Мерзлота

     В студенческие годы довелось мне побывать в Якутии в составе стройотряда. Из Москвы летели на самолёте, как сейчас помню, ТУ-104 до Иркутска, а потом на АН-10 до города Мирного - столицы алмазного края. В те далёкие времена в ручках кресел были вмонтированы пепельницы, и в салоне самолёта можно было курить. Теперь вы поняли, как давно происходило то, о чём хочу поведать.

     Три бригады нашего стройотряда с очень большими отбойными молотками (бетоноломами) вгрызались в вечную мерзлоту, продалбливая траншеи шириной три метра и глубиной шесть, в которые потом закладывались бетонные короба коллектора города Мирного. 
     Работали в три смены по шесть человек: трое кололи мерзлоту, а трое отгребали лопатами отбитую породу себе за спину, чтобы ребята с бетоноломами видели всю глубину забоя. Через каждый час ребята с бетоноломами и лопатами менялись местами.
     По сути, мы рыхлили мерзлоту, которую потом бульдозер выгребал из траншеи. По-другому с мерзлотой ему было бы не справиться. Даже самый мощный бульдозер мог снять только полтора метра верхнего слоя земли, а глубже его «нож» просто скользил по замерзшей глине. Так, снимая слой за слоем мерзлоту, мы доходили до требуемой глубины.

     Заходя в очищенную бульдозером траншею, ты ступаешь на гладкую ледяную поверхность мерзлоты, а уже через несколько дней верхний слой начинал таять, превращаясь в жидкую кашу, и чем ближе мы подходили к концу траншеи длиной 50–60 метров, тем жижа становилась глубже. Ходить по ней было всё труднее, а что ещё хуже – при первом контакте штыка бетонолома с мерзлотой разлетались брызги грязи, попадавшие в лицо парню с лопатой, если он не успевал увернуться.
     Вскрытая мерзлота быстро оттаивает, поэтому перед сменой обходили поверху траншею, высматривая по её краям трещины в земле – места, где стенка может обрушиться. Чем глубже зарывались в мерзлоту, тем внимательнее следили за стенками траншеи. И заметив падение со стенки мелких камешков – верный признак скорого обрушения стены, быстро отбегали подальше, прихватив бетоноломы. Как правило, многотонный кусок стенки отходил от коренной породы торжественно медленно, и с грохотом падал, перекрывая траншею по всей ширине.
 
     Шесть дней в неделю, мы двигали вверх-вниз шестнадцатикилограммовые бетоноломы. Уставали очень. Работа действительно была адская. Днём температура воздуха в тени тридцать градусов и выше. Работали на солнцепёке, оголившись по пояс. Спины у нас обгорали, а ноги в кирзовых сапогах мерзли, хотя на них заботливый хозяин надел две пары шерстяных носок.
     За эту трудную и опасную работу платили много и вклад наших трёх бригад в общий «котёл» отряда в несколько раз превышал вклад всех остальных.

     Не только за деньгами я поехал в Якутию, а захотелось побывать в неведомом для меня далёком краю. Увидел много нового, даже удивительного, но ничего красивого в этих местах я не заметил. Наверное, нужно здесь родиться, чтобы заскучать по малой родине отдыхая у теплого моря или в других комфортных для жизни местах России. Нет здесь ничего такого, ради чего захотелось бы сюда приехать ещё раз, даже за чужой счёт. Жить здесь может заставить только безысходность, либо большие заработки.
     Алмазы здесь нашли в 1955 году. СССР требовалось много денег для восстановления после войны, поэтому промышленно добывать их начали уже в 1957, а спустя ещё одиннадцать лет, когда мы приехали в Мирный, город был застроен многоэтажными панельными домами. Всё необходимое для нормальной жизни в городе было. Можно сказать: типовой советский молодой город и выглядел он, как и остальные подобные города, таким же недоделанным и грязным.
     Но были и отличия: полное отсутствие в городе всякой зелени – ни деревьев, ни кустов и все дома «стоят» на сваях высоко над землёй для проветривания пространства под ними: иначе мерзлота растает, фундаменты «поплывут» и дома разрушатся. А ещё – ни одного частного автомобиля. Да куда им ездить? Сам город можно пройти насквозь за пятнадцать минут. А из города вели всего две дороги: одна до города Ленска, из которого дальше только по реке Лене можно плыть, другая полностью тупиковая до посёлка Чернышевский, который образовался во время строительства ГЭС, снабжающей электроэнергией Мирный. Сам Николай Гаврилович Чернышевский в этих местах никогда не был, он последние годы десятилетней каторги провёл в городе Вилюйске, который намного километров ниже по течению.
     И город Ленск, и посёлок Чернышевский удалось посетить во время экскурсий. Основное впечатление: в реке Лене вода теплая, а в Вилюе – холоднее не бывает. А как по-другому, если река течет по мерзлоте. Когда заходишь в Вилюй, окунуться совсем не хочется, потому что ног своих от холода не чувствуешь.

     Клещей мы не боялись, даже не осматривали себя периодически, как я потом буду делать в походах. Перед поездкой в Якутию мы все получили большую дозу комбинированной вакцины от укусов энцефалитных клещей и прочей гадости. Не все ребята одинаково перенесли прививку. Были случаи, когда у вакцинированного пена шла изо рта и случался обморок. Я сам это наблюдал. Уж если после такой прививки кто-то из нас заболеет от укуса клеща, то позор нашей медицине.
     Однако попасть в местную больницу мне все же удалось, правда, с дизентерией. Прям как в сказке получилось: попил Иванушка водицы из лужицы (городского пруда) и стал засранцем. В больнице я узнал многое о городе. Больным делать нечего, а тут внимательный слушатель появился.
     Город Мирный построен в основном бывшими зэками. А дорогу до Ленска из Мирного, строили настоящие сидельцы. Видел я на этой дороге сторожевые вышки и столбы с колючей проволокой.
     В больнице я узнал, что профессионалы в долблении мерзлоты летом обычно отдыхают у тёплого моря, а работают только зимой. Так намного безопаснее – мерзлота не тает, а при температуре ниже минус сорока градусов платят больше.
     Другие больные вспоминали, как в самом начале постройки города они за зарплатой в кассу ходили с наволочками. Ковырнуть что-нибудь бульдозером соглашались, если мастер правильно по их понятиям закрывал наряд. Сейчас с заработком стало намного хуже. Многие подумывают податься на север за Полярный Круг на алмазные трубки «Айхал» или «Удачная».
     – Только опять нас начальники обманули. На новых картах Якутии эти посёлки оказались вблизи, а не за Полярным Кругом, как было на старых картах. Экономят, суки, на надбавках.   
     Узнал я, что по всей Якутии в то время было открыто уже более двухсот алмазных трубок, только разрабатывать их было нерентабельно – уж очень трудно к ним добираться.
     – А сколько добывается алмазов в сутки на трубке «Мир»?
     – Точно не знаю, но слышал, как один начальник сказал, что хватит, чтобы построить ещё один такой город как Мирный вместе с аэропортом и обогатительной фабрикой.

     Жили мы в двадцатиместных палатках внегородской черты. В нашей палатке постоянно кто-то спал, как и в других, где ребята работали в три смены. Только днём по воскресеньям все бодрствовали. И тогда мы вместе решали, как бы нам поинтереснее отдохнуть. В самом лагере развлечений особых не было, разве что в волейбол поиграть. Но после ежедневных многочасовых «игр» с бетоноломами мы могли играть только в домино.
     В самый первый выходной день, по приезду в Мирный, взяли мы ножи, и пошли на дело – искать алмазы на вторичных отвалах, которые образовались после снятия верхнего слоя породы с трубки «Мир» в самом начале её разработки. Это были большие куски глины и кимберлита. Процент содержания в них алмазов крайне низкий, но всё же они там есть. Отвалы планировалось переработать в худшие времена, когда в трубке алмазы закончатся.
     Я, как все, ковырял ножом глыбы кимберлита, благо порода оказалась не очень твёрдой. Занятие это мне быстро надоело, а остальные кромсали кимберлит беспощадно. Много наковыряли маленьких пиропов – красноватых камешек, называемых спутниками алмазов. Мой друг нашёл хрустальную друзу, в центре которой остался отпечаток правильного многогранника. Вот этой находке я позавидовал – уж очень друза была красивой. А некоторые ребята просто набирали куски кимберлита в заранее подготовленные сумки для последующей обработки породы дома в Москве в спокойной обстановке. Работа кипела, пока нас оттуда не выгнали. Оказалось, что здесь запретная зона.
     Вообще, возле и внутри трубки «Мир» запрещено многое. Например, нельзя водителям самосвалов вывозящих породу из трубки на обогатительную фабрику выходить из машины, даже если она сломается. Стой и жди техпомощь. Внутри трубки запрещено перемещаться пешком всем кроме мастера смены.
     И всё это, чтобы предотвратить хищение алмазов. За этим зорко следили сотрудники местного КГБ. Насколько часто случаются кражи алмазов, я не знаю, но в больнице мне рассказали про одного мужика, который раздобыл алмаз, чтобы сделать себе стеклорез. Конечно, его вычислили и посадили.
     Местная байка гласит: если ты увидел алмаз на улице – не поднимай его, а если поднял, то сразу отнеси в КГБ. Второй вариант хлопотный, писанины будет много, а награды никакой.

     Устроили нашему отряду экскурсию на трубку «Мир». До сих пор не понимаю, как могли это позволить начальники. Десяток ребят доставили на самое дно трубки – в те времена оно было в сотне метров от поверхности. Мастер,который был у них экскурсоводом, всё показал и обо всём рассказал:
     - Сначала породу взрывают, а экскаватор загружает её на самосвалы,которые по серпантину выбираются из трубки и отвозят породу на обогатительную фабрику.
     Смотреть в трубке особо не на что. Разве что на работающую технику, удивившую всех своими исполинскими размерами.
     – А в шестьдесят градусов мороза в трубке работают?
     – В трубке работают в любую погоду круглосуточно.
     – А вы-то, как такой холод переносите?
     – Видишь тёплую бытовку. Там в основном и работаю, наблюдая за процессом. А если надо выйти, – огляделся по сторонам и продолжил, – махну пол стакана спирта и на воздух. А он зимой очень сухой. Холод совсем не ощущается.
     – А алмазы, вы сами, здесь находили?
     – Видел я их конечно, но не трогал – запрещено.
     Один из наших студентов увидел на земле светлый камешек:
     – Это алмаз?
     – Да нет, – соврал мастер. – Наверное, хрусталь. Идёмте дальше.
     А парень всё же незаметно поднял камешек и положил в карман. Это действительно был алмаз и не мелкий. Два дня он маялся и, когда до него дошло, что продать алмаз в нашей стране не сможет, а в другие страны тогда никого не выпускали кроме дипломатов, то пошёл в КГБ.
     – Никаких больше экскурсий на трубку не будет, – заявил нам сотрудник КГБ. – Те, кто набрали кимберлит на вторичных отвалах, ссыпайте сюда. Если при посадке в самолёт найдём, то останетесь здесь надолго. Понятно?
     Пришлось ссыпать в кучу всё незаконно добытое, кроме пиропов и хрустальной друзы. Мне сдавать было нечего.
     А парня, подобравшего алмаз на трубке, могли и посадить, причём надолго, за хищение социалистического имущества в особо крупном размере. Но почему-то его отпустили.
      
     Многие думают, что мерзлота – это монолит из замёрзшей глины. Видел я такие места. Как правило, там, в мерзлоте было много больших камней. Платили за эти участки больше. Но в основном пришлось долбить мерзлоту похожую на слоёный торт из глиняных коржей толщиной около десяти сантиметров, скреплённых между собой вместо крема тонким слоем льда. Днём на солнце он подтаивал, и между слоями мерзлоты появлялась вода. Можно было отбить большой по площади кусок верхнего коржа, который легко скользил по нижнему слою мерзлоты.
     По цвету, все глиняные слои были приблизительно одинаковыми – глина и в Якутии глина. Но однажды в ночной смене под светом прожектора мы увидели разноцветный забой. По всей его глубине слои были разного цвета. Откололи понемногу от каждого слоя, чтобы показать ребятам, но, увы, мерзлота оттаяла и потеряла цвет. Место с разноцветной мерзлотой было видимо небольшим по площади и по глубине, поскольку больше ни мы, ни ребята из других смен такого ни разу не встретили. Похоже, нам очень повезло.

     Я никогда не интересовался, почему образовалось такое чудо – слоистая мерзлота, да ещё и разноцветная, а теперь почему-то призадумался. Ведь действительно странно. Да и не только это.

     Как-то в ночной смене, когда я работал лопатой, на шестиметровой глубине меж двух пластов мерзлоты обнаружил плоский металлический предмет, так мне показалось, весом около килограмма. Его я отбросил в сторону, чтобы потом рассмотреть хорошенько.
     В тот день мне нездоровилось – простудился. Ребята поехали в столовую, а я пошёл в бытовку, забыв про свою находку, и лёг на нары. Было слышно, что пошёл дождь. Когда ребята вернулись, я спал. Будить не стали, всё равно сегодня работать не будем. В дождь работать запрещено категорически – мерзлота оттаивает быстрее, чем на солнце. Дождь не затихал всю ночь и все траншеи, которые долбили бригады нашего отряда, были затоплены полностью до краёв. Стенки нашей траншеи обрушились, погребя под собой бетоноломы и мою находку.
     А интересно до сих пор, что такое металлическое было на шестиметровой глубине в вечной мерзлоте. Или это был просто плоский камень?