Плаза

Надломив ребром ботинка ледок вмёрзшей в асфальт ноябрьской лужи, Том с оттяжкой, как это делает знатный блоха* Мэсси, раскатал острые слюдяные брызги и сладко поморщился – плаза! Фигня из пяти закорючек – п-л-а-з-а – с недавних пор стала его любимым словечком. Вообще Том подбирал речёвки "всерьёз и надолго". Определив в фаворитки очередную замысловатую говорушку, он перво-наперво учился форсить, в смысле балаболить её на манер блатной фени и иметь с этого полуторный крупняк удовольствия. А так как словарный запас Тома не изобиловал семантическими вывертами, "фаворитки" сменяли друг друга редко. Поэтому убогая, но крепко сбитая подростковая феня была предельно универсальна – одно и то же сочетание звуков выражало 3-4 совершенно разных, наслоившихся друг на друга понятия. Как тут ни вспомнить грандиозную каннибалку Эллочку!
– Плаза! – повторил Том, приметив на краю лужи идеальное место для следующего удара. – Пла-а…
Колесо огромной машины нависло над Тамерланом и раскатало по асфальту его долговязую фигуру на манер разлетевшихся фрагментов мёрзлого льда.
– А-а!.. – заорал он, пытаясь остановить вращение тела.
Но, странное дело! Вместо того, чтобы оповестить мир о случившемся, крик умчался вслед грузовику, будто хотел рассказать историю, в которую тот вляпался с долговязым пареньком. Конечно, чёртов Камаз найдут, пробьют по номерному знаку, отпечатавшемуся на сетчатке глаза пострадавшего гражданина. Будет суд и всё такое. Том поправится, закончится эта грёбаная зима. Перестанут гибнуть люди. В городе наступит порядок. И если сейчас тебе плохо: выбито плечо, немеет рука – колёса! ; думай о плазе. Она не подведёт. Придёт чел, вытащит из лужи, остановит кровь.
Прошла минута, пять... час. Че-эл, ты где? Том почувствовал, как холод, выморозив ступни обеих ног, прорастает в голени. «Мать честная! – возмутился он, лопаясь от страха. – Я же дохну…»
Вдруг ладони, тёплые и лёгкие, как перья бабзининой подушки, выскребли тело из налипшего на одежду льда и понесли над лужей. «Порядок» – подумал Тамерлан, межа глаза.
– Не спи! Слышишь, не спи! – острый, как наконечник иглы, голос дырявил сомкнутые веки.
«Зачем? – поёжился Том, оттыркнув острие. – Вот она плаза! Пла-з-а…» Гул раскатистых мембран наполнял тело истомой и ощущением покоя. Он умирал. Умирал нежно и по-детски удивлённо, отмирал, как стебелёк молодого листа, пробитого нечаянным морозом. Последнее, что приметил Том как бы со стороны: пацан с крыльями теребит мёртвого чела и повторяет без устали: «Том, очнись! То-ом, очни-ись!..»
«Том? – удивился Тамерлан. – Как и я, что ли?» Он поднялся на ноги и легко, будто пружиня, подошёл, вернее, подплыл (во дела!) к лежащему на земле парню. Тот и вправду походил на него самого. «Это чё? ; тупил Том, оглядывая по очереди себя и свою неподвижную копию. ; Я, Тамерлан, тута. А мертвец ; тоже вроде я – тама. И где же я са;ма?..»
– Он кто?.. – спросил он пацана с крыльями, указывая на труп.
– Как кто? Ты, конечно.
– Так я же вот-н весь…
Для убедительности Том подплыл ещё ближе.
– Значит, не весь. Всё, кроме тебя, в нём.
Парень с крыльями взял голову мертвяка за затылок и развернул лицом к Тому.
– Похож?
– Обана!..
– Вас надо соединить, друг без друга вы оба мертвы.
– Я чё… мертвец?! ; воскликнул Том.
Он не услышал собственного голоса. Жизнь ; его жизнь! ; оказалась заперта вовсе не в нём, а, как сказал парень с крыльями, в этом мертвяке, набитом остывающей глиной! И чтобы пожить, попинать ноябрьские льдышки и хоть разок ещё принять из рук матери горячий утренний кофе, надо всего-навсего оживить эту мерзкую трупную хрень…
– Слышишь, ты, мёртвая сволочь! ; беззвучно заорал Том, припадая к ухабам костенеющей массы. ; Верни мою жизнь, не будь падлой!

                * * *
– Я сделал всё, что мог. Дальше пусть решает Господь, Ему слава. – сказал ангел, заметив, как дрогнули веки на безжизненном лице Тамерлана и шевельнулась его неразвитая, прокуренная с детства грудная клетка.
Ангел выпрямился, стряхнул налипшую на подкрылки изморозь и, глядя на парня, пытавшегося оживить самого себя, произнёс:
– Подумай, как дальше жить. Плаза закончилась.
Том почувствовал, как тонкая струйка тепла скользит по кровотокам обмороженного тела, подтачивая телесные сугробы, подобно первой ещё не видимой под снегом зажоре.
– Я чувствую тепло! Я...
Выплеск глухого рыдания отомкнул его уста. Не имея сил объяснить словами происходящее, Том с надеждой посмотрел на ангела.
– Я… я…
– Я слышу тебя! – улыбнулся крылатый боголюб, считывая с воскресающего Тамерлана текст покаянной подростковой исповеди.

*Прозвище Лионеля Мэсси - "атомная блоха"