Драма женщины в дискурсе феминизации

ДРАМА ЖЕНЩИНЫ В ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНОЙ РЕТРОСПЕКТИВЕ И ДИСКУРСЕ ФЕМИНИЗАЦИИ ОБРАЗОВАНИЯ И КУЛЬТУРЫ

Первые ростки феминизма в европейской культуре появились задолго до того, как сформировался дискурс «раскрепощения» женщины и активизировался процесс феминизации науки и образования, став важной общественной тенденцией. Гендерное преодоление патриархальных предрассудков затянулось на столетия. Еще в 1555 г. жена лионского канатчика, мыслитель и поэт Луиза Лабе утверждала, что «суровые законы мужчин не мешают более женщинам заниматься науками и образованием», и призвала женщин пользоваться предоставленной свободой, чтобы доказать несправедливость лишения их «благ и почета» (Лабе, 1988, с. 5). Однако в знаменитом «Историческом и критическом словаре» Пьера Бейля, изданном в конце XVII в., без малого через полтора века после призывов Луизы Лабе, ее имя даже не упоминалось, тем более не было и речи о вкладе женщин в европейскую культуру, ибо занятия наукой, философией и образованием по-прежнему считались исключительной привилегией мужчин.

На рубеже XVIII–XIX вв. женский вопрос все еще оставался незаполненной лакуной. Р. де Шатобриан увидел драму женщины в новых социально-экономических условиях, но через призму мужских переживаний. Обращаясь к Библии, писатель и мыслитель напоминал о противоречиях женской натуры, неустойчивости фемининного характера, страсти женщин к украшениям и балам. Феномен Ж. де Сталь, умом и сердцем принявшей «высокие идеалы Свободы, Равенства и Братства», позже обесцененные и ставшие «пустой фразой» для буржуа (Шрейдер, 2011, с. 93), был воспринят как исключение из правил и дань уходящей эпохе. Романы «Дельфина» и «Коринна», поднявшие проблему одиночества просвещенной женщины, оставались в психологической парадигме «женского романа» XVII в., а сама Ж. де Сталь развивала «салонную культуру», жанр causerie в античном вкусе второй половины XVIII в., в традиции мадам Шенье и мадам Рекамье. Линию феминистической преемственности продолжила романтик Аврора Дюдеван, выступившая в литературе под мужским именем Жорж Санд. Она стала воплощением нового типа эмансипированной женщины, строила независимую жизнь, пренебрегая сопровождавшей ее клеветой и бросая вызов окружению, следовала моде денди, носила мужские костюмы, шляпы и трости. Но главное было не в этом, а в том, что она была профессиональным литератором, смело поднимала «социальный вопрос», ее труд по значимости, силе мысли и чувства сравнивали с трудом Бальзака (Шрейдер, 2011, с. 304). Другую традицию в феминизме представляли английские писательницы – Джейн Остен, позже сестры Бронте, Э. Гаскелл, органично влившиеся в социокультурный поток и литературное движение своей эпохи.

В драме женщины Нового времени акценты переносятся с моральных аспектов на социальные и психологические (чести и бесчестия, возвышения и падения, личного счастья и несчастья) в дискурсе обвинения, направленного против несовершенного общества, использующего красоту обездоленных женщин для мужских утех (образ Фантины в «Отверженных» В. Гюго; Ларисы Дмитриевны в пьесе А.Н. Островского «Бесприданница» и др.) или ради наживы; эксплуатирующего женский труд («Швея», «Труженица» П. Грабовского); унижающего и порабощающего женщину как личность (образы Христины в романе П. Мирного «Гулящая», Катюши Масловой в романе Л. Толстого «Воскресение» и др.).

В России новые подходы к женскому вопросу стали возможны после 1861 г., когда созрел интерес к психологии «новых людей», к судьбе образованной женщины, особенно после выхода в свет «нигилистического» романа Чернышевского «Что делать?» (1862–1863), переведенного на несколько европейских языков вскоре после публикации. В романе автор встраивается в дискуссию о «синем чулке», восходящую к спорам эпохи Просвещения, в которых высмеивались «сухие педантки», лишенные женского обаяния, погруженные в книги и науки. Беседуя с «проницательным читателем», автор предлагает ему всмотреться в зеркало, чтобы увидеть свое подлинное лицо – «грубой образины», скучного, нестерпимого «синего чулка», «с бессмысленною аффектациею», самодовольного и глупого, толкующего о вещах, «в которых ни бельмеса не смыслит». Автор приходит к неутешительному выводу, что таких «между нашим братом, мужчинами, в десять раз больше, нежели между женщинами». В образе Веры Павловны Чернышевский воплощает новый феминистский стереотип, в соответствии с «нынешним» понятием о правах личности и уважении к свободе близкого человека, и уточняет, что этот эталон «изумительной нравственной высоты» и честности относится к людям немногочисленным, большинство же составляют «допотопные люди», формирующие «допотопный мир» (Чернышевский, 1975).

Роман «Что делать?» был написан вскоре после принятия в 1861 г. Министерством народного просвещения решения о допуске женщин к слушанию лекций и получению ученых степеней. Нововведения в образовании, поддержанные большинством университетов России (против выступили только профессора Московского и Дерптского университетов), были отменены после студенческих волнений 1863 г., поскольку в совместном слушании лекций студентами обоего пола увидели «вредное воздействие» на учебный процесс (Аллахвердян, 2014, с. 78). Однако феминистское движение уже нельзя было остановить, и женщины устремились из России в Швейцарию, где они имели возможность наравне с мужчинами получить образование и докторские дипломы (Аллахвердян, 2014, с. 79–82). Рестрикции по гендерному признаку в системе образования сохранялись в России долгие десятилетия, и даже в начале следующего века председатель Совета министров С. Ю. Витте (1905–1906 гг.) высказался по поводу негативного влияния на молодежь «совместного обучения», назвав женщин «носителями и вдохновительницами разрушительных идей» (Аллахвердян, 2014, с. 78).

Параллельно процессу феминизации науки и образования велась просветительская работа по укреплению семейной традиции, основанной на концепции женского счастья. В маленькой брошюре А. В. Сегно под названием «Как быть счастливым в браке», вышедшей в начале ХХ в. и выдержавшей в России 50 изданий, излагалось представление о любви, как «сознании гармонического пополнения» и «душевного соответствия», найденного в «другом» (Сегно, 1912, с. 6). Автор «наставлений» верит в идеальную любовь, которая «выливается в красивую форму, порождает возвышенность мыслей, красоту речи, поразительное благородство чувств», но особо оговаривает, что такое счастливое состояние случается редко и является достоянием лишь «исключительных натур», когда «любовь обоюдна, когда души двух людей дополняются и гармонично звучат в унисон» (Сегно, 1912, с. 6).

Справедливости ради следует сказать, что «наставления» желающим быть «счастливыми в браке», укладываясь в рамки «дореволюционного семейно-брачного законодательства», которое в пунктах о «счастье в браке» трудно назвать «отсталым и реакционным», совпадали с духовными принципами «новых людей», их идеалом любви и взаимного уважения. Подтверждением могут служить относящиеся ко второй половине XIX – началу ХХ вв. истории ученых женщин, обретших счастье не только в занятиях наукой, но и в брачном союзе. Как свидетельствуют биографы, выдающийся математик С. В. Ковалевская (в девичестве Корвин-Круковская), физик Мария Кюри (в девичестве Склодовская); ее дочь, радиохимик Ирен Жолио-Кюри и внучка физик-ядерщик Элен Ланжевен-Жолио, много давшие феминизму, успешно сочетали страсть к науке с семейными радостями, были необходимой поддержкой своим мужьям-ученым, а Софья Ковалевская и Мария Кюри, пережившие своих супругов, продолжили их дело и научные исследования после их смерти.

В процессе феминизации культуры в условиях ХХ в., свободного участия женщин в социальной и политической жизни, в научных исследованиях, в области просвещения и университетского образования, изменились феминистическая парадигма и общественный дискурс. Минимизация гендерных ограничений оказала плодотворное воздействие на развитие науки и образовательной сферы, особенно в области гуманитарного знания, о чем свидетельствуют события и факты, накопленные историей, результаты современных психологических и статистических исследований.

Ссылки

1. Аллахвердян А.Г. Динамика научных кадров в советской и российской науке: сравнительно-историческое исследование. М.: Когито-центр, 2014.
2. Лабе, Луиза. Сочинения. М.: Наука, 1988. 348 с.
3. Сегно А.В. Как быть счастливой в браке. М.: Тов-во А.А. Левенсон, 1912.
4. Чернышевский Н.Г. Что делать? Из рассказов о новых людях. Ленинград: Наука, 1975.
5. Шрейдер Н.С. Из историко-литературного наследия. Дн-вск: Арт-Пресс, 2011.

REFERENCES

Allahverdjan, A. G. (2014). Dinamika nauchnyh kadrov v sovetskoj i rossijskoj nauke sravnitel'no-istoricheskoe issledovanie [Dynamics of scientific personnel in Soviet and Russian science comparative historical research]. Moskva: Izdatel'stvo «Kogito-Centr» [in Russian].
Labe, L. (1988). Sochinenija [Works]. Moskva: Nauka [in Russian].
Segno, A. V. (1912). Kak byt' schastlivym v brake [How to be happy in marriage]. Moskva: T-vo skoropech. A. A. Levenson [in Russian].
Chernyshevskij, N. G. (1975). Chto delat'? Iz rasskazov o novyh ljudjah [What to do? From stories about new people]. Leningrad: Nauka [in Russian].
Shrejder, N. S. (2011). Iz istoriko-literaturnogo nasledija [From the historical and literary heritage]. Dnepropetrovsk: ART-PRESS [in Russian].

ABSTRACT. The phenomenon of the Other woman in connection with  culture is not new. It has been cultivated for many centuries, solving the problem of the Other and often not at all feminine, but the opposite of it. The women's problems gain special urgency, in fiction and then in journalism, when the question of dramatic position of women in society and in everyday life attract attention of the entire community. Although the first sprouts of feminization of European culture began to appear about 150 – 200 years before, when the science and education were still considered the privilege of men and the problem of femininity itself was not considered as «liberation» in a sociocultural context. The discourse of emancipation of women began to form only in the conditions of political and economic transformations in 19th century, but finally it was determined only during the 20th century with the rapid development of scientific and humanitarian knowledge.
KEYWORDS: woman in society, the Оther, fiction, science, emancipation, new meanings, femininity, feminization of culture.