Чужак, часть III

Часть III

Выехал утром рано, соблюдая все предписания дорожных знаков, как рекомендовал Сергей. С утра пораньше город не был загружен, поэтому я быстро выехал из Питера по московской трассе, обогнув по восточной части кольцевой дороги. На первую же встречную заправку завернул, бензин имелся, очередь небольшая, я долил до полного бака и продолжил путь.
Когда уже двигался за Москвой, то там начались перебои с бензином, иногда я подъезжал к заправке, видя большую очередь, а бензина не было. Я выжег полностью бак, а на заправках не было бензина. Влил канистру в бак, и когда у меня уже осталось не больше 10 литров, стал думать, где мне заправиться при отсутствии бензина на заправках.
Была еще колонка для участников и инвалидов ВОВ и оперативников, и я с наглой, как говорится, рожей подъехал к этой колонке, вставил пистолет, подошел к окошку, подал кассирше удостоверение, по которому нам, монтажникам, предоставляли билеты на самолет, на поезд и номера в гостиницах. Корочки удостоверения очень красивые такие, красные, внутри фотография, две гербовые печати, красная полоса. И к моему удивлению, кассирша записала в журнал номер моего удостоверения и включила мне 20 литров бензина. Я обрадовался, заправился, а через одну заправку был бензин и очередь не особо большая, я встал, давали тоже по 20 литров. Я залил бензин в канистру.
Конечно, мне немножко совестно было использовать служебное удостоверение вот таким образом в личных целях, но это помогло мне добраться до Зареченска.
Подъехал к заводу, обратился в бюро пропусков. Оказывается, там Федор Федорович предупредил, чтобы для меня приготовили пропуск. Я получил его и пришел к Федору Федоровичу, поздоровался. Была пятница, он говорит:
–Хорошо, что ты именно сегодня приехал, – нажал кнопку, зашел Михаил Иванович, зам по кадрам и быту. – Михаил Иванович, устрой Константина Петровича, как говорили.
–Нет проблем, поехали.
Мы заехали в управление ЖКХ, где он переговорил с начальником. К нам подсел довольно молодой мужчина, представился начальником жилищно-хозяйственного управления завода и сказал, куда ехать. Мы подъехали к отелю, этот мужчина вышел, открыл замок на воротах, нажал кнопку, ворота раздвинулись. Он указал к гаражу. Также открыл ключом ворота гаража. Я поставил машину под навесом, не заезжая в гараж. Мужчина открыл дом, пропуская нас с заместителем директора вперед, а ключи от ворот, от гаража, от дома на входе положил на полочку. Михаил Иванович стал мне все показывать, сказав:
–Приказ директора – вас ознакомить с тем, что здесь есть, какое оборудование. Всем этим можете пользоваться.
Холодильник был заполнен.
Федор Федорович сказал, что его шофер к шести часам заедет за мной на служебной машине.
– Поедем на турбазу. Бери с собой снасти и что там еще хочешь взять с собой.
Оставшись один, я выпил чаю и решил отдохнуть.
К шести часам подготовил снасти свои в чехле, бокс с блёснами и пакет с подарком. Подъехала«Волга» директорская и отвезла меня к директорскому коттеджу. Оттуда вышел Федор Федорович с женой. Я жене подал пакет с подарочным сливочным поленом, чему она очень обрадовалась. Я каждый раз, когда приезжал в Зареченск, привозил, как ленинградский деликатес, сливочное полено от ленинградского завода «Красный пекарь».
Мы с Федором Федоровичем направились к турбазе. Он мне дорогу показывал и рассказывал, как он рыбачил в последний раз, что поймал, на что сейчас ловится и какая рыба. Он как бы почувствовал мое рыбацкое настроение.
Мы подъехали к директорскому домику на турбазе, он стоял чуть поодаль от других, и пирс был отдельный. Домик был отгорожен живой изгородью. В прошлый раз, когда мы с ним выезжали на рыбалку, я пошутил, что он отгородился от коллектива, а он ответил:
– Нет, это коллектив от меня отгородился. Понимаешь, я же совсем алкоголь не употребляю, а многие мои сотрудники приезжают расслабиться, выпить, иногда перебирают. И чтобы не смущать меня, они решили, уж не знаю, кто это придумал, отгородить директорские и представительские домики изгородью.
Из директорского домика вышли к нам навстречу два человека. Один – работник турбазы. Он сказал:
–Катер готов, оба мотора проверены.Приманки, прикормки, наживки все в ремдоке мастерами закрыты, чтобы звери не залезли. К тому же Федор Федорович нам сказал, что выезд на рыбалку не сегодня, а завтра с утра.
Он пожелал хорошего отдыха и ушел.
Второй человек был кухонный работник. Он сообщил, что баня приготовлена.Квас, соки частью в холодильнике, частью отдельно стоят. Спросил, во сколько ужин. Федор Федорович ответил, что к 8-ми часам надо приготовить мясо курицы с рисом, много овощей тушеных, маринованных огурчиков.
Мы пошли в баню. Она была прямо на пирсе. После захода в парилку Федор Федорович с пирса прыгнул в воду, а я такой процедуры, надо сказать, побаиваюсь и прыгать не стал. Я однажды разгоряченный прыгнул в холодную воду, и у меня просто перехватило дыхание. И с тех пор каждый раз весной, когда я купаюсь где-то, то ли в реке, то ли в пруду, да и в море, у меня почему-то при заходе в воду дыхание перехватывает.
Мы проделали трижды такую процедуру, он прямо с пирса прыгал, а я по ступенькам спускался. Вытерлись полотенцами после купания в реке и пошли к домику. Там кухонный работник заканчивал сервировку стола к ужину. Мясо курицы в горшочке. Это было очень вкусно, обильно. Мы кушали, не разговаривая, а когда насытились, перешли к чайному столику.
Кухонный работник убрал со стола и ушел. Федор Федорович заварил зеленый чай и обратился ко мне:
– Давай рассказывай, что случилось. Вижу, что что-то случилось.
Я не стал скрывать, что развелся, причина банальная, приехал из командировки, место мое занято, а сейчас свободно, чистый паспорт новый получил, поменял квартируи купил машину. Начальник дал 30 суток отпуска. Решил недельку порыбачить.
– Ну, хорошо, молодец. Мое предложение остается в силе. Значит, давай так. Сегодня отдыхаем, завтра порыбачим, потом пообедаем, и мне надо будет уехать, а ты порыбачишь до понедельника. В понедельник приходи ко мне в 11 часов в кабинет. Договорились? А сейчас отдыхаем.
Мы допили чай и разбрелись по своим комнатам, а утром поднялись почти одновременно, позавтракали тем, что у нас осталось, это курица, овощи, фрукты.Пришел кухонный работник, сказал, что приготовил бокс с бутербродами, два термоса, один с чаем, другой с кофе, оставил все это в катере. Спросил, нужен ли он еще нам. Федор Федорович ответил, что мы сами справимся с катером, и мы погрузились с ним в катер, я со своими снастями, а его уже были там. Федор Федорович взялся управлять катером. Работник турбазы отдал концы, и мы отчалили.
Рыбалка была удачная, мы прилично поймали рыбы. На пирсе нас встречал кухонный работник. Федор Федорович передал ему рыбу и сказал, что мы будем обедать в час дня этой рыбой. Тот обещал, что постарается приготовить. Мы отдохнули и к часу пришли в столовую. Народу там было мало, в основном женщины с детьми. И в самом деле, как и сказал Федор Федорович, народ как будто отгородился от начальства, чтобы в подпитии не попасться на глаза.
Мы обедали ухой, жареной рыбой и запеченной. Все было вкусно. Потом Федор Федорович уехал, а я отдохнул и вечером уже с работником базы вышел на воду и с удовольствием рыбачил.
В воскресенье я дважды выезжал на рыбалку, а в понедельник в 11 часов пришел в приемную Федора Федоровича. Секретарь Людмила Ивановна пригласила:
–Проходите.
Я проследовал в кабинет. Федор Федорович вышел из-за стола, поздоровались за руку. Я хотел что-то сказать, но он меня перебил:
– Вопрос решен. Все согласовано с замминистра. С твоим руководством тоже согласовано. Переводом назначаешься сюда на должность главного инженера.
Я попытался возразить, но он перебил:
– Все решено. В 8 часов вечера едем за приказом. Все, разговор окончен.Решение окончательное. Пошли.
Мы вышли из кабинета и направились к приемной главного инженера. Секретарь, солидная женщина лет 50-ти, поздоровалась. Федор Федорович открыл дверь в кабинет главного инженера. Зашли. Владимир Иванович, главный инженер, тяжело поднялся из-за стола, опираясь на палку. Видно было, что у него суставы, как выражался мой один приятель, скрипят и болят.
– Сиди-сиди, – сказал Федор Федорович, но Владимир Иванович поднялся, подал мне руку. Я подошел, поздоровался. Федор Федорович сообщил: – Владимир Иванович, в восемь часов мы с Константином Петровичем едем в Москву за приказом о его назначении на должность главного инженера.
– Дождался, – произнес Владимир Иванович.
– В общем, беседуйте, – сказал Федор Федорович. – Константин Петрович, я в полвосьмого заеду за тобой. Будь готов, – и ушел.
Владимир Иванович пригласил меня присесть. Нажал кнопку на пульте, попросил:
– Два кофе.
Зашла секретарь, организовала нам кофе.
Владимир Иванович стал интересоваться, как я доехал, какую практику я имел в вождении машины. Заметил, что рискованно в такой путь далекий пускаться, не имея опыта и не имея рядом инструктора.
– Рискованно, рискованно. Ну, что ж, молодежь привычна рисковать.Что интересного в дороге?
Я ответил:
– Вся жизнь моя – дорога, на самолетах, в поездах, а сейчас и на автомобиле. Я в пути соблюдаю предписания дорожных знаков. Любуюсь природой. Останавливаюсь в городах по пути. Посещаю краеведческие музеи. В общем, путешествую в свое удовольствие. У меня отпуск 30 суток. Вот решил попросить Федора Федоровича, чтобы позволил на турбазе провести недельку, порыбачить. А он вот так вот дело повернул. И мне невольно пришлось дать согласие. Хотя я в замешательстве.
Владимир Иванович взял папку со стола и проговорил:
– Вот здесь у меня приготовлен приказ по заводу на подпись министру по поводу того, что необходимо для нашего завода, для роста технических работников и вообще для развития предприятия. Понимаешь, какое дело. Пополнение кадров – это у нас проблема. Техника есть. А вот инженеры из центральных институтов, да и даже из нашего областного политеха, никак у нас не держатся. Не знаю, почему. Что им не нравится в Зареченске? Мы молодым специалистам хорошие условия предлагаем сразу после института. Отдельную квартиру предоставляем. А они, отработав положенные два года после института, даже наши, местные, уезжают. Не знаю, чего им надо и как их надо подбирать.
Вот здесь в этой папке я изложил свои мысли. Думаю, надо больше приглашать студентов на практику. Может быть, со второго курса. Может быть, еще специальную практику ввести для будущих инженеров. Мастерами. Помощниками мастера. И приглядеться, кому предложить стипендию заводскую, с учетом того что, по договору с заводом, студент по окончании института приедет сюда. Естественно, необходима лаборатория. В общем, здесь мои мысли и пожелания изложены, – говорил главный инженер.
Мы проболтали с ним остаток дня.
Я раздумывал, согласиться или отказаться. Конечно, Владимир Иванович мне все рассказал, но я считал, что я не готов занять должность главного инженера. Просто знаний не хватает.
Владимир Иванович мне посоветовал в этом же году поступить на экономический факультет областного института, поскольку главный инженер – это первый зам директора.
– Директор – это экономист, управленец, хозяйственник, он должен быть активный, умный, образованный, с техническим, экономическим и юридическим образованием. Он должен на своем месте себя чувствовать и пользоваться уважением не только в своем коллективе, но и среди министерских сотрудников. Я вот здесь еще приложил список бывших учеников нашей школы, которые окончили центральные институты и кто из них защитился, кто работает в НИИ, а кто преподает. Я хотел пригласить вот этих бывших своих, как говорится, не чужаков, чтобы они здесь, на своей малой родине, поделились своими знаниями с местными кадрами. Но я не рассылал приглашений. Это я тебе говорю как будущему главному инженеру. Это один из вариантов решения проблемы кадров. И я думаю, что согласятся многие, на родину потянет. По себе знаю, чувствую. Так что давай, приступай.
В полвосьмого заехал ко мне Федор Федорович. Мы приехали на вокзал, вышли на перрон и встали примерно на том месте, где должен встать для посадки наш вагон номер 7. И он остановился точно там, где мы стояли .Проводник проверил наши билеты. Мы сели в свое двухместное купе СВ и утром уже были в Москве.
В министерство идти было рано, и мы приехали на квартиру,которую завод снимал. Здесь останавливались сотрудники завода, которым приходилось летать и ездить в Москву. Это была двухкомнатная квартира недалеко от министерства. Там уже был приготовлен завтрак, потому что обслуживающий персонал был предупрежден о приезде директора и знал расписание поездов и самолетов. Директорская комната была отдельная. Там две кровати. Обстановка не гостиничная, а полудомашняя. Мы перекусили на кухне бутербродами, выпили кофе и в 9 часов пошли в министерство.
Федор Федорович повел меня знакомиться вначале с моим непосредственным начальником технического управления Анатолием Николаевичем. Тот сказал, что нам назначена аудиенция у замминистра Владимира Юрьевича в 10.30. Спросил меня, какой институт я закончил. Потом я выяснил, что он уже обо мне все знал.
В назначенное время мы с Федором Федоровичем вошли в кабинет замминистра. Из-за стола поднялся мужчина лет 50-ти ниже среднего роста, в больших очках. Держал голову чуть назад, стараясь казаться повыше.
Он предложил нам присесть на стулья у приставного стола. Мы сели с Федором Федоровичем друг против друга. Владимир Юрьевич сказал мне:
– Вы назначаетесь главным инженером. Вы понимаете, что сейчас в стране идёт перестройка под руководством нового генерального секретаря Горбачёва, молодого, энергичного. Правда, не все понимают, что такое перестройка, что такое гласность. Но, тем не менее, мы должны исполнять постановление ЦК и Политбюро. Поэтомуна тебя как на главного инженера ложится большая ответственность. Ты будешь одним из солдат, которым поручено делать перестройку. Я думаю, одной из важных задач перестройки является подготовка научных кадров, которые у нас в основном сосредоточены в Москве, Ленинграде, областных центрах. А надо всё-таки приближать научные кадры к производству, к заводам. Есть идея и на вашем заводе создать научный центр, точнее говоря, КТЦ – конструкторско-технологический центр. Я не буду распространяться об этом. Подробности вам расскажет и подготовит соответственный приказ начальник научно-технического управления, – он нажал кнопку, пригласил: – Зайди ко мне, пожалуйста, – вошел Анатолий Николаевич. – Вот, познакомьтесь.
Тот ответил:
– Мы знакомы.
– Ну, тем лучше. Значит, так, – замминистра заглянул в свой ежедневник. – У нас сегодня вторник. В среду в 17.30 я вас жду, Анатолий Николаевич, с проектом приказа о назначении главного инженера.
Мы вышли из кабинета и проследовали в производственно-техническое управление. Меня терзали сомнения, не рано ли мне быть главным инженером, потому что недостаточно у меня опыта и знаний. Но отступать было уже, как говорится, некуда. Оставалось браться за дело, вникать в то, что сейчас предстоит делать.
Анатолий Николаевич, конечно, хорошо знал свою чиновничью работу. Он стал вводить меня в курс дела, рассказывать и объяснять, что и как устроено. По поводу проекта приказа сказал, что нельзя включать в приказ министра то, что невозможно выполнить. Это может плохо обернуться при проверке народного, партийного и государственного контроля. А там ребята строгие. Поэтому, прежде чем что-то включить в приказ, надо вначале обдумать, есть ли у нас возможности и трудовые, и финансовые, а главное, желание это выполнить в сроки.
Вот таким образом мы проработали остаток дня и еще день, а на следующий день в 17.30пришли на прием к Владимиру Юрьевичу. Анатолий Николаевич захватил с собой дискету с проектом приказа о моем назначении, а также печатный вариант.
Зашли. Владимир Юрьевич взял дискету, вставил в компьютер. Но стал смотреть бумажный вариант приказа, делая пометки и замечания. Пока он знакомился с документом, я сидел, как статист, глядя то на одного, то на другого. Они что-то говорили между собой на непонятном мне языке. Получив указания по доработке приказа, мы удалились.
В своем кабинете Анатолий Николаевич принялся выполнять полученные указания на компьютере и сказал мне, что завтра этот приказ пойдет по службам. Так что на два дня до вторника я могу быть свободен. Я спросил:
– Могу ли я съездить в Ленинград?
– Да, конечно. А сейчас, – говорит, после того как сделал все исправления, – поедем ко мне. Сейчас жена на даче. Я один. Посидим, побеседуем.
Мы пришли к нему домой. Он поинтересовался:
– А зачем тебе в Ленинград?
– Да я в Зареченск-то поехал на машине, одетый по сезону. Не думал, что мне придется там остаться. А теперь-то надо взять вещи, хотя бы осенние, не говоря уж о зимних и прочих. Надо будет снять деньги с книжки, что-то потребуется для быта покупать. Федор Федорович сказал, что жильем обеспечит, но я пока остановился в коттедже. В общем, надо мне в Питер съездить«Красной стрелой».
– У тебя что, деньги на книжке?
– Ну да. Надо снять.
– Да, конечно, с ними. Кстати, сейчас разрешили у нас в России валюту, и можно все купить уже не только в Березке на чеки. Теперь может каждый, а не только избранные, поменять наши советские рубли на доллары и на другую СКВ (свободно конвертируемую валюту) и покупать импортные вещи в бутиках так называемых.Так что я рекомендую тебе снять с книжки рубли и перевести в СКВ, в доллары.
Как-то это было мимоходом сказано в беседе, но я серьезно отнесся к этому совету, и когда приехал домой, то первым делом решил зайти в сберкассу, где у меня лежали сбережения на книжке, накопленные с премиальных на объектах. Подходя к своему дому, смотрю, в соседнем доме открылся пункт обмена СКВ.Я пришел домой, переоделся, стал собирать вещи, которые надо будет переправить в Зареченск. В 9 часов пошел в сберкассу к открытию, чтобы снять все деньги. Мне сказали, мол, у вас достаточно большая сумма, ее надо заказать на завтра, а сейчас небольшую часть мне дали. Я вернулся домой, достал все рубли, какие у меня были. Отложил сумму на дорогу, а остальное отнес в обменный пункт и поменял на доллары, по совету Анатолия Николаевича. На следующий день снял со сберкнижки все деньги и тоже их поменял на доллары, не зная, правда, что с ними делать. Вот таким образом я стал вдруг владельцем иностранной валюты.
Затем решил кое-чего прикупить из нормальных вещей: костюм, рубашки. Пошел в бутик, вновь открывшийся, где торговали уже на валюту. Надо сказать, что очень быстро развивался сервис. Меня тут же обмерили и подобрали одежду по фигуре, на месте где-то подшили, где-то укоротили. И весь день я потратил на поиски и покупку вещей,которые мне понадобятся в Зареченске. Все это упаковал и уложил в чемоданы. Пришлось купить еще большой чемодан вдобавок к тем чемоданам, с которыми я ездил в командировки. Вещи, что в чемоданы не поместились, сложил в рюкзак.
В понедельник прибыл в Москву. На Ленинградском вокзале взял носильщика. В моей поклаже было два больших чемодана, рюкзак и еще один чемодан командировочный. Перешел на Казанский вокзал, сдал вещи в камеру хранения и поехал на квартиру, а потом в министерство к 9-ти часам.
Анатолий Николаевич сказал, что еще не все службы сделали свои замечания и завизировали приказ, так что сегодняшний день придется еще побегать. Но в середине дня все было получено. Теперь надо было попасть к Владимиру Юрьевичу на прием, и к концу дня все-таки мы к нему попали.
Он просмотрел, какие замечания сделали службы, и попросил подготовить теперь приказ на подпись министру к завтрашнему дню. Мы все сделали. Анатолий Николаевич позвонил помощнику министра и узнал, что министр назначил подписание приказа на такое-то время. Одновременно помощник замминистра сообщил, что Владимир Юрьевич велел мне быть у него в приемной завтра в 9.30, что я и сделал. Из кабинетавышел Владимир Юрьевич и предложил мне проследовать с ним в приемную министра. Там помощник сразу пригласил войти.
Мы зашли к министру. Он поздоровался, сказал:
– Вот, пожалуйста, я подписал приказ. Завод в Зареченске – один из первых у нас будет, где мы решили организовать конструкторско-технологический центр. Так что давайте, конкурируйте с научно-исследовательскими институтами. У тебя будет мой прямой телефон. Если где-то в чем-то возникнет какая-то задержка, недопонимание, не стесняйся, звони мне, звони Владимиру Юрьевичу, поможем, найдем управу. Ну, счастливо проработать!
Вот с такими напутствиями и с приказом на руках я отправился в Зареченск. Позвонил Федору Федоровичу, что еду, и желательно, чтобы меня на машине встретили, поскольку еду с багажом, с чемоданами. Меня встретил шофер Федора Федоровича и доставил в коттедж с вещами. Я их частью развесил, частью разложили пошел на завод с приказом.
Зашел к Федору Федоровичу, вручил ему бумаги. Он стал читать проект приказа по заводу, высказывая свои соображения и недовольство по некоторым пунктам. Подписал. И мы с ним направились в горком партии, где он меня представил местному руководству, первому секретарю горкома, а также второму и третьему. И вот такя  вступил к должность главного инженера, и началась моя жизнь в Зареченске.
По рекомендации Анатолия Николаевича, я частенько заглядывал в приказ, как в министерский, так и в заводской, не забывая выполнять то, что там написано. Особенно надо было следить за сроками и по возможности все выполнять в срок.
Прошло время. Продвигалось строительство лаборатории. Из институтов я на практику студентов приглашал и заявки в институтыпосылал,гарантируя хорошие условия и приличное жилье. В общем, входил в курс дела.
Владимир Иванович не сразу ушел на пенсию, остался по моей просьбе и помогал. Замы его тоже все помогали мне. У меня сложилось хорошее взаимодействие по техническим вопросам с главным конструктором и с его отделом, с технологами, сварщиками. Подстав никаких не было с их стороны.
Я жил так же в коттедже. Однажды шел на работу мимо заводских пятиэтажек. Вижу, открылась дверь парадной, и из нее женщина вышла с упирающимся, плачущим ребенком. Она его просто тащила, а он упирался:
– Не хочу, не пойду!
Она попыталась его взять на руки. Он брыкался, дергался. Я узнал эту женщину. Она из отдела главного конструктора. Она дала ребенку несколько шлепков. И все равно волоком тащила. Я понял, что ребенок не хочет идти в садик. Может, заболел, а может, просто вот такой капризный, хочется поспать, поиграть дома, побыть с мамой, с папой, а его тащат куда-то. Мать нервничает. Я посмотрел на часы. Садик в противоположной стороне от завода. Пока дойдет туда и назад, явно на работу опоздает. А дисциплина на предприятии сохранялась строгая еще с тех пор, как Андропов наводил ее по всей стране, и многие побаивались опоздать на работу.
Я подумал, почему бы сотрудникам, у которых дети дошкольного или младшего школьного возраста, не делать поблажку, вот как в Питере. Когда-то я конструктором работал и был командирован в одно ленинградское НИИ. В этом НИИ ввели гибкий график, потому что сотрудники проживали в разных районах Ленинграда, и добираться на работу к девяти часам им приходилось в час пик, когда метро, автобусы и троллейбусы битком, и многие, естественно, опаздывали. И там, по чьему-то предложению, был введен так называемый гибкий график, по которому сотрудник мог прийти на работу в промежутке от девяти до одиннадцати часов, чтобы не в час в пик, а в удобное для него время добираться, время прихода регистрировалось карточкой автоматически, и уходил он с работы не в восемнадцать, а позже на столько же, на сколько позже пришел. Это было очень удобно, но гибкий график почему-то быстро,к ак выразился один сотрудник, согнули в дугу, то есть все сотрудники стали приходить вместо девяти к одиннадцати, а уходили в восемнадцать часов, и чтобы выработать свои часы, положенные по Трудовому кодексу, к концу месяца начинали набирать часы, задерживаясь до полуночи. Естественно, какая там работа была по вечерам? Многие кто в шахматы играл, кто просто художественную литературу читал. Поэтому начальство отменило гибкий график.
Но я подумал, а почему бы здесь, специально для тех сотрудников, у кого дети малые, не ввести гибкий график, чтобы не трепать нервы ни ребенку, ни родителям. Вот только надо что-то придумать, чтобы не согнули график в дугу.
Я решил попробовать. Позвонил главврачу и спросил у него, когда можно с ним побеседовать, чтобы не нарушить его график приема больных. Он ответил, что больных принимает сегодня с 15 часов, а до 15-ти занимается хозяйственными делами и рад будет меня видеть в любое время до трех. Я пришел к нему и сообщил:
– Я решил ввести гибкий график для сотрудников, у кого малые дети. Мне бы надо, чтобы вы или кто-то из ваших подчиненных провели беседу с руководящими сотрудниками о последствиях для психики их детей и их самих от шлепков и криков, применяемых, когда они тащат своего ребенка в садик, а тот упирается.
Главврач с удовольствием согласился, сказал, что у него как раз есть практикующий психолог, который уже опубликовал две статьи на эту тему. Он нажал кнопку на селекторе, пригласил психолога к себе. Тот зашел, и я попросил его сегодня в 15.30 прийти ко мне в кабинет. А я временно исполнял обязанности директора, поскольку Федор Федорович уехал в Москву. В обед он позвонил мне, и я поделился с ним своим планом. Он сказал:
– Ты солдат перестройки. Действуй!
Я дал секретарю список сотрудников, которых надо пригласить на 15.30 ко мне в кабинет. Это были начальник главного конструкторского отдела, главный технолог, главный металлург, главный сварщик, председатель профкома, замдиректора по кадрами режиму, юристы. Когда в 15.30 они собрались в приемной, секретарь пригласила всех в кабинет. Вошли, расселись.
Я рассказал, какую картину сегодня наблюдал, после чего попросил доктора рассказать, как влияют такие действия родителейна психику и общее здоровье ребенка, а также их самих. Некоторые усмехнулись с недовольством. Тем не менее, врач проинформировал собравшихся по обозначенной теме. Когда врач закончил, главный технолог обратился ко мне:
– Константин Петрович, вы же у нас чужак. Вот, может быть, у вас там в Ленинграде в садик по-другому ходят, а здесь эту картину мы видим каждый день у себя дома. Вы как чужак живете здесь, вы не женаты, у вас детей нет. А у меня дочь моего внука поднимает и шлепками отправляет в садик. Мы с зятем стараемся пораньше убежать, чтобы не наблюдать эту картину.
Я понял, что он это высказал, очевидно, мнение всех, назвав меня чужаком. Я спросил его:
– А где ваша дочь работает?
– Как где? Она в моем подразделении работает.
– Ане хотелось ли бы вам, чтобы она поднялась поутру, не трогая вашего внука, который досыпал бы и смотрел последние сны, она приготовила бы завтра к вам и зятю, сама позавтракала, вы бы пошли на работу, а она занялась бы ребёнком?
– Так она же тоже работает.
– Ну да. Вы к восьми часам на работу, а она бы спокойно подняла ребёнка с песенкой, со сказочкой, умыла, одела его и отвела в садик, а на работу пришла бы не к восьми, а, ну, к девяти, к десяти.
– Это кто же ей разрешит болтаться два часа где-то?
– А два часа она отработает после семнадцати.
– А кто же ребёнка возьмёт из садика?
– Отец или дедушка, бабушка. В крайнем случае, ребёнок останется в продленке.
– У нас в Конституции записано, что должен восьмичасовой рабочий день быть.
– Ну, допустим, а в неделю – сорок шесть часов нужно отработать. Можно изменить график так, чтобы не отработанные в какой-то день часы отработать в другой день вечером сверхурочно под контролем непосредственного начальника, который должен организовать производственный процесс и принять его результаты. А приход-уход будет фиксироваться автоматически. Несложно наладить эту систему. Если ввести такой вот гибкий график, то от него будет большая выгода. Во-первых, не травмируется психика ребенка. Вам доктор рассказал, что возможны очень серьёзные заболевания у ребёнка, если вот так его травмировать каждый день. К тому же вы, как руководитель, получаете не растрёпанную зелёную, как неизвестно кто, сотрудницу, а спокойную, уравновешенную, причёсанную.
Главный технолог заинтересовался:
– Подожди-подожди. А как это осуществляется административно?
– Ну как? Пишется приказ директора о том, что вводится гибкий график для сотрудников, у которых дети дошкольного возраста, и руководители подразделений сотрудников, решивших перейти на гибкий график, обеспечивают организацию их работы по гибкому графику. Остальное – детали. Главное – сохранить здоровье детей и сотрудников и получить утром на рабочем месте полноценного работника, а не разъярённую женщину. Я сейчас исполняю обязанности директора. Вот проект приказа, посмотрите. Я пригласил вас посоветоваться, чтоб не с бухты-барахты делать нововведения, а с вашего согласия.
И тут главный технолог говорит:
– Я за! Давай, я подпишу, где надо.
Тут главный металлург добавил.
– Предлагаю, чтобы приказ распространялся и на тех сотрудников, которые ухаживают за больными родственниками.
Все поддержали, и я согласился:
– Да, пожалуй, вы правы. Этим сотрудникам тоже надо дать возможность, чтобы они могли спокойно уколы делать, капельницы ставить, лекарства давать своим подопечным. Теперь, кто согласен с приказом, должны написать заявление на имя непосредственного начальника. И потом начальник напишет замдиректору по кадрам, чтобы выдать вкладыши в пропуск.
Все согласились, и профком с юристом тоже.
Вскоре приехал директор Федор Фёдорович и зашёл ко мне:
– Что тут у тебя за приказ такой? Я приехал, а мне жена говорит, что ты издал приказ по заводу про какой-то гибкий график.
Я ему объяснил суть дела. Он поддержал:
– Да, интересно. Ну, что? Поздравляю с началом таким, – и добавил: – Слышал, что тебе дали прозвище «чужак».
Говорю:
– Да, это главный технолог, когда выступал по поводу этого приказа, назвал меня так. И прилипло. Теперь за спиной слышу «чужак».
Время шло. В стране перестройка. К власти рвались так называемые демократы. А по сути, это были если не вредители, то самые настоящие губители производства и науки, такие как Гайдар, Бурбулис и Чубайс во главе с алкоголиком. Наш завод, казалось бы, п/я, но и для него стали финансирование прекращать. Начались одни неприятности. Кругом какие-то нехорошие разговоры. Приватизация идет непонятно как. Растаскиваются заводы. Прекращают работать. И нашего коснулось.
Я помнил, как мне замминистра сказал, что мы первые как бы солдаты перестройки. И в одной из своих командировок в Москву я Владимиру Юрьевичу предложил создать на заводе МП – малое предприятие, чтобы завод, финансируясь по договору как малое предприятие, выполнил разработку проекта и технологии. Я привлек к этому делу зама главного инженера, моего помощника, очень аккуратного, честного, исполнительного умного – Максима Борисовича, который уже пенсионного возраста был. Я предложил ему создать такое МП и разработать по техническому проекту НИИ рабочий проект и подготовить конструкторскую технологическую документацию для производства. Финансирование этого проекта будет обеспечено.
Нам с Федором Федоровичем удалось это как-то из остатков каких-то выбить. Было, конечно, сложновато, но все-таки мы объявили типа конкурса на принятие инженеров с высшим образованием. Откликнулись четверо из отдела главного конструктора, трое из отдела главного технолога и по два человека от металлургов и от сварщиков.
И вот когда эти инженеры пришли к нам, было зарегистрировано малое предприятие, и учредителем стал зам главного инженера. Это МП должно было выполнить проект. Я объяснил коллективу, что этот проект будет разбит на четыре этапа. Каждый этап будет финансироваться отдельно. Рассказал об условиях работы и о заработках.
– Время не ограничивается. Можете работать, сколько хотите, и в выходные, и даже в отпусках. Мы решили, что первый этап можно выполнить имеющимися силами за три недели. И оплата будет примерно такая-то, приняв коэффициент участия за единицу одинаковый для всех. Получится примерно на каждого по 280 рублей.
Один из технологов спросил:
–При моем окладе130 рублей в месяц я еще получу 280?
–Да. Если работа будет выполнена в сроки качественно.
–Что-то трудно поверить, чтоб такое могло быть.
–Ну, давайте попробуем.
В общем, уговорили людей и приступили, заручась пониманием.
Дело было организовано так, что конструкторы и технологи работали одной командой. Пока еще не было чертежей, чтобы технологию разрабатывать, и технологи выполняли конструкторскую работу .Получился очень дружный, сплоченный коллектив.
И когда был закончен первый этап, было решено оплатить работу, при том что работа велась сразу и по второму, а частью и по третьему этапу. Максим Борисович сказал, что все работники затратили примерно одинаковое время, плюс-минус какие-то часы, и предложил пока учитывать коэффициент участия всем в виде единицы. Все поддержали. Правда, один из сотрудников сказал, что директору МП, очевидно, надо предусмотреть доплату, хотя бы 0,3 добавить, на что Максим Тарасович возразил, мол, это будет рассматриваться потом, а на первом этапе–всем одинаково. Назвал сумму с учетом налогов, отчислений и все объяснил.
И вот были деньги перечислены, завтра я поеду в банк. Попросил нашу заводскую кассиршу после 17-ти завтра, естественно, за определенную плату выдать деньги.
На следующий день после 17-ти все столпились в ожидании первой выплаты, и я передал кассирше кейс с деньгами. Она стала по ведомости выдавать деньги. Всем, конечно, не верилось в происходящее. Вот так за три недели получить вовремя такие деньги! Это разнеслось быстро по заводу.
Прошло время. Федор Федорович  опять уехал в командировку. И вдруг ко мне зашла секретарша и подает записку:  сегодня в 14 часов мне необходимо явиться в партком.
В 15.00 я подошел в партком. Технический секретарь Наталья Кнопка сказала:
– Владимир Алексеевич, Константин Петрович пришел.
Послышалось в ответ:
– Пусть сидит, ждет, вызовем.
Мне это не понравилось. Ведь было решение: никакие заседания ни парткомов, ни профкомов, ни комсомольские в рабочее время не устраивать. А тут, понимаешь, кое-кто забыл, что я исполняю обязанности директора завода, и распорядился, чтобы я ждал.
Я сказал техническому секретарю, что буду у себя. Посмотрел на часы, засек время и пошел. Пришел к себе. Мне не очень нравилось, что исполняющего обязанности директора вызывают в рабочее время, да еще заставляют ждать.
Через 7 минут опять позвонила технический секретарь и сообщила, что меня приглашают. Я ответил, что буду минут через 10-15. Выждал специально 12 минут и пошел в партком. Когда пришел, секретарь сказала, что Владимир Алексеевич трижды интересовался, где я. Она открыла передо мной дверь, тем самым объявляя, что я прибыл.
Как обычно, в парткоме сидел председатель за своим столом. У приставного стола – 12 человек. Справа рядом с председателем ¬– зампред Михаил Львович. Слева – главный техник. Из остальных я знал замглавного металлурга, это уже довольно пожилой коммунист. Двое из цеха. В общем, все знакомые лица.
Секретарь парткома указал мне на отдельно стоящий стул:
– Присаживайтесь, – и продолжил заседание: – По следующему вопросу Михаил Львович делает сообщение.
Тот начал говорить:
– Вот к нам в партком, и мне лично, и Владимиру Алексеевичу, пишут, что некогда наш дружный, сплоченный заводской коллектив сейчас раздроблен. В нем появились любимчики, не любимчики. И вообще, что-то творится ужасное в нашем доблестном коллективе, на нашем заводе. У меня есть письма, с которыми обращаются к нам в ведомство коммунисты и беспартийные по такому вопросу. По инициативе главного инженера, которого все называют чужак, введен гибкий график. В чем его суть? Лично главный инженер создал элиту из себе послушных сотрудников. По его личному указанию, когда все нормальные труженики, патриоты нашего завода с восьми до семнадцати трудятся, не покладая рук, эти любимчики главного инженера еще вылеживаются в тепленьких постельках и приходят на работу, когда им вздумается, кто в девять, кто в десять, а уходят, как и все нормальные, в семнадцать часов. А к концу месяца, когда необходимо отработать число часов, четко предусмотренное конституцией, они сидят до полуночи, создавая видимость, что работают, а на самом деле, попивают чай, еще более крепкий, чем пиво, играют в шахматы, в домино. А зарплату получают, как предусмотрено штатным расписанием. Но это ладно, как-то это стерпели. Придумал другое. Теперь более существенную элиту избрал, создал какой-то творческий коллектив. Причем объединил в нем таких же чужаков, как он сам. Я проверял, да, почти всё это чужаки. Этот творческий коллектив творит непонятно что, но уже через три недели им выдали зарплату за один этап, и вы представляете, ужасно сказать, за три недели один из этих творцов получил денег в два раза больше месячного оклада генерального директора. Это ж как надо работать? Что нужно сделать, чтобы вот такие деньги получить? Я не представляю. Причем неизвестно, какой куш отхватил их организатор и покровитель. Мне кажется, что немедленно партком должен принять решение о том, чтобы правоохранительные органы выяснили, куда уходят деньги, которые зарабатывают своим трудом наши основные работники.
В это момент не выдержал главный технолог:
– Слушай, ты что мелешь! Что это у тебя там за бумажка? Зачитай, кто это тебе такие письма строчит?
– Нам многие пишут, рядовые коммунисты, беспартийные, и звонят, и приходят сюда.
– Что-то, я смотрю, бумажка, которую ты держишь в руках, твоим почерком написана. Скажи, чья там подпись?
– Тот, кто подписался под этим письмом, обращается от лица многих тружеников нашего завода.
– Это анонимка?
– Это не анонимка, это голос трудящихся.
– Тогда ты, как замсекретаря парткома, очень плохо изучил материалы 20 и 22 съездов партии, на которых партия осудила анонимщиков и тех, кто принимал решения по анонимкам. Я тебе хочу сказать, что негоже кляузы на парткоме читать. Я был одним из инициаторов введения гибкого графика. И ко мне как члену парткома обращаются люди только с благодарностью за то, что приняли такое решение и позаботились о будущем поколении, о здоровье детей и их родителей. Так что если тебе кто-то накляузничал, давай пригласи его сюда. И потом, что это за подход? Где комиссии, которая разобрала бы вопрос и все обстоятельства как положено? Почему вдруг сразу какое-то персональное дело заводится?
– Да потому, что нельзя терпеть это уже! Вон он еще одно новшество затеял. Теперь, видите ли, он хочет, чтобы рабочий день начинался с шести часов утра. Вы представляете, что это такое? Люди веками уже привыкли работать с восьми, а тут, понимаешь, ему надо, чтобы начинался рабочий день с шести утра.
– Слушай, я что-то тебя не пойму. Ты что, уже выдвигаешь проект решения парткома?
– Да, есть проект решения парткома, и все поддержат, как один, что не место этим чужакам у нас, которые раскалывают наш доблестный трудовой коллектив. И не место им не только на заводе, но и в городе. Нет, не нужно нам чужаков. У нас свои люди есть трудолюбивые, грамотные на руководящих должностях, все выпускники нашего техникума. А он в свой творческий коллектив не взял ни одного выпускника нашего доблестного техникума, одних чужаков понабрал, и такие зарплаты назначил. Не место им здесь, чтобы не разлагали наш коллектив.
– Слушай, я тебе возражу, что он правильно делает, продвигая сотрудников с дипломом института, с высшим образованием. А знаешь ли ты, что этот творческий коллектив разработал рабочий проект и конструкторско-технологическую документацию по техническому проекту НИИ и проявил в работе творческий подход, который в обязанность не входит. Впрочем, не хочу тебе ничего объяснять. Кстати, а ты на каком курсе техникума? Ты уже три или пять лет все на третьем курсе. И от тебя ждать творческого подхода к делу?
– Я занят, ты знаешь. Для общественной работы у меня нет времени.
– Да-да-да, ты же уже на третьем курсе пять лет сидишь.
Тут вмешался в разговор зам главного металлурга, довольно пожилой коммунист:
– Евгений Иванович, – обратился он к главному технологу, – погодите минуту. Иван Владимирович, мне кажется, Константину Петровичу не стоит терять время как исполняющему обязанности директора и слушать эту болтовню. Давайте его отпустим, а мы тут сами поговорим.
Все члены парткома согласились:
– Да-да-да. Константина Петровича надо отпустить.
Секретарь парткома не хотя сказал:
– Константин Петрович, вы свободны.
Я поднялся и, ничего не говоря, ушел. Кажется, я кому-то перешел дорогу. Завели персональное дело, не предупредив. Ну, ладно.
В конце рабочего дня я сидел у себя, просматривая почту. Зашел главный технолог Евгений Иванович.
– Как тебе все это? Испугался?
– Да чего мне пугаться? С первых же слов я понял, что это какая-то кляуза грязная. Я совершенно был равнодушен и знал, что вы не поверите кляузе, поскольку все принималось по согласованию со специалистами. Моя роль здесь преувеличена.
– А что это за идея рабочий день с шести часов начинать?
– Дело в том, что скоро приближается, как здесь говорят, день, который год кормит. Опять уволятся многие с работы. План будет под угрозой невыполнения, потому что треть рабочих, когда начинается дачный сезон, увольняются. Я попросил в отделе кадров, чтобы дали бы мне список людей, которые ежегодно весной увольняются, а осенью опять приходят на завод. Это высококвалифицированные кадры, трудяги самые настоящие. Мне стало интересно, почему они весной увольняются, а осенью возвращаются. Я пригласил их, расспросил. Они ответили, что весенний день год кормит, как в старину говорили. Поэтому надо весной подготовить почву не только на своем приусадебном участке, но и в поле. Вскопать, прополоть, удобрить, посадить, и потом следить за урожаем. Увольняются потому, что просто не хватает времени ухаживать за посевами, за луком, чесноком и прочим. Рабочий день начинается с восьми часов. Хорошо, у кого тут приусадебные участки рядом, можно до восьми часов там кое-что сделать. Да и после 17-ти тоже. А в поле утром уже не пойдешь. И вечером тоже не пойдешь. Все время займет просто одна дорога, а дел никаких не сделаешь. Вот и получается, что приходится уволиться, чтобы получить хороший урожай. Это выгоднее, чем заводской заработок, даже не продавая урожай на базаре, а сдавая заготовителям. Я спросил, а сколько надо времени, чтобы вы могли поработать на участке, не увольняясь с завода. Они почти в один голос ответили: три часа. Больше трех часов сложно работать тяпкой, мотыгой, а три часа – вполне нормально. Я решил посоветоваться с ними: а что если, допустим, начинать рабочий день в шесть часов? Тогда, считай, уже в пятнадцать часов ты дома. А если еще сократить обеденный перерыв на полчаса, то уже полтретьего дома. Немножко отдохнуть, и вполне можно четыре часа в поле поработать. Это немало, не считая субботы и воскресенья. Они дали согласие. Я предложил организовать работу с шести, а для тех, кому удобней – с тринадцати часов. Чтобы день на две смены разбить. Естественно, что это требует проработки с непосредственным начальниками, ведь им надо и задания выдавать, и контролировать выполнение. В общем, этот вопрос хочу в ближайшие дни обсудить со специалистами и с вами. Если получу одобрение, то надо будет готовиться к этому дню, который год кормит, то есть, соответственно, и садики достроить, и обед сдвинуть. Есть над чем поработать.
– Вообще-то это интересно, – сказал Евгений Иванович, – надо подумать.
Прошло дней пять. Вдруг заходит секретарь и говорит, что подъехал на завод первый секретарь горкома и направляется к вам. В это время у меня как раз был главный конструктор. Мы обсуждали новый проект. Услышав, что прибыло начальство, он ушел.
Через минуту появился Владимир Алексеевич. Мы поздоровались за руку. Я пригласил его за отдельно стоящий столик у дивана. Он сел в кресло. Я спросил:
– Чай или кофе?
– Чем угостите.
Секретарь принесла кофе, сливки, сахар, печенье. Мой гость сказал:
– На следующей неделе решено проводить партхозактив. Я предложил и члены горкома поддержали, чтобы ты выступил с докладом о своих новшествах, о гибком графике и творческом коллективе. Все заинтересовались. Все это обсуждается. Другие предприятия тоже вводят гибкий график. Очень удачное решение. Медики говорят, что это положительно скажется на здоровье будущего поколения и что не надо травмировать детей в раннем возрасте.
В это время вдруг без стука открывается дверь, и заходит зам секретаря парткома Михаил Львович. Говорит:
– Вижу вашу машину, мне сказали, что вы здесь. Думал, в цех пошел, а оказывается, вот вы где, – уселся к нам за стол. – Люся! И мне кофе!
Владимир Алексеевич говорит:
– А не могли бы вы кофе в другом месте выпить?
– Ну да, конечно. Люся, кофе мне подай вот сюда, – и он отсел за приставной стол.
Владимир Алексеевич уточнил:
– Я имел в виду, не могли бы вы в другом помещении выпить кофе, пока мы здесь с Константином Петровичем общаемся.
Тот поняли, что его просто-напросто выгоняют и что он здесь непрошеный гость.
– А, ну да, ну да, конечно-конечно. В собственном доме оно и приятнее. Хорошо-хорошо.
И с перекошенной рожей ушел.
Владимир Алексеевич задал мне вопрос:
– А что это, говорят, вы до сих пор ездите на машине с ленинградскими номерами? Скажу по секрету, что мне докладывали о том, что вас зовут чужаком. И вот один из признаков, что вы чужак: машина у вас так и зарегистрирована в Ленинграде и не перерегистрирована. Хотите податься назад?
– Да понимаете, как получилось. Дело в том, что я приехал сюда в отпуск на машине. А Федор Федорович так повернул дело, что сразу же мы отправились в Москву с приказом о моем назначении. Закрутилась, завертелась. А чтобы снять машину с учета, на это надо как минимум неделю. Два дня ехать туда, два – назад, плюс два дня на месте, это неделя. А неделю мне за эти два года физически невозможно было выкроить. Я как-то летал в командировку и снял номер, зашел в ГАИ, попросил, чтобы сняли машину с учета. Мне сказали, нет, существует положение такое, что необходимо представить машину, потому что некоторые уезжают, например, на юг, продают машину, наживаются на этом, спекулируют, а говорят, дескать, попали в аварию. Не можем, говорят, снять с учета, пока не увидим машину. Вот такие дела. Поэтому у меня пока ленинградские номера.
Мы еще поговорили с ним. Он сообщил, что на партхозактиве я должен выступить. После разговора я его проводил его до машины.
Я продолжал работать в должности главного инженера. В стране стало твориться что-то непонятное, страшное даже. Дефицит нарастал. Девальвация. Стали менять деньги советские на российские. ГКЧП. Расстрел Белого дома. Народ недоволен. Финансирование производства прекращается. В НИИ темы  закрываются. Зарплаты везде задерживаются. Появились партии разные. ЛДПР, «Наш дом Россия», «Яблоко». Каждый гнет свое. Но самое неприятное – это демократы-либералы. Самые настоящие предатели во главе с этим алкоголиком. Ельцин демонстративно вышел из партии, демонстрируя это по телевидению. Компартию хотят объявить вне закона. Естественно, правящая партия терпит сокрушительный крах. Из Конституции убирают пятую статью.
Многие очень быстро перекрашиваются. Я однажды вернулся из командировки, а вместо парткома КПСС теперь тоже парком, но только уже «Наш дом Россия».
Становится все труднее и труднее работать. Зарплаты приходится задерживать. Денег практически нет. Министерство уже ничего не может дать. Там тоже никто не понимает, что происходит и куда все идет.
И тут для меня последовал еще один удар. Удар непоправимый.
Федор Федорович мотался между Зареченском и Москвой, чтобы какие-то деньги добыть для завода. Демократы во главе с алкашом говорили, что нам не нужно оружия и мы не будем воевать, мы мирные люди, и все п/я надо перевести на производство сельхозинвентаря.
И вот однажды мне звонят из Москвы наш начальник снабжения и замдиректора и сообщают, что Федор Федорович умер. Спрашиваю: как умер? Говорят, что вечером после ужина он ушел работать в свою комнату в квартире, которую снимал завод в Москве для своих командировочных. Утром они поднялись, как всегда, в определенное время, чтобы к девяти уже быть в министерстве, ходить по кабинетам, решать вопросы. Приготовили завтрак. Но Федор Федорович не выходит.
– Мы почувствовали что-то неладное. Когда зашли в его комнату, он лежал на полу. Вызвали скорую помощь. Медики констатировали, что смерть наступила пять часов назад ночью.
Это, конечно, было ударом для меня. Стало очень тяжко. Теперь мне приходилось выбивать копейки, чтобы хоть как-то сохранить кадры, сохранить завод. На предприятии начались выступления, недовольства.
Настал день, когда я вернулся из командировки, а меня, как обычно, не встречал уже шофер с машиной. Мне показалось это странным. Ведь я сообщил, что приезжаю и каким поездом. Ну что ж, взял такси и сразу поехал на завод. Но меня на завод не пропустили. Охранник стал извиняться:
– Извините, Константин Петрович, ваш пропуск аннулирован.
– Как! Кем, когда? Ты что, шутишь, что ли? Я же исполняющий обязанности директора завода.
– Нет, Константин Петрович, у нас теперь новый директор.
– Как новый? Ты что говоришь?
– Да. Пока вы отсутствовали, у нас произошли выборы директора. Выбрали нового директора, и совмин утвердил его.
– Я ничего не понимаю. Как это могло произойти без меня?
– Извините, но я исполняю приказ. Я не могу вас пропустить. Обратитесь в бюро пропусков.
Чертовщина какая-то. Я пришел к начальнику бюро пропусков. Тот прячет глаза.
– Извините, ничего не могу сделать. Вот приказ.
Он показывает приказ, подписанный вице-премьером и утверждающий выбранного директора завода Зареченска Владимира Алексеевича.
– И вот, пожалуйста, его приказ об отстранении главного инженера как не прошедшего аттестацию. В течение недели – передать дела назначенному новому главному инженеру и освободить служебные и жилые помещения. О том, как проходили выборы, могу сказать лишь, что были представители по два, по три человека от всех подразделений завода, в зависимости от их численности, и почти единогласно проголосовали за избрание нового директора завода.
Начальник бюро пропусков изъял у меня пропуск, как в приказе предписано. Выдал мне разовый. Я поднялся в приемную директора. Людмила Ивановна увидела меня, подошла:
– Меня тоже уволили. Я сегодня последний день.
Из кабинета директора вышла девица лет двадцати и произносит:
– Девочка, подай два кофе.
Я говорю:
– Ты к кому это обращаешься, девочка?
– К кому обращаюсь, тот знает.
– Девочка, Людмила Ивановна больше в два раза старше тебя. И причем она находится на работе.
– А ты кто такой, чтоб мне указывать в моей приемной?
Людмила Ивановна вмешалась:
– Константин Петрович, это новый секретарь директора.
– Ах, вон оно что. Тогда посторонитесь.
Я зашел в кабинет. Там сидит Владимир Алексеевич, развалившись в кресле директора, и встречает меня такими словами:
– А, появился гастролер. Болтается по столицам, по ресторанам, понимаешь, когда здесь люди почти голодают. Развалил, понимаешь, завод, до чего довел предприятие, что зарплату нечем платить. А сам по ресторанам, по столицам болтается неделями, не появляясь на работе, – и показывает мне приказ о назначении его директором и затем другую бумагу: – А вот мой приказ о твоем увольнении. Получи и распишись.
– Значит, меня вышвыривают? Ну ладно. Кому передавать дела?
– За директора я сам принял. А свои дела передай мной назначенному главному инженеру.
– Для этого нужна комиссия.
– Будет тебе комиссия. Миша, – обратился он к своему находившемуся тут же прихлебателю, – кликни сюда этих своих людей, пусть оформят передачу дел у этих бездельников, которые довели завод до того, что вообще кошмар. Людям кушать нечего. А они где-то болтаются, понимаешь. Один болтался, пока не подох в столице. И этот вдруг явился, не запылился.
Это мне уже в спину говорилось.
Я пришел в свой кабинет. Уже не свой. Там находился знакомый мне Александр Петрович. Это замначальника цеха механосборки. Он вышел мне навстречу.
– Константин Петрович, вы меня извините! Это не мое желание. Мне приказали: или увольняйся, или занимай это кресло. Константин Петрович, я же не заводской. Я не понимаю, что в стране творится, что здесь творится на заводе. Вы можете мне объяснить, что происходит здесь и в стране.
Я отевтил:
– Не знаю. В общем, есть приказ – мы должны исполнять. Давай приступим к передаче дел.
В это время вошли юрист и замбухгалтера женщина лет пятидесяти. Я открыл сейф, достал оттуда личные дела и необходимые документы с грифом «секретно». Стал передавать.
Просмотрели бумаги, поставили печати, расписались. Я взял бегунок так называемый и пошел обходить отделы в порядке увольнения. Получил трудовую книжку, профсоюзный билет. В завершение пришел в бухгалтерию. Главный бухгалтер сказал:
– Константин Петрович, мы не знаем, что делается в стране и на заводе. Мы сожалеем, что так получилось. Мы не принимали в этом участия. Были собраны какие-то делегаты от каждого подразделения. Назначались они от партии «Наш дом Россия». От других партий никого не приглашали, а только от правящей партии. И они почти единогласно избрали. Я специально придержал деньги, которые вам положены. Вы в отпуске были за пять лет работы у нас всего два раза. Вот за три года здесь вам отпускные, включая этот месяц. Распишитесь в ведомости. Кассир выдаст деньги.
Я расписался, мне выдали деньги и вытолкнули за ворота завода.
Напоследок я зашел в замдиректора по кадрам и быту.
– Извиняюсь, – начал мне говорить он и расспрашивать, – расскажите, что в Москве творится, а то мы здесь вообще ничего не понимаем.
Я ответил, что я тоже ничего не понимаю и просто подчиняюсь.
– Кому сдать жилище?
– Когда вы хотите освободить его?
– Полдня мне собраться хватит. Голому собраться – только подпоясаться. Завтра в 7 часов постараюсь выехать.
– Хорошо. Я скажу начальнику жилищного управления. Он или сам примет, или кого-то пошлет.
Я направился к себе, но, на всякий случай, заглянул в жилищное управление и сообщил начальнику, что хотел бы завтра в 7 часов съехать.
– Будьте любезны, организуйте, чтобы я мог сдать жилье по всей форме.
–Да-да-да, обязательно. Я это организую, обязательно организую. Не беспокойтесь, все будет в порядке.
Я отправился собирать свои вещи. К моему удивлению оказалось, что не так уж много у меня вещей за 5 лет набралось. Я стал укладывать чемоданы. В один сложил цивильные вещи, белье. Он даже оказался не совсем полный. Я туда еще положил бумаги, свои записи и публикации, авторские свидетельства, техническую документацию, практически готовую диссертацию. Туда же положил деньги.
А денег оказалось у меня достаточно много. Часть полученных сейчас на заводе решил разложить по карманам. А те, которые получал раньше, я, как рекомендовал мне когда-то Анатолий Николаевич, регулярно переводил в СКВ во время командировок в Ленинград и часть оставлял там у себя в квартире в сейфе. А часть здесь у меня была, в Зареченске. Я не менял в местном обменном пункте деньги. Менял или в Москве, или в Ленинграде. Накопилась довольно приличная сумма и здесь, и в Ленинграде. Ведь все-таки практически пять лет я в таком темпе работал.
Оказалось, вроде бы нужным был, уважали вроде бы меня. Друзья были. Но в итоге оказался ненужным. Вытолкнули завода, выбросили и теперь вот выталкивают и вовсе из города. Ну что ж, как говорится, селяви.
Я упаковал чемоданы. Еще раз проверил документы, паспорт, водительское удостоверение и удостоверение, по которому я заправлялся на льготных заправках при отсутствии бензина на других.
В дорогу я решил надеть куртку очень удобную, в которой я работал в монтажном отделе. Много карманов, как внутренних, так и наружных. Я ее в одном из бутиков купил в Москве. Она мне очень нравилась. Я две крутки сразу купил. Одна рыбацкая, я частенько ее на рыбалку брал. Вторая – цивильная. Я иногда в ней ездил по делам. И решил ехать в ней сейчас, рассовав по карманам деньги и документы. На ноги надел джинсы и кроссовки на липучке.
Отнес чемоданы в гараж, поставил в машину. Вернулся в дом, посмотрел, все ли собрано, все ли на месте. Зашел на кухню. Сложил в корзину кофе растворимый, чай в пакетиках, сахар, печенье, бублики, сушки, сухарики. Позавтракал яичницей с луком. И четыре яйца отварил в дорогу.
Еще раз обошел все комнаты. Здесь я прожил пять лет. И казалось, что так быстро они пролетели, в активном темпе, с большой нагрузкой.
Принял душ и лег спать. Заснул быстро.
Проснулся, как обычно. Умылся, побрился. Сложил умывальные и бритвенные принадлежности в сумку. Взял корзиночку с продуктами, собранными накануне. Отнес машину. Выехал на машине из гаража за ворота, поставил на сигнализацию и вернулся в дом ждать, кто придет принимать у меня жилое служебное помещение. Формально оно уже было мое. Я бы мог его приватизировать, мне неоднократно предлагали приватизировать его, но не стал. Чужак есть чужак. Я остался чужаком.
Послышался звук подъехавшей машины. На пороге появился начальник управления ЖКХ, поздоровался, извинился, что опоздал на 15 минут. Пошли в гараж. Я открыл гараж:
– Смотрите.
Он даже не стал и заглядывать туда:
– Да, да, да. Все в порядке. Все в порядке. Все в порядке.
Я выключил свет. Закрыл ворота. Отдал ему ключи:
– Закрывайте сами.
Он закрыл гараж. Мы пошли в дом. Он и там ничего не стал смотреть.
– Все хорошо. Все в порядке.
Мы прошли на кухню. Сели за стол. Он достал папку. Оказывается, у него уже было все готово. Все подписано. Поставлены печати. Описи все сделаны. Якобы проверено, что на месте все, что здесь числится. Оставалось только мне поставить подпись. Я расписался. Он еще дал мне одну бумажку расписаться. Жилое помещение и гараж приняты в очень хорошем состоянии, замечаний никаких нет.
– Вы можете еще минутку задержаться? Я не успел кофе выпить. Смотрю, у вас остается еще кофе в банке. Можно мне полчашечки?
А сам все время поглядывает на часы.
– Пожалуйста, – я включил чайник, открыл банку кофе растворимого, которую с собой не стал брать.
Он положил себя в чашку кофе, сахар. И все время поглядывает на часы. Стал пить кофе маленькими глотками.
– А вы не хотите? – спрашивает.
Думаю, он что, не понимает, что мне надо ехать. Дорога длинная до Питера, две тысячи километров.
– Константин Петрович, мы все очень сожалеем, что так получилось. Вы извините меня лично и в моем лице всех сотрудников. Мне очень сожалеем, что вы уезжаете. Вы не чужак. Вы же наш свой стали. Вы уж нас извините. Посмотрите в окно.
Я посмотрел. Там у калитки стояло много людей. Все знакомые мне. Я говорю:
– Ну, ничего. Приказ надо выполнять.
Я пошел. Он за мной. Я вышел за калитку. Все собравшиеся тянули мне руки, здоровались и прощались одновременно. Высказывали соболезнования. Я сказал, что вот адрес мой в Ленинграде, буду рад видеть любого, кто приедет. Одна женщина говорит:
– Вот вам на дорожку коробка с пирожками. С мясом, с капустой, с картошкой и с творогом сладкие. Желательно употреблять в таком порядке, как они уложены, поскольку сперва все-таки надо с мясом скушать и с капустой.
Я поставил эту коробку в машину на сиденье. Попрощался. Поклонился низко. Сел за руль. Завел машину. И медленно, медленно поехал. Они расступились, давая мне дорогу. Я просигналил и уехал. Газанул, вышел на трассу. Пришел немножко в себя и поехал спокойно.