Балатовский лес 2. 0. Гл26. Рыба покрупнее

Увольняться лучше летом – остается шанс заметить его и отдохнуть. В русском языке все времена года, кроме лета, женского рода. Лето – это явление, состояние, ощущение. Его нельзя, как тропические циклоны, называть женским именем – не стоит доверять изменчивой девичьей натуре, слишком дорог каждый теплый день в наших северных широтах! Пусть весной или осенью термометр, как дикий мустанг, скачет от минус пяти к плюс пятнадцати в течение дня. А летом такое непозволительно!

Определенно увольняться лучше летом! Но часто возникают две проблемы: отговаривают и полгода ждать. Обе проблемы, казалось, не относились к Полине, она искренне считала, что в министерстве ее демарш воспримут в штыки и попросят написать заявление. Ведь мало кто так опасается за свои кресла, как чиновники высоких мастей! И все вроде бы шло к тому: утром все притаились, и о Полине никто не вспоминал, а после обеда в календаре появилась ссылка на видеовстречу с высоким начальником. Этот начальник был настолько высокий, что не посчитал нужным согласовать время встречи и написать повестку: подстраивайся и будь готов! Поэтому час X, разумеется, встал поперек остальных митингов.

Высокого начальника звали Евгений Николаевич, и он действительно был очень большим. Его рост, казалось, предопределил статус: уместиться в экономклассе, плацкарте или случайных такси Евгений Николаевич не мог чисто физически. Но окружающих он поражал не только своим могучим телосложением, но и голосом. В юности Евгений Николаевич учился в музыкальной школе, и его педагог по вокалу искренне верила, что подопечный способен через несколько лет добраться до середины контроктавы. Но, к ее сожалению, он добрался лишь до престижного технического вуза в Москве, а вовсе не до консерватории.

Между Евгением Николаевичем и Полиной было лишь краткое знакомство: она знала, что он какой-то большой начальник, а он знал, что она существует. Это, однако, не помешало начать разговор с неожиданно теплого и дружеского вступления:

– Полина, дорогая, до меня дошли слухи, что вас в Перми обижают и запугивают. Расскажите подробнее, что эти негодяи выдумали.

Полина с недоверием отнеслась к такому приветствию, но вида не подала. Держите, раз просите! Она подробно описала свой первый проект в Балатовском, честно упомянула про инцидент с Игорем и пересказала содержание показанных Виктором документов. Евгений Николаевич внимательно выслушал и задал ряд уточняющих вопросов. Принципиально они сводились к следующему: что из показанного Виктором ложь и можно ли это доказать.

– К сожалению, компании вправе не хранить документацию пятнадцатилетней давности, даже относящуюся к бухгалтерии, налогам или кадровому учету. Текущую проектную информацию они обязаны предоставлять только в крайних случаях: компании имеют право ссылаться на коммерческую тайну. А крайний случай – это судебное решение.

– Вот подонки! – прогремел Евгений Николаевич так, что зашипели динамики. – Они думают, что если якшаются со СМИ и военными, то им все позволено! Но нет, на всякую рыбу найдется рыба покрупнее.

Полина была поражена столь эмоциональной реакцией начальника. “Здесь что-то личное”, – подумала она.

– Я должен задать вам вопрос. Разрешите? – спросил Евгений Николаевич, но, не дожидаясь ответа, сразу продолжил: – Мне важно понимать – вы готовы рискнуть и попытаться разворошить это осиное гнездо или вам не хватит обиды и злости?

Полина задумалась. Обида, безусловно, присутствовала – мало кому понравятся угрозы и откровенное вранье. Но останется ли обида через месяц, год, десять лет? Как сложится карьера, и главное, что произойдет с отделом этики, если Балатовский опубликует материалы, а министерство, не сумеет найти опровержение? Синица в руке или журавль в небе? И нужно ли выбирать, если в руках двустволка?

– Я изучил ваше личное дело, – сказал Евгений Николаевич, – вы были на хорошем счету в Балатовском, но решили уйти в министерство и заняться не самой денежной работой. Могу предположить, это было принципиальное решение. Так?

– Что вы предлагаете? – ответила вопросом на вопрос Полина.

– Нам нужен тот самый крайний случай. Мы должны уличить Балатовский в подлоге, ложных публикациях в СМИ и незаконном использовании ИИ. В этом году исполняется десять лет закону о дипфейках, пора уже попробовать его применять.

– Вы думаете, в Балатовском настолько наивны, что станут публиковать легко опровержимые материалы? Это их специализация.

– Так мы тоже не лыком шиты! Полина, мы – орган государственной власти! Да мы кажемся медлительными и неповоротливыми, как акулы, но это неизбежно с нашими размерами. Пусть мы не можем плавать с такой же скоростью, как марлин или тунец, но если повезет, проглотим их с легкостью! Я верю, что Балатовский где-то промахнется!

Евгений Николаевич замолчал. Ему хотелось закончить свою яркую речь на таком эффектном сравнении, но это было бы нечестно! Он колебался и пытался подобраться слова достаточно правдивые, но не слишком пугающие. Но не получилось!

– Нам придется постоянно провоцировать. Мельтешить, зудеть, залезать под кожу! Возвращайтесь в Балатовский, забудьте, что вас отстранили. Только будьте готовы, что на вас обрушится поток лжи и негатива. Мощный поток и непредсказуемый. Вас попробуют очернить, оклеветать, смешать с грязью. Поэтому я и спрашиваю: вам хватит решимости, или мы оставим этих мерзавцев без наказания?

Полина колебалась. Еще четверть часа назад она размышляла, куда отправится отдыхать, а сейчас ее пугают, что предстоящее лето станет едва ли не самым сложным в ее жизни. Хотя почему пугают? Заманивают!

– Я не принимаю важных решений после ужина.

– Так ведь солнце еще высоко!

– В Перми оно на два часа ниже.

– Справедливо. Вам действительно есть что обдумать. Жду вашего решения завтра. Но у меня плотный график, и я освобожусь только вечером. Пообедайте поплотнее!

Ксения и Сергей заработали с удвоенной силой. Они стали проводить по две сессии в день, дотошно указывая специалистам Балатовского на все выявленные нарушения. Полина требовала все больше документации и исходных кодов, ясно осознавая, что получит отказы. Константин Иванович тоже проявлял небывалую активность – иногда казалось, что он мог находиться сразу в нескольких местах одновременно: то в одном отделе, то в другом, то в Перми, то в Москве.

Буквально через несколько дней на очередную сессию пожаловал сам Шувалов – заместитель генерального директора Балатовского. Он, словно юрист из голливудского фильма, ворвался в конференц-зал и заявил, что его подчиненные имеют право не отвечать на вопросы министерских чинуш, пока он лично не обсудит с советником министра цель ревизионной проверки.

– Мы действуем в соответствии с Федеральным законом “О защите граждан от недобросовестного применения искусственного интеллекта”, и вам это хорошо известно, – с невозмутимым видом ответила Полина. – Сегодня мы обсуждаем механизмы пометки автогенеренного контента. Если вы можете рассказать, как Балатовский гарантирует обязательность пометки созданного контента, то присоединяйтесь к обсуждению. А если нет, то просьба не мешать: у нас еще много работы.

Шувалов давно занимал высокие руководящие должности, а поэтому начал забывать, как с достоинством получать отказы. Капилляры на его лице стали проявляться, словно изображения на черно-белых фотографиях в инфракрасном освещении. В наступившей тишине стало слышно, как он глубоко и раздраженно дышит.

– Собирайтесь, у вас должна быть более важная работа в своих отделах! – гаркнул он подчиненным. – Кто задержится хоть на минуту, тот может забыть о годовой премии!

Сотрудники Балатовского переглянулись и начали складывать вещи.

– Раз вы по-хорошему не понимаете, то у вас будут неприятности. Большие неприятности! – вместо прощания сказал Шувалов.

– А было ли когда по-хорошему? – риторически произнесла Полина вслед уходящему Шувалову. Но вместо ответа только громко хлопнула дверь.


Дальше: http://proza.ru/2025/02/04/568
Назад: http://proza.ru/2025/02/03/615
Начало: http://proza.ru/2025/01/10/1233