Военная Пасха

С какой благодарностью я вспоминаю о своей бабушке.
Я уже давно простила ее за строгость и наказания, которые получала за свои шалости и непослушание.Простила за скромную пищу в пост, за походы в общественную баню, которую я терпеть не могла, за все простила.
Я ей бесконечно благодарна за ее искреннюю любовь к Богу, за ночные молитвы на коленях, за ее иконки над столом.
Как бы она сейчас за меня порадовалась, ее верой живу, помню и приумножаю.
Хочется вспомнить один эпизод из моего детства.
У бабушки был свой небольшой садик , тогда за городом располагались коллективные сады. Под эти сады выделяли землю. Обычно, из соседних домов все получали участки.
Наш участок уже был маленьким садом, в нем были и яблони, и вишня, бабушка сажала много клубники , папа построил хорошую двухэтажную беседку.
Мы с бабушкой везде ходили вместе, она такая маленькая, кругленькая и всегда спокойная, а я шестилетний ее хвостик.
Как то мы собрали много клубники, ведро несла бабушка, а я несла бидон, дорога круто поднималась, внизу протекала река. Вдоль дороги сосны, подмосковная красота.
Бабушка предложила отдохнуть, мы сели на краю обрыва, внизу на лодке старик пытался вытащить сеть из воды, он увидел нас, помахал нам рукой.
"Ты его знаешь?",- спросила я бабушку.
"Да",- ответила она и начала свой рассказ.
"Этот дед Семен, это он моему Лешеньке в глазик выстрелил.
Война, холера такая.
Лешенька маленький был, их трое на моих руках, да баба Наталья совсем старенькая, больная, она уже и не ходила,как получила похоронку.
Понятно, мать, переживала, а мне то каково с тремя мальчишками?
 Пошла на завод, день и ночь работала, фронт ждал наших Катюш, отдыхать некогда было.
Ребятки целыми днями одни, вот и собирали что в поле после уборки осталось. Капусту в основном, я им пекла оладушки, муку получала на заводе, тем и питались в основном.

Однажды нарвались ребятки на Семена, он строгий сторож был, не пускал никого, было еще это ранним утром, вот он и схватил ружье, выстрелил, хоть и солью,да Лешеньку без глазика оставил, долго он тогда в больнице лежал.
 Семен и сам переживал, навещал, гостинцы Лешеньке возил. А уж я нарыдалась вдоволь.
А на Пасху фашисты бомбили наш поселок день и ночь, много домов погорело, наш Господь сохранил.
Вот так поселок погорел, а храм остался целым, шли бабы с детьми, кто что напек, да яички покрасили луковой шелухой, вот и несли все в храм.
Стоим мы все молимся, батюшка наш старенький поет дрожащим голоском, а слезы льются.
Получил похоронку, погиб его единственный сынишка, Сашенька, а какой умелец был, все к нему ходили ремонтировать, кто ботинки, кто меблю какую, все умел, руки золотые. А еще он голубей держал.
Вот мы вышли из храма, тишина такая,небо голубое, раненько было, а над храмом голуби кружат. Батюшка похристосовался с моими мальчонками, дал кусочек просфоры и два яичка.
Мои не стали кушать, бабушке старенькой понесли, а ведь им тоже хотелось вкусненького, бабушку жалели.
"Бабуль, а ты простила деда Семена?"
"А чего бижаться то на него. Он же не со зла. Война, холера такая.
А сейчас только радоваться надо, да любить всех, да прощать всем, так то моя хорошая."