Девятый роман

    Федор Михайлович топтался нетерпеливо у пыльной стойки букмекерской конторы, слушая как на улице приветствуют участников городской олимпиады мясников. Там проходило ежегодное шествие лучших рубщиков области. Олимпийский тамада призывал их показать свои коронные удары, чтобы намотать нервы болельщиков на тушу яркого шоу.
    - Мы хотим услышать хруст костей! – кричал тамада в рупор.
    В ответ болельщики взрывались аплодисментами и скандировали дружное «Ура хрустальному топору!»
    Из туалета конторы вышел букмекер в грязном халате.   Скрипнул спинкой офисного стула, взглянул на постоянного клиента с равнодушием.
    - Опять на Раскольникова будете ставить? – поинтересовался он, зевнув.
    - На него, - Федор Михайлович положил на пыльную стойку пачку помятых купюр.
    - Зря, - бросил букмекер, забирая деньги. – На него давно уже никто не ставит. Кроме вас, конечно. Заранее проигрышный вариант. В прошлом, согласен, он был хорош. Но давно утратил квалификацию. Так что не видать ему «хрустального топора», как вам выигрыша.
    - А я, все-таки, верю в его фирменный удар, - упрямо заявил Федор Михайлович. – Он еще способен показать хорошую топорную работу.
    - Был удар, да весь вышел, - работник конторы пренебрежительно фыркнул. - Ставьте лучше на Добродеева. Он сегодня главный фаворит. Три года подряд чемпионом становиться. Вот у него рука, действительно, тяжелая.
    В этот момент в помещение заскочила сгорбленная бойкая старушка. Закрутилась юлой, влезла без очереди, послала всех недовольных в рай с удобствами во дворе. Затем заняла место у стойки и сделала ставку.
    - Всю пенсию на Добродеева, - крикнула старушка с задором, доставая кулек с деньгами из ветхого лифчика.

    Федор Михайлович проснулся и неохотно открыл глаза. Он лежал на неудобном диване кабинета камерного типа.  Проникающий сквозь оконные решетки свет уходящего солнца, говорил о том, что он нарушил строгий распорядок дня. Цифры электронных часов указывали на семь вечера. Значит, спать было еще не положено. Федор Михайлович вытер пот со лба. С тревогой дернул себя за бороду и надавил на переносицу.  За такое грубое нарушение писательского режима его могли лишить фруктового десерта и субботней бани. В горле появился комок, похожий на улитку, а на стенах заплясали тени чередой восклицательных знаков.
    Федор Михайлович спустил ноги с дивана и нащупал дырявыми носками домашние тапочки. После нескольких месяцев упорной борьбы, ему все-таки разрешили их оставить, вместо вонючих казенных сапог. Вытянувшись с хрустом во весь рост, он спешно вернулся к письменному столу, занял рабочее место за печатной машинкой и уставился недружелюбно на чистый лист бумаги. Вскоре Федору Михайловичу показалось, что лист не остался в долгу и тоже посмотрел на него с ненавистью. Спустя несколько минут взаимная неприязнь достигла предела, после чего Федор Михайлович накрыл машинку платком.  А сам, в который раз, достал из ящика стола личное дело главного героя. Мухобойникова Леонида Леонидовича. Взглянул на стопку знакомых до злости фотографий, полистал привычно компромат, что скрупулезно собирали литературные агенты издательства.

    Послышались щелчки дверного замка. В кабинет вошел литературный надзиратель Егор со связкой ключей на поясе. Человек с большим опытом и творческой мудростью особой крепости. По его словам, на вкус она напоминала смесь дорогого рома с компотом из крысиных хвостов. От огромного количества текстов, прошедших сквозь надзирателя, в его глазах читалось желание повесить автора Азбуки на ближайшем столбе. В руках Егор держал объемный пакет в подарочной упаковке.
     - Как наши дела? – спросил надзиратель с фальшивым интересом. – Роман продвигается?
    - Не продвигается, - получил он честный ответ. – Вдохновения нет.
    - Помилуйте, Федор Михайлович. Вам новую главу уже завтра сдавать для проверки на предмет сюжетных ошибок. Но у вас, как я погляжу, ничего не готово. А насчет вдохновения, есть у нас уютный тупичок в подвале. Там по средам собирается травматическая редколлегия. Очень, знаете ли, вдохновляет.
    - Мне бы отпуск взять, - на сдавался Федор Михайлович. - Небольшой, на неделю. Тогда может все и наладится.
    - Отпуск приговором не предусмотрен, - сурово заявил Егор. – Вам какой литературный срок влепили?
    - Двенадцать романов. Все из серии «преступление и наказание». Сейчас работаю над девятым. Срок сдачи через полтора месяца. Герой произведения один чиновник из «министерства обороны». Он собрался подложить бомбу под самого министра.
    - Осколочную?
    - Компрометирующую. 
    - Вот видите, - подмигнул игриво надзиратель. - Когда речь идет о бомбах государственного значения, отпуск на дают. А за задержку рукописи могут сурово спросить.  Учтите, издательство следственного комитета очень на ваше сочинение рассчитывает. Им просто необходимо выпустить книгу пока не рвануло. Поэтому, придется поднажать.
    - Не могу я больше жать, - скривился Федор Михайлович. – Сил не осталось.
    - Силы мы вам подкинем, - заверил Егор. – А заодно, и мотивацию. Для повышения творческого тонуса, вам разрешили внеочередное свидание с музой.
    - На хорошую музу средства нужны.
    - Зря вы так, - надзиратель попытался улыбнуться. - Наше государство в целях удовлетворения писательских потребностей, предоставит вам музу бесплатно. И учитывая вашу величину, она будет в чине не меньше капитана. У нас этих муз, как колдобин на дорогах. Их пачками выпускает институт при министерстве внутренних дел.
    - Не надо мне капитана, - Федор Михайлович невольно вздрогнул.
    - А придется. Одна выпускница уже получила разрешение на вашу связь. Со всеми печатями. И в знак искренности своих чувств, отправила вам передачу. Как раз перед первым свиданием.   
     Егор положил пакет в подарочной упаковке на письменный стол и вышел за дверь. А Федор Михайлович застыл над передачей, не решаясь ее открыть. Простояв так не меньше получаса, он все-таки дернул за розовые ленты и развернул блестящую фольгу. Внутри лежало несколько банок соленых грибов и теплые вязаные носки.