6. Студенческий пленэр, легенда о хозяине воды
А учебный пленэр - это не только начало в профессии, но и лихая студенческая жизнь, с дружбой, влюбленностью, с весельем и жизненными проблемами, в общем-то, прохождение «школы взросления», где есть место становлению самостоятельности и ответственности.
Мой первый пленэр проходил летом 1967 года в посёлке Новокуровка, Кур-Урмийского района, Хабаровского края. С какой радостью, предвкушая неизвестное, но нечто интересное, мы погрузились на рейсовый речной транспорт. Наш катер «Заря» шёл по Амуру, за мостом стал бороздить встречные воды Тунгуски и протоки Кур. Студенты, расположившиеся на верхней палубе, наверное, от переизбытка чувств на открытом воздухе, запели известную песню про Сеньку Разина: «Из-за острова на стрежень, на простор речной волны, выплывают расписные, острогрудые челны…». Было видно, что капитану нравилась молодёжь на его катере и он просил исполнить еще что-нибудь из студенческого репертуара, мы пели разное и даже вспомнили худграфовскую колыбельную: «Спи моя хорошая, скорее засыпай, завтра композицию папе сдавать…».
Амурские пейзажи со стороны воды не отличались каким то-то разнообразием, в основном травяные луга, песчаные косы, каменистые отмели и удлиненные полоски берега, покрытые тальником, а в некоторых затопленных местах ивовые деревья почти по верхушки стояли в воде, показывая только свои ветви. Иногда встречались одиночные рыбаки с палатками и на моторках. Понравились журавли с «красными шапочками», которые взлетали, напуганные шумом нашего катера, и возвращались обратно, наверное, у них там гнёзда с птенцами.
К вечеру, останавливаясь в некоторых посёлках, мы добрались до нашего пункта назначения - «Новокуровка». На берегу встречали нашу «Зарю», ведь река - это единственная дорога, связывающая с Хабаровском и другими посёлками. И, когда местные жители увидели спускающихся девушек и юношей, около ста человек, да еще и с непонятной поклажей, то обомлели от такого необычного зрелища - высадки студенческого десанта,
Посёлок Новокуровка нам сразу не понравился, расположен он вдоль речки, с берега просматривались однотипные постройки и большие огороды с цветущей картошкой, и вся композиция завершалась тремя сопками, которые, как мы узнали позже, имели неоригинальность в название - «Три сестры». Да и сама речка Кур нам показалась неширокой, кто-то из наших парней произнёс: «Запросто её переплыву…», а другие добавили: «Да, разве сравнить с Амуром…», «И зачем так далеко ехали, такие же пейзажи в Хабаровске есть…», «Ох, девчонки, тоска…». И противоположный берег тоже не понравился, поля с «травой по пояс» простиралась до самого горизонта. В воздухе витал вопрос: «Зачем же мы сюда притащились, где экзотика, красота, необычные пейзажи, интересное времяпровождение?»
Встретила нас директор школы, которая открыла чистенькие помещения с покрашенными полами, и попросила нас после нашего отъезда оставить всё в таком же порядке и состоянии. Расположились мы в классных комнатах на соломенных матрацах из свежескошенной травы. Оказывается, и на соломе можно спать, ничего с нашими, изнеженными девичьими телами не происходит, зато запах то какой – «вкусный», дурманящий-полевой. а после трудового дня нам уже они кажутся мягкими «перинами»,
На следующий день сразу же в окнах и у входа на рисовалась местная молодёжь, вчерашние школьники. Мы, девчонки, удивились симпатичной внешности многих парней, они выделялись, были немного другими: рослые, кожа смуглая, черноволосые, узко-лицие и с восточным разрезом глаз. Обсудив этот вопрос. пришли к выводу: «Может быть, они метисы? ведь нам же говорили, что мы едем в многонациональное село. Наверное, если смешиваются люди разных народов, то получается красивое поколение. Возможно, предками этих ребят были коренные дальневосточные этносы – китайцы или корейцы и славянские переселенцы.
Эти молоденькие «красавцы», долго не раздумывая, сразу же стали женихаться к нашим девчонкам, дарили полевые цветы, носили этюдники, в кино и на танцы приглашали, мороженным угощали А мороженое то местное - вкуснейшее, изготовленное на деревенском молоке, с брусникой, клюквой, голубицей, и продавали его в отдельном киоске.
Подружившись с ними, узнали, что парни называют себя курурмийскими нанайцами, и их предки давно здесь проживали, в родовых стойбищах. Другие пацаны рассмеялись: «Да, какие они нанайцы, они китайцы, здесь много китайцев-перебежчиков приживается, а потом родители их нанайцами записывают… ихней отец втихаря шкурками торгует с китайцам продаёт, все об этом знают». Один их красавцев огрызнулся: «Сам ты китаец..», в ответ: «Нет, я тунгус и мои прадеды тунгусы, у нас олени есть…». Одним словом, мы так и не разобрались, и не особо хотелось разбираться.
Мы попросили рассказать о селе, что интересного здесь? Узнали, что в этих местах всегда проживали охотники и рыболовы, а перед войной советская власть организовала леспромхоз, многие там и сейчас работают, лес валят, только далеко отсюда, и сплавляют его по рекам Кур и Урми.
Ребята рукой показали, вон там, за посёлком есть «сопка любви», её так назвали, потому что наверху находится лавочка на двоих и, какая «парочка» там посидит, то вскоре станут женихом и невестой, а вообще-то там красиво, далеко видно, во все стороны. Они предложили нам свои услуги проводников, могут показать тропинки, по которым удобнее подниматься, и, где голубицы много, и за грибами сходить.
А тот парень, который себя тунгусом назвал, поведал старое предания, про которое все в селе знают, а он слышал от стариков, что за теми далёкими сопками «Три сестры» находится «мир мертвых», когда-то давно там страшная болезнь многих людей забрала, поэтому там никто не живёт, до сих пор люди пропадают, наши не охотятся, и в тех краях, и нам в ту сторону ходить нельзя. Мы засмеялись, естественно, как можно верить каким-то сказкам про живых и мертвых. Ребята немного обиделись, было заметно, что в глубине души они верят в эти древние запреты.
Ещё разговорчивые друзья продолжили рассказывать и про другие предания, что они и многие местные жители не купаются, в речке и не умеют плавать, хотя на рыбалку все ходят. Они пояснили: «Просто не принято, родители не разрешают учиться плавать, мол в реке «Хозяин воды» живет, и может забрать…».
Самый высокий парень неожиданно сказал, что они десятилетку закончили, некоторые заканчивать будут, не верят про хозяина или хозяйку воды, но все равно не купаемся, вода холодная, простыть можно. Он с гордостью похвастал, завтра улетать будет, поступать в институт, в Ленинград, экзамены будет сдавать, учителем хочет стать.
Кто-то сказал, что революционер Постышев в селе со своей женой учительницей-революционеркой жили, и мы постановили нашу хорошую школу, назвать его именем. Больше ничего интересного в селе нет, разве только как несколько лет тому назад появился интернат престарелых.
Действительно, в посёлке в глаза бросается старость, так много одиноких, никому не нужных стариков и старушек, которых привезли сюда доживать свой век. Конечно, грустно на них смотреть, они производят удручающее впечатление, бродит по селу, кто-то встанет на одном месте и стоит, как памятник, созерцая дали, а кто-то часами сидит на берегу и разговаривает, то ли сам с собой , то ли с речкой. Они везде, на скамеечках около почты, сельмага и даже на лавках школьного футбольного поля, ждут, когда мы с ними заговорим, просят нас рассказать им про себя, что мы делаем, откуда мы. Понятно, что им поговорить хочется, узнать что-нибудь и послушать новых людей.
Через некоторое время мы с ними подружились, рисовали их, приглашали их побыть натурщиками и натурщицами, ох сколько же было радости, что они ещё кому-то нужны. Представляете, они считали, что мы, студенты обязательно должны быть голодными, они доставали из кармана печенье, конфеты.
Однажды, я стола с этюдником недалеко от магазина и писала центральную улицу, ко мне неслышно подошла старушка и протянула небольшой пакетик со словами: «Хочу угостить, и не отказывайтесь, я знаю, когда я училась, мне так хотелось конфетку, их не было тогда, угощайтесь и других девочек угостите…».
Как-то незаметно мы привыкли к посёлку и добродушным старичкам, и жители села перестали смотрят на нас как на городских приезжих, здороваются по свойски, кивком головы. Они перестали подходить к нам, заглядывать через плечо на наши «картинки» и не советуют, где, кого и что нарисовать, иногда попросят подарить на память.
Студенты стали восприниматься такими же, как и старики из интерната, стали такой же частью местного пейзажа, за исключением забавной детворы, которым было интересно с нами, им в радость что-нибудь потрогать, покрасить, узнать, либо пронести этюдник с красками по посёлку с важным видом.
Да, ещё дедушки засматривались на наших девушек-красавиц в купальниках, рассекающих по посёлку, берегу, а пожилые женщины, сплёвывая в их сторону, награждали эпитетом: «Бесстыжие»,. По этому поводу, скандал разразился, преподавали собрание проводили, объясняя нам, что мы находимся не на пляже, а в гостях, в чужом доме и одежда должна быть соответствующей.
Конечно, пленэрная практика – дело трудное, изматывающее, когда каждый день, с восхода и до заката, в любую погоду, стоишь-сидишь, пишешь и пишешь этюды, делаешь наброски, рисуешь длительные композиции, в общем, выполняешь программу по известной формуле: «количество перейдёт в качество».
К вечеру настолько устаёшь, что засыпаешь со своими кисточками около своих «шедевров», а утром стук в дверь и громкий голос: «Подъём! Плантации не ждут!» И бредём мы вместе с утренними коровами, с такими же выпученными глазами, высматривая «мотив», чтобы ещё что-нибудь изобразить, или найти укромное местечко, где можно незаметно подремать.
Нам, любознательным, начинающим художникам на первом пленэре всё представлялось интересным, требующим немедленного запечатления, будь то корова с добрыми глазами, или гуси, с вытянутыми шеями, мешающие нам пройти к сельскому магазину, или свиньи, лежащие в лужах, а рогатые козлы, недовольно выглядывающие из-за забора, умудряются нахально перейти в наступление, переворачивая этюдник, пытаясь испортить неприметно, очень удачный этюд.
Преподаватель поставил перед нами творческую задачу – осваивать художественное пространство, то есть научиться в этюдах передавать не только то, что мы видим «под носом», но и далеко смотреть, рисовать средние,и дальние планы. Этих далей за посёлком хватало, помнится с каким трудом и вместе с художественным инвентарём взберёшься на эту «сопку любви», взглянешь вдаль, и почему-то совсем ничего изображать не хочется, смотрел бы так просто, но, представляя картину Левитана «Над вечным покоем», начитаешь пытаться написать нечто похожее, где речка Кур лентой уходит вдаль со всеми протоками. Но не очень то получается, нет «планов», поэтому на следующий день с этого же места, делаешь новый этюд, но в другую сторону, и на следующий день, и опять не устраивает. Возвращаешься в школу по темноте, а назавтра опять «к станку», как говорил наш препод.
Ура, когда дождь, можно в классе порисовать букеты, как раз в это время полевые цветы расцветают в этих бесконечных травяных просторах: и сине-фиолетовые ирисы, которые обладают архаичной, строгой и графичной красотой, и ярко жёлтые саранки, в контрасте с простенькими ромашками, и роскошные бело-розовые пионы, и какие-то не очень заметные оранжевыми «огоньками».
На этом пленэре я научилась правильно писать цветочные букеты, на всю творческую жизнь запомнила, что нужно не раскрашивать поштучно цветочки, а воспринимать как цельный объём. Эту истину мне раскрыл мой педагог, очень хороший художник - А.С. Гуриков, который на моей, начатой работе, всё изменил, вначале наметил контуром общий абрис букет, затем широкой кистью закрасил поверх моих цветочков, наметив световую и теневую часть со словами: «А теперь сажай свои цветочки, учитывая освещение». Вот так всё просто, ведь правильно, один и тот же цветок будет отличаться, если расположен на свету или в тени, вблизи или в глубине. Но позже я также поняла, что цветы можно рисовать и писать по-разному, как хочется, и жёстких законов нет.
Вечерами, если не было дождя, мы собирались на «пятачке», небольшом участке берега, к которому подходила дорога из посёлка, здесь всегда останавливался рейсовый катер «Заря»., а также были деревянные лодки местных жителей. Студенты занимался своими хозяйскими делами, мылись, стирались, чистили палитры, просматривали дневные этюды, купались, несмотря, на холодную воду в реке. Постепенно подтягивались другие, задержавшиеся на этюдах.
В один из таких вечеров, когда наши парни с разрешения взяли несколько лодок, чтобы покататься, съездить на правый берег. Солнце уже шло к закату, отражаясь в воде. На берегу находилось много студентов с разных курсов, также с нами присутствовали и педагоги – Гуриков и Ярошенко. И ничего не предвещало беды.
Вдруг крик со стороны воды: «Алексей пропал…». Никто ничего не понял, все увидели, как парни ныряют с лодок. Сказали, что с одной, которая находилась где-то ближе к противоположному берегу, прыгнул Алексей, но долго не выныривал, тогда, все, кто мог, стали в этом месте нырять, но не нашли. У всех на виду утонул студент со второго курса. Прибежали мужчины из села, они принесли сети, почти всю речку перекрыли, но безрезультатно.
Какие там этюды, все столкнулись с горем и не знали, как быть, помочь уже ничем нельзя, все перестали купаться, постепенно разошлись, только одна девушка Саша, с нашего курса, ходила по кромке воды, то в одну, то в другую сторону, то в воду зайдёт, нет она не плакала, не кричала, она молчала, только шептала что-то про себя, не обращая внимания на всех девчонок, которые пытались её увести.
Стемнело, поздно ночью девочкам удалось уговорить уйти с берега. Жаль было Сашу, у них с Алексеем были серьёзные отношения, её подруга сказала, что они собирались подать документы после пленэра и свадьбу сыграть. Приятная пара была, Алексея не знала хорошо, он со второго курса, высоким был, стройным, в очках, глаза с весёлым прищуром, как будто с лёгкой улыбкой смотрел на однокурсников, а Александра – стройная, статная, темноволосая, с глазами цвета «чёрной смородины» и по характеру – добрая, открытая.
Пленэр продолжился, какие там этюды, настроения не было, преподаватель также рано утром будил студентов шутливой фразой про «рабов на плантациях», а мы пытались понять: «Что же всё-таки произошло?» Поговаривали, вроде у него сердце было больное, некоторые предположили, что всё это из-за холодной воды, которая может вызвать спазмы мышц или даже повлиять на сосуды головы и человек сознание теряет, но эти рассуждения уже не имели никакого значения. Наши местные друзья передали слова от их стариков, что молодого человека «Хозяин воды» забрал в нижний мир, ему не понравилось: воду загрязнили, шум подняли, не спросили его разрешения.
Через несколько дней пришёл рейсовый катер из Хабаровска и капитан сообщил, что привезли утопленника, мужчину, которого далеко унесло, почти к Тунгуске, его течением к берегу принесло, в тальниках застрял. Опознали, да, это был наш студент
Саша уехала с пленэра, забрала из института свои документы, а мы продолжали писать этюды ещё где-то с неделю, но творческое настроение пропало. Кто-то догадался и приносил цветы, раскладывал на краю воды. Мы слышали от наших друзей, что старики провели обряд общения с «хозяином воды».
Вот такой тяжелый пленэр у нас был, а про Александру Николашину (Сашу Ждпнову0 узнали только через несколько лет, что она уехала на Камчатку, закончила журфак Владивостокского университета, стала известным журналистом, писателем в Хабаровском крае,главный редактор литературного журнала "Дальний Восток".
(Продолжение следует)
Свидетельство о публикации №225020401162