Кто в Теремочке живёт?

     Владислав Анатольевич Бахревский (род. 15 августа 1936г) — русский советский прозаик, поэт, классик детской литературы, автор исторических романов.
     Писатель много ездил по родной стране, собирая значимый материал для своих книг, нередко называет себя поэтом в прозе и даже свою фамилию считает говорящей: "бахарь" – старинное русское слово, восходящее к глаголу "баять" – "рассказывать, петь". "Бахарь" – это певец-сказитель.
– Для меня слово –  Вселенная. У слова природа особая, творящая. Говорят, мы видим звёзды, сгоревшие миллионы лет назад. Слово надёжнее даже звёзд. Оно у Бога, но оно наше.  Мои книги никогда не были мелкотемьем.
     И это правда. Мы видим, как много нужного нашему времени, необходимого для духовной жизни несут слова автора, какие понятные и своевременные вопросы ставит он в своих произведениях.
     Передо мною небольшой рассказ В.Бахревского,  приведу его ниже. Здесь автор также ставит вопросы, каждый из нас вправе по-своему на них ответить. Описываемая история, думаю, произошла вначале второй половины прошлого века. Очень надеюсь, что действующие лица пеновского края живы-здоровы и могут поделиться воспоминаниями. Итак, рассказ называется

Житель Пено
     Я встретил его и расстался с ним на вокзале в Осташкове.
     Мы вместе стояли в очереди к буфету. Он что-то заказал, и я видел, как он направился к столику, облокотившись на который спал пьяный.
     Человек, за которым я наблюдал, был мальчишкой. В кепке и пиджачке, узкоплечий, совсем десятилетний.
     Я видел, что он потягивает из бутылки пенистый напиток, и подсел к нему.
      – Издалека?
      – Из Пено, – ответил  он и взглянул на меня серьёзно.
      – Не рано ли пиво начал пить?
      – Это вода сладкая, – сказал он.
      – А пены-то сколько! – Я чувствовал, что начинаю заискивать.
      – Я нарочно её взбиваю. Вкуснее, – сказал он.
     Официантка принесла котлеты с картошкой и долькой солёного огурца. Мальчишка подцепил вилкой огурец, потом съел картошку и, отложив вилку, рукой взял котлету. Он был настоящий аристократ. Ел так, как было вкуснее. По сторонам не смотрел, словно ни поезда, ни люди его совершенно не занимали.
      – Ты, наверное, часто ездишь? – спросил я.
      – На поезде второй раз поеду, – откликнулся он, облизывая пальцы. – Я к тётке езжу на велосипеде. У меня велосипед с моторчиком. Тут, если обочь шпал ехать, в два раза ближе, чем по шоссейке.
     –Так, значит, ты из Пено?
     Он посмотрел на меня и не ответил. Видно, считал, что повторяться – дело неинтересное и уж наверняка не мужское.
      – Рыбы у вас, наверное, много, – не сдавался я.
     – Много.
     – Небось и щук ловишь.
     – Не-е, – сказал он.  – Щурят ловил, а щук не приходилось.
     Меня сбивали его прямые ответы. Они не оставляли лазейки для продолжения разговора.
     – А что ж ты поздно так едешь?
     – Задержался у тётки, – сказал он. – Дома на меня ругаются теперь. Всё хозяйство свалил на соседку.
     – Ты что ж, дома за старшего?
     – Один я живу. Отец в Москве лежит. Желудок у него будут резать. А мать в Калинине.
     Я помолчал, а ему до меня не было дела: он заказал черноглазой официантке ещё порцию котлет.
     И снова ловил вилкой солёный огурец, быстро проглатывал картофель и потом, захватив рукой котлету, наслаждался долго, откусывая крохотные кусочки.
     – Тяжело, наверное, – сказал я. – В школе надо учиться и хозяйство вести.
     Он посмотрел на меня, как на тупицу, но всё-таки ответил:
     – Перешёл я. Всего две тройки получил. По пению и по рисованию.
     – В каком же ты классе?
     – В пятый перешёл.
     – В пятый?
     Он съел котлету и, закупорив пальцем бутылку, взбил пену.
     – Слушай, – сказал я, – у вас тут ничего не говорят о летающих тарелках?
     Он улыбнулся.
     – Не знаю. Может, бабки какие и говорят.
     – А ведь это не сказка. Об этом учёные думают.
     – Сказка, – сказал он уверенно. – Учёные тоже сказки пишут.
     – А какие ты книжки читаешь? Гайдара читал?
     – Читал кой-чего.
     – А Маршака? Михалкова?
     – Это ж про маленьких. Я про больших читаю, чтобы знать, как у больших бывает.
     Он смахнул на ладонь крошки, подержал и стряхнул в тарелку.
     – Кур накормили, что ли? У нас хорошая соседка, только забывчивая.
     – А как у вас в школе? – спросил я. – Ты ведь пионер?
     – Пионер, – согласился он.
     – Интересно работаете?
     – Да чего интересного? Они, как маленькие, ябедничают друг на друга. Обсуждали тут, почему Паршин двойку получил. Мол, несознательный, подводит класс, а Люська говорит: «Я видела, как он целый день собаку на дерево лазить учил, вот и не знает арифметики». А Паршин старается. Только мозгов у него не хватает. Кому ведь что. Кому арифметика, кому русский даётся. Дурак, конечно! Разве собаку научишь по деревьям лазить?
     – По-моему, – сказал я, – пионеры не только следят за успеваемостью. У них много других интересных дел.
     – Чего там, – отмахнулся мальчишка, – железяки собираем и в кино за ручку ходим.
     Он допил воду, посмотрел на стенные часы и встал.    
    – До свидания. Поеду скоро. – И кивнул на пьяного: – Жена небось ждёт, а он тут и деньги небось пропил.
     Ушёл, а я долго ещё соображал, кто он, этот мальчишка? Хорошо ли, что он такой? Побольше ли таких бы? Или поменьше? И как об этом можно написать…

   Продолжу словами В.Бахревского:   
– В детстве я мечтал о сказочном тереме-теремке, в котором хотел собрать всех любимых сказочных героев, зверей, лягушек, птиц. Теперь понимаю, терем-теремок – это как раз и есть изумительная наша Русская земля, изумительная наша планета. Мой читатель открывает в себе нынешнем жителя страны истинно великой, истинно любимой. В нём пробуждается ответчик за этот народ, за эту землю.
     Мне кажется, что именно такого жителя страны и показал  Владислав Анатольевич, и на вопросы автора в приведённом здесь рассказе я ответила бы так:
 –  А что стало бы с нами, со страной, с историей, если не было б таких мальчишек? Особо отмечу – мальчишек из провинции. Детская душа и взрослая ответственность отличает их. Это в их сердцах однажды зарождается особая черта любви и добра, стержень мужества и чести. С «барчонками», «тепличными» и другими многочисленными «эго» ох, как тяжело сохранить наш «Терем-теремок»…
2025г