Предметы и их сущность

В моих ранних воспоминаниях сохранился хоровод склоненных надо мной лиц, улыбки, смех, эхо незнакомых звуков, я не понимаю речи, но учусь узнавать голоса. Мир кажется засвеченным, а пребывание в нем — счастливым.
Следующие события походили на полёт космического зонда в межпланетном пространстве. Мимо меня проносились неопознанные объекты, необъяснимые явления, близкие и далёкие лица. Память делала заметки, фиксировала информацию для того, чтобы на следующем витке детализировать, а может быть, если повезёт, то и расширить мой кругозор. Из разговоров взрослых я уже знала, что все люди на Земле мечтают о космосе, и всё прекрасное и неожиданное, казалось мне, было родом именно оттуда. По вечерам родители выводили меня во двор посмотреть на спутник — крошечную звёздочку, затерявшуюся в чёрном небе среди неподвижных светил. Чем дальше от лунного диска, тем гуще роились мерцающие точки и искрящиеся пылинки, образуя  голубые и розовые туманности, сплетающиеся своим узором в раскинувшийся через весь небосклон Млечный путь. Одна точка покрупнее отделилась от подруг и начала двигаться от одной звезды к другой, здороваясь и прощаясь на ходу, она удалялась к горизонту и в конце концов у самого края небослона  растворилась в свете уличного фонаря.
 В торжественной тишине раздался голос отца: "Человек покорил космос, теперь дело за  вами!"

 Мир переживал период ярких открытий, и я шла вместе с ним рука об руку к разгадке сущности мирового порядка. Жизнь менялась прямо у меня на глазах. Ещё вчера на нашей улице едва можно было встретить грузовик, а теперь звенели трамваи. Пара милых дворняжек побывала в космосе, и мне пообещали, что следующими полетим мы — люди.
«Маруся, хочешь стать космонавтом?» — спрашивали родители. Представив себя на страницах газет вместе с Белкой и Стрелкой, решила, что, пожалуй, соглашусь. Ясно, миром правят перемены к лучшему! Мне захотелось жить быстрее, чтобы завтрашний день наступил уже сегодня, потому что ожидание прекрасного будущего слишком утомительно для ребенка четырехлетнего возраста. Присмотревшись к ближайшему окружению, я начала замечать людей, способных разделить мои убеждения. Почему не все люди бывают добрыми? Почему не все дни счастливые? Почему так хочется верить в существование «Волшебной Земли», где все мечты сбываются и нет ничего невозможного для меня и моих друзей. Вместе с ними мы должны будем отправиться на поиски настоящего счастья.

Первым образцом «Человека счастливого будущего» в моей классификации личностей явился Павлик. Дядя по материнской линии, наезжавший к нам из мест неопределенных, и сам был человеком непредсказуемым. В каждый свой визит он выливал на семью ушат умопомрачительных историй о сказочных проектах, новых местах обитания и очередных спутницах жизни. При виде меня он шумно восторгался произошедшими в ребенке переменами и подкидывал в воздух мое не отягощенное массой тело. На самом отдаленном участке эллиптической орбиты у раскаленной добела лампочки я достигала точки покоя, где страх и восторг на мгновенье сжимали мои лёгкие, а время останавливалось. На возвратном этапе, приземлившись на Павликово плечо, я утыкалась носом в коричневый пиджак и начинала испытывать необъяснимый прилив счастья от того, что «полет прошел нормально».
К шести годам я уже умела читать и считать. Гагарин уже произнес свое уверенное «Поехали!», и голос Левитана разнес эту новость по всему миру. К этому моменту я научилась радоваться не только своим успехам, но и гордиться страной, подарившей нам право жить под счастливым небом социализма.

К «ноябрьским праздникам» вся семья собиралась вместе отметить большие выходные, «на людей посмотреть и себя показать». Из ближайшего пригорода заскучавшие родственники привозили накопившиеся за год новости и деревенскую снедь. С раннего утра дедова комната разогревалась от скворчания плиты и звяканья праздничной посуды, накалялась от шумных возгласов мужчин и тихих перешептываний женщин. После «демонстрации» традиционное застолье уже набирало обороты, когда дверь широко распахнулась, и на пороге появился Павлик. В это самое время я, окруженная своими игрушками в кукольном уголке, бесконечно скучала и, если и почувствовала приближение праздника, то благодаря отражению солнечного света в каплях тающего снега на плечах и на свертках в руках гостя. Среди домочадцев Павлик отыскал глазами меня и, под их добродетельные улыбки, наклонился, чтобы вручить традиционный подарок. От его нового драпового пальто незнакомо пахнуло преющей овчиной, а отсыревшая картонная коробка показалась мне чересчур торжественно холодной. «Наверное, в ней спрятана прекрасная балерина в пуантах и газовом платьице из серебряных нитей с хрустальной короной на голове», – подумалось мне.
С неизменным сюрпризом на лице он приподнял мой подбородок и, глядя прямо в глаза, объявил во всеуслышание: «Маруся! Как я тебя любил, когда ты была маленькой!» Неожиданное признание больно ранило мое наивное эго. Впервые услышав слово «любил» в незаслуженно прошедшем времени, я замерла и почти отчаялась, но защитные механизмы в теле здорового ребёнка тут же выстроили систему поддержки. Шелковая лента кукольной коробки вновь заскользила в моих руках. «Наверное, это всё те же перемены к лучшему, и речь сейчас пойдёт о том, что я повзрослела и пришла пора повысить самооценку!». Заглянув в зеркало платяного шкафа, я поискала следы перемен: «Ноги — те же, руки — те же. Неужели мамин красный лак на моих ногтях способен так изменить судьбу человека?» Я все еще путалась в бантах, когда материнский голос взволнованно произнес: «Маруся, что надо сказать?» Она взяла меня за плечи и развернула лицом к высокому собранию. Разговоры за столом стихли, и образовавшаяся пауза превратила улыбки родственников в маски, их приоткрытые рты старались помочь мне произнести очень важное слово...
— Спасибо.
— Спасибо кому? — надавило собрание.
— Всем! — Я почему-то сделала мах рукой и поклонилась в пол.
— Ай да Маруся! Ай да молодец! — Маски захлопали в ладоши, одобрительно закивали головами, приглашая Павлика к бабушкиному студню. Я тряхнула коробку, и из нее выкатился розовый целлулоидный пупс, больше похожий на молочного поросенка, чем на сказочную принцессу. Мой вчерашний друг, ломая все стереотипы, опустил традиционные разговоры «за жизнь» и, развернувшись в сторону запотевшего графинчика, разорвал нашу связь навсегда. Я лишилась опоры под ногами и впервые оказалась одна в пустоте космического пространства. Наш "Остров счастья" — стал туманным, парус на лодке поник, мне больше не с кем было странствовать в поисках Эльдорадо.
С этого момента из моей жизни ушло что-то очень важное, то, что впоследствии психологи объяснят первой эмоциональной привязанностью.


Застолье родственников было шумным. Под переливный звон граненых стаканов и запахи разносолов домочадцы торопились обсудить последние события в жизни семьи. Первыми на повестке дня оказались достоинства недавнего Павликова приобретения — горбатого «Москвича», того, что сейчас поблескивал хромом в кустах голой акации у нашего крыльца. Хозяин сокровища периодически вскакивал из-за стола, бросался к окну и, теряя по дороге авторитет, распугивал моих любознательных друзей.
Самое интересное началось в момент, когда дедов палец поднялся вверх, а в его голосе появились проповеднические нотки. Беседа перешла к теме семейных ценностей, чувствительной для всех собравшихся. Я изо всех сил старалась подслушать разговор в надежде, что речь пойдёт обо мне. Но нет, сегодня я никого не интересовала. Очередная большая любовь, неожиданно свалившаяся на Павлика, волновала их больше перемен в ребенке. По уверению дядьки, теперешний союз обещал быть счастливым. Обращённый ко мне затылок вдруг засветился розовой лысиной, отчего захвативший мое воображение рассказ, начал казаться неправдоподобным: «Разве лысые дядьки могут влюбляться?» Из последующих тостов выяснилось, что молодожены ждут прибавление, и скоро у Павлика должен появиться «свой собственный ребенок». В этот момент он покосился в мою сторону, и наши глаза встретились.
«Так вот кто вытеснил меня из его сердца!» — укрытая волной безысходности, я уже ненавидела еще не родившуюся тайну, когда от стола голосом Леонида Утёсова полилась бесконечно дурацкая Павликова песня: «...Ни одного печального сюрприза! Всё хорошо, всё хорошо!».

За окном темнело, северный ветер переметал снежную крупу с праздничным мусором вслед ушедшему до первомайских праздников оркестру.
 Еще утром, любуясь проходящей мимо наших окон колонной демонстрантов, я заметила, как из рук одного мальчика вырвался красный воздушный шар и, поднявшись над красными флагами, он заторопился первым прийти к коммунизму. Папа с мальчиком замахали руками, пытаясь уговорить беглеца вернуться в строй, тот, будто испугавшись своего порыва, а может быть из жалости к друзьям, замешкался и запутался ниткой в электрических проводах. Человеческая река не остановилась в своем поступательном движении, и вот уже новые ряды красных транспорантов равнодушно шли мимо места разыгравшейся трагедии. Прижавшись лбом к холодному стеклу, я еще долго наблюдала за тем, как малыш, сидя на отцовских плечах, оглядывается назад в надежде на чудо.
Шарик какое-то время не терял энтузиазма, пытался вырваться из плена, догнать колонну и даже повести людей за собой, да так и сдулся, замерзая на привязи.

«Оказывается, у человеческих историй  счастливый конец совсем не обязателен! Придется с этим смириться раз и навсегда», — сделала я свое первое философское заключение и, смахнув пупса под кровать, начала жизнь сызнова.