Частушки. Глава 5. Подружки

А сколько частушек про подружек!..

Только сначала я расскажу о двух подружках Любе и Рае. Вернее, рассказывать будет Рая. Это их фотография. На обороте написана дата: 28/VII-53.
- «Мы с подружкой жили дружно из окна в окошко». Нет, не из окна в окошко, дома наши стояли на одной стороне улицы. Если идти из Аркуля, то на правой. Солнечная сторона, весёлая. Сначала дом Ивана Семёновича, Люба – его дочь, жена Митревна, младшая дочь Тая. Потом проулок, по нему все ходят. Мужики – в кузницу, а бабы – за водой на реку. Кузница сразу за Любиным домом. Потом дом Пудова, учителя, жена его Пудиха, и сын Вовка, помоложе нас. А потом и наш дом – Пети Киселёва. У нас семья большая. Мама умерла рано. Остался отец с тремя детьми: Клава, Коля, да я. Трудно ему одному с нами было. Уговорил Моню, дочь Дёмихи, пойти за него замуж. Она уже не молоденькая была, согласилась, не побоялась, пошла за трёх детей. Привёл отец в дом мачеху. Но Моня оказалась мачехой не злой, не обижала нас, малышей. А отцу через год-два приносила по сыну. Вон бегают: Лёнька, Толька, Вовка, Гринька, да скоро пятый будет. Хоть бы дочь родила, а то мы с Клавой выйдем замуж, кто ей помогать будет?
А подружка моя Люба живёт сейчас в Кирове, в институте учится, уже два года. Летом в деревню приезжает на каникулы. Вчера приехала. Я её ещё не видела. Вот грядку моркови дополю и сбегаю к ней. Гряда длиннющая, полю, полю, всё не кончается. Ещё воды надо натаскать, может уговорю ГлавдЮшку, чтобы она одна натаскала. Её пока дома нет, на ферме. Воды надо много, вдвоём-то быстрее, да и веселее, легче кажется. Река под горой, а гора высокая, крутая. В деревне ни одного колодца. Были колодцы, да за время войны все нарушились. Мужиков-то в деревне не было. Вовремя поправить было некому, обвалились.
Дожди уж которую неделю не идут. Сушь. Огурцы, помидоры, капусту поливать надо – сгорят. Да каждый вечер – стирка. Мальчишки-то за день так учучкаются, вот и приходится рубашонки стирать каждый вечер. Скотину с поля пригонят, напоить надо. Да самовар вскипятить, самим чаю попить. Мужикам хорошо, они воду не носят. Почему? Не знаю, так в деревне заведено. Воду носят только женщины да девушки. Летом ещё ничего. А зимой пустой-то в гору еле вывезешь, а тут на плечах коромысло с двумя полными вёдрами.
О! Вся орава в огород пожаловала. Нет, морковка ещё не выросла, с пальчик всего. А им не ждётся! Ну, по одной-то можно. Младшему, Гриньке, ещё трёх лет нет. Зубы-то недавно выросли, а туда же. Вытащил, обтёр рубашонкой и хрумкает. Им бы хоть что-нибудь похрумкать: огурец ли, репку ли. Ну, пусть хрумкают, грядки большие, всем хватит. Лёнька даже напрашивался в помощники. Нет уж, сама с травой справлюсь, а ты за малышнёй смотри.
Наконец-то, дополола, теперь – к Любе. Только умоюсь да переоденусь сначала. Не такой же лахундрой к ней бежать?
Ой, Люба, да тебя не узнать! Городская совсем стала, хоть и живёшь в городе два года. А платье-то, платье, крепдешиновое что ли? Дай потрогать! И туфельки на каблуках, на твоих-то ножках, как игрушки. Размер 33-34? И носочки белые. Колька Овечкин увидит – с ума сойдёт. А ты на него и не глянешь? Завела, поди, в городе себе другого? Люба, ты смотри: отобью у тебя Кольку!

Я отчайная, отчайная,
Ёщё отчаюся.
У подружки отобью,
Отобью, ручаюся!

Что тогда запоёшь?

Подружка моя
Милого отбила.
Хорошо и сделала,
Меня освободила.

Или:

Отбивай, подружка, дрУжка.
Отбивай, не радуйся.
Подойду, по мо.. (по личику) дам,
Не ходи, не жалуйся.

Да шучу я, шучу! Где уж нам уж выйти замуж. От одного твоего платья парни да девки попадают. А у меня, видишь, тоже платье новое. Правда, штапельное. И сапожки новые. Ничего, да? На свои деньги купила. Всю ту зиму на сушилке работала. Хотелось ещё туфли купить, да денег не хватило. У тебя-то родители не колхозники, медики, им зарплату дают деньгами, а у нас трудодни – палочки в ведомости. Палочек много, а денег в кармане ни гроша. Тебе-то родители посылают, наверно, на еду, а ты вон как приоделась. Правильно, в живот хоть картошки натолкай – не видно, что ела, а платье, туфли – все увидят.
Люба, сегодня же кино привезли. Молодёжь из Аркуля, Астраханова, даже из Климино, может, придёт, да с гармошкой. Вот после кино потанцуем. Витя краковяк сыграет. «Русский, немец да поляк танцевали краковяк, танцевали да упали, соскочили да опять». Как это они втроём краковяк танцуют? Это разве что в Польше или в Германии. У нас танцуют парочками. Хорошо, когда красивый парень пригласит, вон как Петька Мясников, ох, и приятно с ним танцевать. «Танцевали да упали» - пьют, видно. А наши парни и пьяные не падают, но и не всегда танцуют. Тебя-то будут наперебой приглашать. Да и я – девка видная, у стенки стоять не буду. А если не пригласят, с тобой танцевать будем.
Зима наступит, опять на сушилку пойду. Да ты же на сушилке никогда не была. Это – ад! Не под землёй, а на земле. Какая-то заготконтора приезжает, закупает картошку в колхозе, набирает девок бойких да проворных, как я. Деньги платят. И сушим мы картошку. Только её сначала помыть надо, почистить, нарезать лапшишкой, потом на большом решете опустить в котёл с кипящей водой на несколько минут. Не сварить, только ошпарить. Потом на горячую печь на жерниках поставить. Печь надо так натопить, чтобы картошка сохла, но не пригорела. Не доглядим – ещё с нас деньги возьмут, штраф. Представляешь? Огромный котёл, вода кипит, пар идёт, печь топится. Жарища, с баней не сравнить. Мы все потные, красные, распаренные, в одних нижних рубахах. Дверь приоткрыть невозможно, морозный воздух клубом врывается. Дышать нечем, и простыть не долго. А ещё ведь и ночью работаем, по сменам. Спать охота, мы песни поём, не потому, что нам очень весело, а чтобы не заснуть нечаянно. Ножи острые, тупым-то попробуй начистить столько картошки. Часто пальцы себе режем. Я же сказала – ад. А где ещё деньги заработаешь?
Ой, Любка, я тебе слова сказать не дала. Всё тараторю, тараторю.
А столб видела около избы-читальни? Мы его называем «гигант». Высоченный такой столб! Наверху колесо, к нему цепи приварены, длинные, почти до земли, на концах досочки. На них девки садятся, а парни раскручивают. И девки летают вокруг столба. Это как карусель на льду, которую парни в Масленицу делают, помнишь? Только там кол в лёд вмораживают, на него колесо от телеги одевают и жерди к нему прикручивают, а к жердям санки привязывают.
Парни за жерди колесо крутят, а девки на санках кругом летают. Помнишь,Таю с собой брали? А она с санок улетела. Ударилась об лёд, ещё и платье порвала об санки. Ревела. А ты сказала: «Не реви, а то больше никогда тебя с собой не возьмём». Пошли к нам и платье её зашили.
Вон Главдюшка идёт, сейчас с ней воды натаскаем, поужинаем, и пораньше забегу за тобой. До кино ещё наговориться успеем. Да я всё тебе уже рассказала, потом ты мне будешь рассказывать. В Кирове на танцы-то бегаешь? Да где там! Тебе же надо уроки учить. В институте не в школе, на дом, наверно, много задают. А я не помню, когда книжку в руки брала. Целый день в колхозе работаешь, домой придёшь – тоже работы полно, не до книжек. Скоро, наверно, читать разучусь.

Мы с подружкой жили дружно.
Пили, ели заодно,
Двух товарищей любили,
Даже имечко одно.

Мы с подружкой жили дружно
Из окна в окошко.
Полюбили одного –
Поссорились немножко.

Мы с подружкой жили дружно.
Из-за парня вышел грех.
Пуще прежнего сдружились,
Парня вывели на смех.

Ты, подружка-соловей,
Изменяют – не робей.
Мы с тобой фартовые,
Нам найдутся новые.

Подружка-отлёт
О милёнке ревёт.
Не реви, пустоголовая,
Никто не отобьёт.

Иногда две подружки начинали перепеваться:

Подружка моя,
Давай перепеваться.
Неужели я тебе
Буду поддаваться.

Подружка моя,
Пойдём садики садить.
Чтобы нашим ухажёрам
Было весело ходить.

Подружка моя,
Не пойду сады садить.
У мня нету ухажёра,
Ко мне некому ходить.

Подружка моя,
Как тебе не стыдно.
Я любила, ты отбила,
Разве не обидно.

Подружка моя,
У нас миленький один.
Ты ревнуешь, я ревную,
Давай лучше продадим.

Подружка моя,
Как мы будем продавать?
А не стыдно ли нам будет
На базаре с ним стоять?

Чтобы долго не стоять,
Продадим задёшево,
Своих денежек добавим,
Купим по-хорошему!