Она рисует кошек

Рождение нового дня было изумительно прекрасным. Солнце растопило ночную серость, залило город нежным тёплым светом, наполнило маленькую спальню  Молли предчувствием простого незамысловатого счастья. Сама она, босая, в длинной тонкой сорочке, давно уже стоит возле приоткрытого окна, любуется зимним пейзажем и думает обо всем на свете. В этом она большая мастерица.

И в квартире, и за окном царят тишина и покой. Вчерашний обильный снегопад засыпал город пушистыми снежинками и погрузил в молчание. Снег падал и падал с неба в невиданных количествах, и теперь на крышах домов лежат толстые белые шапки. Узкие улочки, совсем недавно казавшиеся мрачными и серыми, теперь стали на редкость красивыми и напоминают сказочную страну. Утренний город, заваленный снегом, кажется спящим. Вскоре он наполнится звуками, голосами, суетой, обилием запахов, но пока ещё тих, чист, прохладен и пахнет лишь лимонно-сладкой розмариновой свежестью.
Было бы здорово отправиться прямо сейчас в парк и надышаться таким потрясающе вкусным воздухом до чувства сытости. До головокружения. Вот о чём думает Молли. Хотя прекрасно понимает, что её желание несбыточно. Но она давно научилась выносить разочарования и неприятные мысли. Восемь лет назад. Когда в поведении Фелисии появились странности, а в её истории болезни новый диагноз: деменция.
Молли пришлось уволиться с любимой работы, где она могла бы быть полезной ещё несколько лет, и стать круглосуточной сиделкой у собственной матери.

Всё таки жизнь не тихая река. И если ты хочешь жить и при этом быть хоть немного счастливой, нужно уметь приспосабливаться к чему угодно, как приспосабливаются к различным условиям живучие растения. Это легко сказать, но на самом деле всё выглядит  хуже некуда. С первых дней Молли понимала, что теперь всё изменится и отдавала себе в этом отчёт. Но то, что придётся снова и снова сотни раз выбиваться из сил, а потом начинать жизнь заново, не представляла. И не ожидала, что будет на это способна. Невысокая хрупкая женщина сорока девяти лет с тихим голосом,   невероятными серыми глазами и приятными манерами, обожающая Рождественскую ораторию Баха, жемчуг, бархат и старомодные длинные юбки.
Но она приспособилась.
Порой к приходу ночи чувствуя себя разбитой вдребезги, Молли научилась возрождаться с каждым восходом солнца и принимать новый день как подарок. Тогда, когда, наконец, поняла, что, находясь в аду, нужно построить вокруг себя собственный маленький рай. Впустить в него лишь то, что придаёт силы даже в самые трудные дни. Цветы на подоконнике, книги, чашка чая с пышным яблочным пончиком из духовки. Тишина ясного утра. Запах свежего снега или палой листвы. Чья-то улыбка. Мгновения душевного покоя. Долька любимого горького шоколада. Маленькие радости жизни, которые, несмотря на свою обыденность в определенных условиях придают силы в самые трудные дни.  Оказалось, если не забывать обращаться к свету, к этим милым крошечным лучикам, то счастье можно найти даже в тёмные времена. Молли находит их повсюду, смягчается, нежнеет и говорит:

- Мои счастьюшки.

Они помогают ей выжить в минуты  безысходности, опустошенности, вселенской усталости. Они - кирпичики, из которых построен её собственный рай. За них она держится и находит новые.

Всё уже случилось, думает Молли.
Болезнь Фелисии неумолимо прогрессирует. И что толку искать виноватых, обвинять экологию, врачей, питание. Это не прибавит ни здоровья, ни мира в душе. Может быть, когда-нибудь кто-то придумает микстуру от рака или таблетку  от деменции. И может люди станут меньше умирать, и больше выздоравливать. Но ведь до той поры не спрячешься под зонтик, чтобы переждать уже разразившуюся грозу. Остаётся с этим  жить, молиться, за что-то держаться.  Делать всё возможное для теряющей разум матери, быть её Ангелом-хранителем. Выкладываться по полной, вопреки своим личным хотениям и желаниям. Быть сильной и решительной, искать выход из любых ситуаций, а не бросаться погремушками из коляски.

- В конце концов, это же твой выбор, - сказала Азалия, глядя на её осунувшееся от недосыпания лицо. - Ты вбила себе в голову, что без тебя она будет страдать. А могла бы устроить её в пансионат и жить нормальной жизнью.

- Я не смогу жить нормальной жизнью, если не буду уверена, что с мамой всё в порядке, - ответила Молли. - Ничего не могу с этим поделать.

- И почему некоторые люди перестали использовать свои мозги по назначению? - произнесла Азалия, скорбно поджав губы и с укоризной глядя на племянницу. - В этом варианте ты подвергаешь угрозе собственное здоровье. Что ж, чем смогу,  помогу. Но на многое не рассчитывай. У меня семья, внуки, собака.

И Молли несказанно рада тому немногому, что по доброте душевной изредка дарит им тётушка: своё время, полезные советы по уходу, лекарства, иногда корзинку с продуктами с весьма содержательными записками: "полезное для мозга Ф-и". Состав набора из года в год почти не меняется: неизменная  калабрийская брокколи, орехи, садовая черника или лесная малина, баночка салата из водорослей, пузырёк витаминов и плитка тёмного шоколада.

Но всего прекрасней то, что раз в месяц, в свой личный выходной, тётушка отпускает  племянницу на все четыре стороны, оставаясь присматривать за Фелисией до позднего вечера. Неоценимый подарок. Молли заблаговременно готовится к этим благословенным дням, составляет список того, что хотела бы увидеть, пользуется маленьким отпуском на всю катушку. Галереи, театр, живописные парки, цветущие сады, пешие прогулки. А в завершении - обязательный вкусный ужин с бокалом игристого белого в уютном ресторанчике. 

- Иначе ты забудешь, как надо жить, - говорит всё понимающая Азалия. - Твой мир ограничен только матерью, её болезнью, её потребностями. Но так нельзя! Нельзя, чтобы остальной мир поблек, и ты о нём думать забыла. Иди вон из этого дома и укрась своё существование. Чем больше вложишь в себя счастья, тем больше появится сил.
 
- Ах, тётушка дорогая, ты бесконечно добра! - Молли целует пожилую женщину в мягкую, зардевшуюся от похвалы щеку.

- Мы обязаны помогать всем, кто в этом нуждается. Даже если это человек, - с напускной обречённостью отвечает Азалия.
 
Порой мудрость проявляют люди, от которых её совсем не ждёшь. Молли всегда считала тётушку неуступчивой и скупой на эмоции. Она вечно ссорилась с Фелисией, при всяком удобном случае пытаясь навязать ей своё мнение. Мать терпеть этого не могла. Потом они по несколько месяцев не общались, даже слышать друг о друге не желали. И лишь Молли служила им отдушиной, давала выговориться и мирила.
Но Азалия вдруг оказалась чертовски славной женщиной, умеющей праздновать простую жизнь и дающей такую же возможность своей единственной племяннице.
Младшая сестра матери, она всю свою жизнь и по сей день трудится в рецептурной аптеке. И от того с головы до ног пропахла мятными каплями, валерианой и сладким пертуссином.

Много-много лет назад, когда Фелисии приходилось задерживаться на работе,  маленькая Молли проводила вечера рядом с тётушкой. Она соглашалась на это с огромным удовольствием, несмотря на то, что должна была всячески стараться не обременять собой строгую опекуншу. Девочке позволялось лишь тихо и молча, ничего не трогая, наблюдать за тем, как Азалия в белоснежном халате снуёт по аптеке, расставляя по местам флаконы, коробочки, шелестящие упаковки с горькими пилюлями. Она делала это так усердно, будто от этого зависел мировой порядок, и с такой любовью, будто это были её любимые детки.

- Это от подагры, это от кашля, а это от зубной боли. Капли ландышевые, анисовые, с мятой перечной. Настойка с пионом уклоняющимся, с пустырником, с корневищем валерианы - с нежностью ворковала Азалия, перебирая пузырьки.
- Шалфей мускатный, ромашка аптечная,  кедровое масло...

Молли, не отрывая глаз, наблюдала, слушала, шёпотом повторяла названия, вдыхала запахи, и голова её кружилась от восхищения. А потом она выросла и стала педагогом.


*-*-*

Молли ещё раз глубоко вдохнула прохладный сладковатый воздух, захлопнула окно и направилась в ванную - сокровенный уголок, обустроенный с особой любовью. Её пепельно-розовая  шкатулка с драгоценностями, где всегда, пусть и ненадолго, можно было остаться наедине с собой, забыть тревожные мысли, сосредоточившись на аромате уходовых средств, на согревающих     прикосновениях теплой воды, на приятных чувствах чистоты и свежести тела.       Запах кондиционера ласкает её обоняние. Стопки пушистых полотенец - взгляд. Несколько вывешено на просушку, уголок к уголку. Открыв заветный шкафчик, Молли полюбовалась тщательно подобранным набором шампуней,  лосьонов, мыла ручной работы. С маслом оливы, на козьем молоке, с экстрактом инжира. Миндальное, клубничное, тосканская лаванда. Выбрала медовое. Нежное и ароматное, одно из "счастьюшек".
Приняв душ, подошла к зеркалу. Нанося на лицо и шею крем, улыбнулась своему отражению. 
Никому не известно, какой внутри тебя ад, подумала она. Каких трудов стоит вставать, продолжать жить. Но я отважная девочка. Я сильная. Бесстрашно встречу новый день и всё, что мне приготовила судьба. Я справлюсь. И мне пора.


*-*-*

Фелисия, седенькая и худенькая, уже не спит. Устроилась в кресле с книгой и делает вид, что читает. В комнатке ничего лишнего, ничего опасного.

- Доброе утро, мама. Пора умываться, одеваться и готовить завтрак. Как ты себя чувствуешь? - интересуется Молли, застилая кровать Фелисии свежим бельём.
 
- Ночью болело колено.

- Неудивительно. Был сильный снегопад. Твой артрит как всегда точен. Что ты хочешь на завтрак, мама?

- Почему ты называешь меня мамой?

- Потому что я твоя дочь. Твой ребёнок. И я люблю тебя.

- Я думала, что это я - твой ребёнок. А ты моя мама.

- Похоже, так оно и есть. Поднимайся, идём в душ...

Можно жить и в сумасшедшем доме, думает Молли. Главное - знать об этом и  ничего не перепутать.

Молли всегда любила утренние ритуалы. Неспешные и обдуманные, сосредоточенные на осознанности, они помогали справиться с любым хаосом. Сверкающая чистотой уютная кухня,  свежий букет на столе, красивая посуда.   Горячий бутерброд, чашка любимого кофе, выпитая в тишине. Всё это наполняло  умиротворением и уверенностью на весь день. Но всё давно изменилось. Теперь по утрам она готовит то, что полезно для Фелисии.

- Сегодня у нас сырники с зеленью, - объявляет Молли.

- Почему с зеленью?

- Потому что это полезно. И очень вкусно.

- Я не умру?

- Ты проживёшь двести лет.

- Почему ты надела на меня именно это платье? Оно чужое и старит меня. Где моё любимое в букетиках?

- К сожалению, его съела моль.

- Что же делать?

- Носить это. Оно тоже красивое.  Осторожно, сырник горячий, не спеши. Приятного аппетита.

- Вчера я весь день искала нашего кота. И как ты думаешь, кого я нашла?

- Кого?

- Никого!

- Видимо, потому, что у нас нет кота.

-  Но он был! Большой рыжий кот. Я же не сумасшедшая.

- Ты не сумасшедшая. Это мир безумен. Мы поищем кота вечером. А сейчас ты выпьешь лекарство, я помою посуду и пойдём гулять.

- Гуляй без меня.

- Без тебя скучно.

Молли первым делом одевает Фелисию, подкрашивает помадой губы, и та крутится у зеркала:

- Я красивая?

- Ты выглядишь крайне элегантно. Как звезда Голливуда.

- Я хочу сидеть у окна, - говорит Фелисия, завидев на улице автобус. - Хочу ехать и смотреть в окно.

- Мы пойдём пешком. Здесь недалеко. Парк и чистый воздух. Сделаем снеговичка.

Молли наблюдает за тем, как мать сосредоточенно пытается пристроить один снежный ком на другой, но делает это неуклюже и ей хочется её обнять. Ту, которая когда-то любила её так, как никто в мире больше уже не полюбит. Теперь всё наоборот. Пришло время любить в ответ. Заботиться, следить, переживать. Вот только способна ли мама сейчас оценить мои чувства, размышляет Молли. Впрочем, какая разница. Каждому иногда нужно чувствовать и слышать, что его любят. И этим всё сказано.

Снежный ком в руках Фелисии разваливается на кусочки, и дочь спешит  на помощь.

- Как мы его назовём, - спрашивает Молли, когда снеговик готов.

- Густав.

- Почему Густав?

- Потому что он хороший.
 
- На твоём месте я бы не была в нём так уверена. Мужчины коварны, а Густавы особенно. Сегодня они хорошие, а завтра возьмут и растают. В точности, как в трудную минуту растаял на просторах страны мой бывший муж. На них нельзя положиться.

- У тебя был муж?

- Ага. Муж - снеговик. Ты не озябла? Тогда идём в магазин. Нам нужно купить молоко и хлеб.

- Купи лакричные леденцы.

- Разве у тебя болит горло?

- Нет. Мне давала их мама. Они вкусные. 
 
- Ах, мама, мама... Завтра я куплю тебе лакричные леденцы...

Воспоминания из детства у Фелисии  вспыхивают лишь на мгновение, словно падающие с неба звёзды, и гаснут бесследно. Через несколько минут она и думать забудет о леденцах с лакрицей и о той, что их давала.


*-*-*

Пока Молли готовит обед, утомлённая  прогулкой и строительством коварного  Густава, Фелисия спит. Но недолго. Через полчаса она появляется на кухне. Её хрупкая фигурка закутана лишь в простыню.

-  Мама, ты уже отдохнула? Почему ты пришла без платья?

- Видимо, я соскучилась.

- Это правда?

- Нет.

- Как бы я хотела избавить тебя от всех проблем, но, к сожалению, это не в моих силах. Зато я могу испечь для тебя пирог "Лимонное безумие". Помнишь, ты всегда пекла его на мой день рождения?

- Возможно, у меня слабоумие? Не помню, чтобы я пекла такой пирог.

- Ты права. Ещё одно "безумие" будет лишним. Испечём шарлотку. Это быстрее и проще. Но для начала найдём твоё платье.

Вскоре по кухне расплываются  восхитительные ароматы теста и корицы.  Фелисия, обихоженная и причёсанная,  сидит у окна и листает альбом с фотографиями. Она никого не узнаёт, только себя. Для Молли это изумительно и необъяснимо. Мать с лёгкостью находит себя на фото даже там, где она ещё ребёнок. 

- Это я, - говорит Фелисия и тычет пальцем в девочку у моря. Или в девочку на качелях. Или на руках у отца. Про отца говорит: какой-то знакомый, но не помню кто.

Ей нравится разглядывать снимки. Старинные, пожелтевшие и современные, цветные. Это делает её счастливой, наполняет восторгом. И потому стало ежедневным ритуалом.
А ещё рисование. Когда-то Фелисия неплохо писала портреты. Сейчас она рисует кошек. Иногда она их ищет и не находит, но чаще рисует. Цветными карандашами. Это Молли по-настоящему озадачивает. Мать не узнаёт окружающих, не может правильно одеться, порой ведёт себя неадекватно, но рисует кошек! Уши, лапы, хвост и даже усы - всё как положено. Вселенная полна чудес. Или такова воля Всевышнего? Когда наука отступает, остаётся уповать на Бога.

- Ума не приложу, - говорит Молли.

 А Фелисия с безмятежной улыбкой на лице закрашивает зелёным карандашом глаза жёлтой кошки.

- Почему она жёлтая?

- Потому что живёт на Солнце.

- Выходит, и на Луне есть кошки?

- Есть. Ты что, их не видишь?

- Вынуждена признаться - нет. Чувствую себя теперь обездоленной. Почему ты рисуешь кошек?

- Просто так. Разве нужна причина?

Иногда они поют. Молли и Фелисия. Боже, как они это делают! От души, драматично, скверно. Порой в унисон, порой каждая своё.

Иногда танцуют. Молли включает медленный блюз, и они позволяют себе немного безрассудства. Их не волнует, хорошо они это делают или плохо. Они свободны. Они никому ничего не должны. Фелисия приподнимает свои тоненькие руки-крылышки и, оставаясь на месте, раскачивается из стороны в сторону, прикрыв глаза. Это всё, что позволяют делать её суставы, её спина и Бог, который не лишил её  клеточек в мозге, отвечающих за слух. Молли плавно двигается рядом, наблюдает и думает: её танец похож на молитву. Мир вокруг исчезает. Две женщины танцуют на пустой планете. Бог любит их за это...

Вечером, искупав мать в ванне, Молли  втирает в её худенькое сухое тело увлажняющий лосьон, закутывает в толстый большой халат, обнимает и говорит:

- Хочу быть с тобой как можно дольше.

- Так значит, мне можно у тебя ещё немножко пожить? Мне здесь нравится.

- Да. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. Люблю тебя.
 
Молли ждёт, когда подействует снотворное и Фелисия спокойно заснёт. Потом загружает стирку, отправляет в мусоропровод пакет с использованными памперсами, смотрит на часы. Ещё не поздно, чтобы пообщаться с Азалией.

- Я тут сегодня подумала, хватает ли маме моей любви? - спрашивает Молли. - И чувствует ли она её? Ведь она не понимает, что я её дочь.

- Ох, ладно тебе! - возмущается тётушка, - Фелисии в её возрасте может не хватать чего угодно: солнечных дней, белков, жиров, коллагена в суставах или там кальция в костях. Но твоей любви ей точно хватает. Но знаешь что, дорогая? Любить, не получая ответных чувств, тяжело. Это одна из главных причин трансформации любви в ненависть. Так что будь осторожна. Ты разделяешь её участь, ты - её разум, её дыхание. Не переусердствуй. И не забывай о себе. Твой объект любви уже спит?

- Да.

- Устрой себе СПА. Прими горячую ванну с пеной, масочку на лицо, зажги свечи. Завари травяной чай.

- Спасибо. Что бы я без тебя делала?

- Хватит всё время спасибкать и кланяться, будто я тебе почку свою отдаю. Это всего лишь добрый совет.

- Спа... Ладно, прости. Я кое-что вспомнила: сегодня мама вдруг попросила купить ей лакричных леденцов.

- О да! Наша мама, а твоя бабушка давала нам их при кашле. Они казались отвратительными: запах тот ещё, и вкус на любителя. Но лишь до тех пор, пока мама не сказала, что именно такие леденцы принимают поющие ангелы. Те, что исполняют рождественский хорал. Потому и не болеют. И голосок у них нежный. И мы их сразу полюбили. Я имею ввиду леденцы. Хотя ангелов тоже.
 
- Какая прелестная история. Теперь я тоже хочу лакричный леденец. А что насчёт цветных кошек, которых она рисует? Ты что-нибудь знаешь о них?

- Мамины сказки на ночь. Она сочиняла их сама. И все про кошек. Голубые живут на небе, зелёные - на летнем лугу.

- Жёлтые живут на Солнце, белые - на Луне. Спокойной ночи, Азалия.

- Обнимаю.

Молли ещё два часа доводит свою квартиру до совершенства, развешивает выстиранное бельё, заваривает травы, говорит приятности фиалкам на окне и, наконец, добирается до горячей ванны. Забота о Фелисии почти не оставляет времени и возможности заботиться о себе, но она готова на это. Она справляется сейчас, сегодня и надеется справляться впредь.

Завтра обязательно куплю лакричных леденцов для моего ангела, думает Молли, перед тем, как уснуть в своей мягкой постели.

Ей снится лавандовое поле и жёлтая кошка с добрыми зелёными глазами.          За окном тихо-тихо падает снег...