Коляша

Жили они вдвоём со старенькой мамой: Коляша и мама. Ему было много лет, никто не знал даже сколько, но вёл он себя и выглядел  как большой ребёнок. Убогий и с рождения немой, произносил несколько звуков, но его всё равно никто не пытался понять, кроме мамы. Она  часто болела, и тогда Коляша становился на колени  возле её кровати и, обливаясь слезами, глухо и протяжно стонал. Так он выражал свою боль, прекращал есть и не выходил на улицу. Когда маме становилось лучше, Коляша тут же обо всём забывал и бежал во двор, где, как ему казалось, ждали его друзья. Мальчишки, соскучившись, придумывали новые забавы: писали мелом на его спине жестокие клички; приклеивали к одежде наклейки; выносили ему ластик и говорили, что это заграничная жвачка, Коляша с удовольствием жевал и гладил детей по рукам в знак благодарности за угощение; добавляли в квас одеколон, Коляша выпивал и начинал плакать, обхватив голову руками и раскачиваясь.
Детская злость не сравнима ни с чем. Она жестока. Дети способны ради развлечений на многое. И мишенью для злых детских забав в течение многих лет был этот дворовый дурачок Коляша. Детей он любил болезненно, до беспамятства, тянулся к ним всей своей открытой душой. Его наивно-глупое лицо оживало, когда к нему приближались дети. И как бы они его ни обижали, Коляша только   блаженно улыбался и тряс  головой. Мальчишки, даже самые слабые и трусливые, бросались к нему драться, пытаясь свалить на землю, толкали, дёргали за волосы, а он только разводил широко руки, будто пытался их всех сразу обнять и довольно мычал. Дети стреляли в него из водяного пистолета, а он – живая мишень – принимал правила игры и притворялся, что убегает, а на самом деле страшно радовался, когда в него попадали струёй холодной воды. А радовался потому, что видел восторг на лицах ребят.  Заскучав с ним, ребята убегали играть в свои игры или кататься на велосипедах и  забывали о нём. А Коляша преданно бегал за велосипедами и хохотал от счастья, не замечая детского равнодушия. Дети вырастали, умнели, понимали, что были порой очень жестоки с ним, на смену им подрастали их дети и вели себя точно так же. Коляша всех выросших взрослых побаивался, сторонился, будто не помнил их маленькими. Зато с малышами возился с удовольствием: катал на спине, изображая лошадку, позволял щипать и кусать себя, ползал на четвереньках, чтобы быть ниже и ближе к самым маленьким.
Ну что, Коляша, как дела? – слышал он обычный вопрос  и приходил в такое исступлённое состояние радости, что готов был расплакаться от счастья. Прохожий удалялся по своим делам, а он ещё долго смотрел с благодарностью в удаляющуюся спину.
  В обычный из вечеров Коляша сидел в одиночестве на лавочке и как зачарованный наблюдал за игрой в футбол, вскакивая от радости, если кто-то из его обожаемых детей забивал мяч. Причём, в какие ворота ни влетал мяч, он радовался одинаково. Вдруг мяч полетел в его сторону и малыш, игравший на детской площадке, побежал за ним. Очень уж хотелось ему поучаствовать в игре, хотя бы подавая мяч. Из-за угла дома вывернул микроавтобус, водитель которого не видел бегущего наперерез ребёнка, поэтому  скорость не сбавлял. Мяч прокатился перед колёсами. Коляша вдруг вскочил и с нечеловеческим рёвом бросился прямо на машину. Он успел добежать одновременно с малышом, который бежал, не сводя глаз с мяча. Водитель увидел перед собой искажённое болью лицо и сжатые кулаки, резко нажал на тормоз и Коляша от удара отлетел в сторону. О чём он думал, когда бросился на автобус с кулаками? Представлял ли последствия? Почему он побежал на автобус вместо того, чтобы схватить малыша? Догадался ли, что он большой, потому пострадает меньше, чем ребёнок? Скорее всего, его примитивный мозг не мог произвести такую работу с подсчётами и предположить результат. Он просто бросился защищать ребёнка от надвигающейся опасности, как если бы на месте автобуса   было животное или другой человек. Бросился с кулаками, как будто хотел избить эту страшную машину, чтобы она не причинила вреда его маленькому другу. Коляша не думал, а поступил так, как ему подсказало его огромное сердце. Этот «взрослый ребёнок» любил детей так сильно, как только умел он один.