Тимошины. Сириус

Горевать о голодном детстве своих детей Анна Петровна начала предусмотрительно заранее, ровно через неделю после визита к врачу, подтвердившему догадки о ее «интересном положении». Тогда, на этапе ожидания первенца, было благоразумно решено не отказываться от кстати предложенного жизнью счастья размером в 25 соток. Наличие мужа и земли сладко убаюкивали буйные фантазии молодой женщины, аккуратно заменяя образы пухнущего от голода, истошно орущего ребенка на благостно растущую ровными длинными рядами картошку. Молодой здоровый муж, с лопатой в правой руке и мотыгой в левой, виделся Анне русским богатырем, черпающим силу от земли-матушки в процессе посадки и окучивания картофеля. В лучах ласкового солнца он ритмично и красиво орудовал инструментами на благо и сытую жизнь всех своих будущих детей. Заманчивость воочию увидеть мужа богатырской силушки, радость предвкушения от обладания несколькими мешками картошки, непременно собранных будущим летом и поставленных на хранение в погреб материнского дома, страх перед голодом, который обязательно должен рано или поздно настигнуть не только Тимошиных, но и Смоленскую область (мало ли земля помнит трупов вдоль дорог и отравленных колодцев), да и всю Россию-матушку, привели Анну Петровну и ее сильного, но бессловесного мужа к узакониванию прав на участок.

Детки рождались, росли, уплетали любимые пюрешки за обе щеки и до поры до времени не имели ни малейшего представления, что даже круглая форма картошки не может спасти ее от дуальности земной жизни. Выкормленные корнеплодами с домашнего огорода и Сереженька, и Юрик, и Егорка фразу отца про две стороны медали всякого явления на земле понимать начинали сразу после исполнения им 7 лет, когда Алексею Михалычу было разрешено брать с собой отпрысков на огород и постепенно приучать к труду. Любовь к пюрешке и жареной картошке растворялась в мальчишках с каждым отданным земле поклоном. Попытки уговорить маму не засаживать все 25 соток всякий раз проваливались, заверения в нежелании больше поглощать любимые блюда не работали, детские бунты, протесты, ультиматумы Анной Петровной игнорировались. Решение с годами не менялось: земля должна быть вскопана, картошка посажена, ряды окучены, урожай собран в мешки и поставлен на хранение в погреб. Не имел значения ни год на календаре, ни качество урожая картофеля в Тамбовской и Воронежской области, ни наполненность магазинных прилавков – ничего. Муж не должен лежать на диване, дети должны быть сытыми, Анна Петровна – спокойной за завтрашний день.

Лопата в руках Алексея Михалыча хоть и была прилежным инструментом, но мечтал он, всякий раз сжимая ее в своих кулаках, о мотоблоке. Более нужной вещи ему представить было сложно. Мысли о покупке Оки, которая бы разгрузила его несчастную спину от мешков местами ненавистных корнеплодов, навсегда были похоронены транжирством многодетной матери семейства. Но покупка мотоблока, позволившего бы сажать картошку еще тщательнее и немного радостнее, казалась вполне реальной.

Идея о бравом помощнике, почти добром коне, богатыря-агронома горела ярко и целеустремленно. Деньги по копейкам и рубликам, выведенные из скудной зарплаты труженика загибающегося в 90-е годы льняного завода почти контрабандным путем из-под зоркого глаза жены, методично собирались несколько лет. И когда необходимая сумма была накоплена, Алексей Михалыч с гордостью и чувством собственно достоинства, достав ее из своего тайника, решился объявить жене о своем намерении приобрести мотоблок. Деньги, «украденные» из семейного бюджета, были в него возвращены путем размещения в нижнем ящичке секретера, а дата покупки была намечена на субботу.

Накануне поездки в магазин за новым «другом», закончив свою последнюю рабочую смену этой недели, Алексей Михалыч вернулся домой с чувством радости и предвкушения, как хороша станет жизнь завтра, когда он, завладев мотоблоком, отвезет его к теще в гараж, поставит там, накроет какой-нибудь старой простыней и начнет нежно ждать неминуемой майской пахоты. Зайдя домой, уставший, но чуткий до общего настроения, он отметил странное оживление и возбуждение. Сыновья, хитро переглядываясь и улыбаясь, хранили непривычное молчание, предлагая отцу самому обнаружить приготовленный многодетной матерью семейства сюрприз: на нижней полке серванта стояла новая стереосистема «Сириус». Возможность проигрывать пластинку и кассету, наличие двух колонок должны были свести домочадцев с ума от восторга.

Новенький механизм с рычажками и ручками вдруг вызывающе поглядел на обескураженного Алексея Михалыча и голосом Анны Петровны оправдал свое внезапное появление. По блату, ради детских развивающих песенок и пластинок. Серебряный гроб, схоронивший в себе навсегда и мечту, и здоровье богатыря русского, под звуки детских песенок, коим будет лишь однажды суждено прозвучать в доме Тимошиных, но уже отозвавшихся внутри Алексей Михалыча траурным маршем, безучастно стоял на полке, равнодушный и к непроходящей усталости отца семейства, и к его межпозвоночным грыжам, без спроса и совести растущим в нем не хуже любимого яства колорадского жука.

Анна Петровна, прежде не проявлявшая к музыке никакого интереса, повторно и назидательно объяснила хлопающим от удивления глазами сыновьям, как необходима теперь в их жизни музыка и как важно, чтобы в доме звучали песни из мультфильмов. Не разрешая осознать себе суть произошедшего и отрешившись на какой-то период от проживания разворачивающейся внутри катастрофы, Алексей Михалыч, любящий детей всей душой и желающий им только самого лучшего, хлопнув водочки на голодный желудок, быстро отошел ко сну, чтобы утром с сыновьями отправиться выбирать их первую пластинку. Не привыкшие к такому скоплению сюрпризов от родителей, братья, чтобы не спугнуть удачи, пластинку выбрали быстро и единогласно.

Рассевшись перед сервантом, жадными глазами погодки Юрик и Егорка смотрели, как аккуратно отец управляется с новым «жильцом», как тот чудесным образом извлекает звуки из вращающейся пластинки и заполняет ими всю комнату. Им троим все это было так ново и интересно, что на шаги вернувшейся от соседки мамы никто не обратил внимания. Оставив верхнюю одежду в прихожей, Анна Петровна в зале предстала перед домочадцами свирепым драконом, изрыгающим огонь неудовольствия невыученными уроками и бесполезным времяпровождением у проигрывателя. Ошарашенные сменой курса, отец и сыновья быстро и с первого раза уяснили, что только мама знает, что кому когда и зачем слушать.

Вселенская трагедия Алексея Михалыча почти месяц находила выход только в возможности не разговаривать с женой. Крах мечты и предательство планов, атомная вспышка из-за купленной пластинки переживались им болезненно и горько. Раздражение и обиду на супружницу усиливали и колонки, смотрящие с полки своими серыми несимметричными глазами-динамиками и кричащим черным ртом. Отрицание, торг, депрессия наконец уступили место смирению, поддержанному упоительным весенним запахом земли и травы. Картошка, тяжелой ноши которой было никак не облегчить и не избежать, в этот раз давала надежду на приятное одиночество вспахивания земли. 25 соток надежно защищали от вида супруги.

«Сириус», добытый «по блату» если не кровью, то тысячей убитых нервных клеток, использовался без риска для жизни и психики только в отсутствие Анны Петровны. Его тихонько слушали и мальчишки, и Алексей Михалыч, но семейным достоянием ему стать было не суждено. При домашнем драконе, так и не определившемся ни с любовью к музыке, ни с детским развитием, включать стереосистему с развивающими песенками было опасно: то уроки были не выучены, то дети поощрения не заслужили, то головная боль была против шума. «Сириус», хоть и имевший тайную тихую жизнь, в официальной семейной истории многие годы числился скорее мертвым грузом, чем радость дающим и культурно обогащающим механизмом, и единственное, что ему светило, это периодически быть избавляемым от пыли.

Об оставшейся от покупки «Сириуса» сумме Анна Петровна предпочла скромно умолчать, ведь прямых вопросов об этом ей никто не задавал, и как только ошеломление всех участников нового музыкального кружка развеялось, потратила ее на внезапно наметившуюся привычным образом многодетного материнства поездку в Витебск.