Triangles, глава 1, часть 9

9.
В десять утра вся компания, кроме Никиты, стояла у входа на пирс. По обе стороны пирса были пришвартованы небольшие яхты, в основном для прогулок состоятельных туристов. Через пять минут, спрыгнув с борта одной из них, к компании подошел Никита.

- Яхта «Европа» к выходу в море готова. Все подходим, не толпимся, показываем билетики. Дети без родителей на прогулку не допускаются. Девочки, берем папочек за ручки и поднимаемся на борт.

- Вообще-то мамочки могут уплыть и без папочек, - весело сказала Анна и, проигнорировав протянутую Никитой руку, первой направилась к яхте.

За ней двинулись подруги. Никите только и оставалось что, переглянувшись с друзьями, недоуменно хмыкнуть и идти следом. Инициатива явно выскальзывала из его рук, только что отсчитавших солидную сумму за аренду яхты с полным запасом продуктов и выпивки.

После ланча с шампанским Никита, прикинувшись, как когда-то в армии, ценителем поэзии, уговорил Аню почитать ему свои стихи, и они уединились в каюте. Инесса с Федором остались сидеть за столом, обсуждая, как функционирует экотуризм в Европе.

Ирина загорала на носу яхты, свесив ноги за борт, и наблюдая за игрой света на водной глади. В наушниках пульсировала заунывная музыка местной радиостанции. Однако в данное время и в данном месте она как нельзя лучше соответствовала плохому настроению девушки. Эту внезапно нахлынувшую хандру после выпитого шампанского можно было бы назвать отрешенностью и безвременьем: взгляд прикован к пляшущим желтым зигзагам, а в голове – пустота с привкусом безнадеги.

В шезлонге недалеко от нее сидел Бахтияр с банкой пива в руках и изредка косил глазами в сторону Ирины. Наверное, запал на меня, - отметила про себя девушка.

Ирина была симпатичной натуральной блондинкой крупных выразительных форм, обладала весьма властным характером и могла любого поставить на место. Но в девичестве эту свою способность она благоразумно пускала в ход крайне редко. Благодаря этому и вышла по залету замуж за красавца-бизнесмена. Жених у Ирины был известный в Москве дизайнер интерьеров, владел бутиком элитной мебели в Крылатском и долей гостиницы в швейцарском Церматте, доставшейся ему по наследству от отца-иностранца.

Ирина любила мужа самозабвенно. Два года они наслаждались друг другом – как представлял себе наслаждение браком каждый из них. Для нее этим наслаждением был микс из возможности не работать, материального благосостояния и зависти подруг. Именно это составляло основу нежнейшего чувства к мужу, принимаемого ею за любовь. Эта «любовь» помогала девушке утром выбираться из-под скомканного страстью одеяла и шлепать на кухню готовить мужу завтрак. Сколько мужа ни целуй, а он все равно есть попросит - говорила себе Ирина в то время.

Если бы девушка любила мужа как-то иначе, - более возвышенно, что ли, - то вряд ли повторяла свой подвиг самопожертвования изо дня в день два года подряд. Она знала бы, что любовь – блаженство ненасыщаемое и произрастает не из желудка. Но она этого не знала, и, целуя в плечико мужа, уходящего на работу, спокойно засыпала вновь, веря, что сытый и удовлетворенный мужчина никуда не денется.
Но однажды случилось страшное: жена застала своего красавца с любовницей. После выяснения отношений она месяц с ним не разговаривала, а после, когда деньги закончились, уехала к маме в Крым. Он каждый день звонил и умолял простить. И она, наконец, сказала, что простила. Супруги вновь сошлись, и какое-то время жили не плохо, по крайней мере, ни у нее, ни у него не было заметно на лице ни страданий, ни особой радости – а так живут многие. Вскоре родился сын Сашка, Александр Александрович. Пока Сашка рос, муж выкупил у компаньона-швейцарца всю гостиницу, завершил отделку дома на Рублевке, куда они и переехали из его двушки.

Когда налоговики по заказу конкурентов стали сильно прессовать дизайнера, он быстренько переписал бизнес и недвижимость на жену. Ему казалось, что этим шагом он не только обезопасит свои активы, но и покажет Ирине, как ей доверяет и окончательно загладит свою вину за измену.

Но все вышло иначе: когда сыну исполнилось семь, та заявила ошеломленному супругу, что хочет развестись. Причину объяснила просто: это месть за измену. Муж попыхтел-попыхтел, да и остался с незначительной частью того, что нажил к сорока годам: дизайн-бюро и двушкой на западе Москвы. А Ирина быстро дистанцировалась от своего бывшего и начала новую жизнь.

В душе женщины муж из благородного гладиолуса превратился в ядовитый плющ, невероятно разросшийся, жгущий и отравляющий жизнь. Ее знакомым в аналогичных ситуациях как-то удавалось перешагнуть через обиду и идти дальше, а у нее это никак не получалось. Она день за днем во всех деталях вспоминала, как открыла своим ключом дверь, как вошла в квартиру и увидела на кровати клубок похоти, который дышал, сопел, перекатывался и никак не хотел замечать ее. Из-за этого Ирине пришлось терпеть муку присутствия до последнего стона, пока клубок, наконец, не распался на два тела… Одно из них принадлежало ее мужу.
 
Сначала дни и ночи после развода у женщины проходили во внутренних диалогах с собой и с бывшим мужем. В этих беззвучных разговорах она раз за разом клеймила его позором, придумывала и озвучивала все новые кары. Если бы я смогла простить его, мне, наверное, стало бы легче, - думала Ирина. Но она не хотела прощать и пестовала в себе свою непоколебимость, - и страдала еще больше. Но длиться долго это могло, Ирина твердо решила взять себя в руки и жить по-новому.

Говорят, время лечит. Но действует оно не на память, заставляя забыть, а на душу, заставляя смириться. То же произошло и с Ириной. Позволив себе плыть по жизни, не задумываясь, что будет потом, - без ненависти, без воспоминаний о пережитом, - Ирина ощутила в душе такое сладостное спокойствие и смиренную кротость, что почти простила бывшего мужа.

Она отвезла сына к матери в Крым, и стала думать, как лучше обустроить материальную сторону своего существования. Первым делом продала дом, переехала в квартиру в хорошем, но не слишком дорогом районе. Разницу положила на депозит, решив позже вложить деньги в какое-нибудь выгодное дело. Аналогичным образом девушка планировала поступить и с магазином мебели. А пока поступила учиться на платные курсы дизайнеров.

Когда Аня предложила подругам вместе махнуть в Турцию, Ирина сразу же согласилась, желая развеяться и обдумать, что дальше делать с бизнесом мужа. Надеялась, что и Инна, - все-таки дипломат, - что-нибудь толковое посоветует, ведь она всегда считалась самой умной среди подруг. Анька – самой компанейской. А она, Ирина, самой красивой. Таким образом, получался неплохой расклад для курорта.


- Ириночка, вы бы ноги не свешивали, тут много акул, - обратился к девушке Бахтияр.

- Ага, конечно… Шутите? – не поверила та.

- Совсем нет. Посмотрите во-о-н туда, - Бахтияр ткнул пальцем на серые тени по левому борту.

Ирина мигом подтянула ноги и встала в полный рост, пытаясь понять, правду ли говорит толстяк. И, действительно, совсем близко от яхты она заметила несколько небольших акул с характерной острой мордой. Иногда акулы поднимались к поверхности воды, и тогда их серые спины отливали зловещим металлическим блеском. Их грациозные движения завораживали, гипнотизировали, восхищали и пугали одновременно.

- Пляска смерти, - сказал Бахтияр. – Но до чего же красиво, правда?

- Да, красиво. Сфоткаете меня на их фоне? – спросила Ирина, протягивая Баху свой телефон.

Парень взял аппарат и навел на предполагаемое место съемки. Девушка подошла к краю палубы и села на перила. В своем ярко-желтом купальнике Ирина выглядела потрясающе. Баху не нравились девушки 90-60-90, он любил женщин в теле, и эта высокая крупная блондинка на сто процентов соответствовала его представлениям об идеале женской красоты. Он залюбовался ее лицом, фигурой и не спешил нажимать кнопку. В какой-то момент от набежавшей волны яхта слегка накренилась. Ирина потеряла равновесие, и, неуклюже взмахнув руками, упала за борт. Ее охватил дикий ужас. Вокруг нее было полно акул, в любое мгновение они могли наброситься на нее и растерзать, а она и плавать-то не умела. Что было сил девушка закричала. Она отчаянно била руками по воде, пытаясь удержаться на поверхности, глотала воду, то погружаясь, то снова выныривая.

Инесса и Федя вскочили из-за стола. Через пару секунд из каюты выбежали Никита с Аней. Только капитан никак не отреагировал на произошедшее – яхта дрейфовала, и он невозмутимо любовался закатом.

Федя, заметив опасность, крикнул:

- Смотрите, акулы!

Но пока все оценивали ситуацию, Бахтияр с нехарактерной для него прытью подбежал к перилам, и, перемахнув через них, прыгнул в воду. Яхту уже немного отнесло течением, и Ирину отделяло от друзей метров десять. Бах, такой, казалось бы, неуклюжий толстячок, как заправский спасатель, за несколько размашистых гребков подплыл к девушке, обхватил ее одной рукой за шею так, чтобы голова была над водой, и прижал к себе, а второй стал грести к яхте. Все напряженно всматривались в воду, выискивая взглядом акул, опасаясь кровавой развязки. Ирине иногда казалось, что ее ног касается что-то скользкое и колючее и тогда она еще отчаяннее отбивалась ногами от невидимой опасности. То ли от воды в легких, то ли от шока, ее сознание стало прерываться. Видя это, Бах старался грести к яхте еще активнее.

Та минута, что они плыли, тянулась бесконечно долго. Как много успевает человек передумать за те считанные мгновения, когда кажется, что это всё, конец... С какой невероятной скоростью сознание начинает тогда отсекать все, что не относится к внутреннему человеку: карьеру, быт, удовольствия, деньги, приключения. А ведь именно они еще пару минут назад составляли ту ось, вокруг которой все в жизни и крутилось. И вдруг в один момент все это теряет былую привлекательность, всякое значение, поскольку на твоих глазах исключается из будущего. Вдруг оказывается, что оно не имеет в нем никакой части. Просто перестает существовать в приоткрывшейся реальности. Все по житейским меркам значимое и ценное, чем хвалился и дорожил, навсегда теряется и превращает тебя в воплощенный страх, дрожь, жуть.

Но в самой сердцевине этого адского мрака вдруг вспыхивает надежда на спасение. Ты готов уцепиться за нее ногтями, зубами, да хоть ресницами, лишь бы выкарабкаться. И если такой шанс дается, то скорее всего в твоем прежнем обличье в этот момент рождается новый человек.

Когда Федя с Никитой перегнувшись через борт, помогли Ирине с Бахтияром забраться на палубу, девушку трясло от ужаса. Она ничего не могла произнести, только плакала и целовала лицо, плечи и руки своего спасителя. Бах был смущен, но никаких признаков пережитого испуга не выказывал. Казалось, что он и не испугался вовсе.

Когда, спустя час, все сидели за столом, пили коньяк и обсуждали пережитое, Никита сказал:

- Уж и не знаю, Ирина, как Вы отблагодарите Бахтияра за свое спасение. Прыгнуть в море, кишащее акулами – это поступок не просто мужчины, а настоящего героя.

Ирина уткнулась щекой в плечо Бахтияра, и, глядя на него влюбленными глазами, тихо выдохнула:

- Да я что… я так благодарна… Да все, что захочет только…

Бахтияр взял девушку за плечи, повернул к себе и очень тихо, чтобы никто, кроме нее, не расслышал, сказал:

- Хотел бы я многого… Да только катран – акула безобидная и никакой опасности для человека не представляет.

Ирина, то ли не поняв смысл сказанного, то ли не желая вывалиться из кокона нежности, в котором очутилась впервые в жизни, обняла Бахтияра и поцеловала в губы.

- Вот это правильно, - воскликнул захмелевший Никита. – Аня, а давайте и мы с вами поцелуемся.

- Вы меня сначала спасите, потом будем целоваться.

- Прыгайте за борт – спасу.

- Как-то не хочется рисковать, - засмеялась Анна. – Вдруг вы плавать не умеете.

- Хм… скорее всего тогда я вас не поцелую, - отшутился Никита. – Впрочем, тогда никто вас уже не поцелует…

- М-да… Смешно и грустно.