В. Платонов. Военно-физкультурный зачёт

В пятьдесят четвёртом году мне на производственной практике довелось работать в шахте
в прославленной в Кузбассе бригаде проходчиков, пробивавших откаточный штрек. Работа моя как
проходчика второй руки была несложной. Катал из глины цилиндрики (шахтёры зовут их иначе) для
забойки шпуров, заряженных патронами аммонита, отгонял до разминовки загруженные однотонные
вагонеточки из-под породопогрузочной машины, оттуда пригонял к ней порожние.
И вот два метра пройденного штрека очищены. Бригадир с парой проходчиков громоздят на машине,
загнанной вплотную в забой, полок, с которого начинают ставить арочное крепление. Два метра – две
арки, четыре, стало быть, стояка – боковины, и мелочь – распорки, хомуты, болты с гайками. Ну,
мелочь, мелочь и есть, не о ней разговор. И боковину тащить ерунда. Но вот если дуга-арка
достанется – смерть. Она раза в два длинней боковины, и тяжелей, соответственно. Пока дотянешь её
от места, где весь металл свален, а это метры и метры, то пуп надорвёшь, и кажется, что на метрах
этих все кишки твои размотались. Ничего кошмарнее не было. И никто не поможет, все заняты своим
делом. И всё же бессовестные! Видят: студент телосложения хлипкого, брюшной пресс – никакой. Нет,
чтобы обе арки забрать. Все боковины, проворно хватают, а одна арка – моя.
… Прежде, чем идти на такую работу, надо годика два культуризмом позаниматься, но кто о нём тогда
знал. В двадцатых годах "буржуазный" способ накачивать мышцы запретили официально. И молчок. Словно
не было такового. Может те, кто постарше, что-то и знал, да помалкивал. Наш физкультурник, во
всяком случае, недобрым словом его помяну, видя, как я беспомощно болтаюсь на турнике, на
перекладине бишь – турник же, с низкопоклонством борясь, говорить запретили, ни разу не подсказал
мне, как усилить, развить мои мышцы. Ставил "удовлетворительно", а в итоге – "зачёт", хотя
удовлетворительного в том не было ничего.
С этим в связи вспомнился мне зачёт, который я сдавал заведующему кафедрой физкультуры в мае перед
началом экзаменов. Я всячески от него уклонялся, надеясь, что преподаватель поставит зачёт без
сдачи его. Однако он заупрямился и велел мне передать, что, если я не приду, он не допустит меня до
экзаменов.
… хочешь – не хочешь, приходилось идти. Зачёт был связан с военной подготовкой, то есть это был
физкультурный зачёт, но с военным уклоном. Сделать надо было немало: с противогазом, гранатой,
винтовкой пробежать сотню метров по ровному полю, потом метров десять  по-пластунски  пролезть  под
 низко  натянутыми  на  колышках  проволоками (предусмотрели! – чтобы зад не поднял!), взбежать по
наклону на бум – вот, чёрт! – опять запрещённое слово! – на бревно, пробежать по нему, не
свалившись, спрыгнуть, швырнуть гранату вперёд, перепрыгнуть условный ров – чуть заглублённая
дорожка шириной метров пять и присыпанная песком, чтобы след оставил при неудаче (и это
предусмотрели!), – и воткнуть штык в соломенное чучело неприятеля. Уложиться надо было секунд в
пятьдесят или в минуту.
… поскольку надлежало непременно ползти по земле, а протирать единственные брюки свои, естественно,
никому не хотелось, то на старте наготове лежали бывшие в употреблении (б/у) хлопчатобумажные (х/б)
штаны и такая же куртка.
Ну, я свои рубашку и брюки снимаю, как полагается, и натягиваю казённые штаны, заправляя в них
куртку. Подпоясываюсь ремнём из брезента, через плечо перебрасываю матерчатый ветхий ремень сумки с
противогазом. Подпрыгивая, бегаю возле стартовой начальной черты, проверяя, всё ли подогнано
хорошо. Противогаз бьётся у меня на боку и начинает съезжать к животу. Стоп! Так не годится. Будет
бегу мешать, да и ползти. Надобно его закрепить на боку.
И тут я совершаю большую неосторожность. Завожу ремень для поддержки штанов, продеваемый в петли,
также и в петли сумки противогаза. Теперь он плотно к боку прижат и не болтается на бегу.
… На полянке, где все эти препятствия, пусто. Лишь физкультурник и я. Поодаль наблюдают за нами
несколько любопытных студентов. Я наклоняюсь (учёны, учёны!), как







спринтер, у черты, пальцами касаясь земли. В левой руке зажата деревянная винтовка, со штыком, как
у дяди Вани в их батальоне в сорок первом году. В правой – деревянная граната, но со стальным, для
утяжеления, ободком.
… физкультурник вытаскивает секундомер, поднимает вверх руку и, рубанув ею воздух, выкрикивает:
«Пошёл!»
Я срываюсь, бегу по поляне – противогаз, как влитой, – перед заграждением плюхаюсь и ползу на брюхе
под проволокой. Выбравшись из-под проволочного "навеса", взлетаю на бум, бегу балансируя, чтоб не
сверзиться вниз, спрыгиваю и, размахнувшись, бросаю гранату вперёд – она падает близко, ровно на
таком расстоянии, чтобы подо мною взорваться, когда я до неё добегу. Набирая темп, перебрасываю
винтовку из левой в правую руку, прыгаю через "ров",  и,  в  момент,  когда  я  пролетаю  над  ним,
 обрывается  полуистлевшая  лямка противогазовой сумки. Противогаз обвисает на поясе, на ремне, и…
срывает штаны. В миг, когда я приземляюсь (конечно, в песок заступив), они над ступнями опутали
ноги мои.
В стороне грянул хохот, – мне некогда на него отвлекаться. В трусах – благо их не стащило – бегу,
на ходу безуспешно пытаясь сбросить волочащиеся штаны, утяжелённые противогазом, – еле ноги
передвигаю на ширину этих пут, – но бегу и преодолеваю последние метры до чучела. Достигнув его,
победно втыкаю в него винтовочный штык.
… теперь можно и осмотреться. Зрители в судорогах катаются на траве. Число их заметно умножилось.
Я освобождаюсь от ненавистных штанов с не менее ненавистным противогазом и бегу к черте старта за
зачёткой, оставленной в брюках. Я, понятно, не уложился ни в какой норматив, но физкультурник
ставит зачёт. Очевидно, за упорство в достижении цели. А быть может, за удовольствие, доставленное
окружающим и ему. Или за то и другое.