Добрый мишка. повесть хоррор

Памяти Алексея Атеева с благодарностью за ученичество. Помним и любим

«Страшнее самого страха может
быть только его ожидание»
Древняя истина

Пролог

Из интервью Вероники Жуковой, газете «Аномальные явления»: 
– Еще когда я была маленькой, уже тогда не верила доброте плюшевых мишек и очень злилась, когда мне их дарили. Но, правда, после событий в доме бабушки и той страшной ночи, когда обезумевшее зло открыло охоту на меня, и я едва выжила, – знаете, что думаю...
– Что же, Вероника Павловна? Нам очень интересно, поверьте!
Женщина глубоко вздохнула, глаза ее были в слезах:
– Доброты нет. Лишь только ночь смотрит на нас, через глаза-бусинки, только ночь. Как же мне теперь с этим жить?! Ведь плюшевые медведи окружают нас повсюду, мне с моей фобией нигде не найти покоя... никогда.

1875 год

Ефим, оперевшись на дубовый стол, исподлобья наблюдал за крестьянской девушкой. Почти ребенком, было ей лет пятнадцать, не больше, пекущей пирожки. Раскаленная печь полыхала, лицо бедняги все было залито потом. Но она, закусив губы, терпела.
Короб постепенно наполнился, приближалась предсказанная Ефимом страшная ночь. Девочка повернулась к своему недавнему похитителю, в глазах светилась надежда.
– Ты всё помнишь? – Ефим подошел, обнял её за плечи. Ответом ему стали два больших хрустально прозрачных глаза с росинками слезинок. Ей хотелось убежать прочь, и больше уже никогда не возвращаться.
– Помню.
– Мы должны увести главное зло, чтобы остальное не последовало за ним. Ночь уже вступает в права, пора тебе в короб!
Девочка протянула Ефиму корявого, тряпичного, набитого соломой медвежонка, которого когда-то сделал её отец.
– Всё, полезай, девочка, ночь будет страшной. – Он строго посмотрел на нее.
Ефим захлопнул крышку, вынес короб, поставил посреди двора, а мишку отнес к подножью идолов.
Страшенные лица всех языческих псевдобогов оказались обильно вымазаны как человеческой, так и животной кровью. Над топью, где обитала Навь, уже бушевала гроза. Чудовищные раскаты грома перемешивались с жутким воем голодных тварей, желающих поохотиться на обильной земле. Навь начала вырождаться, обитающим в ней демонам и чудовищам уже не хватало пищевых ресурсов.
Когда раз в сорок лет открывался вход на соседнюю землю, они пытались прорваться. Но Ефим, обращенный в оборотня ещё в семнадцатом веке, определенными силами был поставлен на стражу границы. Каждый раз с помощью новой девушки, удавалось увести предводителя демонов в сторону деревни. А без предводителя остальные уже не решались идти дальше, потому возвращались в свой мир, не беспокоя никого.
Однако страдали несчастные жители деревеньки, которых начинал терроризировать демон, подселенный в куклу, или игрушку. Многие сбежали. А те, кто родные места покидать не хотел, по истечении сорока лет собирались, давая распоясавшемуся злу бой и отправляя его обратно, откуда пришел. Знание это стало передаваться из поколения в поколение. Тем более, что один из родов передавал дар обращения, но в благих целях. О Ефиме знали, но все его боялись, считая людоедом и похитителем молодых дев. Правда, пусть не все, но, как правило, девушки возвращались измененные, и замуж уже не выходили. Никогда.
Так продолжалось много веков. Времена менялись, демон каждые сорок лет то уходил, то вновь возвращался, многим приходила мысль изгнать его уже навсегда.
Ульяна через щелочку в коробе наблюдала за происходящим, юное сердечко трепетало. Гроза била в землю с такой периодичностью, что та вздрагивала. Дождь хлестал, и вот посреди всего этого, стоял обнаженный человек, освещаемый тусклой Луной. Девочка не успела даже уловить, когда вместо него возник медведь, невероятно огромный. Его страшный рев прокатился над капищем, в звуке присутствовало столько ярости, безумия, что он разом прервал загробный вой демонической армии.
Она всем сердцем желала оборотню победы, читала акафист, – некоему святому, отложившийся в памяти. Деревянные идолы затрещали под тяжестью верховного демона, первым выступившего на месте. Он не был похож ни на что в привычном для похищенной мире. Несмотря на свое крестьянское происхождение, девочка знала грамоту, видела средневековые гравюры. Тварь будто сошла с них: ручищи-плети, огромные пальцы, шевелящиеся, как змеи, и сетчатые, стрекозиные глаза. Дождь, омывающий абрис непропорционального тела, ещё более усиливал эффект кошмара, и гроза не унималась.
Медведь встал на дыбы в полный рост, но даже так оказался чудовищу только по пояс. Мгновенно нанесенная тварью оплеуха отбросила медведя, так что тот, пробив брешь в плотной стене дождя, упал недалеко от короба. Девочка взвизгнула, медведь не замедлил заглянуть в щелочку, проверить, нельзя было придумать ничего страшнее этих глаз, налитых кровью.
 – Выйдешь – я сам тебя убью! – проревел он человеческим голосом, и поднялся навстречу приблизившемуся гостю. Где-то за капищем виделись тени и остальных демонов, ожидающих победы господина. Луна вошла в полную фазу, но её сильно закрывала стена непрерывного ливня.
Двое вступили в жестокую схватку, девочка не могла никак уловить в катающемся клубке, состоящем из когтей, клыков, зубов, кто есть кто. Между тем стало понятно: медведь неумолимо подтягивает монстра к ее игрушке, чтобы вселить. Но тот, помня, сколько раз он уже жил в различных пустых шкурках, сопротивлялся отчаянно.
Клубок распался, противники встали в полный рост, друг против друга, тут уже медведь взял реванш. Мощный удар лапой поверг демона наземь. С глухим стуком он рухнул прямо на медвежонка с соломенным нутром. Ефим тут же обратился обратно, наблюдая, как демон, рассеявшись, полностью втянулся в маленькое тельце. Его не смущало, что он обнажен, а девочка смотрит через короб. Уже в виде большого медвежонка, приобретя его черты, демон поднялся и огляделся. Его рать убегала в сторону Нави, пока та не закрылась. Дождь, наконец, прекратился. Ефим, сделав свое дело, скрылся в доме.
– О, пирожки! Сяду на пенек, съем пирожок! – прогремел он басом.
– Не садись на пенек, не ешь пирожок! – Ульяна применила все возможности голоса. – Неси пирожки в деревню, по ту сторону реки, ждут тебя там!
– О, нет! – воскликнул демон из нутра медвежонка. – Как же хитра моя хозяйка! Она откуда–то наблюдает за мной! – Недовольный демон подхватил короб, закинул за спину, и, ломая по ходу вековые деревья, затопал в сторону реки, за которой притаилось родное село. Сколько раз он проделывал уже этот путь, в разных обликах. По пути он все порывался присесть на пенек, закусить пирожком. Только девочка была непреклонна.
 – Не садись на пенек! Не ешь пирожок!
Чудовище злилось, недовольно рычало, но послушно продолжало путь. Вскоре они вышли к реке, у грубо сколоченной пристани покачивалась утлая лодочка. У кромки воды монстр сбросил короб и вновь принял облик тряпичного мишки. Несчастная вылезла, подняла любимую когда-то игрушку.
Ей показалось: внутри бьется живое сердце. Это казалось невероятным, но то, чему она была свидетелем недавно, уже не давало поводов для сомнения. Девушка оглянулась на лес, на просеку, проделанную демоном, зашла в лодочку. Течение быстро несло лодку к противоположному берегу. Тянуло в сон, она положила голову на мягкий животик медвежонка. Благо, пока бояться было нечего.
Как ни странно, когда встала, первым делом увидела родителей. Будто они знали: лодка пристанет именно сегодня.
– Анай, дядяй, как же я вас люблю!
– Ты в лес-то пошто одна пошла?! – Отец был недоволен. – Мы с ног сбились, искали, а это, – показал на медвежонка, – в реку брось.
Дочь смотрела, по очереди, то на них, то на игрушку, в глазах – непонимание.
– Да он же живой, дядя, зачем так?
– Мало, что ли, он деревню нашу терзал?! Брось, говорю! – Отец вырвал из рук, запустил в реку. Дочка лишь вздохнула, знала, – это не поможет, но ослушаться боялась.
– Идем, сенокос скоро, любые руки нам нужны. – Сурово произнес родитель.
Они уводили дочь, но она оглянулась. Игрушка вышла из реки, и смотрела вслед. Взгляд был не злой, а немного печальный. Но помня, что случилось на капище, девушка не верила ему.
На сенокос отец поднял всех с самого утра. В крестьянских семьях обычаи весьма суровы. На поле вышли всей семьей, в том числе и два её брата. В полях уже стало полно жнецов. Выходили целыми семьями. Ульяну томило нехорошее предчувствие, связанное с тем, что принесла из леса. Общая песня жнецов, на родном языке, неслась, настроение у всех было весьма приподнятое, и никто не ждал беды, которая неумолимо приближалась.
Она вязала снопы из того, что накосили братья, вместе с другими девушками, и далеко не сразу увидела появившегося с ближайшего холма ангела смерти. 
Вновь увеличившийся в размерах, со зло искаженными чертами морды, глазами, горящими огнем не этого мира, он не оставил никому шанса. Остро отточенный серп, раз за разом взлетал, кромсая людей, разрезая пополам, и ещё недавно мирные поля окрасились пролитой кровью, огласились криками несчастных. Виновница с ужасом смотрела на сеющее смерть чудовище.
– Мон утчай со, мон утчай со! Он ищет меня! – кричала она, смешивая удмуртский и русский. Братья схватили ее, удерживая.
– Сылэ! Стой, сестра, стой!
– Умоляю вас! Отпустите, только я остановлю его!
– Пустите её, – попросил наблюдающий отец. – Она связана с ним.
Девушка пошла навстречу чудовищу. С острия серпа, с глухим стуком, падала, ударяясь об землю, кровь невинно убитых. Он не отрывал горящих глаз от нее.
– Нош ик султо пичиос, – попросила его, – стань опять маленьким, стань тем прежним медвежонком, ручкаез вылэ лыкто мон доры.
– Лагере ветлекумы милемды но тон адам, – ответило чудовище.
Он отбросил серп, вновь уменьшившись, запрыгнул девушке на руки, и вновь обрел облик тряпичной игрушки.
 – Обещаю, я верну тебя обратно, в твой мир, – сказала Ульяна.
Над ещё недавно мирными полями неслись вопли скорби и безмерного горя.

За калиткой

Восточный регион республики Удмуртия. 2015 год
Вероника, дойдя от станции до бабушкиного дома, долго стояла, не решалась даже просто прикоснуться к рассохшейся калитке. Дом за калиткой в глубине сада пугал. Два года после смерти бабушки простоял пустой. Сад, за которым не смотрели, захватил все. 
Женщина не любила старых, неустроенных, покинутых домов, но теперь выхода не было. После развода муж лишил ее всех прав, денег, имущества, остался один путь: в очень глухую, дальнюю деревню, в опустевший дом. Калитка тихонько скрипнула. Весьма неуверенными шагами прошла по тропинке, между малинником и яблонями. Дом встретил заколоченными окнами, сердце так сжалось, что было одно желание: бежать.
Развернуться, и бежать, но пока совершенно некуда.
Путница набрала в легкие воздух, выдохнула и, наклонившись, запустила руку под гнилое крыльцо.
Интуиция не обманула: ключ лежал на месте. Входила очень осторожно, все внутри было покрыто толстыми слоями пыли. Однако электричество все же работало. С облегчением и удовольствием щелкнула выключателем. Но тут силы оставили ее, она присела на собственный чемоданчик, и нахлынули тяжелые воспоминания:
Бабуля учит ее, пятилетнюю, алфавиту, и тому подобное. Теперь все ушло, покрылось пылью от времени, всё поглотил разросшийся сад. Но Вероника встряхнулась, мгновенно поднялась. Навести порядок и приготовить ужин стало задачей номер один.
Переодевшись, занялась протиранием пыли, покрывавшей буквально все. Настроение поднялось, хоть ненамного, но работа все же отвлекала, часа за два перед приближением сумерек всё было прибрано. На завтрашний день гостья наметила разборку чердака, буквально забитого старьем.
Приближение ночи не слишком радовало, но вскипятила чайник, накрыла нехитрую еду на стол, почувствовав, что сильно проголодалась. Перед тем, как она села за стол, неожиданно забежала соседка. Женщина, обрадовавшись, стала приглашать тетю Марусю, но та сослалась на мужа, ждущего дома к ужину.
– Может, ты к нам? – спросила та.
 – Не-не, после вашего дома трудно будет вернуться сюда, честно, – замотала головой Вероника. – А так привыкну постепенно.
– Ну, смотри, коли страшно будет, приходи к нам. Мы подолгу не спим, и помочь всегда поможем. 
– сев пить чай, Вероника с грустью размышляла, что вообще неизвестно, что страшнее: обезумевший от слепой ревности богатый пьющий муж, или ужасно долго пустовавший дом в полузаброшенной деревне, забор которой так и упирается в дремучий лес.
Попив чаю, женщина начала готовиться ко сну. Кровать, где некогда спала бабушка (иной не было), оказалась достаточно уютной. Укрываться ей пришлось тремя одеялами, ведь деревенский дом весьма плохо сохранял тепло, от большой усталости она мгновенно уснула.
Проснулась уже засветло, и, открыв глаза, обведя взглядом окружающее, вдруг осознала, что не все так плохо. Солнечный свет заполнил комнату.
Гостья осторожно спустила ногу на прогретую половицу. Конечно, разительный контраст с ночным холодом. Осторожно прошла к раскрытому чемодану. Покопавшись, извлекла взятую у мужа рубашку, даже хранящую его тепло, и любимую юбку. Она прекрасно понимала: возвращается чувство родного дома, и пусть дом пока пустой. В своих мыслях, размышляя, наполняла пустые углы жизнью. Шипела на плите яичница, пузырясь, закипал чайник.
Подперев прелестную головку рукой, она так глубоко предалась созерцанию, переходящему в размышления. Впервые за много лет, проведенных с мужем, ей позволительно было быть самой собой, сорвать фальшивую маску.
Даже не особо заметила, как вошла тетя Маруся, а потом, опомнившись, вскочила, забыв, что ворот рубашки застегнут всего на две пуговки снизу, смутилась, но та лишь улыбнулась.
– Молочка тебе принесла, доченька, – сказала она.
Соседки сели пить чай, тетя все эти минуты не умолкала, а потом вдруг произнесла:
– Чердак разбирать будешь?
– Да, собираюсь.
Гостья сразу отставила недопитую чашку.
– Доченька, просьба у меня.
– Всё, что угодно, тетя Маруся.
– Там мишка такой из плюша, глаза-бусинки. Одного нет. Привез его когда-то из дальней поездки дед твой, – она тяжело вздохнула. Каждое слово давалось тяжело, главного совсем не хотелось произносить. 
Глядя в глаза соседки, Вероника немного нервничала: ей так не терпелось приступить к разбору чердака. Тетка вся тянула и тянула, в том, что хотела сказать, наконец, разговорилась.
Они ели яичницу, пили чай, когда соседка просто ошеломила женщину, проговорив:
но он, злодей, неизменно возвращался сюда, в дом твоей бабушки.
– О ком речь? 
Маруся показала в сторону чердака, при этом руки ее дрожали.
– Пойду я, доченька, пожалуй, пойду.
Семеня мелкими шагами, старушка покинула дом,Вероника не возражала – ее тянуло к 
чердаку будто магнитом. Так в детстве обычно ребенка тянет к запретным местам, к прелести настоящих приключений. 
 И вот наконец она стоит перед дощатой грубо сколоченной дверцей, которая даже оказалась не заперта. Держа подсвечник, ибо света, конечно, на чердаке не водилось, пригнувшись, вошла в помещение, и ахнула. Да, в детстве, конечно, она бывала здесь, среди этих старых сокровищ. Но сейчас почему-то все поражало гораздо больше. И стопки старых журналов, и книг. Во времена ее детства очень многое привозилось из города родителями. 
Сундуки и ящики громоздились друг на друге. Гора игрушек, где вперемешку лежали куклы, машинки, и прочий хлам, в том числе груды старой одежды.
Женщина смотрела на всё это совершенно как заколдованная, конечно, понимая, что при очень тусклом свете подсвечника тут делать нечего. Вздохнув, она повернулась лицом к дверце, с горечью думая о том, что план покопаться в старой сокровищнице не скоро состоится.
На старом чердаке был еще один, очень слабый источник света: чердачное оконце. Крохотное, пропускающее лишь тусклый луч.
 Хозяйка, словно что-то почувствовав, повернулась, поднесла догорающий подсвечник ближе к тому тусклому лучу света, который хорошо показывал затронутую ее приходом пыль.
Снизу, из груды старого тряпья, кто-то явно смотрел. Приблизив к нему подсвечник, поняла: наверное, тот самый плюшевый мишка, о котором говорилось.
Глаз у него был всего один. Но он смотрел так, что внутри зарождалась тошнота, она волной рвалась из желудка наружу.
Вероника сама не поняла подобной реакции на обычную старую игрушку. 
В ее детстве никаких плюшевых мишек не было. Тем не менее она извлекла плюшевого инвалида на свет и решила забрать с собой. 
Ей вдруг показалось: с ним будет не так страшно по ночам. А глаз, она с ходу решила, сделает ему из старой пуговички. 
Прижав мишку к себе, вернулась в комнату. Слова бабки Маруси не выходили из головы. 
Но вопреки ее странным словам, Вероника решила сделать всё по-своему.
Тотчас мишутка отправился в таз с мыльной пеной, потому что толстый слой пыли обильно покрывал его шерстку.
– Моем-моем трубочиста, чисто-чисто, чисто-чисто! – приговаривала она, и клочья пены летели во все стороны как крохотные облачка.
Вероника на миг отступила, оглядела обновленную игрушку, и осталась довольна. 
После мытья повесила его за ухо сушиться на веревке, и осталась в весьма хорошем настроении. Уже близился вечер, впервые покой лёг ей на душу. Полный покой. С таким равновесием можно было готовить ужин, а затем ложиться спать. Женщина сбросила рубашку, потянулась за халатом, но именно в этот момент, когда она осталась обнаженной, всё похолодело внутри, и тогда она быстро обернулась на игрушку.
вокруг своей оси, и взгляд единственной бусинки обратился на хозяйку.
её сильно знобило.
Ночь в забытой деревне постепенно вступала в свои права, и несчастная уснула, как убитая. Когда проснулась, почувствовав жажду, нехотя встала.
Мишка все также висел на той веревке.
Подошла, провела рукой по его шерстке, она была совершенно сухая, совсем. Ей стало даже смешно от собственных страхов. Так и сидела она до утра, подперев голову рукой и думая: жизнь вроде как закончилась, так и не начавшись толком. Потом, махнув рукой на грустные мысли, начала готовить кофе под музыку из смартфона. И уже после, конечно, захотелось лишь одного: на пристань, на речку. 
Легкая, воздушная, с распущенными волосами, которые трепал ветерок, в чудном белом платье она поспешила туда. 
Пристань давно при-шла в запустение. Сняв туфельки, она очень осторожно ступила на деревянный настил.
Все ощущения были такими же, как и в далёком детстве, когда совсем крохой она клала головку на перила и любовалась накатывающими на борт волнами, меняющими цвета. На противоположном берегу чернел всегда внушающий ей страх лес, о котором с детства ей рассказывала бабушка. Такая звенящая тишина вокруг, и никак ее не преодолеть. Есть в этой тишине вымирающей деревни нечто зловещее, от чего хочется убежать.
 На пирсе Вероника простояла довольно долго, пока незаметно не подошел дед Архип.
– Там, в лесах, оборотень живет, – сообщил поддатый словоохотливый старичок. Ему хотелось беседы после того, как выпил.
– Ну что за байки! – отмахнулась Вероника.
– Не байки, – твердо ответил он, постаравшись заглянуть прямо в глаза, – девонька. Тот мишка – тотем умершего колдуна, все его тут боятся, тотем неразрывно связан с оборотнем. Выход у тебя один: быстро уехать, лучше всего утром, иначе он, охочий до женской плоти, придет неизбежно.
– Да ну тебя, дед Архип, шел бы проспаться...
Но на душе было смурно: она видела, что плюшевая игрушка вела себя, словно живая, и женщина никак не могла себе это объяснить. Может, стоит прислушаться?
Вероника вернулась в кажущийся теперь обманчивым уют дома, душа трепетала, нет ей покоя. 
Мишку с веревки отцепила и после недолгих раздумий отнесла в запирающуюся кладовку. В ней было устроено множество полок, на которых ничего не лежало. С облегчением оставила мишку на одной из них, тщательно все заперев. После чего, переодевшись в ночную рубашку, отправилась было спать, не подозревая, что это последние ее спокойные часы.

Рёв ночи

Дом бабушки был очень уютным, имел три комнаты, помимо основной залы, где она и ночевала. Состояние запущенности и омертвелости нигде не проглядывалось, как обычно бывает в пустующих домах. Под крышей был чердак, где она нашла мишку, полный различных интересных вещей, касающихся прошлого.
Имелся еще подпол, но туда заглядывать Вероника просто боялась. Пусть остается все как есть, на своих местах.
Лежа с открытыми глазами в раздумьях, она поняла вдруг, что не в силах расстаться с этим домом. Да, места глухие, дом на отшибе, вымирающая деревня… но он полон памяти её предков. Если бы ей ведать, как жестоко она ошибалась. В помещении установилась про-сто мертвая тишина, и что-то в один миг заставило её встать. Она скинула сорочку, пришлось надеть домашнее трико, рубашку, руки дрожали, будто разум нашептал: приготовься, спать не придется...
выручил старинный бабушкин подсвечник. Сама пока не могла понять причину тревоги, но тишина, еще пол-часа назад надежная, теперь пугала.
Казалось, как пыльная паутина, она затаилась в каждом предмете, что наполняли дом. 
Шагая очень осторожно, женщина прошла со свечой все комнаты, читая «Отче наш», но пока все было спокойно, вернулась в залу, присела на кровать.
«Пожалуй, рано я приняла решение сохранить дом», – подумала она, и в унисон этой мысли свет внезапно включился. Рывком поднявшись, пошла, отперла кладовку. Мишка лежал там же, где положила. Бедолага забрала его, посадила на тумбочку около кровати: он под при-смотром, так спокойнее.
спросила, и уть не откусила язык: головка произвела кивок.
Спонтанно схватив медведя, Вероника швырнула его в окно, забыв, что оно закрыто. Стекло разлетелось со звоном, будто игрушка была не из плюша, а из чего-то очень твердого.
Женщину охватил озноб, зубы стучали, настолько силен он был, однако нашла силы выбежать на улицу, забор: нет, окна темные.
Похоже, уехали в город. Оглянулась на свой дом, маленький плюшевый ужас где-то рядом затаился. Чего ждать?
Дошла до дома старика Архипа, – но, похоже, не было дома и его. 
Между тем полная Луна окончательно вошла в стадию. Полнолуние пугало еще больше, чем мрак.
Но, уже на пороге её застал жуткий, медвежий рев, шедший со стороны реки. Сердце подпрыгнуло, на штанах выступило мокрое пятно. 
Вероника забежала в дом, хотела взять сотовый, оставшийся на прикроватной тумбочке, но
тут произошел повторный рев. Такой, что заложило уши. Шёл он снизу, прямо из подпола.
Телефон, выскользнув, жалобно звякнул об пол, отлетела батарея.
Дико заорав, она выскочила из дома, понеслась по улице без надежды на чью-то помощь, а сзади неумолимо слышались шажки мягких лапок ночи.
Она понимала: плюшевый демон не отступит – пока не добудет для своего хозяина ее плоть.
В раскладе непонятных сил, уготована участь, – быть дичью. Женщина проносилась мимо пустых дворов, упавших, сгнивших заборов.
Она споткнулась, упала в пыль, и дико завыла. Ощутимый совсем непонятно как топот мягких
лапок был уже близко. Не уйти, а деревня пуста, это очевидно. Оборотень, видимо, убил всех,
чтобы не мешали добраться до нее. 
Внезапно кто-то коснулся ее, касание не было агрессивным.
– Девонька, не бойся, это я, Архип.
– Что? Это вы?!
– Я, пойдем в мой дом, обратно тебе хода нет. У меня никто тебя не тронет, и ты узнаешь всю правду.
– Другого выхода у меня нет.
Архип рассказывает историю Марии
– В семидесятых годах, девонька, жил вон там, за рекой, в лесах нелюдимый, злобный по нраву, колдун Ефим. В его роду почти все мужчины занимались этим. 
Скит свой его предки построили там, в лесах.
Ходили слухи: были они язычники, и поклонялись вовсе не христианскому черту.
– А кому? – спросила Вероника, прихлебывая чай. В доме старика она успокоилась.
– В наших глухих, удмуртских лесах, хозяин один – медведь. Ему и поклонялись, видимо. И превращаться, могли... – Архип глубоко вздохнул: ему это воспоминание давалось очень нелегко.
– хотели. Но отправил меня лесхоз в город по делам. Простить себя не могу, что ее здесь оставил.
Недалеко от жилища колдуна, от проклятого того скита туристическая тропа проходила, и в мое отсутствие ушла Машенька с ними.
 Старик рассказывал так, что Вероника, будто на машине времени, перенеслась в 1975 год.

Год 1975. Машенька и…

Перед самой отправкой по маршруту, буквально за полчаса, Мария почувствовала себя
дурно: и озноб, и головная боль, всё вместе. Но она промолчала, ведь эту мечту – пройти по знаменитой тропе Турчанкам до изломанной гряды, вынашивала год. 
Жених ни за что не соглашался: его почему-то пугал лес за рекой, среди которого частично пролегала туристическая тропа. Только его отъезд позволил женщине исполнить своё желание. Она вообще рассчитывала вернуться еще до его возвращения, ведь Архип уехал на две недели по снабженческим делам лесхоза, а поход займёт только четыре дня.
туристов она ни-чем не отличалась от кого-либо. Опершись на перила, Мария с волнением всматривалась в берег, покрытый сероватой пеленой леса. Ей он показался мрачным, дед и отец всегда охотились в нем, работали всю жизнь, а дочь относилась к нему с опаской. Вскоре свежий речной ветерок прогнал и озноб, и головные боли. Мария поняла, что ждет лишь одного –       
быстрее ступить на желанный берег. Ребята из её группы оторвали ее от раздумий и нахлынувшей хандры, от созерцания. Женщина с удовольствием на время окунулась в единый круговорот веселья и танцев.
хозяином он был бес-силен. Неестественно огромный медведь, внушающий трепет, с ревом прокладывал себе путь через чащу, подминая небольшие деревья. Вышел к обрыву и замер, наблюдая, как далеко внизу передвигаются едва различимые фигурки людей. Страшный рев разрезал стылый утренний воздух, сгустившийся над лесом.
Да начнется охота!
Высадка с парома прошла весело. Словно школьники, двадцатилетние ребята толкались, шу-тили, дурачились, хотя маршрут проходил частично по глухим лесам. Маше казалось, лучше настроиться на серьезный лад. Верочка, будучи самой хохотушкой, положила руку ей на плечо, хотела подбодрить.
– Ты опять грустишь, подруга?
– Турчанкам – страшное, зловещее место, это нужно учитывать. Иду тайком от Архипа: так бы 
не пустил. Да и вообще, кто же устраивает туристические маршруты вблизи от языческих ка-пищ?
подруги.
Путь от причала до первой стоянки оказался самым легким в не очень уютной полянке, окружен-ной плотной стеной Удмуртской тайги. Уже и ужин прошел, и отзвучали романтические песни, и половина ребят улеглись спать в своих палатках, а Мария всё сидела у костра, поддерживая огонь, её не покидала тревога.
– Подруга, спать идешь? – крикнула Верочка из палатки.
Женщина молча отмахнулась, ей было не до сна совсем: она жила предчувствием скорых не очень приятных событий.
Она, уже постепенно склоняясь ко сну, ворошила длинной палкой угольки в костре. 
Мелькнула мысль действительно пойти спать, и вдруг, подняв глаза, она увидела среди чер-нильной темноты два жутких горящих глаза, будто зверь какой наблюдал.
охранять лагерь.
Горящие глаза между тем приближались, и впору было бить тревогу. Однако страха почему-то не было. Ноги, как ни странно, не подкашивались.
Рывком поднялась, бесстрашно, навстречу этому нечто. 
Из плотной стены леса выдвинулся громадный медведь.
 По крайней мере, ей, видевшей их лишь в телевизоре, он и впрямь показался огромным. 
Неполная еще Луна, как мышцы зверя. Сумка, с которой женщина не расставалась, вдруг резко зашевелилась. Несчастная вспомнила, что прихватила из дома любимую игрушку – плюшевого медведя.
Распахнула ее, и ожившая игрушка вдруг укусила ее за палец.
Медведь тут же остановился, сделал жест головой – в сторону леса. Как ни странно, она поняла: это знак, чтобы уходила. 
Присутствовало в этом странном звере нечто величественное, человеческое.
По крайней мере, глаза точно. Но они все же были глазами убийцы.
семенивший рядом оживший Плюш, присмиревший под пристальным взглядом зверя, вошли в стену непроходимого леса. 
Мрак навалился на них со всех сторон. Плотный, липкий, жуткий.
Однако, она не смогла уйти: кошмарные звуки на поляне заставили вернуться, хотя игрушка теребила хозяйку за ногу, призывая не возвращаться. 
Но несчастная наблюдала, как зверь мгновенно смел палатки и, внеся смятение в разум полу-сонных людей, растерзал тех, кто не успел убежать. В их числе была и Верочка.
В тусклом свете вошедшей в полную фазу Луны виднелись отлетающие, оторванные руки и
ноги, и выстреливающие из разорванных страшными зубами артерий фонтаны крови.
Гонимая ужасом, Мария шла и шла, вперед, через дебри Удмуртской тайги, пока к самому утру взору не предстала поляна с рядом жутких идолов, обмазанных будто свежей еще кровью, за капищем виднелся крепкий, бревенчатый дом, в котором, очевидно, жил оборотень, или колдун.
Женщина понимала: ей один путь – войти туда, как бы страшно не хотелось этого делать. 
Вошла, и сразу поняла: хозяина нет дома, кругом царили запустение и беспорядок, на полу валялись кости. Явно требовалась уборка, но одобрит ли хозяин, вернувшись?
Высоко сижу, далеко гляжу...
 Гостья осмотрелась: дом с довольно низким потолком. В углу – большая, русская печка, которая несмотря на лето, полыхала жаром, противень открыт, внутри стоял дымящийся чугу-нок. Плюшевый медвежонок, приняв странную позу, так и застыл, забравшись на лавку. Ей показалось, что он как-то связан с хозяином дома, но, отогнав эти мысли, все же взялась за уборку.
точно, но страх перед оборотнем прошел, настроение поднялось. И, найдя метлу, Вероника напева-ла модные мотивы из музыкальной программы. Также обратив внимание, что вся мебель в доме высокая, рассчитанная не на маленький рост.
Очевидно, этот стол и стулья сделаны под рост колдуна, это внушало немалый трепет.
 Закончив, она присела в ожидании хозяина, стало любопытно, каков он в человеческом облике? Тот не замедлил себя ждать: крепкий старик в черном одеянии, обозначающем верховного колдуна, появился на пороге, постукивая посохом. По виду вроде бы обычный ста-рик. Правда, очень большого роста.
– Ну, чего прячешься, девка? – недовольно пробурчал он. – От меня не спрячешься! Давай на стол собирай, трудной была охота, хозяин от души наелся. Ан нет, выходи, прежде гляну на тебя.
Мария вышла из-за печи, куда было спряталась.
– Ох, непорядок, чтобы девка в штанах-то была… Сундук вона от благоверной моей остался, платье подбери, ну, живо!
сцена на той поляне, ги-бель товарищей, ненависть внутри клокотала, не находя выхода. Молча пошла, переоделась в национальное платье и молча стала накрывать на стол. А колдун внимательно следил за ней из-под насупленных бровей. Этот взгляд не сулил ничего хорошего.
Несчастная накрыла на стол довольно быстро, и присела, подперев голову рукой, напротив колдуна, тот с жадностью принялся за мясо, чавкая, но ей ничего не предложил. Закончив, отодвинул тарелку и вдруг произнес то, чего она никак не ждала:
– Ты считаешь, истинное Зло – это я? Ошибаешься, девонька, я вроде как страж здесь, сдерживающий куда более большее зло... непонятно?
 – Ничего не понятно, – ответила она. – Вы на моих глазах растерзали два десятка человек! Как это все понимать?!
 – Не отрицаю. Я – оборотень, медведь – мой хозяин. Что скажет, то и делаю. Эти жертвы я вынужден приносить древним языческим божествам, кои живут там за Гранью Мира, и рвутся при удобном случае переползти сюда. А переползут – все, твоему миру конец придет неза-медлительно. Поэтому нужны эти жертвы. Доказательства нужны?
– Не помешало бы...
– Тогда идем на задворки дома, за капище, где топь начинается.
Когда они проходили мимо жуткого вида идолов, обмазанных свежей ещё кровью ее товарищей, Марии чуть не стало плохо. Колдун, заметив это, недобро ухмыльнулся.
– Это просто деревяшки, девонька, а вот то, что ты увидишь дальше...
В какой-то момент бедняга обернулась и вздрогнула: Плюш топал сзади совсем неуклюже. Заметно отставал, однако казалось – он преследует ему одному известную цель, это было по-настоящему страшно.
Топь началась довольно резко: твердая земля перешла в нечто пузырящееся, жуткое, с како-фонией резких звуков, в которых смешались птичьи крики, довольно неприятные, и животное рычание. Хотя, казалось бы, какое животное может жить в этих кошмарных болотах?! Птицы еще куда ни шло, но животные?! Мария вздрогнула – явно было видно, как там, в болотной трясине что-то шевелится, нечто огромное, потому как топь то и дело выстреливала фонта-нами гейзеров.
– Ты не случайно здесь, – колдун обернулся к ней. – Перед тобой граница Нави, и я ее Страж. Раз в сто лет твари из потустороннего мира пытаются прорваться сюда. Сегодня как раз такая ночь, будет жарко. Мне легче, я сражаюсь в облике медведя. Мы их должны остановить. Понимаешь? Любой ценой!
– Но я-то здесь при чем? – недоумевающе спросила спутница. – Я комсомолка, атеистка, мне нельзя в это верить, просто невозможно! 
– Ты здесь для того, чтобы испечь полный короб пирожков, – ответил колдун. – Это вся твоя миссия, а сражаться буду я.
– Вы издеваетесь сейчас?! – у Марии глаза полезли на лоб.
– Да отнюдь, ты испечешь короб пирожков, и мы загоним Зло вот в него, – колдун показал на Мишку, сидящего на камне. – Сейчас он – кусок плюша, а после инициации станет, сама пони-маешь, носителем страшной силы, чистым злом. И мы заставим его отнести пирожки на тот берег реки.
Женщина теребила распущенные волосы, не в силах что-либо понять.
– А смысл всего этого? Куда он понесет пирожки, кому?
мало. Ты берешься?
– Конечно, это полный бред, но если оно сможет остановить Зло…
– Остановит. Возвращаемся в дом, и приступай, иначе ночь станет последней не только для нас, но и для многих, живущих по ту сторону реки.
Они вернулись в дом. Посмотрев на кадки с тестом, бедняжка, вздохнув, попросила:
– Ефим, платье неудобное, жаркое, я переоденусь в свое?
– Хоть во что, только сделай, что попросил, времени у тебя до двенадцати ночи. Слушай внимательно: заполняешь короб пирожками, залезаешь внутрь и сидишь тихо как мышь. Я загоняю Зло в игрушку, затем она в новом облике отправляется к реке относить всё. Тогда твоя задача, слышишь, говорить: «Высоко сижу, далеко гляжу», «Не садись на пенек, не ешь пирожок». Запомнила? От этого не только твоя жизнь зависит.
Гостья зашла за печь, где лежал рюкзачок. Скинула ненавистное платье, достала брючки с ру-башкой жениха. Повязала косыночку. Жар от пылающей печи шел невыносимый, легкая ру-башка с распахнутым воротом в такой ситуации – самое то. Когда вышла из-за печи, поняла: колдун перестал злиться. Посмотрел весьма неодобрительно, но промолчал. Сейчас она была единственной его надеждой.
– Приступай, времени мало, – только произнес он, и вышел.
В этом месте Архип, тяжело задышав, внезапно прервал рассказ, а Вероника с большим тру-дом вернулась в реальность: так увлекла история Марии. Они оба даже не заметили, как на-ступило утро.
– Днем он ничего нам не сделает, – сказал он, – но ночью нам предстоит принять бой. Кто-то из нас ее не переживет. У тебя ещё есть шанс уехать, воспользуешься?
 Женщина посмотрела на старика так, что тот мгновенно все понял.
– Мы покончим с ним, дедушка, чего бы это ни стоило, но я хочу, чтобы вы рассказали исто-рию до конца.
А я скотину покормлю.
Гостья огляделась: кухня была вполне современной и комфортной. Она с удоволь-ствием взялась за приготовление еды. О возвращении в дом даже и думать не хотелось.
Когда сели завтракать, решилась спросить:
– А где Мария сейчас? Она жива?
Хозяин закашлялся, поперхнулся.
– Жива, жива, к счастью. Мы развелись вскоре после тех событий, в восьмидесятых. Наско-лько знаю, она эмигрировала. Тот случай с капищем, оборотнем и медведем, с гибелью друзей как-то нехорошо на нее повлияли. Давай эту историю я дорасскажу до конца, ты ведь ждешь? С нетерпением причем.
манны небесной.
Гора пирожков все росла, бедная женщина никогда еще не чувствовала такую усталость, но вместе с тем и глубокое удовлетворение. Короб заполнялся, уже начинало смеркаться: та самая страшная ночь неумолимо приближалась.
Ефим то заходил в дом, то удалялся, по мере того, как гора пирожков росла, а теста, казалось, всё не убывало. К вечеру Мария вымоталась так, что руки повисли, как плети, не поднимались, не опускались, рубашка была мокрой от пота. Да, теперь она расстегнута до двух последних пуговок, показывая грудь. Но об этом несчастная уже не думала.
Ефим появился в доме, одобрительно взглянул на полный короб в человеческий рост, от которого вверх поднимался аромат.
– До полуночи время есть. Я баню затопил, помойся, переоденься, ты свое дело сделала. Ско-ро, иначе тебя убьют 
либо явившийся демон из Нави, либо я сам в запарке, будучи медведем. Твое дело быть за  спиной демона, грозить ему. Всё, иди.
Мария, сходив в баню и помывшись, устало переоделась в брюки и чистый свитер.
До полуночи еще оставалось полтора часа. Конечно, сидеть в коробе, в пирожках, ей не особо улыбалось, но поделать ничего не могла. Здесь работала воля лесного жителя Ефима. В эти последние, спокойные часы они сели пить чай, с теми же пирожками.
– Мария, – вдруг сказал он, дуя на блюдечко, – чувствую, погибну я. Преемника у меня нет. Нельзя оставлять границу с Навью без стража, просьба у меня.
 – Какая?
 – Через год примерно, вернись на это место, и по книге, которую я тебе дам, заклинанием запечатай, навек, проход между Мирами, капище и этот дом сожги, чтобы никаких следов, поняла? Обещаешь? И придет Новая Эра, от древних верований не останется и следа.
Ты обратишься в православную веру. Когда не станет этой империи, построенной на полной лжи, до конца жизни будешь строить храмы вместе с другим мужем.
 – Странно слышать это от вас, оборотня и колдуна, – Произнесла она тогда, – скольких же людей вы погубили за время вашей жизни?
 – Я родился в семнадцатом веке, – ответил он, – инициирован в нем же, единый цикл оборотня длится триста лет. Считай, сколько загубленных душ на мне.
 – Я все сделаю, Ефим, – ответила она.
 – Хорошо, – хозяин протянул ей небольшую, черную книгу, – тогда тебе прощальный пода-рок: тело твоей подруги будет нетленным сохранено здесь, в доме. Когда всё сделаешь, она вернется из иного Мира и продолжит жить полноценным человеком. Все, доченька, пора.
Прижимая книгу к груди, как великую драгоценность, Мария полезла в короб. Колдун акку- ратно закрыл крышку.
– Я вынесу короб во двор, демон не устоит перед искушением.
– А где Плющ? – спросила гостья уже из короба. 
– На капище, перед идолами, не беспокойся.
В щелочку из короба было видно, как тьма постепенно окутывала территорию. Ефим стоял пе-ред идолами неподвижно, и в нужный момент скинул с себя черное одеяние, оставшись обнаженным, ждал трансформации.
Женщина даже не уловила, когда это самое произошло. Тем более было темно. Но внезапно человеческие черты поплыли, расширились, приобрели более объемные черты. И вместо че-ловека возник медведь.
Это оказалось такой фантастикой, – в голове разом рухнули все постулаты атеизма.
Медвежий рык прокатился над капищем, давая понять: он готов принять гостей. Вся во внимании, прильнула к щелочке, тьма за капищем зашевелилась, приобрела весьма гротесковые черты некой твари.
Тусклая Луна, еще не вошедшая в фазу, высветила конусообразное тело, висящие, как плети, 
руки и голову, мало напоминающую человеческую.
Черты лица живое су-щество. Ни в человеческом, ни в животном мире. Она, вырвавшись из болота, вплотную при-близилась к капищу, и под его весом деревянные чурбаны зашатались, заскрипели.
Тогда медведь встал на дыбы во весь рост, преградив монстру путь дальше в наш мир. 
Они сцепились, и невероятным клубком, состоящим из когтей, зубов и прочего, покатились по поляне, стирая древних удмуртских богов в деревянное крошево.
Мария просто возликовала, веря в победу Ефима, но наказ не вылезать не нарушила. Ей было одно интересно: как тварь войдет в неравного по объему медвежонка, удастся ли Ефи-му загнать его туда?
Медведь уже подмял Навь под себя, собираясь перегрызть тому горло. Будто забыл. 
Противник под ним бился в конвульсиях, и ужасные клыки в итоге сомкнулись на шее пришельца, выпустив из того жизнь.
Гостья поняла: этот первый еще не был самым страшным, из топи с бульканьем восставала, ползла в сторону дома разнообразная нечистая сила. Оборотень слез с распростертого тела бездыханного монстра и повернулся к топям, ожидая новой атаки.
Монстры, освещаемые тусклой Луной, ползли и ползли, им конца не было.
А последующее ввело Марию в полный ступор: кажущийся уже мертвым демон вдруг резко поднялся и обрушил стальной кулак на хребет медведя, тот чуть не сплющился. Она широко открыла глаза, оборотень сжимал в мощных лапах плюшевого медвежонка. Позвоночник, казалось, был перебит, изо рта сгустками выплескивалась кровь. Он оказался прав насчет своей смерти, и у женщины сжалось сердце до колючего спазма. Ну как же так?!
Твари из топи приостановили движение, монстр покачивался над распростертым телом, торжествуя победу. Но вдруг произошло нечто, Луна уже вошла в полную фазу, высветив плюшевого медвежонка, до нелепости маленького, рядом с громадой чудовища.
Гигант поднял ногу, намереваясь раздавить дерзкую игрушку, но вдруг начал уменьшаться, распадаться и парами черного тумана втягиваться в тельце медвежонка. По мере этого медвежонок, наоборот, начал увеличиваться в размерах, и добрая мордашка, иска-жаясь, изменялась на черты поглощенной твари.
– Уводи его, Мария, уводи в сторону реки, пусть он один проникнет в наш мир, без свиты! – Крик, пополам с рычанием, вырвался из гортани умирающего медведя.
– О, – воскликнул Плюш, – пирожки! Сяду на пенек, съем пирожок!
– О, нет, Плюш, ждут тебя с пирожками в деревне, не садись на пенек! Не ешь пирожок! – Изо
всех сил надрывалась Мария.
– О, нет, – расстроился Плюш, – хозяйка откуда-то наблюдает за мной, понесу в деревню эти пирожки, понесу в деревню вместе с ними Зло, ты сама выбрала это!
– Он, взвалив короб за спину, затопал через тайгу, но периодически на пути к реке, приговаривал заветную фразу:
– Сяду на пенек, съем пирожок. 
А в ответ:
– Высоко сижу, далеко гляжу!
И Плюш, боясь хозяйки, подчинялся. Так достигли они реки, того места, где ходил паром.
Но сейчас его не было, а на волнах покачивалась утлая лодочка. Демон сбросил короб, и мгновенно уменьшился, съежился, превратившись вновь в тряпичного медвежонка, правда, теперь в этом тельце дремало древнее Зло.
Перепуганная до смерти, женщина выбралась, вздохнула, посмотрев не Вдруг, проломившись через дебри леса, к ним выскочил Ефим, в облике медведя, и он горел!
По пути он поджег также тайгу, деревья полыхали. Запах паленой шерсти был невыносим, всей своей громадой полыхающий факелом завис колдун над несчастной женщиной и Плю-шом.
– Нет-нет Ефим, не надо, мы уйдем! Я справлюсь с ним!
– Уходите на лодке! Тайга горит, скоро всё здесь превратится в ад! Но не допусти ему вер-нуться на капище, слышишь?! Обещай! Он приведет сюда миллион подобных! А так, он – меньшее Зло!
Медведь повернулся и вошел в горящий лес.
пока она пекла пи-рожки, успокоились. Положила голову на мягкое брюшко мишки, он долго не проявится. Всё страшное позади, остается предаться воле волн, они принесут домой. Не обманут, берег Зла стремительно отдалялся.
ЖУТКАЯ НОЧЬ
Старик закончил рассказ, прервался, глубоко вздохнул: момент окончания выпал чуть не на
 полдень.
– Она вернулась в скит? – спросила Вероника.
– Мы были там вместе, – ответил Архип, – и Верочка, воскресшая, живая, и здоровая. Потом, после отъезда Марии, она стала моей женой, недавно умерла.
– Теперь главное: как победить Зло, вселившееся в тельце медвежонка? – женщина очень серьезно смотрела на деда. Но тот внезапно замялся.
– Никто не знает, и это очень большая проблема.
– Но Мария должна была знать, при этом есть та древняя книга, как же так?
На этот вопрос дед уже не смог ей ответить.
Гостья вернулась в дом, чтобы переодеться, днем дом относительно безопасен.
Смотрела с грустью на разбросанные вещи, понимая: вернуться сюда ей вряд ли уже суждено.
Сейчас ее главная задача – пережить следующую ночь. Ведь никто не знает, как выгнать древнее Зло туда, откуда оно пришло. Как же столько лет жители деревни жили, бок о бок с таким страшным злом?
Собрала вещи в сумку, их лучше унести в дом деда, недоумение не ом, с немалой грустью окинула всё глазами, полными слез. Больно, горько даже. Кажется, последний самый надежный приют, и тот отверг её, куда же теперь?
Пока она возвращалась в дом старика, мимо пустующих домов, ей было страшно и неуютно.
О предстоящей ночи думать не хотелось, мысль о деревенском храме мелькнула, пожалуй, слишком поздно, но она за нее ухватилась. Однако Архип сразу остудил пыл.
– После развала Союза храм не восстанавливали, а священники сюда и дороги не знали. Он есть, но в ужасающем состоянии. Ты же сама помнишь, мне и говорить не надо. Удмуртия –  край достаточно глухой: большие леса, непроходимые топи, язычество процветало здесь почти до девятнадцатого века.
 – Может, сходить в него? – с надеждой спросила Вероника.
– А смысл? Там одни стены, почерневшие от времени, помолиться Богу можно в любом
месте. Поверь, искреннее сердце услышит Он всюду. Однако, нам нужно готовиться к пред-стоящей ночи, доченька, мы толком даже не знаем, что нас ждёт.  Где настигнут нас мягкие шажки плюшевого демона? Но либо он нас, либо мы – выхода нет.
Женщина порылась в сумке, нашла тетрадь с православными молитвами. Жаль, что всегда спохватываешься поздно. А ведь ходила в храм когда-то и причащалась. Жаль, на пользу не пошло. Уже близко, к вечерним сумеркам, старик вдруг спохватился:
– Доченька, вот пень-то я старый!
– Что случилось?!
– Демон. Помнишь историю Марии? Он перешел в наш мир в 1975 году из Нави. Это мир, где живут многие твари, жившие в легендах, но не в этом дело! Сейчас 2015 – прошло ровно сорок лет. Полный цикл пребывания его здесь иссяк!
– Что это значит, для нас?
– А то, что он этой ночью, должен покинуть тельце медвежонка, вернуться в свой естественный облик, и он будет уязвим!
– Мы будем его убивать? – дрогнувшим голосом спросила бедняга.
– Ты видишь другой выход? – голос старика неожиданно стал твердым.
00:20 ночи – 6:00 утра
Ночь вступила в свои права.
Двое сидели, прижавшись друг к другу. Веронику трясло, а мужчина все пытался ее успокоить.
Но не получалось – женщину, вымотанную произошедшим, охватила паника, и оттого мгновенно развился жар.
С каждой минутой положение ухудшалось. Но в какой-то миг Вероника пришла в себя: топот лапок, точно, – они уже стали не плюшевые, а стальные! – отчетливо прозвучал среди мертвой тишины дома. Ни во что не веря, она шепнула старику:
– Я пойду ему навстречу, больше не намерена бегать от проклятущего Зла.
После этих слов ее перестало трясти. Гостья зажгла фонарь и стала подниматься по лестнице на второй этаж. Внезапно луч фонаря высветил мохнатую мордочку, с глазом-бусинкой, и неестественным, для милой игрушки, растянутым, в жуткой ухмылке, ртом.
Она даже не успела испугаться, как лестница под ней обрушилась. Полет вниз стал недолгим, но болезненным: под лестницей, как назло, стоял холодильник. Ударившись о него по касательной, женщина отлетела на середину комнаты. Старик ахнул: фонарь вдребезги. Дом погрузился в абсолютную темноту.
Пострадавшая, простонав от многочисленных ушибов, все же нашла силы подняться. 
Рядом совсем явственно слышалось сердцебиение Архипа. Самое страшное – нельзя было предугадать, откуда произойдет очередное нападение, они оба стали заложниками темноты.
Но топот стальных сверху, даже, казалось, снизу. 
Он постепенно так проникал в голову, что ощущение реальности совсем стиралось.
Вдруг ногу Вероники пронзило нечто весьма острое, боль оказалась невыносимой, жгучей, но от крика она все же удержалась. 
Старику каким-то образом удалось зажечь свечу, в ее тусклом мерцании они увидели уклоняющуюся от света игрушку, удирающую за край мрака. Нога же Вероники оказалась пронзённой большой вязальной спицей, из раны сочилась кровь.
– Архип, мне это надоело, – уже стальным голосом произнесла она, – отправим тварь обрат-но в Преисподнюю, где ей место!
– Доченька, зачем же я тебя в это втянул?! – старик запричитал. – Тебе жить еще…
– Я и собираюсь жить, – ответила та, отбирая свечу, – не причитайте, лучше затаитесь.
Нагнувшись, она мужественно выдернула спицу из ноги, что стоило немалых усилий. Хромая, держа уже почти истаявшую свечу, дошла до кухни. Услышала чавканье и леденящий писк де-довой кошки. Уже при тающем огарке, увидела нечто невозможно страшное: плюшевая тварь рвала на куски несчастное животное, из разорванного тельца сгустками выплескивалась кровь, покрывая пол липкой массой. Притом, кошка была ещё жива, и орала в агонии. 
Мишка отпустил жертву, повернулся к Веронике мордочкой, заляпанной быстро густеющей кровью. Глаз-бусинка сверкнул недобро, словно бездной.
Сзади подковылял дед, протянул ей другую свечу взамен затухающей.
– Знаешь, Аньку я тебе не прощу! – вскипел он. – Чем тварь невинная помешала?! 
Медвежонок стоял над разорванной кошкой, в луже липкой крови, и выражение хищной мордочки стало таким, что, казалось, сейчас бросится. Но неожиданно плюшевые губки вытянулись трубочкой, и вырвавшееся дуновение затушило свечу, опять вернув темноту. Но все же вслед за этим, слабый свет, просочившийся откуда-то из подпола, странный, противоестественный, высветил неизвестно откуда взявшийся коридор, с дере-вянным полом, и ряд дверей по бокам.
– Обманка это, не входи туда! – запротестовал дед. – Заманивает!
Но в этот раз женщина довольно грубо отмахнулась. Половица скрипнула, едва она ступила на дощатый пол с прогнившими досками. Свет из подпола тут же померк, но в непонятном коридоре было довольно светло. Вероника, вдруг осмелев, полностью перешла в коридор-обманку, а дед не решился. Только сзади причитал, но она и мысли не допустила, что Архип трус. Хотя, ей самой стало далеко не по себе.
Прошла до середины коридора, но, когда все двери внезапно открылись, спина
похолодела. Непонятно ведь, что выйдет из них, чего ждать? На помощь спутника рассчитывать не приходится. Решившись, взглянула в проем одной из дверей. Но ничего не было видно, лишь топот лапок не утихал. Непонятно, откуда он шел – то ли сбоку, то ли спереди, то ли сзади.
Коридор явно находился не в доме: темные силы перенесли его сюда, минуя грани времен и пространств ради собственных целей.
Несчастная оглянулась – коридор сзади будто сжался, квартира превратилась в почти незаметную точку, но она отогнала о том, чтобы вернуться.
Пошла вперед, вскоре перешагнув порог таинственной залы, в которую обернулся коридор, и увиденное стало такой неожиданностью, что накрыл внезапный приступ икоты.
Посреди нее, на возвышении, стояло некое подобие трона. Правда, не царского вида, а сколоченного из грубых досок, будто наспех. Мишка Плюш величественно утопал в нем.
Маленький, он казался совсем не тем, чем виделся. Лишь когда неимоверным усилием смертная усмирила икоту и подняла глаза поверх трона, то увидела покрытое пылью зеркало, висящее над ним, а в нем…
В это время оставшийся Архип почти безуспешно пытался дозвониться по сотовому до города, чтобы вызвать хоть какую-нибудь службу.
До близлежащего города было приблизительно сорок километров, и надежды мало.
Шкала заряда уменьшалась критически, но все же в один момент, он пискнул, сонный голос сказал:
– Дежурный слушает.
Дед покосился на мерцающее жерло коридора-портала. Путано, как мог, начал объяснять ситуацию, опустив всю мистику. Придумав, будто произошел пожар, даже ограбление.
– Хорошо, я все зафиксировал, но быстро не приедут, понимаете сами. Как можете,  держи-тесь.
Мишка, заложив лапки за спину, ходил перед ней взад-вперед, как профессор, но её взгляд по-прежнему был прикован к зеркалу.
В отражении, копируя действия носителя, присутствовал тот самый демон со стрекозиными глазами, из рассказа.
– Ну, куда, куда ты смотришь, дура?! – Перехватив её взгляд, прорычал мишка. – Разве не я – твой истинный лапочка-красавчик? – И протянул ей навстречу лапки.
Пленница растерялась: брать это на руки хотелось меньше всего.
– Шел бы ты полем-лесом, – ответила она, – достаточно меня попугал, топай сам куда хочешь, или куда хозяин велит.
– Вероника! Он сейчас выйдет, час пришел!
Та стремительно обернулась. Значит, дед решился войти в неправильный коридор, и спасти её. Коридор нешуточно тряхнуло, оба еле удержались на ногах. Черты морды мишки стали расползаться, таять, как воск.
Трон взорвался: его разнесло в щепки. Зеркало осыпалось градом осколков. Женщина подтолкнула Архипа, раздумывать некогда – демон рвался на свободу, уставший пребывать в маленьком теле.
Но далеко ли убежишь с пожилым человеком? Испугавшись до смерти, она, как могла, поддерживала старика, но бегство казалось невозможным. Демон вышел из тельца игрушки, восстал над несчастными громадой, его ручищи-плети, мгновенно выброшенные вперед, опутали беглецов, как клубки змей. Щупальце сжалось вокруг шеи женщины так, что та начала задыхаться, синея.
Только внезапно произошло нечто: деда он удержать не смог. Считанные мгновения – и возник медведь.
Огромный, яростный, страшный. Разорванная одежда разлетелась повсюду. Демон, в которого вцепился мертвой хваткой оборотень, от внезапной боли отбросил Веронику. Та ударилась о стену затылком, в глазах муть, но поднялась. 
Два гиганта, сцепившись, дрались, сотрясая коридор. От медвежьего рева закладывало уши.
Жертва всего, уже не дожидаясь исхода поединка, бросилась в сторону дома, пока портал не закрылся.
Едва вывалилась обратно в дом, портал начал закрываться, она молила лишь об одном: чтобы дед, столь неожиданно оказавшийся не тем, кем думалось, выиграл этот поединок с потусторонним гостем. Но, к счастью, Архип уже в человеческом облике протиснулся в тающий портал. При этом он был обнаженным. Гостья, отвернувшись, поспешила бросить ему одеяло.
 – Я на время остановил его! – сказал дед. – Но он скоро будет здесь! Я – оборотень, уже достаточно старый, надо уходить! Он не отстанет!
Они бросились к выходу, но не успели: демон возник словно ниоткуда и своей массой мгновенно разрушил добрую половину жилища. Жуткий гость, в бешенстве круша дом Архипа, преследовал их по пятам. Конечно, Вероника бы убежала, но хозяина не бросишь – он уже задыхался. К счастью, ей удалось вывести старика во двор через другой выход. Монстр, сокрушив стену в крошево, выскочил на улицу и, очень медленно наступая, будто желая поиздеваться над жертвами, завис над ними. Неестественно длинные руки-плети покачивались. Тянулись задушить, однако монстр будто начал сомневаться.
Женщина нашла в себе силы взглянуть на тварь. Два взгляда встретились, в стрекозиных глазищах отражалось небо чужого мира – страшное, темное, без малейшего намека на голубое небо родной земли.
Дом деда сзади них полыхал, и среди огня вдруг послышался топот стальных мягких лапок. Медвежонок-Плюш вышел из стены огня, и смотрел на всех троих. Его единственный сохранившийся глазик горел огнем Преисподней.
Демон застыл – он крутил головой, поочередно смотря то на медвежонка, то на людей. Губы игрушки вытянулись в трубочку, засвистели мелодию, от которой Веронику бросило в холодный пот.
– Его тельце пропиталось злом, – произнесла она, – зачем ему теперь носитель?
– Скоро здесь будут люди, я-таки дозвонился, вызвал пожарных и полицию. – Прошептал дед. – Надо покончить со всем этим!
– Ну что ты медлишь?! – зло крикнула гостья. – Если убиваешь нас, то убивай! Он ждет, когда ты вернешься, тебе это нужно?! Возвращайся в свой мир!
А медвежонок все насвистывал и насвистывал свою жуткую мелодию.
– Послушай! – вдруг крикнул Архип демону. – Если ты все же разумен, граница с твоим миром открыта до утра! Есть шанс вернуться в свой мир, иначе сорок лет опять будешь в теле игрушки, подумай!
Монстр взревел так, что у них обоих уши заложило. Но, как ни странно, послушал, затопал в сторону реки, и вскоре его след растаял. Земля ещё очень долго дрожала под тяжестью его шагов. Мишка перестал свистеть, приблизился, но так как без носителя жизнь из него стремительно вытекала, то у ног гостьи он свалился, обездвиженный, плюшевой тряпицей, какой и был до всех случившихся событий.
Та подняла его, швырнула как можно дальше в огонь. Но понимала – это не сдержит ни огонь, ни вода, когда-нибудь тварь вернется, чтобы вновь терроризировать деревню. Вернется пустой шкуркой, что в разы страшнее.
Есть один путь: уезжать как можно дальше, и жить с этим страхом придется до конца жизни. Посреди чистого, утреннего неба оглушительно ударила молния.
– Демон достиг капища и пересек Границу Мира в обратном порядке, – сказал дед.

НОВОЕ УТРО

Хоть и не скоро, но приехали пожарные, полиция, молодой парень-дознаватель. Архипа вскоре увезли в больницу, но вымотанная гостья наотрез отказалась уезжать. Она сидела в доме соседей, в накинутом одеяле, после случившегося нешуточно знобило. Как по инерции, раз в пятый повторила рассказ дознавателю, опуская все подробности, связанные с потусторонними вещами, в психбольницу не хотелось никак.
– Дом сгорел по нашей собственной неосторожности, – уверила она дознавателя.
В конце концов, того устроил ее рассказ, и он попросил подписать протокол.
– Вы подвезете меня до города? – спросила она. – Если нужно, я там тоже дам показания.
 – Без проблем, – ответил он, – жду вас, подготовлю машину.
 И она пошла в дом готовиться к отъезду. Но и тут ожидал сюрприз. Ее ждала пожилая женщина, в которой Вероника сразу узнала ту самую Марию, из рассказов деда.
– Здравствуйте, Вероника. Извините, что без приглашения, да и опоздали мы.
– Ничего, мы справились, не без потерь, но справились.
– Я перейду к сути дела. – Вздохнув, ответила Мария. – Я тут с группой ребят. По сути, такой мистический спецназ, команда зачистки от темных сил, рвущихся на землю. Теперь это мой крест, я предлагаю тебе пойти с нами, на границу с Навью, где был скит Ефима. Технологии позволят нам запечатать портал навсегда.
– Нет, пожалуй, я откажусь. За прошедшую ночь я поняла: все эти игры с темными силами не для меня. Дом в вашем распоряжении, ключ оставите под крыльцом. А у меня машина до города, но все-таки, Мария, я так рада была вас увидеть, вы – легенда!
Женщины горячо обнялись и обменялись телефонами и адресами.
– Обещаю тебе, больше ни один гость не прорвется через ту дыру, – шепнула Мария.
– А мишка? – с надеждой спросила Вероника. – Займетесь им?
Мария как–то сразу погрустнела.
– Им в первую очередь.
Всю дорогу до станции она мысленно возвращалась в прошедшие события.
Тот самый мужчина, молодой дознаватель, подвозивший ее, корректно молчал, понимая, сколько пришлось пережить молодой женщине.
– Вот и станция, – произнес он, – до города всего ничего, как ты? Нормально?
– Стой! – вдруг вскрикнула она, – разворачивай машину обратно в деревню, прошу, там моя судьба! Умоляю, разворачивай!
Пустая шкурка медвежонка, вся обожженная, расположившись на холме недалеко от деревни, вытягивая губки, высвистывала свою жуткую мелодию. Если мимо пролетала птица, то падала замертво, цветы на некогда цветущем холме все завяли, и не стало насекомых. Воистину та мелодия не имела отношения к нашему миру.
Отряд, собранный Марией, начал продвигаться к древнему языческому капищу, чтобы, наконец, закрыть портал навсегда. Но даже такие специалисты, как они, не углядели, не почувствовали две пары горящих глаз, наблюдающих за ними из леса.

2022-2023