Диван

Я совсем не голубых кровей, из скромного бюджетного сегмента. Сложён, однако, крепко и основательно, клеёная древесина нутром. С рождения окружен нежностью — искусственной замшей. Достаточно благородно и весьма практично. Кожа — это дорого-богато, конечно, но на любителя.  Мне по душе материалы скромные. Скромный сегмент, скромная натура, интеллигентная. Недаром я — диван-книжка. Мой творец с такой дотошностью, с такой аккуратностью меня создавал, что этими качествами пропитался и я. Обожаю порядок, чтобы, если у стены стою, то плотно, без дыр, чтобы подушки на мне ровно лежали, чтобы пол подо мной чистый был, чтобы пылесосили хотя бы раз в месяц. Чистюля я.

После сотворения меня сразу же отправили в большой магазин, ЦУМом его вроде называли, но могу ошибаться, тридцать лет прошло. Хотя обстановку хорошо помню. У нас же на фабрике как: стружка кругом, опилки на полу и в воздухе, беспорядок мою чувственную фурнитуру щемящий. Здесь же чистота и убранство — залюбуешься. Вспоминать только и остаётся, ненадолго в ЦУМе я задержался. С коллегами не успел пообщаться, забрали. Забирали двое — Он и Она. Это я уже после понял, потому что несли то меня тоже двое, но других — Пьяненький и Криворукий. Сначала везли — здесь без подробностей — только темнота и качало сильно, а несколько раз аж подпрыгнул. Один раз так высоко, что чуть не раскрылся в полёте. Обошлось — крепкий я и основательный. Хотя... видите отметину, около правой ножки? Нет, это не свежая — это Пьяненький и Криворукий. Долго они поднимали меня. Ох, как только не вертели, потому что пятый этаж. Кто бы сказал раньше — не поверил, не поверил бы, что нашего брата можно по таким узким лестницам поднимать. С тех пор и не верю — знаю. Можно. И поднимают, как правило такие же как и мои — пьяненькие и криворукие. Но лестница — это же всего лишь прелюдия. Финальный аттракцион — дверь. Здесь инженерный ум нужен, инженерный! Не пьяненький и не криворукий. Благо появился Он. Она, как я понял, в таких вопросах участия не принимает. Может быть она... Не важно. Справились.

Квартира не богатая — две комнаты, кухня. С ЦУМом не сравнить, но мне понравилась — скромненько и уютно. Солнечная сторона. Лучи — художники, с утра напишут окна на стене и гонят их кривою формой по всей квартире. На самом деле, со скоростью улитки, тянут свое творение по комнате, с утра к вечеру. Вижу, как желанно это художество цветам, тем что дальше от окна, в глубине комнаты, стоят. Свет по ним слегка прошелся и забыл. А те, что на окне — они же в шоколаде, в роскоши солнечной купаются. Дальним подобная светопись как хлеба краюшка в военные годы. Мне даже интересно стало. Кто, как решает, кому первый ряд, а кому последний в этом спектакле солнца?

Первая ночь на новом месте, не забыть такое — никогда. Накрыли меня, значит простыней, весь вид перекрыли, ничего не видно, подушки положили, сами легли. Он и Она. Поначалу вошкались, вошкались, потом ритмичные движения начались, я словно опять в кузове той "Газели" оказался. Только в этот раз приехали быстрее. Поначалу было очень интересно. Что же там над простыней происходит? И однажды, край этой цензуры задрался. В аккурат во время очередной ритмической "поездки". Боже ж мой! Стыдоба то какая...

Носки, носки чёрные, да дырявые. Какой удар по моему интеллигентному нутру, какая пошлость. Думал из меня то постельное, что внутри осталось, вывернет. Сдержался. Натура у меня всё таки интеллигентная.

Неприятности на том не закончились. Простыня более не подводила, чему я рад несказанно. Беда пришла откуда не ждали.

Гости. Ох и тяжело, я скажу, нашему чистоплотному брату натиск чужеземцев сдерживать, сдерживаться тяжело. Сидят, пируют — крошки летят, капли падают. Финал всегда один: враги уходят, а следы остаются. А я, я же не могу за собой ухаживать, поэтому приходится терпеть. А смысл терпеть?

Отрицал, гневался, торговался, унывал, смирился. Да, каков есть — в пятнах весь и крошек на целую печенюшку хватит.

Три года мы жили втроём. Однажды Она куда-то исчезла на несколько дней, а перед этим я на протяжении почти девяти месяцев чувствовал напирающую тяжесть от неё. А тут Она вернулась, но тяжесть куда-то исчезла. Вернулась не одна и стало нас уже четверо: я, Она, Он и маленький Он, малюсенький даже. Поначалу. Поначалу маленького держали от меня на расстоянии. Обидно было — думал не доверяют. Лучше бы так и было.

В первый же выгул по моему благородному покрову это самое благородство было подмочено. Поначалу я даже считал. Счёт, знаете ли, отвлекает от чистоплотных изысков. Главное же — я понял, что мне важнее дарить радость моей семье, и если они считают что во влажных пятнах им больше счастья — пусть. Мне даже не нужно с отрицания начинать — сразу принимаю, да и считать перестал. И, удивительно, пятна прекратились.

Затем пошли книжки, игрушки, солдатики, затем пришли друзья, ещё больше игрушек, больше солдатиков. А я и рад, друзья моих друзей — мои друзья. Тем более всю неловкость с меня убрали. Память прошлых дней, пятна почистили, былое благородство вернули. Счастливый. Люблю их.

Хорошо было, с младшим, с компанией весёлой, но вдруг, однажды, он днями начал пропадать. Утром уводят куда-то, приводят только вечером. Постоянно так: пять дней пропадает, два — дома. Такой вот график, как, в принципе, у Он и у Она. Пять и два. Эти два дня, конечно, классные, эти два дня весело. Особенно когда вечером лягут все вместе и на ящик мерцающий смотрят. Обнимутся. Младший обычно засыпает, ещё до того как ящик светиться перестанет. Старший Он возьмёт его аккуратно и перенесёт в другую комнату, в кроватку, а сами на мне. Да, простыней все также накрывают, разве что вошкаться реже стали.

График пять плюс два стал привычным, с последовательными изменениями: младший растёт, занятия его меняются, со мной всё реже бывает. Поменьше был, как домой вернётся, сразу ко мне — машинки, самолётики, солдаты и, замечу, никаких пятен. А потом игр всё меньше, больше сидит за столом, книги, тетрадки раскрывает, перелистывает и рукой ритмично, по этим самым тетрадкам елозит.
Когда же за окном зелень расцветает, усиливается, привычный "5+2" меняется — уходит позже, но и возвращается ближе к темноте. Днём только прибежит, на кухне чего-нибудь перехватит и пропадёт снова. Вот только когда кто-то окна каплями снаружи орошает, тогда дома, со мной — самолётики, машинки, солдаты.

Годы прошли. Стал младший уж совсем большим. Выше чем Она, выше чем Он. Пятен давно нет, забыл я про пятна, проблемы с другой стороны пришли. Телевизор, например, смотрит, жуёт чего-нибудь, а упаковка остаётся. Куда? С глаз долой из сердца вон — под меня. Чего только не увидел я под собой. Оболочка почищенная, умытая, белье внутри чистое, выстиранное, выглаженное, а что подо мной: шелуха, кожура, бумажки, фантики, бутылка и даже, боже мой, носки, и чёрные, одна радость — без дыр. Знаете ли, больше всего на свете я дыр боюсь. Пятна, да бог с ними, куча мусора — да и пускай, лишь бы не дыра. Дыру я не переживу. Упаси, господи, от дыр.

Время идёт, больше нет машинок, самолетиков и солдатов, все в коробку сложены, лежат — в дембеле бессрочном. Однако новизна всё же появилась - юная Она. Младший Он привёл. Мне юная Она понравилась. При ней под меня ничего не летело — ни шелуха, ни крошки. Поначалу как-то интересно было. Сядут диковинно — поодаль друг от друга, но затем всё ближе, ближе. И вот однажды снова простыня и снова знакомые движения.

Давно начал улавливать странную закономерность, игра такая или магия, но характерные движения случаются только когда дома двое, либо те кто помоложе, либо те кто постарше, хоть и редко,
а что мешает вчетвером, странные, конечно, люди.

Вчетвером. Странно, две недели прошли, а в квартире больше трёх не собираются, в основном Она, младший Он и юная Она. И Она много плачет, и младший Он тоже, но поменьше. Кап, кап, кап. Каждый день. На обивку мою, но я же не против, это моя семья. Вот только куда пропал Он? Целый год прошёл и не встречались.

Вот это новость: меня перевозят. На выходе встречаюсь с молодым коллегой. Завидую? Ха ха, дружок. Знал бы ты, знал бы ты что тебя ожидает. Подмоченная репутация и... дай бог тебе простыню побольше. Переезд.

Новые апартаменты поменьше, ещё скромнее, чем прежние. Младший Он, Юная она, нас трое, как когда-то. Место новое, история, как это принято у неё, повторяется. Разве что, сторона не солнечная, но ночью привычная ритмика, и снова мой интеллигентный ум спасает простыня.

Наученный прежним опытом, живу в ожидании пополнения, а его всё нет. Нет. Нет и нет.

Я терпеливо жду пополнения, осознавая свои перспективы — пятна и прочие "радости". Но всё чаще орут и всё реже мирятся. Наконец, младший пропадает на несколько дней. День, два, на третий появляется... Новый Он. Новая простыня, движения как при переезде. Непонятная ситуация.

Возвращается младший, Новый ушёл вчера. Орут сильнее прежнего, долго, не мирятся. Юная Она, в конце концов, уходит. Младший плачет, рыдает. Кап, кап, кап. Видимо ушла туда же, что и Он когда-то, со старой квартиры. Нет, вернулась. Забрала вещи, простыню новую забрала. Дверью хлопнула. Громко. Слегка испугался. Младший сел на меня, с краю. Сидит, голову руками обхватил, покачивается слегка, вперёд-назад, вперёд-назад, как когда-то старший его убаюкивал. Очень похоже. Покачивается и воет, воет и покачивается. Странные люди, конечно.

Вдруг срывается на кухню, возвращается с огромным ножом и начинает меня крамсать, резать и терзать моё благородство, неожиданно, безумно, злобно, удар за ударом:

— Зачем, за что! Младший! Не надо, пожалуйста, нет! Не надо! Пожалуйста! Больно! Больноооо! Ааааааааа! Аааааааааааа!

Отключился.

Прихожу в себя. Какой странный потолок — с миллиардом маленьких, малюсеньких лампочек и как-то свежо необыкновенно, я даже свой, пусть лёгкий, но надоевший порядком аромат, запах старости не ощущаю. Интересно, одна лампа заметно больше, много больше остальных. Даёт тусклый, но хоть какой-то свет, на моё окружение.

Вижу вокруг крошки, бумажки, пакеты, тряпки грязные, но неприязнь не ощущаю. Чувствую раны, порезы страшные, дыры рваные, а я, я же больше всего на свете дыр боюсь. Но не то, чтобы страшно, неудобно. Вот кто-нибудь пришёл бы и накрыл простынкой, скрыл сие неудобство. Ну, ничего, придут и накроют. Но сначала дождусь младшего.