Отшельник с Подкаменной Тунгуски. Книга 4. Гл 30

Глава 30. Вот и весна.


                Как-то неожиданно быстро ушел февраль. Вроде бы и не занимал я его своими суматошными начинаниями, не торопил за собою время, ан нет, последний зимний календарный день засунул сегодня в печь для разжижки, и огонь от него вышел холодным и неспешным. После того злополучного звонка от товарищей целую неделю пролежал в горячке, и попервой уж решил, что скосило меня новостью от Владимира Ивановича, но поразмыслив чуть своими воспаленными мозгами, вспомнил вдруг, что уже на проводах ощутил первые признаки хворобы, но оставил её на самотек. Завертелось всё, закружилось, и вылилось потом в мое мучительное недомогание. Хорошо еще, что хоть Мишка больше не перезвонил, а то бы и не нашел сил подняться наверх, и мыслей всяких добавил бы своим товарищам.
                Первые два дня совсем не поднимался, и даже не помню, как отпустил собак во двор на вольные хлеба, и плотно не закрыл за ними дверь. Наверное, из того снега, что нанесло в щель, и вскипятил себе первый раз воды после отключки, да сгреб полгорсти всяких таблеток. Собаки сами объявились на открывшийся у меня лающий кашель, и вынудили разжигать огонь, да устраивать какую-никакую всем кормежку. И сейчас сижу у печи, набираясь тепла от нее, а Альма, вот, еще удумала облизывать мои ледяные и трясущиеся костяшки. Наверное, у ней это от радости.
                Да и в моем сознании вдруг проявились добрые проблески. Еще бы им не быть, ведь все последние близкие, что случились по воле судьбы, или провидения, находятся в здравии и среди людей, где им суждено будет коротать времена до последних дней своих, и не по моему примеру. Интересно было бы знать – сойдутся ли пути-дорожки первого Юрки со вторым, признает ли Татьяна своих повзрослевших деток, а они её, соберется ли Михаил когда ещё в мои края, да вот бы и Владимира Ивановича за компанию прихватил, так хочется повидаться. Ведь, судя по словам его последним, вполне настроен он собраться на экскурсию. Ну, дела, всех перебрал в памяти, не иначе как помирать собрался. Я улыбнулся себе в бороду, да позвал Алтая:
                - Ну что, дружок, пойдем гавкать на речку?
                Пёс одобрительно взобрался своими передними лапами мне на колени, и сунул мордой в бороду, как бы собираясь доложиться о проделанной работе за эту неделю. А я уж догадывался, чем он там занимался! Еще при Юрке обнаружилась вдруг истоптанная дорога вокруг нашего жилища, а когда я вздумал было прогуляться по ней, то и налетел на него. В знак нашей бесконечной дружбы пёс облаял все окрестности, и понесся дальше метить свою новообразовавшуюся территорию. Я еще подумал тогда – неужто косолапый надоумил его на такие действа?

                Еще пару дней отлеживался в тепле, да кружками поглощал слегка сдобренную отваром воду. По всем признакам выходило, что случилось то же самое, что отправило меня два года назад престранным образом в больницу, а доктор на выписке настойчиво советовал прислушиваться к своим внутренним часам, и не проспать момента. А я, выходит, что упустил, и теперь с грустью осознавал, что все могло закончиться для меня совсем печально, и с кем остались бы мои четвероногие друзья? Прямо сейчас буду сдабривать их уже подстывшим мясным блюдом, да уговаривать на прощение.
                К вечеру потеплело, и подул слабый южный ветерок. Термометр, вывешенный у входа в жилище, показывал чуть ниже нуля, и это состояние в атмосфере казалось мне невероятным. Такие аномалии случались уже на моем веку, но лишь к концу первого весеннего месяца, как и то, что в прошлом году в середине апреля температура опустилась за сорок. Но все же это был первый предвестник наступающей весны, и день заметно прибавился, и солнце почаще стало радовать глаз. И значило все это, что подходит пора, и завтра с утра пораньше мы с товарищами прогуляемся вверх по притоку, до самого навесного моста, и порешаем на месте – как выводить его из аварийного состояния, пока твердая вода понизу стелется.
                На месте вертолетной посадки еще до полудня я сложил весь лапник, выложенный по кромкам, да накидал поверху три ряда поленьев. Уж было настроился за раз изрубить ледяного мишку, да сил хватило, чтобы отхватить лишь задок. Да и тот кое как доволок до кострища, и поднял на поленницу. За таким невиданным занятием наблюдали, и неотступно кружили следом Алтай с Альмой. Алтай, в который раз уже, облаял все эти мои начинания, а Альма даже попыталась запрыгнуть на самую верхотуру. Вот кадр бы получился на Петровичев поляроид, - подумалось мне при созерцании такой удивительной картины, и впервые за весь день настроился на общение:
                - Альма, а ну брысь отсюда, - и брызнул из консервной банки под основание керосина. 
                Огонь занимался медленно и нехотя, как будто бы отыскивая на то причину, а я, как и в прошлый раз с Альфой, двинулся вовнутрь. Наблюдать за такой картиной не было расположения в голове, а вот отлежаться после трудов этаких – будет в самый раз.

                На мосту от времени подгнило и скрошилось почти половина метровых половиц. Я прикинул на глаз, и даже присвистнул: не меньше двух сотен будет. Работы – непочатый край, и вот бы Юрка оказался рядышком! Я даже застыл от такой мысли на мгновение. А которого выбрал бы в помощники – первого или второго? А коль ни тот, ни другой поблизости не наблюдались, то после временного раздумья сошелся на обеих сразу. Зачем я озадачился этой, такой непосильной затеей? – задавал себе вопрос уже по возвращению домой, и в который раз ответ выходил один и тот же: приедут по лету детки с Татьяной чтобы проведать Петровича, а дороги и нет, не доглядел, выходит, не выполнил его главное наставленье.
                У кострища еще дымились последние головешки, и пришло вдруг в голову повторить вчерашнюю процедуру. Вот только рубить мишку больше не собирался, а попробовал веревками изобразить за деревья рычаг, да вытащить тушу чуть подальше от леса. С превеликим трудом, но лишь к самому вечеру выволок на пустое место, и лишь теперь на свету разглядел медвежью морду. Ну, дела, выходит, что моя первая пуля вошла под ухо, а вот Юркина – точно в глаз!  Не зря, видать, возле дядьки кружился. Тот, по его словам, стрелок был отменный.
                Алтай неожиданно разразился лаем, и бросился от дома в сторону реки. Альма, после небольшого раздумья, последовала за ним. Мне же тоже поднаскучило заниматься этим неблагодарным делом, и, раз образовалась такая оказия, то, подхватив карабин, заковылял за ними следом. Еще на половине пути стало ясно, что картину собаки наблюдают внизу самую что ни на есть завлекательную, а потому передернул затвор, и цыкнул собак к себе.
                Стройным рядом на том берегу выстроилось полдюжины волков, а любопытная парочка неспешно уже подбиралась к нашему берегу. Пришли на запахи, почуяли, где жареным запахло. Именно так на своей метеостанции Владимир Иванович отстреливал этих нежелательных посетителей. Цеплял на деревья в метре от земли телячьи кости, а сам залегал в укрытии, и дожидался, а потом палил себе на радостях. Много он их покосил, по его рассказам. Я тоже разлегся на берегу и заглянул в оптику. Вот они, как на ладони! Такие красавцы! И как на Альфу похожи! Я знал, что в этой ситуации первого нужно обязательно ранить в зад, а второго бить наповал. Первый своим воплем донесет об опасности, а второй мертвым видом только добавит масла в огонь. Так и вышло.  После выстрелов стая встрепенулась, и прыжками пошла в гору. Красиво пошла, след в след за вожаком, как и учили в их звериной школе, а мне уж ничего не оставалось, как исполнить в третий раз, и опять в подранка.