Муза Лёхи Тарабаркина

Невероятная история

Всю жизнь Леха был ментом. Ментом правильным, взяток не брал, на сделки с совестью не шел. А потому, при первой же возможности, был нагло выперт на пенсию.

За годы службы ничего не приобрел, квартирка однокомнатная в хрущевке и небольшой домик за городом, от родителей остался. Вот и весь капитал. Домик на четырех сотках больше был похож на собачью конуру, но Леха гордо именовал его Дачей. Именно так, с большой буквы.

И семью не сберег. Жена, не выдержав суровых милицейских будней, гордо удалилась из Лёхиной жизни, прихватив с собой дочку и квартиру его родителей. Лёха спорить не стал, просто перевез свой нехитрый скарб в бабушкину однушку. Квартирка до сего момента сдавалась квартирантам, вид имела убогий, но делать нечего, дочка уже взрослая, вдруг кавалера приведет… Надо же где-то жить. Потому смирился Лёха, раскидал свои вещички по бабулиным комодам да шифоньеркам, сел на продавленный диван времен Виссарионыча и закручинился…

Работы нет, чинами высокими не оброс, потому пенсию можно было назвать таковой, как собачью конуру Дачей. Перспектив никаких, настоящее тошно, грядущее туманно…

И такая тоска на него накатила…

Из тоски вышел через две недели. Убрал последствия оной, вынес стеклотару на мусорку и опять призадумался. На диван садиться поостерегся, аура у него плохая. Как бы еще на пару недель в зап…, простите, в тоску не уйти. Потому, сидя на жестком фанерном стуле, подперев кулаком колючий подбородок, смотрел в мутноватое окошко во двор.

А за окном – весна… На березе вовсю колыхались сережки, солнышко уже пригревало, воробьи кормили первых птенцов… А небо - такое синее... И тут на Лёху что-то снизошло… Вскочил, нашел огрызок карандаша, и на какой-то старой квитанции начал безудержно строчить…

Стихи рождались сами собой. Вскоре было исписано все, что хоть отдаленно напоминало бумагу. Лёха не спал и практически ничего не ел. Из дому вышел, только чтоб купить толстую тетрадку и пару авторучек. Заодно и поправить отощавший от поэтической лихорадки организм. Потом аккуратно переписал стихи в новую тетрадь.

Жизнь обрела смысл, заиграла новыми красками. И откуда только брались необычные метафоры и яркие сравнения… Леха, до того писавший только «прОтокол» и «возбУждено», совершенно не понимал, как рождались эти стройные и необычные стихи…

А потом вдруг все закончилось, как и началось. Совершенно внезапно.

Ничего не радовало и совершенно не писалось. От всех свалившихся печалей, безудержно захотелось присесть на коварный бабушкин диван…

Неделя прошла, как в тумане. Леха пил. Уже не понимал, где ночь, а где день. У вот однажды, в вечернем (или утреннем?) полумраке, в дверь кто-то позвонил. Леха совершенно не хотел покидать насиженный диван.

«Я никого не жду. Потопчутся и уйдут. На фиг!»

Но звонок не унимался, от его дребезжащей трели разбежались даже настырные тараканы.

Леха нехотя поднялся. Диван протестующе заскрипел. Кряхтя и матерясь, Леха пошаркал открывать.

Распахнул дверь и обомлел… На пороге стояла невероятно красивая блондинка в длинном белом плаще.

«Квартирой ошиблась», - печально подумал Лёха.

- Вам кого? – на всякий случай спросил он.

- Тебя, кого же еще! – улыбнулась блондинка.

Лёха обомлел вторично.

- Меня?!

- Тебя, Алексей, тебя. Ну так пустишь, или будем на пороге стоять?

Вжавшись в стену тесной прихожей, Лёха пропустил женщину в квартиру.

И только со спины увидел странный горб на её спине.

«Вот, так и думал. Раз ко мне, значит что-то с ней не так!»

Пройдя в глубь квартиры, женщина укоризненно заметила:

- Ну и свинство ты развел!

Потом сняла плащ и отдала его Лёхе.

Лёха обомлел в третий раз…

Белый плащ скрывал не уродливый горб, а пару самых настоящих крыльев!

«Ну, всё… Приехали… Больше не пью! Никогда-никогда!» - с ужасом подумал он и на всякий случай перекрестился.

- Крестятся, когда черти мерещатся, – рассмеялась незнакомка.

- Т-ты кто? – дрожащим голосом спросил Лёха.

- Ну, можешь называть меня Музой. Для удобства. Хотя это и не совсем так.

Потом присела бочком на фанерный стул и тряхнув плечами, расправила свои белоснежные крылья.

Лёха застыл соляным столпом посреди комнаты.

А Муза, между тем, продолжила:

- Как ты думаешь, зачем тебе такой дар был дан? Чтоб ты пил и бока на этом уродском диване пролёживал?

- Так не пишется, жена бросила…

- Вот только без нытья! – прервала его женщина, - А ты пробовал свои стихи хоть кому-нибудь показывать? Или так и будешь свою тетрадку под подушкой прятать?

- Да кому сейчас нужны стихи…

- А ты попробуй!

Муза еще долго отчитывала Лёху, а потом комната вдруг наполнилась ярким светом и женщина исчезла.

Очнулся Лёха на своём треклятом диване. В окошко светило утреннее солнце.

«И привидится же такое! Всё, завязываю, пока черти не начали посещать», - думал Лёха, приводя в порядок квартиру. Потом устало присел на стул, по привычке глядя в окно.

На только что вымытом подоконнике лежало лёгкое белое пёрышко…

С тех пор жизнь Лёхи круто переменилась. Он вступил в поэтический клуб при ближайшей библиотеке, где каждый четверг читал свои стихи. Вскоре вышел его первый поэтический сборник. Нашел работу, пусть охранником, но надо же с чего-то начинать. А потом крепко задружился с библиотекаршей Оленькой, покоренной его поэтическим даром и умением жарить шашлык на Даче.

С Оленькой все хорошо сложилось. Это нежное белокурое создание успевало всё – Лёха ходил сытый и ухоженный, квартирка сияла чистотой, а Дача – свежепосаженными розами…

Годовщину союза с Оленькой отмечали на Даче. Пригласили друзей, жарили шашлык, веселились. Лёха читал свои стихи.

Разместив гостей в маленьком домике, Лёха помогал Оленьке убирать после застолья. С умилением глядя на быстрые и ловкие движения маленьких ручек жены, он подошел к ней и нежно поцеловал в затылок. Что-то привлекло его внимание. К плечу Оленьки прилипло маленькое белое пёрышко. Аккуратно снял его, потом положил на ладонь и подул…

Обнявшись, Лёха с Оленькой смотрели, как кружит в теплом потоке летнего ветерка легкое белое пёрышко…