V. 9. Про светлые брюки и петротропизм

  В следующий раз они приехали вдвоем. Ибо негоже отпускать молодого мужа к его прежней подружке, девице на выданье. Это сейчас я так заявляю, упрощая ситуацию. А тогда мы так не рассуждали, но, вероятно, она подразумевала. Ведь я побывала у него в квартире в Свиблово, когда они там были уже вместе, и когда, встречая, и тут же провожая меня в прихожей, она давала мне понять, что я там лишняя, что у них всё замечательно, от души улыбаясь мне на прощанье и прильнув к нему. На его лице улыбки не было. 
  Но если уж мы декларировали дружбу втроем, так давайте дружить.
  Они снова были прекрасны. На ней были те же ее длинная синяя юбка и жёлтая кофточка с глубоким декольте. А на нем - умопомрачительные светлые брюки из тонкой шерсти; при этом, какой был верх, уже не вспомнить, и это неважно потому, что великолепие этих брюк затмевало всё. А я помню, как зимой мы куда-то шли с ним вдвоем по Москве от метро Смоленская вверх к Калининскому проспекту, и он попросил меня подождать его несколько минут, зашел в один из домов в этом районе, и вернулся с бумажным пакетом, в котором были эти брюки, сшитые на заказ у частной портнихи, и как-то мне удалось увидеть цвет ткани, возможно, он приоткрыл бумагу и показал их мне, прежде, чем положить в свой портфель. И вот я снова вижу этот, то ли горчичный, то ли песочный цвет, и они прекрасно на нем сидят, такого свободного элегантного покроя, расширяясь книзу от бёдер. Я оценила их наряд. Но посетовала на то, что для вылазки на природу они одеты слишком красиво. Я-то встретила их в нелепых, великоватых, кое-как ушитых в талии джинсах темно-серого цвета, и в простой белой блузке. Но все-таки я набрала картошки, и мы пошли в лес. Мы погуляли по лесу недалеко от лагеря, побывали на полянке, пособирали землянику, увидели очень крупную красивую ромашку, и Вера сказала, что вообще-то этот цветок называется как-то по-другому, кажется, нивяник. Хотели разжечь костер и испечь картошку возле ручья с пиявками, но у нас ничего не получилось, и картошка нам не пригодилась, он только руки испачкал, собирая сыроватый хворост. А еще я волновалась за его брюки, и мы решили костром не заниматься. Когда Пётр стал мыть руки, к ним поплыли пиявки, и она сказала, что у пиявок, наверное, петротропизм. Погуляли и пришли домой пить чай. Кажется, кроме чая, у меня не было почти ничего, ну, может быть, мы все-таки сварили эту картошку, поскольку я помню, что на столе было блюдо с селедкой в масле и с луком. Но точно уже не помню. Но помню, как темнело и я сказала, что ночь, всё-таки, самое приятное время суток, и он улыбнулся и ответил : -"Конечно", при этом взглянув на Веру. И помню, что уже стемнело, и мы вдвоем с ним оказались сначала на спортивной площадке, где рассуждали, почему, хотя трава такая мягкая и шелковистая, мы предпочитаем ходить по асфальтированным дорожкам, и согласились на том, что дело в рационализме; а затем - в кабинете при газовой котельной напротив нашего дома, который был не закрыт, и нам удалось в него войти, где я сидела у него на коленях долго-долго, и мы о чем-то тихо беседовали, обнявшись в темноте. И мне было так хорошо, так  легко с ним! Ощущение этого уютного тёплого гнёздышка, которое он свил для меня на своих коленях, не покидает меня до сих пор.  Когда вернулись в квартиру, я получила выговор от своего папы, он сказал, что так долго отсутствовать, оставив гостью одну, неприлично. Они остались ночевать в моей комнате, а я ушла в спальню к родителям.