7. Баган. Колокола небесные и исполнение желаний

Фото автора

7.02.2014

Да, сын, путешествовать нужно только в одиночку.
Любое путешествие есть мифический путь героя, и все его преграды, препоны, опасности и награды работают на твою трансформацию.

По сути, и на жизненном пути все мы – одиночки, и сие есть правильно, поскольку отвечаешь за себя сам и сам с собой выясняешь отношения. Люди приходят и уходят, а ты остаёшься в своей собственной компании. Интереснее, если она разнообразна, потому и меняемся на путях-дорожках.

В путешествиях в полную меру осознаёшь свою ответственность и, не спутанный узами мыслей и желаний другого человека, идёшь в нужном только тебе темпе и направлении. И – за тем, что нужно тебе. Любое потакание другому человеку есть преступление против гармонии. А её следует как минимум уважать.

Когда-то я написала стишок, начинавшийся такими строками:
Когда ты никому не нужен,
Весь мир тебе принадлежит.
В нем мысли шире, тропы – уже,
И каждый миг струной звенит!

Итак, 6.53. На горшок и – в путь!

…Путь был долгим, длился больше четырёх часов.
Как я и «заказала», сразу же на дороге остановился грузовичок с четырьмя женщинами, мешками и двумя мужичками на задней подножке.

– Сколько до Старого Багана возьмёте? – спросила я.
– Пять долларов, – ответил краснозубый и в подтверждение развёл пальцы веером.
Я успела отреагировать только улыбкой, как он спохватился:
– Простите, простите! Не пять долларов, а 500 чат!
– Не извиняйтесь, это была хорошая шутка!
– Простите…
– К чему извинения? Я оценила юмор!

Я забралась в кузов и села среди женщин. Пожилая, покрытая плотным платком, глубоко и долго меня изучала. Я улыбнулась ей и приложила руку к сердцу. Это её немного расслабило, но было заметно, что снующие повсюду, подобно надоедливым мухам, белые туристы ей несимпатичны.

Меня высадили около рынка и денег не взяли.
Выйдя с рынка, я повернула налево и сразу за монастырём сошла с дороги. Шла через заросли на вид нежных акаций, которые в хлам рвали брюки и куртку острыми шипами; через высокие сухие травы, семена которых облепляли одежду или пронзали её насквозь… Аналогия с жизнью – полная. Но мен это не беспокоило: оберёшь – и иди дальше.

Вскоре я так углубилась в провинцию, что остались слышными только пение птиц и лай собак. Несколько раз на ум приходила фраза: «Поют птицы. Цветут кусты и деревья. Жара. Пыль. Февраль». А ты, Пастернак, «Набрать чернил и плакать, Писать о феврале навзрыд…»

Заметила, что каждый метр, каждый сантиметр, каждый закуток здесь сразу же проникает внутрь тебя и становится родным. Совсем как в детстве.

Долго играла на флейте импровизации для одного уж очень обаятельного полностью золотого Будды, когда заметила, что снаружи стоит паренёк и слушает. Поздоровались. Я обулась и пошла дальше. Так всегда бывает: даже если мы уверены, что совсем одни, за нами всё равно кто-то наблюдает.

От храма – к храму, от пагоды – к ступе, незаметно для себя я подошла к месту, где на небольшой площади разместилось 16 ступ. И вдруг в этой глуши, на безлюдье, услышала стук.

При дороге сидел маленький сухой старичок и складывал в свой мешок песок и камни. Поздоровались. Он проводил меня долгим взглядом, и я вступила на территорию тайны.

Тайны, потому что нет ответа, для чего возводились ступы.
Мы смотрим, а ум анализирует. Среди строений я выделила три типа, которые условно назвала «колокол», «выключатель» (пробка) и «ракетница» (чаще всего храм). Последнее похоже на орудие, которое готовится выплюнуть заряд. Возможно, они удобны для молитв, чтобы твои желания напрямую уходили в небо.

«Колокола», как мне кажется, являются проводниками с небес на землю, и своей широкой частью, раструбом, распределяет энергию по поверхности. «Выключатели», или «Электро-пробки», регулируют и предотвращают перегрузку и верха, и низа, то есть поддерживают баланс.

Как-то очень скоро я оказалась на большой дороге, ведущей в Новый Баган, к гесту.
Там я в ресторанчике пообедала: рис, овощи, свинина и сок папайи – 3000 чат. Там же впервые услышала жалобу: хозяйка сетовала, что она далеко от своей семьи, и только её мама сновала на кухне. Я сидела на бамбуковом стуле за бамбуковым столом, и за спиной у меня рос бамбук.

Домой пошла после того, как часы в монастыре пробили одиннадцать. Жара нарастала. Поэтому я сразу же «попросила», чтобы меня подвезли. Через пять минут остановился мужичок лет сорока, управлявший мотороллером с прицепом. На мой вопрос, сколько заплатить, он ответил:
– No problem, mam!

Я резво вскочила в кузов и уселась на упаковке банок кока-колы. Компанию мне составляли жареный арахис, тонкая жёлтая лапша и овощи. Похоже, он ехал домой. Как и я.

После мирного сна в гесте вышла из дома, чтобы наконец-то добраться до крепости. Сегодня весь вечер посвящу ей и закату. На дороге огляделась и подумала, не слишком ли нагло будет снова попросить небеса и заказать транспорт. Сама же на свой вопрос и ответила: проси больше! Попросила, но до поворота шла пешком.

Только повернула, как увидела, что в кузов маленького грузовичка забираются три молодых женщины. Я, как школьница, подняла руку, и водитель кивнул. Мы, смеясь, залезли в кузов, и одна дева тут же попыталась подсунуть под меня какую-то тряпку, чтобы было мягче. Я сказала, что туристка и селя вместе со всеми прямо на циновке.

Остановились у монастыря. Водитель от денег отказался. И это подлежит исследованию. Народ беден. Почему отказываются? Неужто не деньги ими правят? Неужели души еще чисты? Неужели же им дан выбор, а мы уже его лишены?

В голову пришла мысль забежать в тот же ресторан и позвонить сыну по вай-фай. Мой телефон ничего не брал, и тогда молодая хозяйка дала свой телефон, а работавший у неё мальчик всё настроил. Вот что я им? Кто? Их участие в жизни чужой и чуждой ощущалось, как колыбель. Я была в безопасности и окружена любовью…

Поблуждав по окрестным пагодам, я вышла на стену крепости, чтобы убедиться, что уже успела здесь побывать, когда приехала на мотобайке. Что ж, значит, будет встреча или зрелище, которых не было в прошлый раз.

Зашла.
Тот же самый монах беседовал с долговязым белобрысым юношей, который, судя по многочисленным плетёным браслетам и цветным шароварам, увлекался буддизмом. Он уже объездил на велике большую часть известных пагод.

Мы разулись, и монах по крутой полутёмной каменной лестнице повёл нас на вершину пагоды. Панорамы оттуда открывались красивые и из-за странных форм местных храмов сложные – сложно сочинённые и сложноподчинённые. Монах на супер-ломаном английском много о них рассказывал, явно упиваясь своей миссией просветителя. Он с трудом подбирал слова, но просто сочился вдохновением.

Я ж его рассматривала. Седина пробивается. На макушке большое коричневое пятно – родинка. На ногах – следы зажившего (угасающего) псориаза. Лицо усыпано мелкими коричневыми блямбами – печень шалит.

– Как тебя зовут? – спросила я.
– СадикО. – ответил он. – А тебя? Сколько тебе лет?
– Меня зовут Мила, и мне почти 60 лет. – ответила я.
– О, нет! Ты молодая! Может, 45! А сколько мне?

Он явно не проработал эго и хотел покрасоваться.
– Ну-у-у… – протянула я и решила сделать психологическое поглаживание. – Может… 27?
Его лицо расплылось в улыбке.
– Сорок четыре!
– А я тоже дал ему только 34, – вставил парнишка.

Они продолжили свои беседы, а спустилась по отвесным ступеням вниз, чтобы успеть до заката солнца дойти до вооон той красивой пагоды. Моему появлению из узкого лаза бурно обрадовался беззубый худой старичок, подметавший пол.

До захода солнца оставалось всего два часа, и решила идти к пагоде напрямик через поля, но явно не учла, что вид сверху и земные пределы сильно отличаются по расстояниям. Погуляв по стерне и пыли с полчаса, я всё-таки вняла гласу разума и вернулась к той большой любимой пагоде, на которой вчера вечером в умиротворении и покое созерцала закатные чудеса. По пути мысленно поговорила с сыном:

– Маманька, что ж ни одной твоей фотки нет?
– Да как-то так… Я в основном одна гуляла, некого и попросить.
– Так уж и людей не было!
– Представь себе!
– Да ладно! Хоть один, но найдётся, ты просто не хотела.

Захотела.
Переходя дорогу, я  отказалась от оправданий и «заказала» хоть кого-либо на роль фотографа. Была согласна и на полицейского, но в его будочке, расположенной около дороги, никого не было.

Когда я уже подходила к храму, откуда ни возьмись образовался подросток на велике, мальчик из вчера. Я его уже видела. Оказалось, он меня тоже приметил.
– Ты меня помнишь? – спросил он. – А я тебя запомнил – твоё лицо и твои туфли.
– Конечно, мы вчера вместе закат смотрели. Как тебя зовут?
– Джо Джо.

Он меня сфоткал и потом долго рассказывал, что рисует и продаёт картины, потому что в школу ходят его брат и сестра, а на него денег не хватает. Ему очень хотелось, чтобы я что-то купила, но я ещё вчера спросила. Цены за примитивный детский рисунок были заоблачными – от 10 до 20 тысяч бат.

Джо Джо леворукий, и я ему пояснила всё преимущество этого для образного восприятия мира художником. Художник – такого слова в его английском ещё не было, и он посмотрел на меня с благодарностью. Когда ко мне кинулись дети с рисунками, Джо Джо (уже по дружбе) их окоротил.

Домой шла пешком и чувствовала, что устала, но закатное солнце после вчерашних открытий теперь звучало для меня совсем иначе – симфонией.
И от её ритмов и звучания внутри царит мир, покой и порядок.
Думаю, эти три слова можно назвать именами Бога.