Мышонок

В садовом домике без света, тепла и водопровода было, мягко говоря, не очень комфортно. Но Михаил умудрился прожить здесь не один год. И хотя чего только ни перенёс молодой мужчина за это время, сегодняшняя январская морозная ночь преподнесла ему невыносимую одинокость и неуютность.

«Эх, что ж так холодно и тоскливо-то, а?..» — всё бурчал он мысленно, переворачиваясь с одного бока на другой и не попадая зубом на зуб.

Наконец, не в силах уснуть, Михаил присел и оглядел уже привыкшими к полумраку глазами свою хибару. Вспомнил, что раньше жил в полноценном доме, оставшемся от умерших родителей. Там он никогда не скучал, кутил с друзьями. Там ему было тепло и беззаботно. Но этот «рай» безвозвратно был потерян: нескончаемые попойки, долги, кредит под залог дома…

А дальше он здесь, в этом деревянном домике на краю маленького города. В зимней бездне призрачного садового товарищества. Абсолютно один. Каждый день Михаил ходил к ближайшей колонке и набирал в пятилитровую бутыль воду. Ел то малое, что удавалось купить на подачки редких знакомых, которые нет-нет да захаживали к нему или которых он встречал на улице. Как-то притёрся, привык, даже находил плюсы в такой уединённой жизни.

Но сегодня, студёной ночью, в лачуге царила смертельная тишина. И самое пугающее таилось в том, что стылое безмолвие сквозило и в душе Михаила. Если раньше ему как-то ещё удавалось подавить эту странную субстанцию, отвлечься от её сумрачных задуваний-завываний, то теперь все защитные задвижки вышли из строя.

Всепродирающая Тишь с привкусом Обречённости.

«Да что ж это такое-то, а?!» — уже негодовал Михаил и даже в злостном порыве резко накрылся пирогом из тканей, как будто это могло хоть чем-то помочь.

Но Тишина снова не спешила с ответом.

«Хоть бы кто прошуршал! Хоть бы мышь какая. Раньше, в детстве, я боялся мышей… А теперь мечтаю, чтобы хотя бы один мышонок пролез ко мне в дом, пошуршал, поютился в углу, наполнил дом движением, жизнью!..»

Вдруг, посреди глубокой ночи, что-то зашумело в тёмном углу.

Это был мышонок.

— Привет, — вдруг сказал он, напрочь пренебрегая тем фактом, что мыши не разговаривают.

— Привет... — сказал Михаил.

— Ты чего-то ждёшь?

— Кажется, тебя…

— Ожидание рождает боль. То, что нужно, уже есть. Только такое мышление дарит покой.

— Теперь у меня есть ты.

— Не совсем. У тебя есть ты. Я это ты.

— Как это?

— Меня, да и тебя, тут нет. Но ты создал меня.
 
— Я умер?..

— Я не совсем об этом. Но даже если и так, что в этом дурного?

— Да ничего, наверное... Облегчение.

— Смотри: сейчас есть два пути. Первый: ты проникнешься грустью, обидой и верой в собственную неполноценность, которая, точно смола, потечёт по твоей душе. И тогда начнётся всё сначала: ты обнаружишь себя в новом теле, новая жизнь, рождение... Меня забудешь, себя подавно.

— А второй?

— Второй путь — ты сейчас же посмотришь на себя не как на брошенного жизнью, а как на совершеннейшее Дитя Божье. И тогда тебе не потребуются заблудшие мышонки, чтобы сгладить твоё одиночество. Ощущение одиночества — это симптом твоего неверного мышления. Будешь думать, что отделён от Жизни, Бога и Всех Других, так и будешь себя чувствовать. Будешь думать иначе — иные чувства станут твоим достоянием.

— Но как я это сделаю? Этот второй путь… Как на него встать?

— Просто начни думать по-другому. Сделай новый выбор. Переключи внимание. Если раньше всегда шёл в одну сторону, развернись и пойди в другую. Попроси помощи у этого «второго пути». Он, кстати, живой — услышит. Только проси искренне и самозабвенно. Отпусти всё остальное.

Полежал час-второй Михаил, подумал над словами мышонка, да понял, что устал от тоски и грусти, и решил рискнуть: пусть будет, мышиная мордочка, по-твоему!

И принялся представлять, что он — не он, к которому привык: жалкий, худой и бездомный, а — прекрасный Божий Сын, творение Источника, Абстрактного Света Любви, о которой он сознательно даже понятия не имел.

Но раз мышонок сказал, почему бы не попробовать, верно?

Думал он так минуту, вторую, пять, десять. Весело ему стало. Свободно. Легко. Да так, что вспорхнул он над этим самым садовым домиком и полетел так высоко, что увидел город весь в дрожащих огнях ночных.

Красиво...

— Ещё красивее станет, если и их всех увидишь такими же, — назидательно сказал мышонок, парящий рядом и указывая на людей в домах.

Михаил рассмеялся.

— Ты и летать умеешь?

— Ты умеешь. А я это ты. Сколько можно повторять! Цивилизация граблей, ей-Богу!

Михаил улыбнулся и снова окинул добрым взглядом весь город под собой. Все его жители были прекрасными детьми Бога. Ах, как хорошо становилось, когда он так думал! Как легко и задорно! Лучисто и жизнерадостно!

— Мышонок…  Можно я и тебя так же представлю?

Но мышонка уже не было.

Потому что в свете занебесной любви он уже и сам стал светом, единым с Михаилом и всей Жизнью.

...Михаил проснулся утром от громкого стука. Кто-то с невероятной оживлённостью долбил в дверь.

— Открывай, хозяин! Я к тебе с новостями! Нашлась работа, с жильём!

Михаил с недоумением рванул к двери, спотыкаясь спросонья.

— Кто, где?.. Работа?..

На лице старого знакомого сияла улыбка.

—  Помнишь, полгода назад говорил, что наклёвывается один вариантик? Ну вот: тебе предложили работу с жильём. Теперь будет и квартира, и работёнка. Собирайся!

Михаил быстро собрал вещи, но перед уходом остановился и бросил прощальный взгляд на свою хибару, которая была его пристанищем в течение долгих непростых лет. И вдруг он увидел, как в уголке мелькнул серый хвостик. Он взвился вверх, словно помахав на прощание. Или — на приветствие. Кто их знает, этих мышонков!..

Артур Дарра