М. М. Трофимов. Учебная часть

               
  В 1985 году в октябре месяце мне исполнялось 50 лет. Согласно всем существующим на то время приказам, такие офицеры не могли быть назначены на более высокие должности и подлежали увольнению в запас. Я уже довольно потирал руки, так как служба мне надоела, и хотелось вплотную заняться садом и дачей. Да и повышаться у нас на военно-морской кафедре Одесского медицинского института, было трудно, так как освобождалась только должность начальника учебной части, где можно было получить звание полковника и то в декабре месяце, когда меня уже должны были демобилизовать. В то время это строго соблюдалось, да и на эту должность планировалось назначить подполковника с цикла организации и тактики медицинской службы. Он уже ходил в учебную часть знакомиться с делами, которые собирался принимать. Я же, отпраздновав своё пятидесятилетие, сидел и ждал приказа на увольнение. Обычно, в таких случаях, приказы на увольнение приходили, чуть ли не на следующий день, после дня рождения офицера, но мой что-то задерживался. Прошёл уже и ноябрь, а приказа всё нет. Ну, думаю, решили дать возможность закончить учебный год, а потом демобилизовать. Хорошо, думаю, закончу учебный год, а летом я буду уже свободным!

  В конце декабря 1985 года начальнику учебной части исполняется пятьдесят пять лет и приходит приказ о его увольнении. Начальник военно-морской кафедры, зачитав приказ об увольнении в запас действующего начальника, сразу же зачитал второй  - о назначении начальника учебной части кафедры. Им оказался я! Вот это поворот, меня никто не спрашивал и не предупреждал, что такое может быть, да и нельзя меня назначать. Согласно приказу министра обороны все сроки о моём возможном назначении уже давно прошли! Всей подоплёки этого дела, в то время я не знал, а узнал только тогда, когда мне как начальнику учебной части в 1991 году пришло моё личное дело, чтобы подготовить его для моего, теперь уже настоящего увольнения в запас. Оказалось, что начальником учебной части кафедры я был назначен приказом заместителя МО СССР 24 октября 1985 года, то есть за день до моего пятидесятилетия, при еще исполняющем свои обязанности начальнике.

  Наследство я получил дырявое в прямом смысле этого слова. Здание кафедры длительное время не ремонтировалось, и крыша протекала над восемью из одиннадцати, классных помещений, и соответствующий вид имели стены. С трудом, перебегая из класса в класс, закончили учебный год.
  Летом, отправив в отпуска и на корабельные сборы офицеров и вспомогательный персонал, за исключением уборщиц, я добился от руководства университета оплаты ремонта кафедры. А для того, чтобы ремонтная бригада работала каждый день, а не разбегалась на разные случайные подработки, я приходил утром к прорабу и лично забирал ремонтников на кафедру. Мои уборщицы сразу за ними убирали и мыли помещения. Таким образом, мне удалось к моменту возвращения студентов и преподавателей с корабельных сборов, подготовить кафедру к началу нового учебного года.
 В ближайшие годы, в соответствии с планом проверки работы института по подготовке офицеров медицинской службы запаса, нам предстояла проверка Генеральным штабом МО СССР. Естественно, что до Генерального штаба нас начала проверять медицинская служба отдела кадров ВМФ. Проверка показала, что офицеры кафедры стрелять из пистолета «Макарова» не умеют. Норму выполнили только начальник учебной части и один строевой офицер. Командовать строем офицеры не умеют – плохая строевая подготовка и выправка. На цикле общей военно-морской подготовки перепутали цитаты Генерального секретаря ЦК КПСС. Старую выдали за новую и т.д., и т.п. Ужас! Надо же, как мне не повезло! До этого десять лет никаких проверок не было, а тут, - сколько их еще будет?!
 Ну, стони сколько угодно, а недостатки устранять надо. Заставил начальника стрелкового тира приобрести побольше патронов для пистолета «Макарова» и стали офицеры кафедры ходить тренироваться стрелять каждую неделю. На цикл ОВМП пригласил капитана второго ранга с военно-морской кафедры другого института – на должность капитана первого ранга, с тем, чтобы он разработал мне недостающую документацию и наладил строевую подготовку офицеров. Он хорошо справился со своими обязанностями и вскоре, при еженедельных тренировках, и стрелять мы научились, и ходить строевым шагом, и, самое главное, сами командовать строем. Наш внутренний дворик кафедры превратился в строевой плац.

 Одновременно мы работали над обновлением и совершенствованием учебно-методической документации. Я хорошо запомнил урок, преподнесенный мне предыдущей комиссией, когда преподаватели цикла ОВМП выдали старую цитату Генерального секретаря ЦК КПСС за новую, и проверял лично все методические разработки, и только после проверки, утверждал их к использованию.
 Но меня начинала беспокоить командирская подготовка, за которую отвечал лично начальник кафедры. У нас по этому разделу работы не было ничего, и я даже не знал, чем мы должны заниматься?! Я советовал начальнику  сходить на военно-морские кафедры других институтов и взять образец плана работы. Но он так ничего и не сделал, что в дальнейшем при проверке Генеральным штабом нам хорошо «аукнулось».

 Комиссия Генерального штаба прибыла к нам в один из жарких майских дней 1988 года. Дату, за давностью лет, уже не помню. Во главе комиссии был генерал-полковник, который всё время ходил в русских сапогах с высокими голенищами, чем и запомнился мне. Его сопровождали около десятка полковников и подполковников. Все вокруг страдали от жары, даже в полуботинках, а он уверял, что такие сапоги самая хорошая обувь для солдата.
 Комиссия по кафедре прошла, не выслушав доклада начальника кафедры и не обращаясь ни к кому из наших офицеров. Всё им не нравилось: почему в конференц-зале портреты знаменитых ученых военной медицины, а нет ни одного плаката строевой подготовки; зачем в коридоре кафедры стоит торпеда в разрезе, а на стене висит картина атомной подводной лодки и т.д., и т.п.

 Я объясняю сопровождающему генерал-полковника, подполковнику, что кафедра у нас военно-морская, готовит офицеров запаса медицинской службы для флота, а все плакаты по строевой подготовке у нас находятся на строевом плацу. Но туда заглянуть комиссия не успела или не захотела, этого я уже не знаю. Она также стремительно уехала, как и появилась.
  Начались проверки учебно-методической документации, проведения занятий со студентами, материально-техническое обеспечение занятий. Получили одну тройку и пять четверок – общая «хорошо».
 По командирской подготовке одна четверка и пять троек – общая «удовлетворительно».
  Подготовив акт проверки, проверяющий нас полковник медицинской службы, поехал в последний день работы комиссии к генерал-полковнику, утверждать его.
 
Обратно вернулся страшно расстроенный и попросил нас, начальника кафедры и меня, пройти в комнату секретного делопроизводства. Когда мы вошли внутрь, он тщательно проверил окно и дверь на предмет возможного подслушивания и показал нам подписанный и утвержденный акт проверки кафедры. А затем, тяжело вздохнув, объявил, что нашей кафедре приказано поставить оценку «неудовлетворительно». Я возмутился: как, за что?! Но он напомнил мне, что приказы старших начальников не обсуждаются, а выполняются.
- И решать, как его выполнить придётся Вам, - закончил он.
- Наверное, начальнику кафедры, а не мне, – отпарировал я.
- Сейчас я Вам объясню обстановку, и Вы всё поймете, – сказал полковник Генерального штаба.
– Я посмотрел количество баллов по учебно-методической работе – одна тройка и пять четвёрок, общая «хорошо», а по командирской подготовке одна четверка и пять троек, то есть «плохо». Всем понятно, что поставленная тройка офицеру – это натянутая двойка. Но, если поставить по командирской двойку, то в этом случае начальник кафедры увольняется, а подготовка офицеров тщательно проверяется с соответствующими выводами. Таким образом, по командирской подготовке я могу поставить вам двойку без Вашего согласия, а по учебно-методической нет, - только с согласия начальника учебной части. В этом случае Вам придется только еще раз показать хорошую подготовку. Решайте начальник учебной части! У Вас есть три минуты на размышления! Затем надо будет всё перепечатать и опять подписать у генерала. У нас самолёт вылетает через два часа – поторопитесь! - закончил он.

 Я в ужасе! В голове не поймёшь, что творится. Что делать, что делать? Либо начальника сдать, либо себя и всех преподавателей. Они же меня все возненавидят! И посоветоваться ни с кем нельзя! Надо всё брать на себя! Так, ладно, спокойно, что нам выгоднее?! Я взглянул на начальника кафедры. Он стоял бледный с капельками пота на лице и закатившимися под лоб глазами – вот-вот упадет в обморок. Так, спокойно-спокойно, говорю сам себе. Вариант первый – сдаём начальника – пришлют нового, который будет смотреть на нас, как на неудачников и выдавать свои идеи, которые выполнять придется мне. А у меня своих идей полно и выполнять чужие я не люблю. Кроме того, опять опрос по командирской подготовке и уже без всяких натяжек до тройки, а это позор офицерскому коллективу. Нет, этот вариант меня не устраивает, да, наверное, и всех офицеров кафедры. Вариант второй – двойка по учебно-методической работе. Конечно, это обидит преподавателей! Но здесь мы сильны и выстоим достойно. Правда, меня могут уволить, как несправившегося с работой, но это не беда, я давно хочу на «волю».
- Да, - говорю я полковнику Генштаба, - я согласен с Вами! Ставьте двойку по учебно-методической работе и отдавайте в перепечатку машинистке Рудовой в секретное делопроизводство. Времени до убытия у Вас мало.

 Машинистка, Людмила Александровна Рудова, увидев зачеркнутую четверку и поставленную двойку, потребовала, чтобы я подтвердил правильность исправленного. Пришлось мне идти подтверждать. Печатала она так долго, что комиссия улетела, не успев подписать вновь отпечатанный акт. Остались мы с подписанным первым вариантом акта, где четверка была зачеркнута и поставлена двойка.
 Всем последующим комиссиям, которые долго не заставили себя ждать, мне пришлось предъявлять этот исправленный акт, при наличии у них формы «раз» работы с секретными документами.
 Первой прибыла комиссия медицинского отдела ВМФ, сформированная из старших преподавателей военно-морских кафедр медицинских институтов под председательством начальника кафедры одного из этих ВУЗов. Они основательно подготовились выявить и указать нам на наши недостатки и промахи.
 В первый день все пошли проверять занятия, каждый по своей специальности. Занятия двухчасовые.
  После первого часа занятий, я смотрю, все проверяющие собрались в нашем конференц-зале и не идут на второй час. Я подошёл к ним и спрашиваю: Товарищи, почему не идёте на второй час, занятия уже начались?!
-Да они у Вас показательные! – отвечает один из проверяющих.

-Если Вы считаете, что это показательные, то у Вас командировка на две недели, вот и ходите на занятия каждый день! Расписание перед Вами. Когда хотите и к кому хотите! – вспылил я. Нервы-то уже на пределе. – Найдете недостатки, я буду вам благодарен и устраню их.
-Да не волнуйтесь Вы, - сказал председатель комиссии, - мы говорим не в том смысле, что это «показуха», а в смысле хорошо подготовлены и организованы преподаватели и студенты. И здесь нам делать нечего. Но за что же поставлена двойка?! Давайте посмотрим Ваше материальное обеспечение, пройдем по кафедре.
 Нашему материальному обеспечению проверяющие даже позавидовали и заинтересовались:
- Откуда это у Вас новейшие дозиметрические приборы и средства защиты органов дыхания и кожных покровов? – спрашивает председатель.
- Медотдел недавно прислал, - отвечаю.

-Да, прислали! Но таких приборов нет, – отвечают члены комиссии, чуть не хором.
Я чувствую, что подвожу медотдел, и начинаю оправдываться.
-Наверное, потому, что наша кафедра подлежала проверке Генштабом – говорю.
Товарищи с этим аргументом согласились. На самом же деле, я эти новинки выпросил у начальника химической службы КЧФ, будучи со студентами на корабельных сборах в Севастополе.
  Члены комиссии опять оказались в полном недоумении, за что же поставлена двойка?!
-Вы можете показать нам акт проверки? – спросил меня председатель комиссии.
-Могу – говорю, – только тем, у кого есть форма допуска к работе с секретными документами.
 Такой допуск оказался только у председателя. Мы прошли в комнату секретного делопроизводства, где я и представил ему акт проверки. Он всё посмотрел и прочитал, а увидев итоговую оценку по учебно-методической работе – перечеркнутую четверку и, от руки поставленную двойку, сказал: - Здесь нам делать больше нечего. Не надо напрасно тратить государственные деньги – это «разборки» не нашего уровня.
 
Председатель комиссии позвонил в медицинский отдел ВМФ, доложил сложившуюся обстановку и запросил разрешения закончить проверку и убыть офицерам по местам своей службы. Получив «добро», через день комиссия покинула нас, выпросив у меня понравившиеся образцы наших методических разработок и учебных пособий, изданных кафедрой.
 Медицинский отдел ВМФ предупредил нас, чтобы мы подготовились к очередной проверке. Теперь уже ВВМУЗов – Высших Военно-морских учебных заведений. Для проверяющих я забронировал в гостинице института семь отдельных номеров. Через два или три дня, точно уже не помню, к нам прибыл капитан второго ранга и заявил: Комиссия ВВМУЗов прибыла в полном составе!
-А где же остальные члены комиссии? – спрашиваю я.
-Я в единственном числе – за всех! – отвечает проверяющий.
-А как же Вы всё успеете проверить? – не унимаюсь я.
-Всё уже проверено, – заявляет капитан второго ранга.
-Покажите мне акт проверки, подписанный представителем Генштаба, – просит он.
-Хорошо, - говорю, - но сначала покажите Вы «форму раз», для работы с секретными документами.
 С этим документом у него всё было в порядке, и мы прошли в комнату секретного делопроизводства, где я и представил акт проверки Генштаба. Увидев фамилию генерал-полковника, проверяющий задал мне вопрос: Генерал-полковник ходил в русских сапогах?
-Да, - говорю – на улице жара, все ходили в легкой обуви, а он в сапогах.
-Так я и думал - отвечает он – это генерал по прозвищу «сапоги», он любит ставить двойки морякам. Товарищ полковник, вот Вам моё командировочное предписание. Пожалуйста, подпишите его у ректора, а я на два дня исчезаю. Работайте спокойно, больше Вас никто не будет проверять.

 Мне пришлось извиниться перед директором нашей институтской гостиницы за отказ от забронированных номеров. Впрочем, директор был рад не меньше, чем мы, отсутствию столичных гостей. Лишние хлопоты никому не нужны.
 Через два дня капитан второго ранга прибыл ко мне, получил подписанное ректором командировочное предписание и деньги, и убыл в столицу, опять сказав нам на прощание, что нас больше никто беспокоить проверками не будет.
  Дней через десять, - после убытия последнего проверяющего, мы получили приказ по итогам проверки кафедры из медицинского отдела ВМФ, в котором начальнику кафедры за слабое руководство объявлялось «неполное служебное соответствие» (НСС), а мне строгий выговор.
 Вскоре в институте был проведен Ученый Совет. В аудитории, где он проходил, секретарь парткома института Тамара Васильевна, симпатичная природная блондинка, высокая и стройная, меня как секретаря парторганизации военно-морской кафедры, посадила рядом с собой, чтобы я давал ей разъяснения по обсуждаемым вопросам. Доклад сделал начальник Военно-морской кафедры, из которого невозможно было понять – за что же мы получили «неуд»?! Выступающие в прениях по докладу принялись критиковать и поучать нас, как надо работать! С большинством выступающих и критикующих товарищей, я был согласен, но когда проректор по хозяйственным делам заявил, что мы довели здание кафедры до аварийного состояния, я возмутился:
-Заслуга в этом, прежде всего Ваша. Вы не давали нам денежные средства на ремонт, а потом и необходимые материалы. Вспомните, необходимые для ремонта доски мы получили от Вас только с помощью секретаря парткома.
 Тамара Васильевна согласно кивнула головой, а голос из зала добавил:
-Он в это время строил себе дачу и доски были нужны ему самому!
Это замечание было услышано. Проректор переведен на более низкую должность и обиделся на меня. Но это было уже после Ученого совета.

 А на Ученом Совете я сидел и давал пояснения секретарю парткома по вопросам недостаточно раскрытым начальником кафедры в докладе, и улыбался. Доулыбался до того, что Тамара Васильевна – невропатолог по специальности - стала с профессиональным интересом поглядывать на меня и, наконец, не выдержав, спросила:
-А чего это Вы всё улыбаетесь – улыбаться-то нечему?!
-Улыбаюсь той хорошей оценке, которую дали мне коллеги, - отвечаю я.
-Ничего себе хорошая! Да, Вам уже надо отдохнуть! – сделала вывод секретарь парткома.
 В этот момент мы свой диалог вынуждены были прервать, так как нас заинтересовало заявление очередного выступающего, который выйдя к трибуне, громогласно заявил:
-Я не понимаю, как можно поставить «неуд» нашей военной кафедре по учебно-методической работе, если признано на Военно-морском факультете Горьковского медицинского института, что наши студенты, поступающие на факультет, подготовлены по военно-медицинским дисциплинам лучше, чем все прочие. И наши студенты там консультируют товарищей из других ВУЗов и одалживают свои рабочие тетради для изучения тех тем, которых в учебнике нет.

 После этого выступления зал некоторое время безмолвствовал и, наконец, ведущий предложил перейти к оценке работы начальника военно-морской кафедры в ректорате. Из выступлений членов ректората выяснилось, что к начальнику кафедры есть много претензий. Становилось ясно, что в ректорате он не только отклонял поручения, но и всячески избегал, под различными предлогами, ходить на заседания ректората. Выслушав все критические замечания в адрес начальника, у офицеров кафедры сложилось мнение, что «неуд» получен нами именно из-за его недоработок.

 В заключение руководству Военно-морской кафедры, Ученый Совет посоветовал серьезно поработать над устранением недостатков, выявленных прошедшими проверками.
 В течение следующих двух месяцев среди преподавательского состава кафедры росло возмущение бездеятельностью начальника, проявившееся, в конце концов, требованием офицеров обсудить в присутствии представителя отдела кадров ВМФ соответствие начальника кафедры занимаемой должности.

 Я, занятый, как всегда, учебными делами, о таком происшествии на кафедре узнал в последний момент, и пошёл к проректору по учебной работе посоветоваться. Оказывается, и ректорат уже знал об этом. Я предложил на место начальника в случае, если настоящий будет снят, кандидатуру офицера с которым мы вместе работали над изданием учебных пособий, руководством военно-спортивными секциями института и прочее, человека с которым я сработаюсь. Но проректор ушёл от прямого ответа, и я понял, что мне придется решать этот вопрос самостоятельно.

 Собрание по вопросу доверия офицерского коллектива начальнику кафедры проводил представитель отдела кадров медицинского состава ВМФ. Каждому из офицеров он предоставлял слово для выступления. Все выступающие были возмущены бездеятельностью начальника в ректорате. Я же знал, каково работать офицеру с гражданской администрацией, где каждый начальник считает, что офицер должен подчиняться ему, якобы он старше его по званию. Я это знал по себе, когда обнаружил, что на штатных должностях учебно-вспомогательного персонала нашей кафедры числятся совсем другие люди, а наши поставлены на более низкооплачиваемые должности, что строго запрещалось. На мое требование исправить это положение, начальник отдела кадров высокомерно заявил, что ему виднее, как надо делать. На это заявление, я ответил, что если в конце этой недели он не исправит положение, то на следующей неделе мы с ним будем уже разговаривать в отделе кадров Военного округа. В конце недели начальник отдела кадров института позвонил мне и доложил, что исправлено положение со штатами. Мой учебно-вспомогательный персонал был рад неожиданному повышению окладов. Я мог бы привести ещё несколько подобных примеров, где гражданские «профорги» и заведующие кафедрами не хотели выполнять требования военных кураторов и, в результате, мы были виноваты, если не умели добиться исполнения. В это число попал и начальник нашей кафедры.

 Мне, на этом совещании, слово было предоставлено последнему. Я не стал оправдывать бездеятельность начальника кафедры, а просто рассказал, как трудно работать с гражданской администрацией. Это прозвучало как защитная речь в пользу начальнику кафедры и позволило отделу медицинских кадров ВМФ оставить начальника на своём рабочем месте, так как через полтора года, он уже должен был уйти на заслуженный отдых, также как и я. Мы были с ним одного года рождения – 1935 – только месяцы разные. Он родился в апреле, а я в октябре.

  Но, сразу увольнять двух руководителей нельзя. Надо одного оставить для передачи опыта работы. Начальник кафедры решил уволить меня первым, а сам остаться для передачи опыта. Но отдел кадров ВМФ поправил его. Родившемуся в апреле раньше исполнялось 55 лет, чем родившемуся в октябре и уволил его первым. Он в последний раз взял бесплатные проездные документы до Камчатки, чтобы проведать служившего там брата. Однако, при возвращении его организм не выдержал таких тяжелых нагрузок и в самолете он получил инсульт в жизненно важный отдел головного мозга, и в течение недели скончался в госпитале города Одессы.

  Мне же пришлось прослужить ещё почти год, пока я передавал опыт работы начальника учебной части.

  После демобилизации, ректор института и проректор по учебной работе пригласили меня поработать заведующим производственной практикой студентов института. На этой должности я проработал в институте ещё 15 лет.

Однажды в дружеской беседе проректор по учебной работе спросил меня:
-А Вы знаете, почему Вашей кафедре Генштаб поставил двойку?
-Точно не знаю, но догадываюсь, - ответил я.
-Двойку Вам поставили по просьбе ректората. Очень нам не нравился Ваш гонористый начальник кафедры, – раскрыл секрет проректор.