Вальдшнеп

     Вечером  этого  дня  Христофоров,  в своем потертом пиджачке  и мягкой,
видавшей виды шляпе, вышел из усадьбы. Глаза его были несколько расширены; и
голубизна  апрельского  дня  удваивалась   в  их  природной  голубизне.   Из
фруктового сада,  где на  яблонях наливались почки, он  спустился в овражек;
там стояли  белые  березы, уже  одетые зеленоватым облаком.  Дубы  еще голы;
кое-где на них темно-коричневая листва: вечерний ветерок звенел в ней слабо,
таинственно. Сухие листья шуршали  под ногой. Влагой и весенней прелью пахло
у ручейка. Напоминая соловьев, стрекотали дрозды-пересмешники.
     За  овражком начиналось  поле. Здесь по  зеленям шныряли  мышки.  Белый
лунь, их враг, низко и бесшумно плыл над землей.
     Обернувшись  назад,  сквозь  тонкую   сеть  полуголых  деревьев  увидел
Христофоров дом  Анны Дмитриевны и  занимавшийся над ним золотисто-оранжевый
закат.  Этот закат, с нежно-пылающими краями облаков,  показался ему милой и
чудесной страной былого.  Он  шел дальше. Странное чувство  истомы и  как бы
растворения, того  полубезумного состояния,  которое  иногда посещало его,--
овладело и теперь. Казалось, что  не  так  легко  отделить  свое дыхание  от
плеска  ручейка  в  овраге, ноги ступали  по  земле,  как  по  самому  себе,
голубоватая мгла внизу, над речкой, была частью его же души -- и он сам -- в
весенней зелени зеленей.
     Он прошёл так  некоторое время и присел у межевой  ямы,  где  кончалась
земля Анны Дмитриевны. Несколько  мышек  высунулись из  нор, проделанных под
комками  пахоты; повертели  мордочками  и сверкнули  домой.  Тихо,  медленно
летела на болото цапля. Было видно довольно далеко. Поля, лесочки и деревни,
две белых колокольни, вновь поля, то бледно-зеленеющие, то лиловые. Весенняя
пелена -- слабых, чуть смутных  испарений, все смягчающих, смывающих, как  в
акварели.
     Христофоров лёг  на  землю. Долго  лежал  так, опьянев вином,  имени
которого не знал. Сердце его билось нежностью и любовью, раздирающей грустью
и  нежностью.  Голубая  бездна  была  над  ним,  с каждой  минутой  синея  и
отчетливей показывая звезды.  Закат гас. Вот разглядел уже он  свою небесную
водительницу,  стоявшую невысоко, чуть сиявшую золотисто-голубоватым светом.
Понемногу все  небо наполнилось ее эфирной голубизной, сходящей  и на землю.
Это была голубая Дева. Она наполняла собою мир,  проникала дыханием стебелек
зеленей,  атомы "воздуха. -Была близка  и бесконечна, видима и неуловима.  В
сердце своем соединяла все облики  земных любвей, все прелести и печали, все
мгновенное, летучее -- и  вечное.  В ее  божественном лице  была  всегдашняя
надежда. И всегдашняя безнадежность.
     Когда Христофоров возвращался, ручей в овраге  журчал той же смутностью
и беспредельностью. Хоркая, тянул вальдшнеп. Рожок месяца, бледно-серебряный
и тонкий, пересекался кружевом ветвей.
***
Автор Борис Зайцев