Тени прошлого -2

  Сойников сидел у постели Терещенко в больничной палате, куда того на третий день перевели из реанимации. Сашка внимательно вглядывался в черты этого неулыбчивого и хмурого капитана, голова его высоко лежала на подушках, порезанные руки были забинтованы от запястья до локтей.
- Сейчас идёт разбирательство этого драматического происшествия. Капитану Егорову грозят большие неприятности, - говорил Анатолий. - От вас требуется подробный отчёт о том дне и рапорт о происшествии. Я понимаю, что это пока не возможно, - Сойников посмотрел на руки Терещенко. - Но всё же, постарайтесь это сделать.
Сашка утвердительно кивнул головой:
- Я смогу, пальцы нормально работают... Напишу!
- Вот и хорошо, а пока... Нужны подробности по внешности нападавших на вас. Помните их? Сколько их было? - Сойников достал чистый лист и положил его на планшет, чтобы сделать запись.
- Четверо... Один сильно был пьян, я его сшиб с ног, как только они все вошли. Я сразу опомнился, понял что происходит... что это бандиты. Меня сонного скинули с кровати, но я быстро вскочил на ноги... стал с ними бороться. Я почему-то, чего-то такого ожидал, и был подспудно готов. Их хорошо запомнил, описать могу, - рассказывал Сашка капитану.

  Отдуваться перед начальством за всех на совещании у высокого руководства пришлось Егору Зайцеву. Султанов, как и стажёр Терещенко, находился третий день в больнице. Он туда был доставлен вечером субботы с сердечным приступом. Внешне спокойный и уравновешенный Евгений, внутренне очень переживал случившееся, сердце не выдержало такой нагрузки. Алексей же рьяно взялся за поски нападавших на дом отдыха, ездил с утра до ночи вместе с краснодарскими оперативниками по злачным городским местам, по адресам данным Опойковым на следствии ещё месяц назад, об этом и говорил в своём отчёте за столом Зайцев:
- Егоров сейчас активно задействован... Мы все заинтересованы в скорейшем задержании этих ублюдков. Все они по внешности похожи на тех, что напали на пансионат "Кавказ" в начале апреля. Есть их подробное описание, данное свидетелями и потерпевшими - Лазаревой, Горбуновой, Буньковыми... Теперь вот, Терещенко... Их имена, возможные адреса были озвучены на следствии ещё месяц назад, когда Опойков начал давать против них показания. Оперативники выезжали туда, но на адресах никого обнаружено не было, их сменили после ареста фигуранта. Поняли, что там им не удержаться, а Хилый молчать не станет. Сейчас товарищи вместе с Алексеем Егоровым проверяют все эти возможные явки ещё раз, трясут знакомых, родственников. Получается, что взят из нападавших только Опойков. Все остальные продолжают свой преступный промысел, если это можно так назвать...
- Всё правильно, - откликнулся Родионов с дальнего конца стола, - тогда при нападении на "Кавказ" их было пятеро, теперь четверо без Опойкова... Так, как же вы прошляпили? Вам теперь держать ответ. Ведь мы вынуждены отстранить от работы и вас, и Егорова с Султановым, до полного выяснения причин.
- Так давайте сейчас всё и выясним, - уверенным тоном предложил Богданов. - Я полагаю, что все эти формальности касаются самого момента операции, а приморская группа уже никак не могла быть тут задействована. Она была на отдыхе, я сам им позволил остаться тут на выходные дни, когда оперативные мероприятия уже были завершены. Бандитов не ждали, люди немного расслабились, вот и... случилось то, что случилось...
- Нам никогда нельзя расслабляться, тем более на спецзадании, - не успокаивался злой Родионов. - Как могло получиться, что парень остался в номере один? Объясните подробно! - обратился он к Зайцеву.
- Мы не знали, что он будет ночевать в номере, - прозвучал ответ, - Сашка никому не доложился, что пришёл со своих прогулок.
  За столом прошёлся лёгкий шумок.
- Продолжайте, - постучав карандашом по столешнице, попросил Богданов.
- При столовой дома отдыха есть бар с открытой летней верандой. Мы ушли туда с вечера и остались там на ночь...
- Очень безответственно, - рявкнул Родионов.
- А вы что же, никогда дней рождения не отмечали? - парировал Зайцев. - Простите, товарищ полковник, я забылся, - тут же поправил себя Егор. - Просто хочу сказать, как уже упоминал тут полковник Богданов, что мы были на отдыхе, утром 30 числа собирались выезжать в Приморск, но нам был дан ещё один день... Кстати, когда домой уезжала группа усиления с Рузаевым во главе, они хотели с собой захватить и Терещенко, но он проспал момент их отъезда, так как пришёл лишь под утро с гулянок.
- Что это значит? Уточните, - попросил Богданов.
- То и значит!.. На танцах очень любил задержаться, прямо до утра... Такой уж он у нас, - Зайцев улыбнулся при этом. - Шустрый, темпераментный, любвеобильный, одним словом... Вот и в этот раз мы его приглашали с нами отметить день рождение моей дочери, а он на танцы побежал. Кто же знал, что он так рано вернётся и ляжет спать?! Мы, признаюсь, даже о нём ни разу и не вспомнили. Каюсь, очень не осторожно поступили. Готовы понести за это наказание, но парень тоже виноват не меньше... Надо было доложиться кому-то из старших в группе, что он вернулся и ночует в номере. Он же этого не сделал. Вот у меня тут рапорт Егорова за тот день, - протянул через стол Богданову в руки сей документ Зайцев. - Султанов тоже напишет подобный, когда сможет. Потому что мы были все вместе и видели одно и тоже. К нам Терещенко с докладом не приходил. Мы, ещё раз повторяю, не знали, что он в номере один!
  Богданов развернул рапорт Егорова, внимательно прочитал его. Там Алексей не упомянул тот факт, что встретил Сашку на лестнице, когда выходил из корпуса после звонка в город. Он побоялся это упомянуть. В рапорте было несколько скупых фраз о том, что он, так же как и его коллеги, были уверены, что как и в прошлые сутки, Сашка будет всю ночь в загуле. Дальше шли подробности ночи, проведённой в баре, было сказано даже о сильном его опьянении. Всё было тихо, спокойно, внешне ничего подозрений не вызывало. Утром прибежала в столовую служащая дома отдыха и взбудоражила всех известием о выбитых окнах. Она выскочила из соседнего корпуса на звон и треск, вместе со сторожем они обошли все уголки но никого не обнаружили. Сашку нашли в седьмом часу утра в зарослях за корпусом, после того, как к его поискам приступили сами приморцы. Парня после осмотра, увезли с больницу. Там привели в чувства, обследовали, провели кучу разных процедур и теперь он находится с переломами после падения с высоты, порезами и ушибами, оставленными от нападения и драки, на излечении в городском стационаре. Вроде всё правильно и логично, но были сомнения некоторого рода. Очень уж эмоционален был Егоров, места себе не находил, тут же выехал вместе с розыскной группой, а так скупо всё на бумаге изложил, будто скрыл какой-то важный факт.
  Богданов покрутил рапорт в руке, отложил в сторону.
- Здесь точно все факты указаны? - спросил он у Зайцева.
- Да, и у меня будут такие же в рапорте... У вас есть какие-то сомнения?
- Нет, просто во время нашего разговора, Егоров уклонился от подробностей. Сослался, что сильно опьянел и ничего толком вспомнить не может... Но вот приехавший из больницы после опроса потерпевшего капитан Сойников, говорит, что Терещенко рассказал ему о встрече с Егоровым в тот вечер на пороге корпуса, когда тот выходил около девяти часов оттуда, судя по всему он шёл в бар. Что же он настолько сильно выпил, что не может вспомнить этот факт? Как же тогда он вообще дошёл до корпуса? Именно в это время мы с ним по телефону и разговаривали, я дал добро на выходной день, я это помню... А он, почему-то не запомнил встречу с Александром. Как же так?
- Не могу знать, - неуверенно пожал плечами Зайцев. - Он вернётся из поездки по адресам, тогда у него и спросим подробности. Но мне кажется, что Сашка что-то напутал. Не мог Алексей так забыться...
  Егоров вернулся поздно в этот день, в кабинете полковника Родионова он повторил свои прежние показания. Сашку Терещенко он в тот драматический вечер не встречал, о его нахождении в номере ничего не знал, с докладом по форме к нему никто не обращался.
  Всю следующую неделю, после того, как Зайцев отправился домой, он провёл здесь в Краснодаре, как куратор парня, пострадавшего в результате этого задания. Он не мог никуда выехать ещё и потому, что Женька лежал в больнице, ему надо было быть рядом с другом и Родионов имел к нему ещё кучу разных вопросов, как организатор и инициатор данного мероприятия. Чтобы закончить все формальности полковник приказал утром понедельника 8 июня привезти Терещенко из больницы для подробного с ним разговора в присутствии Егорова. Врачи разрешили это сделать, на служебном газике парня доставили в городское УВД. Они оба стояли "на ковре" перед полковником. Сашка с перебинтованными руками, в накинутом на одно плечо тонком пиджаке. Сломанная при падении правя рука его была загипсована и прижата к телу. Он растерянно озирался по сторонам, не понимая сперва всей сути разговора.
Егоров мучился все эти дни, но признаться уже в открытую не мог. Что скажет на это Женька? Их отношения могут пострадать. Но так тоже нельзя, муки совести были слишком сильны, они жгли душу и очерняли мысли. Вся нелепость ситуации проступила теперь очень явственно, когда Сашка рассказал Сойникову о их встрече в коридоре. Он слышал как в присутствии Терещенко полковник зачитывал его фальшивый рапорт, но всё было точно во сне. Да, сейчас Сашка будет сопротивляться, он расскажет злому полковнику правду, и пусть... И хорошо! Пусть, наконец, всё разрешится именно таким образом. Пусть лучше Сашка, но не он сам... Скорее, рассказывай, ну же! Егоров сжался в комок от будущих Сашкиных признаний.
- Что же это вы, молодой человек, так беззаботно поступили, так бессовестно подвели своего куратора? - гремел на весь кабинет голос Родионова.
- Но я ведь доложился капитану Егорову... вечером пятницы, - начал робко говорить Терещенко, хлопая своими выразительными глазами. - Мы с ним на первом этаже столкнулись у выхода... Скажите Алексей Михайлович, что так всё и было! - его взгляд скользнул в сторону Егорова, который свои глаза опустил.
- Вот рапорт капитана Егорова, - сунул в нос Сашке документ Родионов. - В нём не сказано про это ничего!.. Уж лучше признайтесь, что всё выдумали в своё оправдание, - отчитывал его полковник.
  Сашка левой рукой взял этот лист, прочитал и ещё больше растерялся. Он какие-то секунды ещё соображал, он не мог до конца понять всей ситуации, но потом... сквозь горькую улыбку произнёс:
- Да, я ошибся... Это было раньше.
  Егорова точно током ударило. Он покраснел, схватился за душивший его ворот рубашки. Нужно было признаться прямо сейчас, но полковник так разошёлся в ругани, так взялся отчитывать при нём Терещенко, что забыл о его присутствии. Обернувшись, наконец, он произнёс:
- Вы свободны, капитан... А с этим вашим стажёром я ещё буду иметь весьма солидный разговор. Идите!
  Алексей ещё раз оглянулся от двери, когда выходил из кабинета на Сашку. Тот стоял в прежней позе, прижав больную руку к телу и молча смотрел на него, Егорова. О, какой это был содержательный взгляд!.. В нём были и боль, и горечь, и обида, но вместе с тем одновременно и утверждение: "Не бойтесь, я вас не выдам!.. Я не предатель, всё понимаю, вам и так тяжело!"
  Егоров пулей выскочил из кабинета. Он не мог больше выдержать этого взгляда. Эти глаза будут его преследовать долго. Приехав домой, написав подробный отчёт для полковника Лазарева, он весь день просидел в кабинете у Рузаева в скорбных думах. Вечером в конце рабочего дня порывисто вошёл к полковнику, даже не постучавшись, подошёл к столу и бросил на него свой рапорт... об увольнении из органов МВД.
  Лазарев прочёл документ, вскочил из-за стола, пытаясь удержать Алексея у порога громким возгласом:
- Как это понимать, Алёша?!
- Как хотите!.. Я не могу больше работать в милиции, не достоин! - бросил он на ходу, выскакивая в коридор.
  Полковник тут же отправился с этим рапортом к Рузаеву. Вместе они ещё долго обсуждали непонятный Егоровский поступок, всё приписывая его нестабильному настроению и переживаниям по поводу неудачной поездки на спецзадание. Всему виной по их мнению, была история с парнишкой, за которым Егоров не доглядел, а теперь винил во всём себя. Но это же не повод так расстраиваться и бесится! Решили отложить серьёзный разговор с Алексеем до утра, но утром ничего не изменилось в его решении, он просил перевести его пока на какую-нибудь хозяйственную должность.
- Я слышал, что в ростовской школе милиции требуются такие сотрудники, - говорил Алексей, покусывая губы. - Я уеду туда... жена поймёт. А потом... потом вовсе перейду на гражданку. Я так решил, и всё... всё! - дальше продолжать разговор он не стал, заскочил в свой кабинет, забрал из письменного стола необходимые вещи и документы, сняв с вешалки форменную фуражку, натянул её до бровей, и выскочил в коридор.
  Он бежал по улицам города не сбавляя темпа всю дорогу, смахивая с лица капельки пота. Объяснить свою подлость и внезапно навалившееся малодушие, он не мог. Ему было тягостно, больно покидать своё рабочее место, своих товарищей, с которыми сработался и сроднился, но... находится в прежней должности он больше не мог, не имел на это права. Он понимал это, а потому и бежал... бежал от себя, от Сашки, от Зайцева, от Лазарева... От всех и подальше, чтобы как-то заглушить эту сквозную боль собственной совести.

  Светлана стояла у окна, скрестив руки на груди:
- Ничего не понимаю!.. Ты можешь объяснить, что произошло? - спрашивала она у мужа, глядя на его непонятные сборы.
- Переводят, меня отсюда переводят в Ростов, - отвечал он не глядя ей в глаза.
- Не верю... Что-то здесь не так! Алёша, расскажи, что там у вас вышло в Краснодаре? Ведь это оттуда идёт, да? Расскажи, не таись от меня!..
- Не могу, Светка!.. Пойми, не могу сейчас... Не мучь меня этими разговорами. А сама собирайся потихоньку... Нам на всё даётся две недели сроку до полного решения моего вопроса. Я уже и рапорт написал... Буду сдавать дела.
  Светлана со скорбными мыслями и потускневшим взглядом, стояла рядом с мужем, смотрела на него и понимала, как мало она знает этого человека! Как редко они говорят друг с другом откровенно, как ускользает иногда эта тонкая грань понимания и полного погружения в него. Но её женское чутьё никогда ещё не подводило. Здесь в его метаниях и терзаниях скрывается что-то не высказанное до конца, что-то неуловимое и больное, вонзившееся в его сердце колючим холодом. И кто, как не она может теперь ему помочь? Но в даном случае все её советы будут только лишними. И она решила подождать естественного хода времени, которое всё рассудит и поставит на свои места.

  Как прибрежная морская волна смывает все следы с песка, так и время всё сглаживает, меняет акценты, забирает беспокойный ход мыслей. Егоров стал спокойнее за прошедшие две недели, пока сдавал дела, но решения своего не поменял, с коллегами старался не разговаривать. Заперевшись у себя в кабинете, подолгу сидел, уставившись в одну точку. Он уже собрал все необходимые документы, через день ему предстояло выехать в Ростов для знакомства с новым рабочим местом. Он пока отправлялся туда один без семьи, собираясь их забрать, как только будут для этого необходимые условия. Душа болела, ныла, не хотелось покидать город, с которым так много было связано всего хорошего и доброго. С женой по-прежнему держал дистанцию в своём щекотливом вопросе о смене работы и образе жизни. Ему было тягостно от тех чувств, которые он теперь испытывал постоянно, о том, что не только Света его не знает, но и он себя тоже совсем не знает, не понимает, а теперь не хочет принимать таким несовершенным и грешным. Чемодан с разбросанными вещами лежал на кровати. Дверь в общий коридор была открыта. Из щелястого коридорного окна пробивались в комнату полоски розового вечернего света. Жена была ещё на работе, дочка гуляла где-то с подружками и щенком Томиком. Самое время было сосредоточиться на сборах. На входе скрипнула дверь, по деревянным половицам затопали быстрые шаги, они остановились у порога его комнаты. Егоров поднял голову и отпрянул к дальней стене, присев на сундук от неожиданности. Взволнованно дыша, робко пройдя в комнату, на него смотрел Саша Терещенко, перебирая здоровой левой рукой складки летнего плащика.
  На высоком сундуке, стоявшим с левой стороны от двери, сидел понурый Егоров, перед ним на корточки сел Терещенко и опустил ему руку на колено.
- Зачем вы так, Алексей Михайлович, зачем? Из-за меня, да? Но ведь я ничего не стою... Зачем себя так терзать из-за той истории? Тем более, вы ни в чём не виноваты, - он по-детски улыбался, сжимая пальцами колено Алексея.
- Что ты говоришь такое?! Это я-то не виноват?! - Егоров начинал закипать.
- Нет, не виноваты! - упрямо мотнул головой Терещенко. - Откуда вам знать было, что я остался в этом проклятом номере на ночь? А если я давно уже сбежал на танцы, как и в прошлый раз перед отъездом Рузаева? Вы не могли знать точно, остался я в доме отдыха или нет? Тем более, что... были сильно под шафе! Вот и ошиблись...
- Это меня не оправдывает...
- Согласен!.. Но ломать из-за меня всю жизнь, не стоит... Я того не стою! Тем более, если вы так поступите и уедете отсюда, я себе этого до конца жизни не прощу!.. Так и знайте! - Сашка смотрел на Алексея своими ясными выразительными глазами, что вызвало у того нервный трепет до дрожи в коленях. Терещенко почувствовал это. - Я знаю, вы не от себя, вы от меня бежите! Вам больно на меня смотреть, даже теперь, я понимаю всё...
- Не могу тебя видеть, Сашка, не могу!.. Когда тебя вспоминаю, то передо мной вся моя гнусная вина стоит. Прости! - Алексей отвернулся. - Ты прав, бегу из города, чтобы с тобой больше не встречаться... Больно мне!
- Я понял... Но бежать не стоит, я сам уеду и больше вы меня никогда не увидите, не стану мелькать у вас перед глазами, - Сашка улыбнулся своей светлой, пленительной улыбкой. - Меня, как только выписали, а это снимут через неделю, обещали, - он кивнул на гипс, - я сразу решил пойти к дорожникам на практику. Сегодня всё утро с ними просидел в их конторе при первом отделении. Старший сержант Иван Вдовицин набирает на лето людей для работы на перевалах Северного Кавказа. Я напросился, он и меня берёт. Там в горах всегда требуются люди, тем более в летний сезон отпусков. Не хватает постовых регулировщиков на горных серпантинах. А эти места опасные, особенно для туристов. Буду там стажироваться, а вы... поскорее забудьте ту историю, очень вас прошу! Не терзайте вы себя больше этими воспоминаниями!
- На Кавказ? - Егоров перевёл пристальный взгляд на Александра. - Тебя не смущает, что там теперь работает разжалованный в сержанты Петька Ковалевский? Можете столкнуться с ним ненароком. Как тебе это?!
- Ну и что же?! Пусть себе работает, - спокойно ответил Сашка, пожав плечами. - Я уж давно его простил...
- Ты всех вот так легко прощаешь?! - поднял на него удивлённый взгляд Егоров.
- Конечно не легко, долго ещё потом болит душа. Но нельзя злобу в душе носить, это порождает ненависть, а она тяготит... Нельзя, чтобы ненависть там оставалась и жила, потому что - это убивает любовь!.. А без любви, как?! Ведь это уже не по-человечески, получается... Верно?!
- Значит, или любовь или ненависть? А ты выбираешь - любовь!
  Сашка кивнул в ответ.
- Да ты просто ангел во плоти, получается... Мне, грешному, с тобой и сидеть-то рядом опасно, можешь заразить меня своим благодушием, - усмехнулся Алексей. - И получается, что я ничем не лучше твоего Петьки, такой же предатель! - с горечью в голосе выпалил он. - От того и болит всё нутро.
- Не смейте сравнивать!.. Это другое.
- Что "другое"?! Ну, что?! То же самое... Подлость, она и есть подлость и ей нет ни объяснения, ни оправдания... Только я всё думаю, как я мог на месте Ковалевского оказаться, а? Как я мог проявить такое подлое малодушие, ради чего? Чтобы ко мне не пропало уважение моих товарищей и друзей? Нет, всё не то... Нет! - замотал головой Алексей. - Я всё ждал, когда ты там в кабинете у Родионова признаешься, а ты... Тоже меня подвёл, не дал моей душе очиститься. Почему ты не повторил своих показаний вслух, а потом не указал это в рапорте? Почему даже ни одним намёком в отчёте не написал о настоящем положении дел? - Егоров схватил Сашку за отвороты синего плаща. - Я понял, ты меня предавать не захотел, перед моим начальством не захотел, но... я-то тебя предал. Вот потому и не могу больше оставаться на своём месте, не хочу!.. Как я буду смотреть в глаза тебе дальше, как?! А Женьке?! А всем?! - Егоров медленно слез с сундука и пересел на кровать, схватившись за левую сторону груди.
  Сашка выпрямился, подошёл к нему, сел рядом, положив голову на плечо Алексея и обнял его. Он был ласковый, внимательный, точно знал за собой вину и хотел её сейчас загладить перед уважаемым человеком. Он помнил его мужественный поступок, что именно Егоров спас ему жизнь под Новороссийском два года назад, выловил его обессиленного из воды.
- Это мы уже обсудили, смотреть в глаза мне больше не будете... Я уеду, а осенью пойду в школу милиции, хоть до этого и сомневался, стоит ли... Хотел было остаться при оперштабе в патрульных постовых, а тут... Короче, я уезжаю с Вдовициным на Кавказ, а после в Ростов, и всё уже, хватит!.. А вы дайте мне слово, что не будете свою жизнь ломать из-за этого случая. Всё обошлось, я цел остался, они меня не смогли раскрутить, как того парня, Марика. Честь свою защищать умею, - не без гордости произнёс Терещенко, да ещё так нарочито напыщенно, что Егоров рассмеялся в ответ. - Вот и верно лучше посмейтесь, чем так убиваться-то!.. А как третий год моей службы кончиться, школа милиции может и не удержать, но вы не беспокойтесь, я сюда больше не вернусь... Хоть и родился в Краснодаре, но очень люблю свой город Приморск, только... я здесь, получается, никому не нужен. Сестра боится своего мужа, который меня не принял, и вам... тоже поперёк дороги встал, а я не привык ни у кого путаться под ногами. И не надо меня жалеть, - ответил он на горький Егоровский взгляд, - а главное, не держите на меня зла! И забудьте всё что было, поскорее!
- Ты говоришь сейчас жестокие вещи, Саша!.. А потом, когда ты совсем вырастешь станешь по-настоящему взрослым ты поймёшь, что не всех можно простить, что не все люди заслуживают прощения. Запомни это, не все!..
  Его слова оборвал стук открываемой двери и громкий смех в прихожей. В комнату из общего коридора влетели Света и Анна Зайцева в сопровождении Егора. Они остановились у порога с бумажными кульками в руках. Сашка быстренько отсел от капитана, поправил свою непослушную чёлку, взглянув на женщин. Они смотрели на него во все глаза, пока Егорка Зайцев не протолкнул их внутрь комнаты и не прошёл туда сам.
- Ой, какой хорошенький! - взвизгнула Анна.
- Ага, лохматенький, молоденький, - вторила ей Светлана. Она подошла к Сашке и погладила его по голове. - Какие у тебя мягкие кудри, - произнесла она с улыбкой. - Это для тебя моя мама была вместо парикмахера? Но вот и познакомились! - радостно произнесла она.
- Это жена Алексея, Светлана, - кинулся представлять женщин Егор, - а это моя сестрёнка, Анютка!.. Что в темноте-то сидите?! - он щёлкнул включателем. - Давайте накрывать на стол и пить чай. У нашей мамы Зины сегодня именины!
  Александр поднялся, поправил свой плащ, поклонился женщинам в качестве приветствия и направился к двери.
- Куда же вы?! - Анечка закрыла собой выход. - Мы вас не отпустим, с нами будете... Оставайтесь, или торопитесь куда-то?
- Да я, собственно, попрощаться пришёл, - робко опустив голову, произнёс Терещенко. - Уезжаю на Кавказ с дорожниками проходить дальнейшую службу.
- Кто же так решил? - не понял Зайцев. - Ты же у нас стажируешься, у Алёшки!.. А, я понял, он ведь уходить от нас собрался, а мы его не отпустим... Вот я за этим сюда и пришёл сегодня, чтобы уговорить его остаться. И правда, Лёша, не дури! Ну облажались немного, что же теперь всю жизнь себя корить за это? И мне прикажешь в петлю залезть? - он подмигнул Сашке. - И ты, царец-молодец, зря бежишь! Мы уж тут все привыкли друг к другу и вины за тобой никакой не видим. Все виноваты в этом разе, что уж тут лишнего судить.
- Нет-нет, я для себя всё решил... А вы, Алексей Михайлович, не забудьте про наш разговор, вы обещали мне, что теперь-то останетесь. И спасибо вам за всё!
  Терещенко выскочил из комнаты, закусив губы от волнения, порывисто пробежал по коридору. Его гулкие шаги, отдающие тупой болью в висках Алексея, вскоре затихли.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.