Зной

Томился зноем июль. Деревья старательно создавали тени, тихо изнывая от жары. Всяческий гнус тоже томился: даже самая мелкая мошка летела, еле-еле перебирая крыльями. В тени под кустами уныло сидели кузнечики. Гусеницы с откровенной ленью жевали листья, больше от прожорливости, нежели от голода. Какой может быть голод на солнцепеке? Только бесконечная жажда и уныние. От жары, именно от лютой жары даже ручей начал тормозить: слишком ему было утомительно журчать. У сонных и, наверное, потных мух в это время пропало желание вкушать навоз. Даже нюхать его им было лень. Козы и коровы уныло и тихо блеяли. Бодрей блеяли только нашедшие себе тень. Все хотели чтобы пошел дождь, ну или хотя бы унылая и худая тучка на миг прикрыла солнце. Созданная с неимоверными усилиями деревьями тень не особо спасала: в ней тоже было очень жарко. Донная рыба от недостатка кислорода на дне лениво болталась на поверхности, и тоже ждала дождь. Тени на воде не было никакой. Единственное, непонятно откуда появившееся маленькое облако томно тащилось по небу, не зная куда оно тащится. Шмель просто засыпал на ходу, ему было очень жарко, лететь никуда не хотелось, но он все-равно летел, молча бранясь нецензурно в адрес неимоверной жары, и пытаясь нащупать в своей памяти более погожие дни. Жабы в своем вонючем болоте монотонно пускали слюнявые пузыри, не совсем соображая для чего они это делают. Заплывшие полуоткрытые мутные жабьи глаза ответа также нам дать не могли.
Крокодилы ушли на дно, но даже там их томил зной, а тина щекотала ноздри и откровенно морально давила на их мозги. Винни-Пух с дрожащими лапами цедил мелкими глотками холодное пиво, а запотевший бокал так и норовил выскочить из лап, и это жутко раздражало. Ему было почти хорошо. Потный и уже пьяный Пятачок спал под скамейкой. Братец-Кролик, еврейская натура, тщетно пытался подсчитать стоимость выпитого Пухом пива. Удавалось ему это с большим трудом: вентилятор от жары перегорел и не работал, очки постоянно потели, безалаберный храп Пятачка и постоянная икота Винни, пять пропущенных звонков от Ослика (чего он названивал, быть может случилось что?) жутко отвлекали от подсчета, да и собственная алчная натура постоянно сбивала его мысли в сторону общей суммы подготавливаемого счета. Сова просто спала. Зной хоть и проникал в ее дупло, но особо ее не беспокоил. Под нейролептиками вообще ничего никого никогда не беспокоит. Сова любила аминазин, очередная доза которого сейчас на нее и действовала. Даже сны никакие не снились (они, наверное, тоже были под воздействием нейролептика). Ослик с умеренно-временно помутившимся от жары взглядом и рассудком снова умудрился потерять свой хвост. Долго и лихорадочно искал, даже пять раз позвонил братцу-Кролику, вдруг эта еврейская натура нашла его хвост, и положила в одну из своих многочисленных кладовок. К сожалению, не дозвонился. Ослик был зол и напуган одновременно. Нейролептики и алкоголь он не употреблял (а кто и что ему раньше только не предлагали хотя-бы попробовать, даже вспомнить и перечислить сложно), что в данном случае даже отягощало его и так плачевное состояние.
Депрессию Ослика таки не смог вылечить лучший психиатр леса – Волк, считавшийся в этой науке лучшим, несмотря на диплом санитара с большим стажем. А ослих (или ослиц?) для Ослика в нашем лесу попросту не было. Некоторое время спустя хвост нашелся на берегу болота возле табора болотных русалок-карамалэ, в весьма потрепанном состоянии и неухоженном виде. Видимо, эти самые карамалэ украли хвост Ослика для ведения хозяйства, а по факту просто немножко погоняли им сонных мух, да так и бросили потом за ненадобностью. Медведь Михаил смотрел по телевизору хоккей, хотя больше всего любил футбол. Глядя на игру хоккеистов, жадно отмечая холодность льда, он в некоторой степени внутренне охлаждался, тем самым переживая жару. Машу на этот раз родители отправили на летние каникулы к бабушке в город , и медведь отдыхал почти по полной. Медведица Ксения не разделяла любовь Михаила к спорту в телевизоре, но вслух ничего не говорила. Всё -таки пока ещё не законная жена, права особо не покачаешь. В отсутствии Маши медведь мог спокойно курить на кухне и даже в спальне, мог позволить себе слушать музыку на полную мощность (чтобы аж стекла дрожали) , наблюдать в телескоп за Луной и звёздами, петь в ванной и листать ленты соцсетей сидя на толчке; сейчас ему никто не мешал. Заяц Прохор, всегда воровавший у медведя морковку, уехал в Польшу. Теперь там ворует, и не только морковь. Кащей Бессмертный от жары отвлекался тоже сам, в гордом одиночестве: бисероплетение, увиденное в Ютубе, поначалу увлекло. А потом у Кащея была череда попыток самоубийства: бусины упорно отказывались соединяться, выпадали из рук и терялись. Бесился он неимоверно. Попытки самолечения после попыток самоубийства тоже ни к чему не привели, ни самовылечится, ни самоубиться самолечением не удалось (простите меня за тавтологию). С бисером тоже не сложилось.
Жара неумолимо не позволяла от себя отстать.