Мысли о старости и смерти

Вместо предисловия 

Нижеследующие заметки не есть нечто цельное, завершенное в своей форме. Они- фрагменты потока сознания, в котором глубоко личные мотивы тесно переплелись с мыслями, знакомыми, наверное, каждому, склонному к размышлениям о смысле нашей жизни, о ее начале и неизбежном конце.

Также - добавлю - в них нет следования единому философскому или религиозному взгляду на мир. Моей целью не было доказать какую-либо истину. Скорее, было стремление оставаться предельно искренним перед собой и другими людьми, невзирая на многие противоречия религиозно-философского свойства, которые можно обнаружить в тексте и которые лишь свидетельствуют о сомнениях его автора. 

*   *   *  

Мысли о старости и смерти 

Мысль о смерти внутренне противоречива. Со смертью должно прекратиться то самосознание человека, благодаря которому он различает себя самого. И пока человек жив, мысль о собственной смерти всегда остается беспредметной – смерть не входит в круг по-настоящему, реально представимых человеком явлений, а, стало быть, и в круг осмысленных им понятий. 

*   *   * 

Но есть страх смерти. Не тот страх, который человек испытывает в момент опасности, что называется «перед лицом смерти». Это другое – здесь действие инстинкта самосохранения, реакция здорового организма, мобилизующегося для отражения опасности. Это и не тот страх, который заползает в душу при воображении опасности еще только возможной, вероятной. Речь сейчас идет о страхе метафизическом, страхе перед небытием вообще. Такой страх - от несовместимости представления о собственном небытии с представлением о непрерывности собственного эмпирического опыта переживания мира и себя в мире. 

*   *   * 

Смерть часто (более на словах, конечно) представляется неким избавлением от мирских страданий, тягот и самой бессмысленности жизни. И в то же время все в душе противится, когда пытаешься вообразить ее (смерть) воочию. Отчего так? Только ли из-за инстинктивного страха и отвращения из-за непонятного и потому ужасающего перехода от бытия к небытию? Да, момент перехода пугает, несмотря даже на все рассуждения иных «философов» на предмет того, что смерти (физической) вообще нет: ибо пока человек жив, нет смерти, а когда он умер – нет его и, таким образом, со смертью он как бы и не встречается. Но суть здесь, как мне видится, далеко не в одном «моменте перехода». Ведь что сказать о переживаниях приговоренных к смерти, так ярко описанных Достоевским, Леонидом Андреевым, Виктором Гюго и другими писателями? Уверен, переживания эти страшнее, чем в момент, когда на тебя направлен ствол револьвера и ты знаешь, что из него уже вылетела пуля... Переживание ожидания смерти... Знание о том, что через считанное число дней? часов? минут? – какая разница? – тебя не будет на этом свете. Все останется, а ты уйдешь. Причем,уйдешь неизвестно куда, уйдешь навсегда, расставшись со всем и со всеми – кто дорог тебе и близок. Не берусь судить о душе тех, кто со «здоровым чувством фатализма» рассуждает о неизбежности собственного ухода, о неотвратимости его, а, посему,и о том, что не стоит из-за него переживать. В моей душе (не в уме!) другие ощущения. Все в ней противится этому НЕОБРАТИМОМУ событию. Именно необратимость смерти ужасает более всего. Причем – добавлю очень важное – это в равной мере относится как к уходу твоему собственному, так и к уходу близкого и родного тебе человека. Расставание есть расставание и именно его не желает принимать душа. 

*   *   * 

Да, расставание... И еще - физические страдания, беспомощность, столь часто предшествующие концу. А ведь смерть может быть совсем иной - действом, практически таинством, если она способна помочь другим, стать путем жертвенности - когда она осмысленна. Но такая смерть  мало кому дается в жизни... 

*   *   * 

Есть нечто, вызывающее просто-таки приступ дурноты при мысли о конечности собственного бытия – это так и не понятый смысл как всей прожитой жизни, так и ее конца. Чувство того, что за всю свою жизнь ты так и не понял по-настоящему,что она, эта жизнь, такое. Кто и зачем придумал этот калейдоскоп постоянно меняющихся мыслей и чувств, это стремление ЖИТЬ во что бы то ни стало. И ради чего? Только лишь для продолжения вращения этого "беличьего колеса", столь напоминающего то самое колесо сансары буддизма? Потому и хотелось бы "сложить с себя известные полномочия" и "делегировать" их тем, для кого не важны и даже не понятны вопросы здесь задаваемые. Подобно тому, как "возвращал свой билетик" Иван Карамазов у Достоевского.  

*    *   * 

Бывает странно ощущать свою схожесть с некоей рыбой, плавающей в аквариуме и глядящей сквозь его стекло на смутные и непонятные образы внешнего мира. Казалось бы, разбейся стекло - и ты увидишь все в верном свете. Но нет - стекло отделяет тебя от смерти... 

*   *   * 

Смерть... Она – уход из мира, когда другие продолжают жить. Нет ли в страхе смерти некоей инстинктивной зависти к тем, кто не разделяет с тобой СЕЙЧАС этот уход? Нет ли ревности по отношению к самой жизни? Нет, тут безусловно иное. Для сравнения можно представить себе скучнейший и нуднейший спектакль в театре, на котором ты – зритель. Уже после первого действия до невозможности хочется уйти, ибо – НЕИНТЕРЕСНО. Но сидишь, смотришь, слушаешь, надеясь, что хотя бы в конце, под занавес что-то прояснится, ты услышишь нечто важное и интересное. Другие зрители увидят, а ты пропустишь. И ты остаешься, сидишь и ... ждешь... Похоже ли это на жизнь? Для пишущего эти строки – весьма. Ведь прожив на свете немалое число лет, научаешься различать, что уж в этом-то набившем оскомину бытии нет и не может быть ответа на вопросы "кто мы, откуда и зачем?" Но все надеешься на чудо – вдруг приоткроется перед тобой тайна и ты увидишь свет, в котором пребудешь уже не как зритель или некий подопытный кролик, но как соучастник Реальности. Потому и отбрасываешь от себя мысль о добровольном и преждевременном своем уходе. 

*   *   * 

Много в смерти есть тайны религиозной. Легче, наверное, тем, кто без сомнений и без рассуждений ожидает, что «на том свете» его ждет НЕЧТО. Хорошее или плохое – но ждет. И верующий человек проникается этим ощущением, этим вИдением ИНОБЫТИЯ и обретает уже в этом мире психологическую опору, наполняющую его соответственно либо радостью ожидания встречи со всем любимым и милым его сердцу в раю, либо страхом посмертных мук – как о том говорят церковные авторитеты. Часто и сама земная жизнь благодаря такому воззрению становится для человека малозначащей, становится лишь каким-то преддверием к жизни настоящей, подлинной. Спору нет – наш земной театр абсурда уж очень напоминает либо лабораторный эксперимент, либо некий "испытательный полигон", на котором душу человеческую испытывают и закаляют, готовя к "жизни будущего века". 

*   *   * 

Старость... Как определить, как обозначить ее для самого себя? Слабеет ум? Да, конечно. Труднее запоминать, труднее извлекать что-либо из памяти.Становишься немощным... понемногу. Но не этим только определяется старость. Тут иное – исчезает ВОВЛЕЧЕННОСТЬ в окружающую жизнь, теряются связи с людьми. Не ФОРМАЛЬНЫЕ СВЯЗИ, соединяющие людей ради каких-либо насущных практических и ставших привычными действий. Но связи, определяемые потребностью душевной – просто ради общения, наполненного переживанием действительности и вовлеченностью в смыслы этого мира. Ты сам становишься этому миру все менее и менее  нужен... Все чаще становится легким и естественным просто сидеть в неподвижности со взглядом, устремленным куда-то в бесконечность.  Просто сидеть. Отдаваясь потоку вялых мыслей и таких же вялых чувств. Или вовсе без них... Далеко не всегда, но нет-нет, да и охватывает такое состояние. Все, что прежде звало к бурной деятельности, к изменению себя и своего окружения, давало взрыв эмоций и чувств, наполняло сердце надеждой, теперь мало - помалу превращается в объект созерцания, понятный, известный, предсказуемый и потому не заставляющий действовать. Ты из деятеля превращаешься в созерцателя. Возможно, это приближение к мудрости, кто знает? Но ведь мудрость далеко не в одной созерцательности... 

*   *   * 

Думается, человек по-настоящему начинает стареть, когда остается ОДИН. Когда рядом не оказывается того, с кем можно разделить все прежде пережитое, но также
и увидеть с ним себя в каком-то наполненном любовью, смыслом и живым чувством будущем. Пусть даже этого будущего и остается порой так немного... Ведь важно не число прожитых лет, но то, чем они были наполнены. 

*   *   * 

Тягостно умирать в одиночестве. Не дай Бог никому... 

*   *   * 

В человеке вообще странным образом сочетаются два свойства: он страшится смерти как момента перехода от бытия к небытию, и в то же время собственную смерть он допускает лишь на словах, умозрительно – на деле он не ощущает, что она может иметь отношение к нему самому. Иначе – разве мог бы он отдаваться радостям жизни, зная, что они лишь временное его состояние и неизбежно будут разрушены со смертью тела. 

*   *   * 

Размышляя об эйтаназии, мы неизбежно будем метаться от области "реальных" 
оценок к области оценок "нереальных", которые для многих суть оценки воображаемые. Есть научные рассуждения, в которых рассматриваются все факторы, имеющие значение для принятия решения о добровольном уходе из жизни и также для решения о допустимости помогать в этом человеку, страдающему от невыносимых мук. Подробно об этом пишет автор книги "Causing Death and Saving Lives" Джонатан Главер. Но сейчас о другом. Смерть все равно – таинство. И поэтому мерить ее мерками позитивной науки или морали вряд ли возможно. Проблема ведь вот в чем: человек принадлежит и во времени, и в пространстве к двум мирам – физическому и духовному. Смерть – явленный нам момент перехода из одного мира в другой. И здесь есть великая тайна нашего бытия – каков смысл этого изменения? Что значит весь наш земной путь и опыт и почему он должен трансформироваться в опыт умирания и в опыт посмертный? Можем, должны ли мы "торопить события" и принимать "волевое решение" о прекращении жизни? Каков духовный смысл прекращения жизни? Ведь самое важное при этом – необратимость шага "на ту сторону". Понимаем ли мы, от чего отказываемся ЗДЕСЬ и с чем должны столкнуться ТАМ? И несколько иной угол зрения: ощущаем ли мы по-настоящему, что с уходом человека исчезает поистине целая вселенная?.. 

*   *   * 

Невозможно, говоря о смерти, не обратиться к мыслям глубокочтимого и любимого мною Митрополита Антония Сурожского. У него немало сказано о смерти - того, о чем следует помнить, к чему важно прислушаться. Но сейчас приведу лишь слова его отца, глубоко верующего человека, о которых Владыка Антоний с большим чувством упоминает в своих беседах: "Ты должен так прожить, чтобы научиться ожидать свою смерть так, как жених ожидает свою невесту: ждать ее, жаждать по ней, ликовать заранее об этой встрече, и встретить ее благоговейно, ласково".  Как много это отличается от моих собственных переживаний и мыслей... Но невозможно не обратиться к этим словам - такая в них сила и такое чувство. И возможный Путь для каждого. Думается, для каждого... 

*    *   * 

Старость – это когда понимаешь, что перспектива так и не повидаться с кем-то из своих друзей, раскиданных судьбой по всему миру, может оказаться вполне реальной... 

*   *   * 

И все чаще думаешь о том, что надо готовиться к собственному уходу – так странно и грустно представлять свои привычные вещи – книги, одежду, записные книжки, стол, на котором лежит эта тетрадь, настольную лампу, ... многое другое – оставшееся без тебя... Они будут, но не будет того, кому все это нужно, того, кто позаботится об этих вещах. Ведь все эти вещи – часть моей и не только моей жизни, они одушевлены людьми, которые ими пользуются или пользовались. Никогда не мог разделить пренебрежительное отношение многих к вещам – мол, что вещи? – "... дерево или металл, не больше... Вот дух наш – это другое дело. Вот мысли, и чувства – они ценны". Отнюдь. Ведь и само тело человеческое, столь тесно сплетенное с душой и духом, тоже материально. И не стоит так относиться к физической основе - своей и близких наших, ибо если и тело ничего не значит, то не значит ничего и сама здешняя жизнь наша, а это далеко не так. Потому и на вещи следует смотреть сквозь призму их причастности нашему бытию, их связи с нашей душой и всем, что мы переживаем и любим в этой жизни. Вещь, оставшаяся у меня от моих уже ушедших родных, - это как бы материализовавшаяся память о них. Ведь она хранит тепло их рук, словно протягивающих ее мне из нашего прошлого...

*    *   * 

Когда я смотрю на полки с книгами, понимаю, что уже многое не успеваю... Не успею прочесть то, что должно, что хотелось, что мечталось. 

*   *   * 

И вновь возвращаюсь мыслями к таинственному смыслу нашей жизни на земле. Именно жизни осознанной человеком – не просто существования органической материи. Жизнь КАЖДОГО человека есть абсолютная ценность, равная ценности не только всего остального человечества, но и вообще всей Вселенной. Как бы странно это ни звучало. Да, с уходом из жизни человека исчезает целый мир. Никто из убивающих это не понимает и не может понять в силу своей вовлеченности в природный биологический процесс неведомо кем и с какой целью запущенный. И вовлеченность эта – производная от омраченности человеческого разума, не способного отстраниться от так называемой "реальности", псевдобытия, заставляющего людей участвовать в бессмысленной и унижающей человеческое достоинство "борьбе за существование", причем борьбе со своими же ближними. Но пока жив человек, есть у него возможность реализовать подлинно человеческое в себе. И только с физической смертью возможность эта исчезает. А что потом? И есть ли это "потом"? Ответ каждый из нас получит только в последний миг своей жизни. Но поздно будет что-либо менять... Поэтому главное – понять уже сейчас, что каждый день, каждый час, каждая минута нашей жизни неповторимы и невозвратимы. И каждая минута имеет свое непреходящее значение, смысл. Только чтобы увидеть этот смысл, необходимо суметь отрешиться от собственных вожделений и страстей, увидеть полностью себя самого как бы в зеркале Абсолюта. Нельзя терять такую возможность – ведь только она может позволить нам понять, что есть жизнь, что есть мы сами и почему, зачем весь этот театр абсурда на земле. И возвращаясь мыслями к вопросу эйтаназии, самоубийства вообще, понимаешь, что необратимый шаг не может, не должен делаться в состоянии аффекта, под воздействием минутной слабости или отчаяния. Лишь у джайнов, сколько знаю, есть позволение на добровольный уход из жизни, да и то лишь после 12-ти лет аскезы и только путем отказа от пищи. В этом способе самоубийства мне видится глубокий смысл – уход совершается сознательно и каждый день человек как бы перепроверяет свою решимость и уверенность в том, что все надлежащее в этой жизни он уже исполнил. 

*   *   * 

Не исключено, что я ошибаюсь, но о старости, именно о старости человеческой личности можно говорить, когда теряется интерес к миру, к событиям в нем. Не влечет к себе новая информация, не вызывают живого интереса научные и иные достижения, оставляет равнодушным многое из того, что касается будущего... Уже знаешь наверняка, что никогда в этой жизни тебе не взойти на Джомолунгму, да что там – даже на куда меньшие горы не взойти. И никогда тебе не придется созерцать снежные вершины, находясь в одном из буддийских монастырей Тибета. И не сыграть тебе по-настоящему достойную партию в шахматы, и не решить какую-нибудь серьезную научную проблему. Не пройти таежной тропой с геологами и не посидеть с ними у костра после долгого и трудного перехода. Не написать стихотворение своей жизни или по-настоящему глубокое литературное произведение. Даже не описать, не выразить словами вот это переживание собственного постепенного и медленного ухода, отдаления от жизни - не описать с должным чувством свое неотвратимое движение навстречу собственной смерти. 

*   *   * 

Старость – это когда не ты управляешь собственной жизнью, но жизнь начинает управлять тобой. Распадается на кусочки некогда единая мозаика событий, намерений, ожиданий, мыслей и чувств. Ты постепенно перестаешь строить планы на будущее и с удивлением и тревогой замечаешь, что летишь в это будущее как в бездонную пропасть со все большей скоростью – не то что дни – месяцы пролетают незаметно. Вот еще один признак старости. Наполненность времени. Очень малая. Время пролетает так быстро, что не успеваешь иной раз понять, как день прошел. Если хочется что-то сделать или написать что-то, изложить, даже просто пообщаться – ощущение цейтнота. Порой приходится откладывать одни и те же дела со дня на день, поскольку не удается даже к ним приступить. 

*   *   * 

В пример часто приводят людей и в старости сохранивших энергию и творческие способности. Здесь, мне кажется, ярко проявляется то, что я для себя называю явлением "вакуумной трубки" - герметичной колбы с поршнем, вытягивая который и создавая тем самым в колбе разрежение, мы испытываем все большее сопротивление. Так и в жизни – если жизнь человека была наполнена творчеством,созидательным трудом, он и на склоне лет успешно продолжает движение вперед – "за его спиной" нет "вакуума" безрезультатно прожитых лет – того "вакуума", который другому не дает двигаться вперед. Первого, как на крыльях, несут и поддерживают свершения прожитых лет. У второго – "за плечами" только выжженная пустыня непознанного, неизученного, несозданного... Нет того, на что можно опереться. Не обопрешься ведь на планы своей юности и нереализованные мечты. 
   
*   *   * 

В старости смерть выглядит более предметно. Чувствуешь, что это именно к тебе она имеет отношение. Переживаешь в своем воображении ее как расставание. Расставание со всем и со всеми НАВСЕГДА. Это страшное и невозможное слово –навсегда. Может быть, человек не имеет права его употреблять. Как не имеет права говорить о вечности... Но присутствует в душе это ощущение. Наверное, оно просто умозрительное, отталкивающееся от нашей земной, повседневной логики...  

*   *   *                                                    

"мы о себе — когда о мёртвых — плачем"
                                                                    
Виктор Кондратьев-Лутковский

 
Расставание

Каждый переживает смерть близкого человека по-своему. Никто никому здесь не судья, никто не может проникнуть в чужую душу и понять, почувствовать всю меру страдания ее. Наступает день, когда мир вокруг тебя превращается в блеклую декорацию, в подобие мира реального, в котором все краски, вкусы, запахи ты воспринимал прежде не в одиночку, но разделял с теми, кого больше в этом мире нет и... не будет - страшно произносить это слово "не будет", "никогда больше не будет"... И твои родные ушедшие уже не заслоняют собой от тебя эту бездну.  Мне кажется, что пережить потерю близких возможно лишь обратившись к зовущим миражам окружающего мира, заставить себя или пожелав поверить в их реальность. Когда они заслоняют собой последнюю правду нашего бытия - то, что все прекрасное, окружающее тебя, неизбежно должно исчезнуть. Что рождение уже таит в себе смерть, что встреча - первый шаг к расставанию, что радость неизбежно закончится горем. Мы знаем то учение,которое говорит нам об этом. Его создатель две с половиной тысячи лет тому назад не смог безучастно смотреть на боль и страдание этого мира. Он ушел от мирских радостей и удовольствий, от власти и земных красот. Он дал людям путь избавления. Наверное, его не удовлетворили "цветистые миражи" и сказки, наверное, слишком сильно было его сострадание к людям... Впрочем, как показывает жизнь, все это крайне субъективно. *   *   * 

Уходит близкий, родной человек и вся бездна невозможности этого разверзается перед тобой. Ведь это все. Ты уже не сможешь перемолвиться с ним словом. Не сможешь просить прощения за все те боли, обиды и несправедливости, которые ты доставил ему за всю прожитую жизнь. О, нет, есть и много-много хорошего, что можно вспомнить. И этого хорошего, наверное, больше. Но вспоминается в первую очередь и отзывается болью в сердце то, что ты сделал неправильно, где поступил низко, где был нечуток и эгоистичен, где не сделал единственно нужного в тот момент... 

*   *   * 

Человек ушел, а вокруг тебя - все то, с чем он соприкасался - нет, с чем мы вместе соприкасались - вещи, книги, посуда, занавеси на окнах, записи в блокноте, сделанные его рукой... Все это как будто разговаривает со мной - а как же иначе? - ведь в моей душе не перестает жить голос, мысли и тепло ушедшего... всех ушедших... Как легко решаются порой на то,чтобы изменить домашнюю обстановку - ради избавления себя от мучительных или тревожащих воспоминаний. Как часто говорят, что ведь не в вещах или одежде умерший. Не в "материальных объектах", но в нашей памяти о нем. Правильно, кажется, но все же... Разве при жизни человека мы общались только с каким-то "чистым", "невещественным духом" его? Разве? А звук голоса, а тепло и нежность рук, а одежда, которую надевал человек, вещи, которыми он пользовался? Вещи, которых касались его руки... Эти вещи хранят память о нем.  

*   *   * 

Я был потрясен, впервые прочитав на Прозе.ру стихотворение Е.В. Скворцовой "Натюрморт" и найдя в нем собственные чувства, мысли, ... переживания... боль моего сердца... Оно в форме чувственных образов передает именно то, чего боится и чего не хочет, не может принять душа - 

"Дом
отвыкает постепенно
от тебя.
Теряют
стены - тени,
теряют
отраженье - зеркала,
теряет
чашка - вкус прикосновений,
окно
теряет
долгих взглядов след,
теряет
запах кожи - плед,
подушка постепенно
теряет щек тепло... 

И только двери
все так же
ловят каждый
скрип ступенек,
вздыхая тяжело..." 

Душа рвется в прошлое. Кто здесь человеку судья? Как часто слышишь, что умерших нужно помнить, но не жить в прошлом. И обычные в таких случаях рассуждения о том, что "прошлого уже нет, будущего еще нет, поэтому нужно жить настоящим". Мол, только оно, настоящее, и существует. Бог судья, но мне это не близко. Ведь наше настоящее - это как гребень волны, лишь венчающий собой ее - всю предшествующую жизнь нашу, пройденную вместе с близкими людьми. А настоящее, не успев возникнуть, уже становится прошлым. Прошлое же живет в нас, именно ЖИВЕТ, а не просто присутствует в воспоминаниях. И так больно ощущать, как "вещи постепенно отвыкают" от ушедшего... Как если бы ты сам стал привыкать к его уходу...  

*   *   * 

Если мои родные, ушедшие из этого мира, действительно УШЛИ, то и моя собственная жизнь есть по существу нечто поверхностное, эфемерное, не обладающее настоящим бытием - ведь и она закончится в свой час. А ведь говорят, что у Бога нет отдельно прошлого, настоящего, будущего - все пребывает одновременно. Если есть мир духовный, трансцендентный (а он есть), то в нем мы все вместе - и умершие, и живущие, и те,кому еще только предстоит родиться. Не могу и не хочу никого убеждать, но чувствую: если человек действительно умирает, исчезает навсегда,то это значит, что его нет вообще. Что тогда и все "живущие" - суть только фантомы, столь же мало реальные для этого мира, сколь мало реальны сны людей за все века существования человечества. 

*   *   *  

Извечный вопрос - как и ради чего жить? И кто я - кающийся и бьющий себя в грудь грешник, или стремящийся к праведности фарисей? Что, если бы мне, как в "Сталкере", задали вопрос о моем самом заветном желании? Хочу ли я продолжать жить? Могу ли я продолжать жить? Или мое заветное желание - остановить это колесо? А, может быть, я попросил бы возвращения в прошлое? Но ведь для этого Творец должен ради меня изменить весь ход событий во Вселенной, её историю... здесь мой разум отказывается мне служить. Когда соблазны этой жизни уже не важны, удерживает только инстинкт самосохранения, страх перед неизвестностью и необратимость фатального шага. А еще - религиозные воззрения - они довлеют, устрашают - а вдруг действительно ТАМ разлука уже навечно - ибо грешникам уготована печальная судьба, другая, нежели  праведникам... Но ведь есть и другое - очень важное - мысль о живущих близких. Любовь к ним. И ты живешь благодаря ей. А как трудно бывает со стороны понять, почувствовать всю безысходность одиночества...всю потерянность от его переживания. Даже буддийский монах имеет цель в этой жизни - нирвану. 

*    *    *

У Фредерика Бакмана ("Вторая жизнь Уве") про переживание смерти близкого человека - жены: "Нет, Уве не умер, когда Соня оставила его. Просто перестал жить".  

*   *   *

Говорят, муки совести, муки памяти, невозможность жить с ними,  боль души - все это проявление депрессии. И ее можно вылечить, изменяя с помощью лекарств химический состав клеток мозга. Но что это значит? Ведь это то же, что изменить проявление в себе чувства совести, заглушить его, не дать ему напоминать о всем том злом, что ты в жизни сделал, по сути - изменить свою личность. Ведь если я перестану страдать из-за той боли или несправедливости, что я причинил другому - это значит, что я буду подменен кем-то иным. Тем, у кого все это уже не будет вызывать приступов безысходного раскаяния. Тем, кто станет чувствовать и мыслить по-другому. 

*   *   * 

Чувство вины. Бесконечной вины за совершенное и несовершенное в жизни. Переживание этой вины бесконечно. Это и есть  ВЕЧНЫЕ МУКИ.  Вечные муки раскаяния. Здесь и сейчас - в каждое мгновение  жизни.

*   *   * 

Страшно быть одному. Это не боязнь какой-то опасности, нет. Это боязнь пустоты, которую ты самим собой заполнить не можешь. Когда рядом близкий человек, твое внимание так или иначе обращено на него. Не нужно думать о себе. Когда ты один на один с собой, изо дня в день, неизбежно возникает потребность понять, а что же это такое - ты сам? Бывает очень странно и пугающе осознавать, что с этой физической оболочкой необходимо что-то делать. Наверное, у людей бывает, что все их внимание обращено на предметы и события внешнего мира. Тогда они как бы не замечают самих себя и их не настигают подобные вопросы.   

*   *   * 

Попытка иного вИдения 

По-иному заставляет взглянуть на потерю близкого человека американский профессор Douglas Hofstadter, автор книги "I Am a Strange Loop", так рассказывающий о потере им жены.
Не "моя" потеря, а потеря, которую понес любимый, ушедший из жизни человек. Что ОН потерял? - радость общения с детьми, с другими людьми, путешествия и новые впечатления,совместные прогулки, увлекательное чтение, занятия языками, радость узнавания нового... - все это исчезло для НЕГО с его смертью. И как часто, потеряв близкого, мы прежде всего думаем о своей потере - о том, что остаемся в одиночестве, без помощи и поддержки.  Каюсь, так мог бы сказать о своих чувствах и я сам. Хофштадтер показывает всем  другую сторону трагедии. Сам он, потеряв жену, пробовал даже участвовать в сеансах групповой терапии, организованных в помощь недавно понесшим утрату супругам. И увидел, понял, что все в группе были сосредоточены, "зациклены" на собственной боли и собственном страдании. Все хотели излечиться сами. Но как излечить Кэрол, жену профессора?? Как изменить ЕЁ участь? Хофштадтер и другие участники группы говорили на разных языках... Может быть, причина такой разности в переживании была в том, что его жена умерла, когда их дети были еще слишком малы? - задается вопросом Хофштадтер. Для Хофштадтера было невыносимо думать о том, что потеряла со смертью его жена, и в то же время он не мог не думать об этом. Чувство боли из-за горькой несправедливости захватывало его целиком. Но даже от своих друзей он слышал: "Ты не можешь, не должен так переживать за нее. Она умерла. Она больше не страдает. Того человека, о котором ты переживаешь, больше нет в этом мире".  Насколько неверными и бессмысленными казались ему эти слова! Таким же ложным это кажется и мне, хотя я обязан признаться, повторить, что и сам был и остаюсь слишком сосредоточенным на СВОЕЙ боли. Однако не ради этой нравственной истины профессор написал главы, посвященные смерти его жены и всего с ней связанного. Нет, он задается вопросом о том, где теперь, ушедший из жизни человек. Неужели его больше нет в этом мире? Нигде нет? И здесь я хочу привести его слова о том переживании, которое было у него вскоре после ухода из жизни Кэрол. 

"Однажды,глядя на фотографию Кэрол, сделанную за несколько месяцев до ее смерти, я вглядывался в ее лицо, вглядывался настолько пристально, что внезапно почувствовал, будто нахожусь там, позади ее глаз, смотрю ее глазами, и неожиданно для самого себя, ощущая, как слезы текут по моему лицу, я воскликнул - "это я! это я!" И эти простые слова вернули меня к тем мыслям, что приходили ко мне прежде - мысли о слиянии наших душ в одно целое более высокого порядка, мысли о том, что в самой сердцевине наших обеих душ лежат одни и те же надежды и мечты о наших детях; мысли о том, что эти надежды были неотделимы и являлись одной общей надеждой, тем, что определяло нас обоих, соединяя нас в единое целое - то, что я слабо представлял себе до того, как мы поженились и у нас родились дети. Я осознал, что хотя Кэрол умерла, все равно эта глубинная часть ее не умерла вместе с нею полностью, но продолжает жить в моем мозге". 
Хофштадтер пишет далее, что имя "Кэрол" означает для него намного больше, чем просто физическое естество его жены, умершее теперь. Нет, это целая вселенная, включающая в себя воспоминания, надежды, мечты, веру и любовь, отклик на музыку, чувство юмора, сомнения, великодушие, сострадательность и многое-многое другое. Все это может до некоторой степени восприниматься другими, быть объективным, находясь в памяти ее друзей и близких или в записях в блокноте, или где-либо еще. И именно из-за того, что ушедший человек продолжает оставаться в памяти близких или на бумаге, в записях, он также остается и в памяти тех, с кем, возможно, и не был знаком лично. Часть его сознания, нечто глубоко внутреннее продолжает свою жизнь на этой планете. Даглас Хофштадтер пишет, что в течение нескольких месяцев после кончины Кэрол он записал очень многое из их общей жизни - то, что уже находилось в его мозгу, но благодаря записанному на бумаге все это сможет когда-то быть воспринятым и другими - кто знал Кэрол - и таким образом хоть отчасти "реанимировать" ее. Да, даже только "материальные" объекты, такие как видеозаписи, могли бы заключать в себе частицы души умерших людей, их творения, их жизнь среди других.  

Критически важна - пишет Д. Хофштадтер - глубина взаимного проникновения душ, чувство совместного целеполагания, ведущего и к совместной их идентичности. Профессор задается вопросом: "Осталось ли сознание Кэрол где-либо в этом мире? Другими словами: возможно ли мне посмотреть на Монику (дочь) "за Кэрол" и - даже - хотя бы в ничтожной степени стать Кэрол, видящей Монику? Или же индивидуальность Кэрол окончательно и полностью исчезла из нашего мира?" 

*   *   * 

Суть в том, что содержание сознания другого человека может становиться частью моего сознания и быть как бы "присутствием" его во мне. И тем больше, чем теснее наша душевная близость. То же очевидно относится и к присутствию его сознания в других людях - в зависимости от степени душевной их близости. Тем самым ушедший из жизни человек продолжает существовать в мире живых. Очень важно сохранять старые фотографии и другие документы - они помогут сохранить присутствие ушедшего в нашем мозгу (сознании). Именно поэтому - пишет Д. Хофштадтер - такая личность, как Фредерик Шопен, продолжает свою жизнь в нашем мире. Ведь он присутствует среди нас в нотной записи его произведений, позволяющей любящим музыку "слышать" душу великого композитора. 

*   *   * 

Мы все, проживая нашу жизнь,"впитываем" привычки, образ действия, отношения, свойственные окружающим нас людям. По сути, мы формируемся под воздействием нашего окружения, до известной степени копируя его. Мы определяемся воздействием на нас других людей, особенно самых близких нам. Мы живем в других, другие живут в нас. 

*   *   * 

Уходит из жизни человек... Его мысли, чувства продолжают жить благодаря ближним, любящим и помнящим его. И это не сознание, связанное с клетками мозга, нервной системы ушедшего - это сознание, которое создают и поддерживают паттерны. Важны организующие паттерны, но не вещество. Благодаря паттернам душа ушедшего может перейти в мой мозг и воссоздать сознание моего близкого человека. Пусть и в очень ослабленной форме, пусть не в такой подробной. Это - трансплантация сознания. 

Главу,посвященную этим вопросам, этому созерцанию иного бытия, Д. Хофштадтер завершает выпиской из романа  Carson McCullers "The Heart Is a Lonely Hunter": 

"На следующее утро он засиделся за шитьем в комнате наверху. Почему? Почему, когда есть настоящая любовь, оставшийся в живых не так часто следует за ушедшим путем самоубийства? Только потому, что живые должны хоронить усопших? Из-за определенных ритуалов, которые следует исполнить после смерти? Или из-за того,что оставшийся на земле как бы на время выходит на сцену, где каждая секунда разрастается до бесконечности, а за ним самим наблюдает множество глаз?Может быть, из-за обязанностей, которые требуется исполнить? А, может, когда есть любовь, овдовевший обязан остаться ради воскрешения любимого - чтобы ушедший не умирал совершенно, но продолжал свою жизнь в душе оставшегося?" ... 

*   *   * 

Несколько одиноких мыслей. 

Шаги по квартире... Пока шагаешь, кажется, что жизнь продолжается - что-то происходит. Остановка. Комната молчит. Тихо вокруг. Так редко наступает тишина... А в груди пустота, какая-то воронка, как бы высасывающая из тебя душу, засасывающая в себя все - твои мысли, чувства, ощущения. Размышления о времени и той силе,которая похищает близких и родных. Всех. Которая в свое время похитит и тебя.  Страшна не смерть. Это только так кажется, что страшна. На самом деле страшна пустота, разверзающаяся между "сейчас" и тем моментом в будущем, когда в муках или - если Бог позволит - без них, погаснет столь привычное сознание себя ...  

*    *   * 

Нужно ли людям помнить о смерти? Скажут многие - а зачем портить себе жизнь, наполняя ее смертной памятью? Куда лучше радоваться каждому светлому моменту ее. Как в детстве, когда о смерти думалось как о чем-то отвлеченном, абстрактном, к тебе самому никакого отношения не имеющем. А о чем думается теперь? О жизни будущей? Вечной? О жизни с Богом? Но имею ли я право проповедовать ее (в том числе самому себе), если не воспринимаю ее в ощущениях? Если не вижу воочию? Хотя и верю. Думаю, что она есть. Только - какая она, та жизнь? И я прошу Бога, чтобы не было тяжело и одиноко в той вечной дали нашим родным, уже ушедшим туда...Как тяжело и одиноко бывает оставшимся здесь.Чтобы не было там страдания. Чтобы напротив - была радость общения, более не омраченная предчувствием расставания.

    
*   *   * 

24 ноября 2022 г. Записал эту дату, хотя она, кажется, ничем особенным не отличается от многих других. Сегодня весь день за окном густой туман. При тумане внешний мир как бы сжимается, сокращается. И сознание тоже оказывается более замкнутым само на себя. Одиночество... Сегодня оно особенно ощутимо. А мысли все уносят в прошлое. И в то же время - ожидание будущего. Будущего, в котором неизвестно сколько еще таких же дней. И мыслей. И ... необъяснимой надежды - ведь человек жив только благодаря надежде. На то, что если есть расставание, то должна быть и встреча. И в этом вера. 

Все родные ушедшие наши - где они? Если по ту сторону ничего нет, тогда наши любимые живут в нас. И тогда прав Хофштадтер - они смотрят на мир нашими глазами, слышат благодаря нам и чувствуют нашим сердцем...