность, так хоть «замом», где он будет сидеть до конца жизни, получая деньги, льготы, и ни за что не отвечая!
Сначала, будучи на посту директора, он перестал тратить деньги на ремонт музея, ты же это знаешь? А неиспользованные средства уходили на счета управления культуры, и чиновники имели хорошие премии «за экономию», а музей разваливался без ремонтов!
Это я знал. В своё время я регулярно писал заявки на ремонт здания и надеялся, что мы будем получать денежные средства. Но ничего не поступало на счёт музея, как сообщала мне главный бухгалтер Т.И.Бердель. Она говорила, что «нет средств и надо потерпеть»!
Однажды мне позвонили из управления культуры и потребовали объяснить, почему «вы, в который раз не присылаете заявок на ремонты?». Я был огорошен. И однажды, когда Алексеев уехал в очередную командировку, оставив меня, как редкий случай, за себя, я обнаружил в его столе мои заявки, неотправленные по назначению!
Поэтому я понял, что Пичикина сказала правду!
Она даже высказала мнение, что с Алексеевым «делились»!
Я всё ещё пребывал в сомнениях, ибо никак не мог представить Владимира Петровича, образованного и начитанного человека, в таком обличье!
Однако на память всплыли события, где он показал себя далеко не ангелом. Вот он принял на работу юристом своего сына, за которого я, фактически безвозмездно работал, а потом, после того, как его сын выработал необходимый стаж, отправил его юристом в коммерческий институт, где  работала его мать проректором, и обеспечил его будущее…
Казалось бы, что такого? Все родители заботятся о своих детях!
Но есть один нюанс. А я ведь тоже – родитель! И у меня есть сын, который тогда остро нуждался в денежной помощи… Но Алексеев, в «благодарность» за мою заботу о его сыне, отнял у меня и копеечный заработок дворника! Именно тогда я понял, какой он в реалии человек! Как говорит пословица: «Не дай Бог свинье рог, а холопу – панство!»
Вот всё и получилось, как гласит этот афоризм. Алексееву нужна была только личная выгода! На этом пути он не только «не делился» с людьми, которые честно работали и помогали ему, но активно втаптывал их в грязь!
Исходя из моих воспоминаний и опыта, я понял, что Печикина говорила правду!
А когда пришёл новый директор и стал устраивать свои порядки, я продолжал свою работу в качестве научного сотрудника: проводил экскурсии, писал научные статьи, работал над серией романов «Судьба Брянского княжества».
Я решил завершить свой замысел и полностью воспроизвести в художественно-исторических образах всю историю Брянского княжества, несмотря на активное сопротивление Алексеева. Сперва он попытался натравить на меня управление культуры. Это после книги «Князь Роман Брянский». Но это не удалось, потому как Наталья Александровна Сомова ему просто не поверила. Тогда он отправился в брянскую епископию к господину Феофилакту, где заручился поддержкой и добился исключения меня из списка лауреатов премии «А.К.Толстого». Но тут вдруг «некий» Г.В.Усов опубликовал мой второй роман – «Василий Храбрый»! Тут уж «заметались» и Алексеев, и «консистория», и, естественно, запуганное «глубоко религиозным» губернатором Дениным управление культуры. Так я остался без всяких средств к публикации своих исторических романов.
А вскоре, как раз в период хаоса, связанного со сменой директоров музея, я успел написать и третий исторический роман из той же серии – «Дмитрий Красивый». Но финансовой поддержки ни от управления культуры, куда я обращался, ни от Геннадия Усова, я не получил. Впрочем, Геннадий предложил мне изыскать средства для издания книги, и он, в этом случае, «сделает всё необходимое».
Я стал искать «спонсоров». Через многие «каналы» я узнал, что есть уважаемый человек, который поддерживает литературное творчество. Это был Руденок Николай Данилович. Я поехал к нему в управление и после недолгого ожидания, встретился с ним.
При разговоре присутствовали ещё двое сотрудников.
Я начал с того, что обосновал своё обращение к Руденку и рассказал о сути своей работы. Николай Данилович заинтересовался, но спросил требуемую сумму. Я сказал так, как советовал Г.В.Усов: сто тысяч!
Это не понравилось ни Руденку, ни его сотрудникам.
– Дорого! – сказал он. – Однако смысл в издании есть!
– Вы отказываетесь меня поддержать? – спросил я.
– Вовсе нет, – ответил Николай Данилович, – просто сейчас нет денег! Я даю вам свою визитку. Звоните. Как только появятся деньги, я оплачу издание!
И он действительно оплатил как раз после смерти моего отца.
Так была издана моя третья книга из цикла «Судьба Брянского княжества».
Теперь вернёмся к вновь назначенному директору музея Геклимовичу. Это был очень редкий человек, настоящий современный руководитель. Как сообщали, он, женатый на известной актрисе, проживая в Туле, будучи начальником отдела молодёжной политики, сошёлся с  несовершеннолетней, развёлся с женой и женился на малолетке. Всё это прощалось «справедливыми» путинскими властями. Потом он «побывал» в Москве «на коммерческих должностях», где также «не ужился»! И это, в обстановке полного произвола путинских чиновников! Значит, это уже был законченный негодяй!
А стал он директором музея, благодаря связям мафиозных кругов с Дениным! Куда уж тут было каким-то алексеевым и минаевым!
Не успел он придти в музей, как сразу же ввёл «драконовские меры». Теперь сотрудники должны были входить в музей и выходить из него только при записях в специальном в журнале с указанием времени!
Я даже представить себе не мог, что должен отмечаться в журнале, отправляясь по музейным делам! До такого идиотизма не додумался даже Алексеев, что привело меня к давно закреплённому по жизни выводу: все изменения в России могут быть только в худшую сторону!
Итак, я отправился как-то в апреле, не зная о новых веяниях, в областную типографию.
Вернувшись, я встретил новую молодую секретаршу, которая потребовала от меня объяснения, почему я отсутствовал в музее. Я написал подробный отчёт.
Неожиданно, на следующий день, секретарша пришла ко мне с требованием подписать приказ. Я, прочитав настоящую глупость, отказался, и сказал, что обращусь с обжалованием в Федеральную службу охраны труда.
Вот приказ Геклимовича:

«П  Р  И  К  А  З

г.Брянск
17. 04. 2008 г.  № 01-03/63

О дисциплинарных взысканиях
сотрудникам музея

10-11 апреля 2008 г. была проведена проверка соблюдения трудовой дисциплины в головном музее, в результате которой установлено, что ряд сотрудников совершили нарушения трудовой дисциплины.
В четверг, 10 апреля 2008 г. сотрудники головного музея сотрудники отдела технических средств Каплин В.П., Каплин Г.П., ст. научный сотрудник отдела дореволюционной истории Сычев К.В. покинули свои рабочие места до окончания рабочего дня (в 17-00), не предупредив о своём уходе никого из руководителей.
Ст. научный сотрудник отдела технических средств Егоркин Г.Б. в 17-00 находился в нетрезвом состоянии, был отстранен от работы директором.
11 апреля художник Каплин Г.П. находился в состоянии алкогольного опьянения, был отстранен от работы.
Ст. научный сотрудник отдела дореволюционной истории Никулина С.А. 11 апреля с 9-00 до 12-15 отсутствовала на работе. В книге передвижения сотрудников накануне она указала, что будет находиться в планетарии, но как пояснили по телефону работники планетария, до 11-00 там она не появлялась.

На основании изложенного

ПРИКАЗЫВАЮ
1. За отсутствие на рабочем месте без уважительных причин, нахождение в состоянии алкогольного опьянения Егоркину Герасиму Борисовичу и Каплину Геннадию Петровичу объявить выговор.
2. За отсутствие на работе без уважительных причин Никулиной Светлане Александровне, Каплину Валерию Павловичу и Сычеву Константину Владимировичу объявить замечание.

Директор              К.Е.Геклимович»

(Дальше письменно: «Ознакомлены: С.Никулина, Каплин В.П., Каплин Г.П., Егоркин Г.Б.  17 апреля 2008 г. – подписи).

Я был возмущён несправедливостью, ибо выходил из музея по делам: стоял вопрос о корректуре моей краеведческой книги, что вписывалось в работу нашего учреждения.  Поэтому я написал в Федеральную инспекцию по охране труда следующее заявление.
«Руководителю государственной инспекции труда по области
 Шерстнёву Сергею Александровичу

Г.Брянск, ул.Красноармейская, 6

От Сычева Константина Владимировича, ст. научного сотрудника Брянского краеведческого музея.

Жалоба на незаконные
действия директора музея
Геклимовича К.Е.

З  А  Я  В  Л  Е  Н  И  Е

В конце марта 2008 года в Брянский государственный объединённый краеведческий музей прибыл, назначенный Управлением культуры области, новый директор – господин Геклимович Константин Емельянович.
Этот человек никогда не работал в музеях, совершенно не знаком с музейным делом, не имеет никакого представления о работе научных сотрудников и персонала. Вместо того, чтобы ознакомиться с делом и начать продуктивную работу, он начал с полицейских мер и требований.
Так, он запретил научным сотрудникам осуществлять прием посетителей в своих рабочих кабинетах, заявляя: «Принимайте посетителей в вестибюле!»
Это не даёт возможности готовить справки по запросам посетителей, нормально работать с людьми, как предусмотрено нашими должностными обязанностями. Кроме того, своими действиями г-н Геклимович К.Е. нарушает конституционное право граждан на получение полной и достоверной информации о культуре и истории в государственном музее!
Одновременно с этим г-н Геклимович К.Е. препятствует научно-просветительской работе. Так, по поводу моей книги «Дмитрий Красивый», освещающей события средневековой истории Брянской земли (1314 – 1352) и внесённой в план работы музея, он, совершенно не разбираясь, как невежественный человек, заявляет: «Эта книга – не музейная, не краеведческая работа, а ваше личное дело! И пишите её дома!»
Сами понимаете, что это означает запрет на творчество, поскольку после пребывания в течение дня в учреждении с таким руководителем вряд ли что можно дома написать! И, тем не менее, написание книги по истории Брянского края – неотъемлемая часть научной, литературной и краеведческой работы. Доказательством этого является подготовка презентации книг 2 сотрудников нашего музея в областной библиотеке (23.04.2008 г.). Выходит, для одних это – краеведческая работа, а для других – «личное дело»!
Моя работа является полностью краеведческой и ставит целью популяризацию истории родного края!
Мало того, г-н Геклимович К.Е., приказом от 17.04.08 г. за № 01-03/63 объявил мне замечание за то, что я выходил в типографию в рабочее время с целью коррекции новой книги! Я считаю этот приказ незаконным и прошу его отмены.
Кроме того, новый директор грубо нарушает Российское законодательство по труду. Так, он издал приказ от 02.04.08 г. за № 01-03/81, в котором в категорической форме приказал в п. 2 «Принять участие в субботниках 5 и 19 апреля».
Мы всегда участвовали в субботниках, но добровольно! Это – наши законные выходные дни! Да еще такой нажим и издевательство! Г-н Геклимович в оскорбительной для сотрудников форме требует обязательной явки, посылая своего заместителя по АХЧ Бердель Т.А. с угрозами – «Если не пойдёте работать в выходной день 19 апреля, будете наказаны и заранее пишите объяснения!» Кроме того, он пообещал через того же заместителя, что никаких отгулов или компенсаций за работу в выходные дни не даст!
Сам же г-н Геклимович на субботники не является, систематически нарушает трудовую дисциплину, приходит на работу, когда ему заблагорассудится, в любое время может уйти, не считая нужным фиксировать это письменно, как он требует от научных сотрудников. Но у нас есть коллективный договор, в котором у нас у всех равные гражданские права!
В дополнение к написанному хотелось бы отметить, что упомянутый директор допускает произвол и по отношению к сотрудникам нашего филиала «Партизанская поляна», заставляя их бесплатно работать сверхурочно, а когда те написали жалобу в областное управление культуры, этот документ задержал, пытаясь не дать ему ход.
Кроме того, г-н Геклимович К.Е. одним из первых своих действий произвёл отнятие у целого ряда сотрудников надбавок к зарплате, тем самым обрекая их на жалкое прозябание (ибо мизерная зарплата бюджетника не позволяет нормально жить) и, в перспективе, уход из музея.
Г-н Геклимович не желает нормально выслушивать аргументы своих сотрудников, не даёт говорить, перебивает, пытается язвить и сбивает с мысли, стремится перевести научную работу на бесконечные отписки и отчёты! Так, не зная научной работы, он задаёт вопросы: «Почему вы тратите много времени на статьи? Значит, вы большую часть времени бездельничаете?» Судя по всему, он не знает цены научной работы, статей, поскольку никогда таковых не писал! Спрашивается, имеет ли он право поучать и требовать от нас того, что не знает?
Хотелось бы также отметить, что Управление культуры области за последние полгода сменило двух директоров и вновь присылает к нам человека некомпетентного, не умеющего руководить и работать с людьми! Что стоят только фразы г-на Геклимовича: «Я заставлю вас уважать меня! Вы будете бояться меня и уважать!»
Из двух руководителей, какие у нас побывали, Минаева Н.А. – бывший директор санатория, а Геклимович К.Е – актёр, чиновник и московский коммерсант! Оба не имеют музейных знаний и опыта, то есть, у них нет элементарной квалификации для работы в музее и, тем более, руководства. Краеведческий музей, являющийся одним из самых основных культурно-просветительных центров, занимающийся, кроме того, патриотическим воспитанием населения области и, в первую очередь, подрастающего поколения, разрушается безграмотными действиями чиновников Управления культуры, что в корне противоречит требованиям государства и Президента страны!
Одновременно в жизнь сотрудников музея вносятся хаос, неразбериха, неурядицы, неуверенность в собственных силах, безнадёжность и апатия. Действия Управления культуры и г-на Геклимовича К.Е. способствуют снижению работоспособности, ухудшению состояния здоровья сотрудников, что влечёт за собой утрату интереса к работе, ухудшает качество предоставляемых населению услуг и подрывает доверие людей к власти!
Убедительно прошу рассмотреть моё настоящее заявление, защитить сотрудников музея от издевательств и беззакония и восстановить действие  российского законодательства на территории музея.
К заявлению прилагаю копии двух приказов, упомянутых выше.
С уважением           К.В.Сычев
18.04.2008 г.»
(Вверху заявления надпись: «Получено 18.04.08 г.– подпись)
В ответ последовала простая отписка, одобрявшая действия Геклимовича, ничем не обоснованная, просто – белиберда! Я вспомнил ответы времён Советской власти и понял, что ничего не изменилось. Опять: власть права, независимо от сути дела, а любой, пытающийся доказать очевидную правду – клеветник!   
То же самое произошло, когда я написал следующее письмо в администрацию по поводу злоупотребления Сельцовской службы ЖКХ:
«Заместителю губернатора Брянской области по ЖКХ Кузовлеву Евгению Дмитриевичу от жителя г.Сельцо, Брянской области Сычева К.В.
О злоупотреблениях
чиновников сельцовского ЖКХ.
Уважаемый Евгений Дмитриевич!
На текущей неделе сельцовское ЖКХ производит капитальный ремонт 2-го подъезда жилого дома № 61 по ул.Кирова.
В процессе ремонта строители полностью завалили лестничные площадки и лестницы строительным мусором, создав тяжёлые условия для жизни проживающих в доме граждан. За собой они убирать не хотят, а уборщиц ЖКХ не присылает!
На вопрос, как нам жить при таких условиях, начальник ЖКХ отвечает: «Убирайте сами!»
Спрашивается: почему тогда с нас взыскивается квартплата за содержание дома?
Почему в г.Сельцо руководители ЖКХ не соблюдают установленных повсюду санитарных требований? Ведь в Брянске в каждом коммунальном доме есть уборщица, оплата за услуги которой входит в стоимость платы за содержание дома? Неужели в г.Сельцо ныне другое государство?
К сожалению, в доме № 61 по ул. Кирова большинство жильцов – люди пожилого возраста и инвалиды – и убирать подъезды просто некому! А вот работников ЖКХ совершенно не волнует то, что в подъездах создана антисанитарная обстановка! И особенно теперь, во время ремонта!
Обращение к сельцовским властям ничего не даёт. К примеру, зам. Председателя горсовета Петрушина отвечает старикам: «Сами не можете убирать, так пускай за вас убирают ваши дети!»
Что это за ответ? Выходит, для того, чтобы навести порядок в подъезде подведомственного сельцовскому ЖКХ дома, дети больных стариков должны приезжать из Белорусии и Украины? А если и таких детей нет? До этого нет никакого дела ни сельцовскому ЖКХ, ни местным властям! Практически, в городе некуда обратиться для решения элементарных повседневных дел! Полная анархия!
Убедительно прошу рассмотреть моё настоящее заявление и обязать руководство сельцовского ЖКХ обеспечить соблюдение общепринятых жилищно-коммунальных требований, направить в дом № 61 по ул. Кирова уборщицу, устранить последствия ремонта в подъезде этого дома и прекратить издеваться над стариками. Особо прошу обратить Ваше внимание на факт полного безразличия руководства ЖКХ г. Сельцо к санитарной обстановке в подъездах подведомственных им домов (грязи, мусора, которые годами не убираются) и отсутствия должного контроля за ними со стороны городских властей.
С уважением          К.В.Сычев»

Ответ был однозначен: во всём правы местные чиновники!
Вернусь же к музею. Не желая терпеть издевательства от Геклимовича, я не смирился и решил готовиться к уходу из музея. Но в связи с болезнью отца это дело несколько «застопорилось», и я продолжал вести экскурсии по 4-5 раз за день. Постепенно ко мне  в массовом порядке стало записываться всё больше и больше желающих.  Я стал уставать. Обычно в конце экскурсий я уже плевался кровью и чувствовал боль в голосовых связках.
Да и ночная работа в НИИ «Агромпромпроект» была нелёгкой.
Предприятие, которое я охранял, когда-то принадлежало научно-исследовательскому институту, но во время «перестройки», «гласности» и «реформ», когда проамериканские власти уничтожали народное хозяйство России, было передано чиновниками какому-то выходцу из Кавказа и представляло собой к тому времени совокупность всевозможных офисов от фирм, арендовавших комнаты и целые этажи! Кого здесь только не было! На первом этаже располагались: кабинет частного зубного врача,  офис какой-то туристической фирмы, косметический салон, парикмахерская и Бог знает, что ещё… Второй и третий этажи занимали какие-то неведомые предприниматели, периодически устраивавшие банкеты с обильными возлияниями и проститутками, вызываемыми по вечерам по телефонным номерам местных газет, активно помогавших «жрицам любви» находить достойную работу. Поэтому едва ли не главной обязанностью меня и моего напарника являлась не охрана здания от возможных воров или налётчиков, но обеспечение порядка в помещениях, ибо известно, как умеют гулять наши парни и демонстрировать загадочную русскую «широту души», как говорят иностранцы, а на деле – просто глупость и невоспитанность!
А зачем им воспитанность? Уважение достоинства других людей испарилось, как только в города хлынули и распространились, подобно клопам, невежественные деревенские «жлобы»! Они не исповедуют никаких принципов, не имеют совести и живут под девизом: «Мне хорошо, а вы – хоть сдохните!»
К счастью, нынешний хозяин института был не из крестьян, а из горцев и обладал не только чувством собственного достоинства, но и почтительным отношением к своему персоналу, особенно к старшим по возрасту. Он всегда здоровался за руку со сторожами, внимательно расспрашивал их о здоровье, благополучии и в каждый праздник выдавал всем своим людям дополнительно по тысяче рублей, что тогда было немалой суммой! В контраст ему был директор всего здания – Владимир Иванович – который ничем не отличался от российских начальников. Из-за него сумма праздничных вознаграждений сокращалась вдвое, ибо половину он забирал себе, скрывая от хозяина истину. Об этом я случайно узнал уже после увольнения. Сравнение русского управляющего с хозяином-«кавказцем» было явно не в пользу первого. Владимир Иванович был груб, придирчив, и, порой, даже издевался над подчинёнными! Он часто возлагал на них дополнительные, неоплачиваемые обязанности, а потом обвинял их «во всех смертных грехах»! Спасал обычно хозяин, если к нему обращались с жалобами, и отменял незаконные решения. Но, как известно, «наш брат» не слишком храбр и боится начальства больше, чем лютого врага, поэтому жалобы были редкими,  и Владимир Иванович «царствовал на славу» в своём маленьком «королевстве».
Итак, в один из майских вечеров, когда цветущая природа радовала глаз, и ароматы душистых трав заполняли воздух, вселяя в душу покой и надежду на лучшую жизнь, я прибыл на работу и занял место в кабинке ночного сторожа. Через час пришёл мой напарник, и мы стали обсуждать предстоявшую ночь.  Внезапно к нам вышел и сам директор-управляющий. – Ребята! – сказал он. – Сегодня вам предстоит важное дело! На третьем этаже, где располагается фирма «Народное счастье», будет пышный банкет! Сами понимаете, что это значит. Нельзя допустить беспорядков и порчи имущества. Будьте начеку!
Мы переглянулись. Упомянутая фирма уже не раз устраивала попойки с милым русским людям жестоким мордобитием, поэтому подобная информация не вызвала радости.
– Не волнуйтесь, Владимир Иванович! – сказал мой напарник. – Мы – люди привычные! Справимся!
Я промолчал.
– Ну, с Богом, ребята! – улыбнулся, к нашему изумлению, всегда мрачный директор. – Я не сомневаюсь, что вы справитесь!
И он медленно, с величием, вышел на улицу, направляясь домой, поскольку его рабочий день завершился.
Примерно через час с третьего этажа донеслись громкая музыка и крики пировавших. Мы спокойно сидели на жёстких стульях и вглядывались в чёрно-белый экран видеонаблюдения, в котором отражался хозяйственный двор с большим гаражом. Это была ещё одна наша обязанность – следить за прибытием автомобилей и открывать большие железные ворота, которые автоматически раздвигались при нажатии специальной кнопки, укрёпленной на столе, где стоял монитор. Здесь нужно было проявлять особое внимание. Хозяин часто имел привычку приезжать поздно ночью, поэтому его приезд нельзя было пропустить. Кроме того, если у ворот появлялась незнакомая машина, одному из нас следовало выходить во двор и выяснять, стоит ли пропускать незнакомых людей. Иногда приезжали друзья и родственники «фирмачей» и руководители последних просили нас открыть ворота. Их просьбы мы должны были выполнять. Вот и на этот раз к нам периодически подходили арендаторы и сообщали о приезде их многочисленных друзей. Машины всё прибывали, а мы впускали нежеланных для нас гостей. Наконец, часам к восьми вечера собрались все приглашённые, и вечеринка разгорелась не на шутку. Шум от громкой музыки и криков усилился.
– Может сходить и посмотреть, что там происходит? – спросил я своего напарника, Сергея Петровича, пожилого пенсионера-железнодорожника.
– Сохрани тебя Бог! – мрачно ответил тот. – Пока всё идёт спокойно, и волноваться нечего! Вот когда мы услышим шум драки и вопли о помощи, тогда пойдём разбираться!
И мы продолжали сидеть, глядя в монитор. Неожиданно к передней двери  здания подъехала автомашина. Мы увидели её через стеклянную дверь.
– Какой-то потрёпанный «Жигулёнок»! – буркнул я. – Видно заявились «бедные родственники»…
– Вот что значит – человек не знает жизни! – усмехнулся Сергей Петрович. – Да это же «мадам» пожаловала со своими девчатами! Они – самые настоящие проститутки! Смотри, а вот и заказчик.
Послышались быстрые шаги, и с лестницы спустился знакомый нам молодой двадцатилетний парень, один из сотрудников упомянутой фирмы. Кивнув нам головой, он устремился к выходу. Я с любопытством наблюдал за происходившим. Из автомобиля вышла полная солидная дама в шляпе и скромном чёрном платье. Её губы были накрашены ярко-красной помадой, но лицо пожилой, на вид шестидесятилетней женщины, было невыразительным. Она поморгала своими большими серыми глазами и громко сказала: – Девочки, выходите!
Из машины быстро вылезли три рослые развитые девушки.
– Вот такие нам и нужны! – весело сказал приблизившийся к ним парень. – Есть и груди и жопы! Молодец, Марья Ивановна!
– Всех заберёте? – сказала хриплым, прокуренным голосом «мадам». – И на какое время?
– Всех! – бодро ответил встречавший. – Часа так на четыре…
– Двенадцать штук! – потребовала властная женщина. – И смотрите: не больше четырёх часов! Иначе будет взиматься двойная плата!
– Я знаю! – ответил молодой парень.
– И не обижайте моих козочек! – пробормотала дама. – Вы знаете, сколько это стоит?
– Не сомневайтесь, Марья Ивановна! Всё будет как в лучших домах Лондона и Парижа! – последовал ответ. Затем зашуршали денежные купюры и, приняв в свой карман обговоренную сумму, «мадам» открыла дверцу, усевшись рядом с водителем.
– Приятного вечера! – громко сказала она, захлопнув дверь. Автомобиль затрясся, как старая кляча, двигатель загудел, и «хозяйка жизни» исчезла так же внезапно, как и появилась.
Девушки, ведомые молодым парнем, вошли в здание и направились к лестнице.
– Вот тебе и проститутки! – грустно молвил я. – А говорили, что там работают одни красавицы! Так себе… Ни рожи, ни кожи!
– Ты, видимо, впервые видишь проституток! – усмехнулся Петрович. – Обычные деревенские девки! Пусть лицом не удались, так вон какие у них жопы и груди! Ещё парень тот отметил! Есть же пословица: «Хоть морда овечья, зато бизта человечья!»
– Да, – пробормотал я. – Деньги они заплатили зря! Что это за секс с такими дурнушками?
– О вкусах не спорят! – отрезал напарник. – Я уже не раз видел их здесь. Если опять потребовались, значит, умеют угождать мужикам! Видать, применяют всевозможные приёмчики… Впрочем, нам не до них. Главное – не допустить беспорядков!
Неожиданно сверху послышался грохот, а затем и дикие вопли.
– Ах ты, козёл! – визжал какой-то мужчина.
– А ты – сука продажная! – басил его соперник. – Я щас въибу тебе, педерас!
– Вперёд! – вскричал подскочивший со стула Петрович. – Будем успокаивать этих баранов! Беги за мной!
И он устремился бегом вверх по лестнице.
Я быстро закрыл на ключ входную дверь и последовал за ним.
Когда мы поднялись на третий этаж, драка была в самом разгаре. Длинный худой рыжеволосый мужчина нещадно колотил кулаками своего невысокого, но крепкого и коренастого соперника! Последний, с окровавленным лицом, всё никак не мог уклониться от ударов, но вдруг неожиданно рванулся вперёд и, согнувшись, буквально вонзил свою голову в живот рыжеволосого.   
– А-а-а!!! – заорал тот, грохнувшись с размаху на пол и выпустив из рук противника.
– Вот тебе, сволочь! – взвизгнул черноволосый толстяк и поднял ногу, намереваясь нанести удар в зубы.
– Стой! – вскричал мой напарник и, подбежав к разгорячившемуся драчуну, обхватил его обеими руками. – Здесь нельзя безобразничать!
– Ах, ты, ****ь! – буркнул толстяк, пытаясь вырваться из цепких рук Сергея Петровича. Рыжеволосый же лежал на полу без признаков жизни.
– Что ты стоишь, помоги мне! – прохрипел Петрович, теряя силы. – Какой сильный гад!
Я бросился к напарнику и едва не упал, натолкнувшись на разбитый мобильник.
Вдвоём мы быстро успокоили разбушевавшегося хулигана и потащили его вниз, к выходу из здания.   
Однако его спокойствие было лишь временным. Остановившись у нашей кабинки, драчун неожиданно попытался вернуться на третий этаж. Он оттолкнул мою руку и ударил ногой Петровича. Удар пришёлся в живот!
Но мой напарник, несмотря на то, что испытал сильную боль, удержался на ногах и вновь вцепился обеими руками в злодея.
– Нападение на охрану! – крикнул я. – Здесь не должно быть пощады! Давай свяжем негодяя и сдадим в милицию!
– Зачем нам обижать людей! – прохрипел страдавший от боли в животе Петрович. – Сами справимся!
В это время по лестнице спустились трое здоровенных мужчин.
– Вы что, бьете нашего Петьку?! – крикнул один из них, пытаясь освободить своего приятеля, однако был настолько пьян, что не смог удержаться на ногах и свалился на пол, стукнувшись головой так, что раздался хруст.
– Ах вы, сволочи! – крикнули едва ли ни хором двое других пьяниц и, разогнавшись, бросились на нас.
Однако случилось неожиданное. Рыжеволосый, которого мы выпустили из рук, вдруг накинулся на своих якобы защитников и стал избивать их. Тут ещё прибежали новые участники драки, и нам ничего не оставалось, как только смотреть на побоище.
– Петрович, я нажму «тревожную» кнопку! – сказал я едва слышимым из-за воплей хулиганов голосом. – Иначе они разобьют нашу кабинку! А тогда хозяин нас не простит!
– Не вздумай! – буркнул тот в ответ. – Мы таким образом донесём на товарищей! А доносчиков никто не любит!
– Да не смеши! – разозлился я. – Это – наша святая обязанность! А если они разобьют стёкла, что тогда делать? Отдавать свою зарплату!
В это время из клубка сражавшихся выскочил разгорячившийся от драки незнакомый нам мужчина. – Вот тебе! – крикнул он и с размаха ударил Петровича кулаком в челюсть. Тот без звука отлетел к нашей стеклянной будке и едва не снёс входную дверь.
– Ах ты, гад! – заорал я, приходя в ярость. – Вот тебе! И размахнувшись, я ударил распоясавшегося хулигана ногой в пах.
– Ратуйти! Убивають! – взвыл наш обидчик и рухнул в общую кучу дерущихся, усилив сумятицу.
Я быстро вошёл в кабинку и нажал «тревожную» кнопку, а потом выхватил ключ и, подбежав к входной двери, открыл её.  Петрович лежал на полу и растерянно смотрел на меня. Не прошло и пяти минут как в дверь ворвались милиционеры. Их было шестеро, но казалось, что сюда прибыла вся городская милиция. Не теряя времени, милиционеры быстро повязали хулиганов, которые, утомившись от драки и водки, почти не сопротивлялись. Мы помогали милиционерам, как могли. Тут ещё прибежал наш дворник, Семёныч, и незадачливые герои банкета оказались в «голубом вагоне», как окрестил народ большую закрытую милицейскую машину, в которую помещали «правонарушителей».
Упомянутая подвижная крепость немедленно скрылась из виду, как только последний «боец» был заброшен в неё.
С нами остался капитан милиции, назвавшийся Александром Васильевичем.
– Теперь мы составим протокол, – весело сказал он. – Сегодня удачный вечер! Ну-ка, задержали такую толпу хулиганов! Да ещё предотвратили убийство! У одного из злодеев был изъят финский нож! А это – уже серьёзно! Потянет на статью!
– Вот что ты наделал! – возмутился Петрович, глядя на меня со злостью. – Теперь нас затаскают как свидетелей! Да и хозяин будет недоволен! Ребята обидятся!
– А тебе что, был нужен труп? – возразил я. – Мои действия полностью соответствуют инструкции!  Я не хочу из-за этих козлов сидеть в тюрьме! Да ещё платить деньги за испорченное имущество! Только что едва не сломали дверь нашей кабинки!
– Ломали дверь? – улыбнулся капитан. – Давайте-ка внесём и это в протокол!
И, оформив надлежавшим образом документы, страж порядка, пожав руки нам, сторожам и дворнику, удалился, уехав на милицейском «Жигуленке».
– Вот беда! Вот беда! – бормотал, держась за голову, Сергей Петрович. – Теперь мы пропали!
– Зря ты укоряешь своего напарника! – возмутился дворник. – Если бы он не вызвал наряд, они бы тебя так отделали, что жена бы не узнала! Вон, у тебя и так «фонарь» под глазом, а могло быть хуже! Хотел бы побывать в больнице?
– Спаси, Господи! – перекрестился Петрович. – В больницу я никак не хочу! У меня, слава Богу, среднее специальное образование! Я могу отличить свет от тьмы! Только дурачки предпочтут здоровье больнице!
– А у меня самое высшее образование! – усмехнулся Семёныч. – Я – кандидат наук! Физик и математик! Да и, кроме того, так натерпелся от врачей, что вот променял университетскую кафедру на дворническую метлу!
– Да не заливай! – бросил Петрович. – Какой ты кандидат наук?! Тогда я – профессор!
– И, тем не менее, дело обстоит именно так! – кивнул головой дворник и уселся на запасной стул, стоявший в нашей кабинке. Мы тоже сели на свои места и некоторое время молчали, озадаченные услышанным.
Наконец, мой напарник прервал тишину (если, конечно, можно было назвать «тишиной» обстановку, при которой до нас доносились вопли пировавших и громкая музыка). – Если ты такой умный, да ещё математик, – улыбнулся он с ехидцей, – тогда помножь вот эту цифру на вот эту!
И он назвал две трёхзначные цифры.
Семёныч немедленно ответил. Петрович со смехом записал названный дворником результат и устремился к калькулятору, лежавшему на столе. Посмотрев ответ, он побледнел. – Да ты – сам Дьявол!
Я тоже подошёл и был потрясён.
– Тебе же едва понадобилась секунда! – пробормотал Петрович. – Как ты это смог?!
– Да это – ерунда! – рассмеялся Семёныч. – Давайте ещё цифры! И не в три знака, а в пять или десять! Так, чтобы только результат вместился в окошечко калькулятора…
Я извлёк из кармана авторучку и написал на бумаге две астрономические цифры. – Ну, попробуй, Семёныч, помножь их!
Наш незадачливый дворник покачал головой, повертел перед глазами бумагу и, не потратив на раздумье полминуты, сказал ответ.
Мы вновь устремились к калькулятору и были потрясены. Произошедшее показалось волшебством, мистикой!
– Вот это да! – молвил Петрович, качая головой. – Теперь я верю, что ты не только кандидат наук, а вовсе настоящий гений!
– Эх, если бы ты знал, какие я сделал открытия! – сказал с хрипотцой в голосе Семёныч. – Но у нас никому ничего не нужно! Страна – во власти настоящих безумцев! А народ совершенно деградировал, запуганный беззаконием и жестокостью властей! Создаётся общество потребителей, жвачных животных, которым ничего не нужно, кроме того, чтобы поглощать списанные на Западе продукты, переваривать их и извергать, а как сказал великий писатель Салтыков-Щедрин, каждый, кто проявит способность к мышлению, будет рассматриваться как злодей и враг, покушающийся на устоявшиеся порядки, достойные осмеяния!
– Так как же вы дошли до такой жизни?! – вскричал я, теряя терпение. – Неужели у нас так всё плохо?! Вот вы только что осудили нашу медицину… Разве и там нет милосердия и здравого смысла?
Седовласый Семёныч покачал головой и смахнул ладонью правой руки набежавшую слезу. Только теперь я увидел, что передо мной сидит дряхлый, измученный жизнью старик.
– Мне сейчас сорок восемь лет! – заговорил Семёныч, как бы проглотив комок и преодолев минутную слабость. – Но разве вы дадите мне столько?
Мы не ответили, но ужаснулись: с виду ему было больше семидесяти!
– А теперь послушайте мою историю про врачей, настоящих кудесников в белых халатах!
Мы застыли на своих стульях и, как зачарованные, слушали его исповедь.
– Я родился в довольно обеспеченной по советским меркам семье. Мой отец был инженером, а мать – простой заводской служащей. Однако тогда не было такого контраста, как сейчас, между роскошью и полной нищетой. Все жили примерно одинаково, и было удивительно видеть, как твой сосед, бывший при Советской власти простым инженером, вдруг стал владельцем магазина, а другой знакомый – купил огромную квартиру в центре города за баснословную цену! Видимо, не все жили так честно, как мы, при социализме! Впрочем, да и какой это был социализм? Бесправный народ, за счёт которого жила элита, так называемая номенклатура. К слову сказать, она и сейчас живёт припеваючи, ибо общественный строй в лучшую сторону не изменился.
Итак, мы жили – не тужили, пока не грянули сначала «перестройка», устроенная западным агентом Горбачёвым, потом  чубайсовская «приватизация» и, наконец, бесплодные реформы, которые окончательно развалили народное хозяйство. Я не забуду тех ужасных лет при господине Ельцине, когда люди по четыре-пять месяцев не получали зарплат и пенсий! Мы тогда шатались «по долинам и по взгорьям», собирая металлическую проволоку, всяческий лом, чтобы сдать на приёмные пункты и не умереть от голода! Однако выдюжили, дожили, наконец, пусть до нищенской, но всё же регулярной зарплаты…
К тому времени я уже был кандидатом технических наук, работал преподавателем в университете, имел двухкомнатную квартиру, женился. Правда, детей ещё не успели нажить… Но и слава Богу!
Внезапно заболел отец. Пошли в больницу и оказалось самое страшное – онкология! До этого никто из нашей семьи ничего не знал о больницах, врачах, тяжёлых болезнях. Бог нас тогда миловал. Но вот когда столкнулись с бедой, узнали что такое наша медицина! По сути никакой реальной медицины у нас нет! При элементарных травмах, зубной боли, конечно, вас излечат, но и это дорого вам обойдётся!  Ещё со времён Советской власти, взяточничество превратилось в основной доход врачей, ибо государство платило медикам такие крохи, что на них нельзя было жить. Мне рассказывали, что в те времена коридоры заполнялись больными, имевшими при себе корзины с мясом, яйцами, прочими продуктами, которыми не обладали советские магазины. Потом стало «модно» дарить врачам коробки конфет, бутылки с дорогими винами, дефицитные книги, хрусталь. И теперь государство продолжает взваливать бремя ответственности за медицину на плечи простых людей! Но «ставки» в нынешней «игре» сильно изменились. Наши правители придумали, подражая Западу, так называемую «страховую медицину», в результате которой люди вынуждены терять часть своей зарплаты на страховые взносы и…продолжать давать взятки врачам, которые от страховой медицины тоже ничего не получили! Сейчас на приём врачу нужно нести большие деньги. Как-то я, просидев полдня в длинной очереди, обнаружил, что вызывают на приём к врачу даже тех, кто пришёл намного позже меня. Я удивился и спросил сидевшую со мной старушку, и она сказала, что первыми вызывают так называемых «своих», которые регулярно платят взятки и пользуются доверием врачей! Я поинтересовался, а сколько нужно заплатить, чтобы обратить на себя внимание «последователей Гиппократа» и узнал, что минимальная сумма теперь – триста рублей!
– Хорошо бы, конечно отдать пятьсот! – добавила старуха. – В этом случае к вам будет проявлено особое внимание!
Я не поверил и, отсидев до той поры, пока остался единственным посетителем, наконец, вошёл в долгожданный кабинет.
За столом врача сидела солидная пожилая седоватая женщина в очках. Напротив неё – медицинская сестра, ещё совсем молоденькая белокурая девушка.
Я поздоровался, но никто не ответил мне. И врач и её помощница были очень заняты и всё что-то писали. Известно, что нынешние власти так обюрократили медицину, что эта отрасль превратилась в сплошную бумажную работу! Здесь уже не до здоровья пациентов. Главное – вовремя подготовить очередной отчёт вышестоящим бездельникам! Достаточно только упомянуть современные больничные листы! При Советской власти были небольшие, достаточно хорошо защищённые от мошенников бланки. Но сейчас придумали новые! Большущие, называемые в народе «простынями»! Их уже нельзя заполнять от руки, а следует нести в специальный кабинет, где обученные специалисты печатают текст на компьютере, заставляя толпы больных долго ждать свой документ… Однако я отклонился от темы… Итак, я стою и терпеливо жду в кабинете местного терапевта… Наконец, пожилая женщина оторвалась от стола и вперила в меня грозный взгляд. Я оробел.
– Что вам надо, гражданин? – сурово молвила врач и сдвинула тонкие брови.
– Да вот, болит горло, – пробормотал я.
– Но я ведь терапевт, а не специалист по таким заболеваниям! – возразила врач. – Вам надо записаться к лору!
– Но ведь лор направил меня к вам?
Тут я вспомнил слова старухи и полез в карман за бумажником. Пятисотрублевая купюра сыграла свою роль. Врач отодвинула выдвижной ящик стола и бросила туда деньги. После этого она смотрела на меня другими глазами!
– Покажите-ка мне ваше горло! – ласково сказала она, улыбаясь. – Так, да это всё неопасно! Я вот назначу вам процедуры, вы попьёте выписанные мной лекарства, и всё будет хорошо!
Очарованный заботой и вниманием, я направился в так называемый «физио-кабинет», чтобы сделать предписанную врачом ингаляцию. Но и здесь не всё прошло гладко. Старшая медсестра, взяв из моих рук направление, отправила меня в коридор – ждать вызова. Просидев больше часа в полном одиночестве, я вновь полез в бумажник, но нашёл там всего двести рублей. Правда, уже через пять минут я сидел перед медицинским аппаратом: медсестра, взяв мои деньги и бросив: – С поганой овцы – хоть шерсти клок! – отвела меня в пустой зал и усадила на стул, объяснив, что я должен делать! Да и лекарства, которые выписала мне врачиха, довольно ощутимо опустошили мой кошелек! Как я потом узнал, она выписала мне самые дорогие препараты, хотя в аптеке были и дешёвые аналогичные отечественные! В народе бытует такая точка зрения, что все государственные аптеки каким-то образом связаны с государственными же лечебными учреждениями, что существует какая-то тайная система взаиморасчётов между ними мафиозного типа! Вы вот сравните цены на лекарства в государственных аптеках с ценами в частных! Это одно из доказательств сказанного….
Вот такая наша современная медицина! – вздохнул Семёныч. – Но я опять отклонился от повествования… Я говорил, что мой отец тяжело заболел… Пришлось нам пройти все муки ада, чтобы хотя бы подтвердить диагноз местного врача! А это надо было сделать в областном онкологическом диспансере. Здесь мы столкнулись с такими ужасами, столькими издевательствами и глумлениями над людьми, что лучше было бы сразу умереть, чем так мучиться! Ведь известно, что лечение онкологии в нашей стране бесполезно! По крайней мере, для простых людей! Несчастный больной так намучается в бесчисленных очередях, в обстановке массового горя, слёз, страданий, что только приблизит свою смерть. Я сопровождал отца в его «крёстном пути» и помогал, где мог: совал в руки врачей и медсестёр деньги, умолял едва ли не со слезами принять несчастного старика и выписать ему, наконец, медицинское заключение. При этом стоявшие в коридорах бесчисленные больные с ненавистью и злобой смотрели на меня и готовы были убить нас, когда мы, наконец, попали на заветный приём.
Здесь опытный врач-уролог, осмотрев документы с бесчисленными анализами и спрятав в кармане пятьсот рублей, мрачно кивнул головой: – Диагноз подтвердился. Вам необходима операция! Вы готовы?
Отец выслушал врача и грустно усмехнулся: – Мне идёт восьмидесятый год! Какая мне теперь операция?
– Ну что ж, – сказал равнодушно хирург, – в таком случае я выписываю вам справку для оформления инвалидности. Приходите в следующий четверг на ВТЭК! Мы выдаём такие справки только один раз в неделю.
По прибытии домой мы зашли в местную поликлинику и уведомили участкового врача о подтверждении заболевания.  Но та и бровью не повела: – Онкология – не мой профиль! Идите к онкологу! Она объяснит вам всё и назначит лечение!
Но и онколог не оказала никакой помощи. – У вас не хватает справки об инвалидности! – сказала она. – Вот в следующий четверг, когда получите справку, тогда и приходите! – Она устремила взгляд на свои холёные, изящно выкрашенные ногти и достала пилочку. – Вам всё ясно?
– Да, мне всё ясно! – сказал отец. – Пошли, сынок, больше я сюда ни ногой!
…Отец вскоре умер, и все его страдания тяжело отразились на нашей семье. Мы так устали, что после похорон пребывали в отчаянном состоянии…
Прошло какое-то время, и вот я сам как-то поутру почувствовал сильную боль в животе и понял, что заболел. Страдания усугублялись страшными воспоминаниями о мытарствах отца. Однако я решил отправиться в тот самый диспансер, где проходил свой крёстный путь мой самый близкий человек.
И вот я стою перед тем же хирургом-урологом и слышу страшные слова! – У вас….
Подо мной закружился пол, я почувствовал запах крови во рту, а потом исчез свет…
Очнулся я лежавшим на постели и окружённым врачами, однако чувствовал себя настолько плохо, что едва соображал.
– Не волнуйтесь, Александр Семёнович, – сказал мне тот самый хирург-онколог, который обследовал покойного отца, – у вас только начальная фаза заболевания. Мы легко вылечим вас. Но нужна дорогостоящая операция!
– Сколько? – спросил я, чувствуя, как ко мне возвращается сознание.
– Об этом мы поговорим позже! – сказал спокойным голосом хирург. – Пойдёмте в мой кабинет!
Как оказалось, сумма была настолько велика, что пришлось расстаться с квартирой и переехать в «коммуналку». Потом от меня ушла жена.
В конечном счёте, операция была сделана и, судя по бесчисленным анализам, которые я снова оплачивал, у меня не осталось ни следа от той ужасной болезни…
– Постойте! – перебил я рассказчика. – Но ведь вы всё ещё работали в институте, занимались преподаванием и наукой. Что же привело вас к этой не самой квалифицированной профессии?
– Да тут случилась одна история, – грустно ответил Семёныч. – Как-то я ехал на электричке в лес по грибы, да повстречал в поезде своего старого друга, которого уже давно не видел! Как оказалось, он поздно окончил медицинский институт и работал в известной онкологической клинике в Обнинске. Выслушав мой рассказ обо всех пережитых мытарствах, он выразил своё сомнение. – Ты говоришь, что болезнь не оставила никаких следов? – сказал он с удивлением. – Но такого не бывает! Ты должен поехать со мной в нашу больницу и пройти серьёзное клиническое обследование!
Через неделю я уже был там и сдал все необходимые анализы. И вот мой друг вручил мне подробное заключение, завершившееся следующими словами: «Пациент никогда не болел онкологическими заболеваниями, и операция на брюшной полости была произведена по причине, возможно, другой болезни».
Как объяснил мой друг, опытный врач и специалист в своей области, мне просто вскрыли здоровую брюшину и тут же зашили!
Вы можете представить моё состояние, когда я вернулся домой, обманутый, опозоренный. Начались судебные процессы, жалобы во все инстанции, но непобедимая когорта кудесников в белых халатах всегда была правой. Короче говоря, в один прекрасный день я оказался в психушке. Здесь уже мне не давали спорить и доказывать свои права! При малейшей попытке возмущения я получал инъекции таких препаратов, что спал целыми неделями. А однажды, когда я взбунтовался, мне сделали укол серы, боль от которого я ощущаю до сих пор. В конечном счёте, чтобы не подвергаться дальнейшим пыткам, я смирился с судьбой, стал вести себя спокойно, уважительно по отношению к врачам и вскоре, когда врачи и чиновники поняли, что я уже неопасен, они позволили моему брату выкупить меня из этой тюрьмы.
Конечно, за то время как я там пребывал, меня уже успели уволить с работы, мою коммуналку продала бывшая жена, с которой я ещё не успел официально развестись, и вот теперь я живу в подвале, как бродяга, и работаю на столь почётной должности….
– И вы действительно смирились с существующим положением? – возмутился я. – Неужели вы потеряли веру в правду?
– О какой правде может идти речь, дорогой мой человек? – рассмеялся Семёныч. – Что можно доказать в стране, где не соблюдаются законы, где чиновники творят произвол, а правоохранительные органы их покрывают?!
– Да, вот вам и правда жизни! – пробурчал Сергей Петрович, вытирая ладонью пот со лба. – А ты, друг любезный, – он с гневом посмотрел на меня, – хочешь соблюдать какие-то инструкции! Не хочешь укольчик серы? – Он зло рассмеялся.
Я встал и направился к входной двери. Музыка и песни пьяных предпринимателей постепенно стихали. Уже давно уехали отработавшие свои деньги проститутки. Я остановился на верхней ступеньке парадного входа и всмотрелся в чёрное небо, пестревшее звёздами. – Боже, где же ты, если такое творится на земле? – пробормотал я, выходя из оцепенения. Но небо безучастно темнело надо мной, и ответа не было! Лишь запахи весенней зелени и сырой земли вызывали чувства какой-то бездонной вечности, необъяснимой тоски, безнадёжности и бессмысленности жизни…
Прошло несколько дней. Я решил уходить из этого учреждения. Меня поддержал мой тесть – Борис Львович Душацкий – который однажды поехал со мной на место моего ночного дежурства, осмотрел условия, в которых я работал и сразу же дал совет: немедленно оттуда уходить! – Проживём и без этих денег! – решительно сказал он.
Как раз в это время Геклимович усилил давление на меня. Его поддержали сотрудники музея, поскольку вышел третий том моих сочинений – роман «Дмитрий Красивый» – и они просто сходили с ума от зависти и злобы, как настоящие россияне!
Я созвонился с некой Людмилой Геннадьевной по объявлению о требовании охранника, и она предложила приехать к ней в офис и оформить трудовой договор.  Я согласился, и, договорившись о трудоустройстве, вернулся в музей.
– Вот моё заявление об уходе! – сказал я Геклимовичу, протянув ему бумагу.
– А почему вы уходите? – спросил тот, изобразив на лице беспокойство.
– Моя зарплата и ваше поведение меня не устраивают! – ответил я.
– Ну, что ж, – улыбнулся директор, – я не возражаю, если заявление подпишет Алексеев!
Я пошёл в кабинет заместителя директора по науке, который пожизненно занял Алексеев. – Подпишите, пожалуйста, – сказал я ему, протягивая заявление.
– А может ты останешься? – лицемерно спросил бывший директор.
– Нет, я навсегда ухожу, поэтому – распишитесь!
Алексеев подписал своё согласие и сказал: – А ведь мы, Константин, так хорошо вместе работали! А пока ты был хозяйственником – музей процветал!
Я ничего не ответил и вышел из его кабинета.
Никогда доселе я не имел дела с такими коварными людьми, готовыми перевернуть факты так ловко, что кажется, они – праведники!